– Когда школу окончили, как-то все разошлись… – продолжала Наталья, – я в институт поступила очень серьезный, так папа хотел. Я в школе-то хорошо училась, а там предметы все сложные – высшая математика, сопромат, химия… Ну и дальше специальные – тоже не сахар. В группе у нас в основном парни были – многие не после школы, они вечно были озабочены, где подработать. В общем, там я тоже как-то не вписалась… А потом папа умер… внезапно, инфаркт. Сел в кресло и умер сразу же, даже не успел ничего понять. В первое время так тяжело было, да я плохо помню.
А потом мы случайно с Ольгой встретились. Ну, разговорились, в кафе посидели. Она меня выслушала и говорит – утешать тебя не стану, тебе, наоборот, нужно встряхнуться. И мама то же самое твердила. Стали мы с Ольгой всюду ходить, а потом она меня с Антоном познакомила. Какой-то он ее приятель, учились вместе или работали… Вот так все и вышло. Потом муж взял Игоря своим заместителем, они с Ольгой друг другу понравились, и я так рада была…
– Не реви, – строго сказала я, – что уж теперь плакать.
– Игоря жалко, – всхлипнула Наталья, – он такой хороший был… И за что его убили?
– Вот если мы это узнаем, то поймем, кто тебе зла желает, – громко, как маленькой, сказала я, – значит, начинаем расследование в двух направлениях. Завтра утром скажи водителю, что тебе надо в магазин…
– Боюсь из дома выходить, – призналась Наталья.
– Ну, если так думать, то дома тоже страшно сидеть, – протянула я, – вдруг тебя током от фена дернет или прислуга отравит.
– Она может, – со смехом согласилась Наталья, – готовит из рук вон плохо!
Мы обсудили еще детали, и я проводила клиентку к выходу. С Бонни простились они очень нежно, я даже слегка приревновала.
После ее ухода я отогнала Бонни от холодильника и призадумалась. По всему выходило, что надо вытаскивать дядю Васю из его расследования и припахивать к моему. Поскольку одной мне не справиться. Нужно проследить за черным "Лендровером" и выяснить наконец, кто убил Игоря Лапина.
Однако мобильник у дяди Васи был отключен, из чего следовало, что он находится на оперативной работе.
Василий Макарович поставил машину на парковке возле океанариума, поднялся по широкой лестнице и вошел в широко открытую дверь.
Справа от входа была касса, слева – вход в само помещение океанариума.
Василий Макарович подумал, что проще и правильнее всего купить билет и пройти внутрь в качестве обычного посетителя, чтобы осмотреться там и ненавязчиво расспросить местный персонал. Он взглянул на табличку над кассой, прочитал, сколько стоит билет, и крякнул. Для него это было слишком дорого. В его голову не укладывалось, что за то, чтобы взглянуть на аквариумных рыбок, нужно выложить чуть не четверть пенсии. Проще говоря, его просто задушила жаба. Причем не обычная жаба, каких полно на любом садовом участке, а особенно крупная, тропическая, вроде той, которая была изображена на цветном плакате перед океанариумом.
Тогда он просто подошел к входу.
– Ваш билет! – строго проговорила суровая женщина с короткой стрижкой.
Василий Макарович достал свое милицейское удостоверение и сунул его под нос билетерше.
– Что вы мне тычешь? – процедила та крайне невежливо. – Что вы мне предъявляешь? Здесь вам не тут! Здесь вам положено строго по билетам, и никаких льгот нету! Покупайте билет, и тогда проходи!
– Женщина! – Куликов придал своему голосу строгое и официальное звучание. – Я иду сюда не развлекаться, не рыбок разглядывать, а исключительно по работе! Я должен провести здесь следственные действия, задать вопросы…
– Покупай билет, и тогда задавайте любые вопросы! – не сдавалась билетерша. – А то, ишь, выдумал – суете мне свое какое-то удостоверение вместо билета! Это вам не общественный транспорт или, к примеру, электричка! Это вам культурно-развлекательный центр, а культура у нас строго по билетам!
Василий Макарович расстроился. Он рассчитывал на то, что его удостоверение произведет впечатление на билетершу и она пропустит его без дальнейших разговоров. Разговоры и разбирательства были не в его интересах, поскольку, как уже упоминалось, удостоверение у него давно просрочено, что быстро выяснится в ходе любой, самой поверхностной проверки.
Он хотел уже развернуться и отправиться за билетом, как вдруг возле входа появился солидный мужчина средних лет в аккуратном темном костюме с галстуком.
– Что здесь происходит, Вахромеева? – спросил он билетершу начальственным тоном. – Почему имеет место шум и неуставные отношения с посетителями?
– Разрешите доложить, Николай Николаич! – Билетерша вытянулась перед солидным мужчиной, как солдат-сверхсрочник перед генералом. – Гражданин пытается проникнуть на вверенный объект без билета путем предъявления документа неуставного образца!
– Вахромеева, – мужчина поморщился, – сколько тебе повторять – здесь не воинская часть, здесь культурно-развлекательный центр, здесь надо мягче, здесь надо с разбором…
– Я им так и сказала, что здесь культурный центр, поэтому вход строго по билетам, а он мне свой документ сует…
– Надо разобраться, какой это документ, может быть, гражданин имеет право… – начальник повернулся к Василию Макаровичу, и вдруг его лицо преобразилось:
– Макарыч, это ты, что ли?
Куликов пригляделся к нему, и его лицо тоже расплылось в улыбке:
– Коля, Скамейкин, никак это ты?
– Теперь не Коля, а Николай Николаевич! – с достоинством ответил тот. – А вообще-то – да, это я!
Василий Макарович помнил Колю Скамейкина молодым лейтенантом, постигавшим азы милицейской службы в том же отделении милиции, где долгие годы отслужил сам Куликов.
– Ну надо же! – умилился Куликов. – Ты тут, видать, большой начальник?
– Это как сказать… – Скамейкин повернулся к билетерше и сухо проговорил: – Вахромеева, этот гражданин имеет право! Он тут находится при исполнении! Понятно?
– Слушаюсь! Понятно! Не имею возражений! – Билетерша вытянула руки по швам и уставилась на начальника преданным взглядом.
– Понимаешь, Макарыч, с персоналом большие проблемы! – проговорил Николай, подхватив Куликова под локоть и увлекая его в глубину океанариума. – Я тут начальником охраны работаю, так просто измучился! Человеческий фактор, чтоб его! Вахромеева хоть дисциплинированная, с поста не убегает. Не пьет, опять же, это тоже большой плюс. Но она всю жизнь проработала в охране воинской части, поэтому приобрела там замашки сержанта-сверхсрочника… а ты к нам что – правда, по служебной надобности? Ты же, как я слышал, больше в милиции не служишь? Ты же вроде на пенсии?
– Да сам знаешь, какая это пенсия! – вздохнул Василий Макарович. – Одно расстройство!
– Так, может, ко мне пойдешь работать? – оживился Николай. – Зарплата не очень большая, но к пенсии хорошая прибавка выходит… опять же, униформа бесплатная и питание льготное…
– Спасибо, Коля, но я вообще-то работаю, – вежливо ответил Василий Макарович. – Я, Коля, частное детективное агентство открыл. Поэтому сюда и пришел – у меня сейчас одно расследование в работе, связанное с вашим океанариумом…
– Да ты что? – насторожился Скамейкин. – Неужели у меня под носом криминал процветает?
– Нет, Коля, никакого криминала! – успокоил его Куликов. – Просто в этом океанариуме один тип подозрительный замечен, так вот я хотел с вашим персоналом поговорить – может, хоть что-то про него узнать удастся.
– С персоналом поговорить – это можно! Это даже запросто!
За разговором они вошли в большое полутемное помещение, все стены которого занимали многочисленные аквариумы с яркими тропическими рыбками.
День был будний, время рабочее, так что посетителей совсем мало. Только один интеллигентный дядечка средних лет, с аккуратной бородкой, водил трехлетнюю внучку от аквариума к аквариуму, что-то вполголоса ей рассказывая.
В углу на стуле дремала полная пожилая женщина в аккуратной синей униформе.
– Софья Андреевна! – строго проговорил, подойдя к ней, Скамейкин. – Спим на посту?!
Дама подскочила на стуле и испуганно пробормотала:
– Что вы, Николай Николаевич, я не сплю, у меня такой привычки нет, чтобы спать в рабочее время! Я только глаза на секунду прикрыла, чтобы отдохнули…
– Знаю я ваши привычки! – Скамейкин погрозил даме пальцем, как нашкодившему ребенку. – Вы вот лучше поговорите с товарищем. Товарищ из милиции, проводит серьезное расследование. Окажите ему всемерную поддержку…
Василий Макарович достал фотографии, которые получил от своей заказчицы, и показал их служительнице.
– Вот этого человека вы здесь случайно не видели? – спросил он ее без большой надежды на успех.
Действительно, Софья Андреевна показалась ему не слишком бдительной особой, а посетители проходили мимо нее в большом количестве, и вряд ли она могла выделить лицо одного из них в непрерывном потоке.
Софья Андреевна надела очки, склонилась над фотографиями, пригляделась к ним и уверенно проговорила:
– Ну да, видела я этого мерзавца! И не один раз!
– Мерзавца? – удивленно переспросил Василий Макарович. – Почему вы его считаете мерзавцем? Что вы о нем знаете? На чем основана такая негативная оценка?
– А кто же он, как не мерзавец? Каждый раз приходит сюда с разными женщинами! Обманывает несчастных! Один раз с одной, другой раз с другой, а третий раз вообще с третьей! И каждой внушает несбыточные надежды… я таких в своей жизни встречала, уж я знаю! Такому ничего не стоит сломать женскую судьбу…
– С этим понятно, – перебил ее Куликов, почувствовав, что на эту тему Софья Андреевна может говорить часами. – А не скажете ли, дама, когда этот… мерзавец был здесь последний раз?
Софья Андреевна задумалась.
– Это было позавчера, а вот насчет точного времени трудно сказать… я на часы не смотрела…
Василий Макарович решил помочь ей, освежив память:
– Я знаю, что в это время расшалились дети, и один из них запустил радиоуправляемую подводную лодку в аквариум с тропическими рыбами! Может быть, это вы лучше помните?
– Ах, ну да, конечно! – оживилась Софья Андреевна. – Мне пришлось вызвать старшего охранника, а он как раз сменился, значит, это было в два часа!
Николай Скамейкин переглянулся с Василием Макаровичем и проговорил авторитетно:
– Макарыч, пойдем-ка ко мне в кабинет, я тебе, может, могу помочь… есть кое-какие идеи…
Он подвел бывшего коллегу к проходу между аквариумами. Там начиналась движущаяся лента, Василий Макарович ступил на нее и поехал между двумя высокими стеклянными стенами. За этими стенами, среди камней и водорослей, плавали две большие акулы. Одна из них, увидев Куликова, кинулась на него, но уткнулась носом в стекло и разочарованно уплыла.
– Софья Андреевна вообще-то женщина неплохая, – заговорил Скамейкин, когда они отъехали на безопасное расстояние. – Всегда в свой выходной выйдет, если надо, и подежурит сверхурочно. Только иногда задумывается над своей трудной женской судьбой, поэтому может потерять бдительность и проглядеть что-то, да и как свидетель не очень. Особенно когда дело касается мужчин. Не любит она нашего брата, видно, кто-то ей насолил в свое время. Так что ты, Макарыч, не очень верь ей насчет того человека…
Движущаяся лента закончилась, и Василий Макарович оказался в очередном зале океанариума.
Николай остановился перед большим аквариумом, в котором дружной стайкой плавали крупные золотистые рыбки. Он постучал пальцем по стеклу, и вся стайка синхронно метнулась к нему.
– Вот, Макарыч, удивительные рыбы! – проговорил Скамейкин, не сводя глаз с аквариума. – С виду совсем безобидные, а руку туда сунь – в секунду до костей обглодают!
– Пираньи, что ли? – переспросил начитанный Василий Макарович, с интересом разглядывая рыбок. Про этих рыбок он много слышал, но не знал, можно ли всему верить.
– Они самые! И вот что, Макарыч, интересно – между собой они не грызутся, как наши братки, друг с другом у них самые дружественные отношения! Вот у кого людям надо учиться…
Он толкнул дверь возле аквариума с пираньями и пропустил Куликова вперед:
– Вот, Макарыч, кабинет мой, заходи!
Кабинет Скамейкина оказался довольно большим, однако в нем было тесно – почти все помещение занимали экраны мониторов и какие-то сложные приборы.
– Видеонаблюдение? – с уважением проговорил Василий Макарович.
– Оно самое! Идем, понимаешь, в ногу со временем!
Скамейкин уселся на крутящийся стул перед экранами и добавил:
– Мы с тобой, Макарыч, на этих экранах можем видеть все, что происходит в океанариуме. И не только то, что происходит сейчас, но и то, что происходило вчера, позавчера, на прошлой неделе. Изображение с камер записывается. Так что, если твой подозреваемый у нас был, значит, он должен быть записан в этой системе.
Он пощелкал клавишами клавиатуры, и на центральном мониторе появилось изображение того зала, где дежурила наблюдательная Софья Андреевна. Изображение шло ускоренно, и Василий Макарович увидел, как по залу прошла пожилая элегантная дама с двумя мальчишками лет восьми-девяти. Наверняка это была приятельница Светланы Борисовны со своими малолетними родственниками. Даже на таком ускоренном и лишенном звука изображении было видно, что мальчишки ужасно хулиганистые и только и думают, как бы нашкодить.
Как только дама с мальчишками скрылась из поля зрения камеры, в зале появились новые персонажи – немного бледноватая, но хорошо одетая молодая блондинка и мужчина лет тридцати с аккуратной щеточкой усов.
Василий Макарович узнал этих двоих по фотографиям – это была дочь Светланы Борисовны Аня и ее новый приятель, о котором Куликову следовало навести справки.
– Вот, вот они! – оживился Василий Макарович.
Парочка пересекла зал и скрылась в коридоре, проходящем через аквариум с акулами.
– Так… – пробормотал Скамейкин, щелкая клавишами, – перейдем на другую камеру…
Теперь на экране отразился тот самый коридор с движущимся полом, по которому только что прошли бывшие коллеги. Анна и Павел стояли рядом, разглядывая акул и делая вид, что это их очень интересует. Вдруг Анна что-то передала своему спутнику.
– Ну-ка, останови! – попросил Куликов.
Николай остановил просмотр и увеличил изображение.
– Что это она ему передает? – проговорил Василий Макарович, вглядываясь в экран.
Скамейкин еще увеличил кадр, и коллеги разглядели предмет, который переходил из рук в руки. Это был конверт без надписей из плотной белой бумаги.
– Интересно… – протянул Скамейкин, вглядываясь в конверт. – Что это она ему передает?
– Конверт какой-то… с деньгами, что ли…
– Вроде не похоже на деньги. Слишком тонкий конверт. Либо уж купюры очень крупные…
– Смотри, Макарыч, уголки конверта слегка загибаются, а середина жесткая. И вот, смотри, сейчас этот конверт оказался против света, и видно, что там внутри что-то круглое…
– Круглое? – усомнился Василий Макарович. – Да нет, это что-то плоское!
– Круглое, но плоское, – согласился Николай. – Я тебе скажу, Макарыч, что это такое: это компьютерный диск! – И в подтверждение своих слов Скамейкин показал коллеге белый квадратный пакет с компьютерным диском.
– Компьютерный диск? Да ерунда, дочка у Светланы Борисовны в компьютерах не разбирается.
– Давай посмотрим пленки за другие дни. Попробуем посмотреть то же самое время, может, у этих голубочков встречи по расписанию…
Скамейкин внимательно проверил запись с камеры в акульем коридоре на один день раньше, затем на два дня. На этих кадрах знакомых лиц не было.
На всякий случай он проверил запись на три дня раньше. И тут на экране снова возникло знакомое лицо – тот самый мужчина, который тремя днями позже встречался с дочкой Светланы Борисовны.
Но рядом с ним… рядом с ним была совсем другая женщина, стильная, коротко стриженная брюнетка лет тридцати пяти.
– Ты смотри, – оживился Николай, – твой мужичок-то с другой подругой! Ну, ходок!
– Выходит, не наврала Софья Андреевна… ну-ка, смотри! И эта ему конверт передает!
– Интере-есно! – задумчиво протянул Скамейкин. – Что же такое у меня под носом происходит?
Они просмотрели записи еще за несколько предыдущих дней – и не напрасно: еще на три дня раньше они снова увидели в акульем коридоре старого знакомого.
На этот раз Павел (если, конечно, это было его настоящее имя) ехал по коридору в компании полной шатенки лет пятидесяти, слишком ярко одетой и накрашенной.
И когда они добрались до середины коридора, дама передала своему спутнику конверт. Только на этот раз конверт был гораздо больше и значительно толще.
– Ну и ходок этот твой персонаж! – покачал головой Николай. – И похоже, ему все равно, какого возраста женщина. Думаю, на следующей записи с ним окажется старушка под восемьдесят!
– Знаю я таких умельцев! – оживился Василий Макарович. – Все с ним ясно!
– И что же тебе ясно? – недоверчиво спросил Скамейкин.
– Да брачный аферист он, вот кто! – уверенно ответил Василий Макарович. – Надо мне поговорить с Соней Таниной… Таней Лениной… тьфу, с Леной Сониной, она брачными аферистами занимается, всех специалистов в этой области знает как облупленных!
– Ну, попробуй, Макарыч! – согласился Скамейкин, однако уверенности в его голосе не было.
Дело в том, что майор Елена Сонина была широко известна в милицейских кругах своим отвратительным, просто чудовищным характером. Внешность ее вполне соответствовала характеру – она была худа, жилиста, стриглась исключительно коротко, никогда не пользовалась макияжем и носила милицейскую форму даже в тех случаях, когда вполне можно было надеть штатское.
Когда она пришла в форме на корпоративную новогоднюю вечеринку городского управления, сам начальник управления генерал-майор Телегин подошел к ней и с непривычным смущением проговорил:
– Елена Вадимовна, вы бы… того… как-нибудь… Новый год все-таки… надо бы поярче…
Сонина вытянулась перед генералом по стойке "смирно" и спросила четким уставным тоном:
– Будут какие-то приказания?
– Да нет, какие уж тут приказания… – генерал окончательно смешался и отошел.
Те офицеры, кому довелось пересечься с ней по служебной необходимости (а без острой необходимости никто бы к ней и близко не подошел), просили потом внеочередной отпуск, записывались на прием к невропатологу и говорили знакомым, что Сонина – это помесь кобры, акулы и сколопендры. Остальные выслушивали их сочувственно и соглашались с такой оценкой.
Впрочем, это касалось только мужской половины человечества.
Елена Вадимовна Сонина ненавидела мужчин. К женщинам же она относилась тепло и сочувственно.
Если бы ей довелось родиться в темную эпоху Средневековья, Елена Вадимовна, несомненно, стала бы инквизитором. Возможно, для этого ей пришлось бы выдать себя за мужчину, поскольку женщин в инквизицию не брали, даже по протекции, но она пошла бы и на это. И, несомненно, добилась бы своего. Говорят, что одна женщина сумела даже стать папой римским, так что для целеустремленной и энергичной особы нет ничего невозможного.
Так вот, Елена Сонина стала бы инквизитором не для того, чтобы бороться за чистоту веры, а исключительно для того, чтобы пытать и мучить несчастных подследственных, причем непременно противоположного пола. Она не судила бы ведьм и колдуний, но только еретиков, алхимиков, чернокнижников и прочих преступников-мужчин.