* * *
В Челтенхем приехали не только Джон Кайл и бортинженер, но и Патрик.
- А я здесь раньше никогда не был, - сказал Патрик, и его желтые глаза и рыжеватые волосы заиграли, заискрились на мартовском солнце. - Эти двое - фанатики скачек, - пояснил он. - А я просто приехал за компанию.
- Правильно сделал, - сказал я, пожимая руки его спутникам.
Джон Кайл был крупным, начинающим лысеть мужчиной. Его бортинженер, высокий и постарше, держал в руках три скаковых листка и еще программку.
- Я в-вижу, - говорил он, не стесняясь своего заикания и глядя в один из листков, - что в-вы выиграли вчера Большой приз. М-молодец.
- Спасибо, - отозвался я. - Мне немного повезло. Я бы не пришел первым, если бы Век не упал на последнем барьере.
- Тут т-так и н-написано, - с обезоруживающей прямотой согласился он.
Патрик рассмеялся и спросил меня:
- Где ты сегодня выступаешь?
- В Золотом кубке и в Кубке вызова.
- Спуск и Багор, - подсказал бортинженер.
- Буду играть тебя, - сказал Патрик.
- Играть Спуска - все равно что выбросить деньги коту под хвост, - серьезно сообщил бортинженер.
- Большое спасибо, - не без иронии отозвался я.
- В программе все наперекосяк... никакой логики, - пояснил он.
- Как ты сам-то расцениваешь свои шансы? - спросил Патрик.
- Невысоко. Раньше на Спуске выступал сын хозяина, но у него желтуха.
- Л-лучше н-не играть, - буркнул бортинженер.
- Что же ты так горюешь? - подал голос Кайл. - Не хочешь - не играй.
- Ну а как насчет Багра? - улыбнулся я.
Бортинженер возвел глаза к небу, но ответа там не получил.
- Б-багор, - заметил он, - может и выиграть. По крайней мере, останешься при деньгах.
- Буду играть обоих, - твердо сказал Патрик.
- Ну что ж, все понятно. Спасибо, что приехали, - сказал я летчикам, - и еще вам персональное спасибо, - обратился я к бортинженеру, - за то, что передали флакон девушке из магазина сувениров.
- Ф-флакон? - Бортинженер был явно удивлен. - Не за что. Но как вы узнали?
- Она сказала мне, что ей передал его высокий летчик.
- Я нашел флакон возле умывальника в сортире. Я решил, почему бы мне не передать его ей, раз я все равно шел в ту сторону. Н-не знаю, как этот ф-флакон туда п-попал, но на нем было ее имя.
- Саймон должен был передать его от меня, - пояснил я.
- П-понятно.
- Там были... - ухмыльнулся Патрик.
- Они самые, - перебил его я.
- Значит, он не собирался на аэровокзал, - отрезал Патрик. - Он оставил флакон специально, чтобы ей кто-нибудь его передал, и смылся прямо оттуда.
- Похоже, - согласился я.
- С этой части аэродрома можно очень легко уйти незамеченным.
- Там нет забора, только кустарник, и если пойти по дороге, которая ведет от разгрузочной зоны, - по ней часто ездят фургоны с лошадьми, - то никто тебя не остановит. Похоже, потому-то он так незаметно и исчез.
- Судя по всему, так оно и было, - вздохнул я.
- Но это вовсе не объясняет, почему он сбежал, - продолжал Патрик.
- У него были неприятности, - сказал я после паузы.
- Неприятности? - переспросил Кайл.
- Над ним нависли тучи. Из-за того, что мне случилось кое-что обнаружить. Может, поэтому он и исчез. А я хотел разыскать его и сказать, что ему ничто не угрожает.
- Значит, он как бы на твоей совести, - подытожил Патрик.
- В известном смысле.
Я повел их на ленч и сидел, глядя, как они едят.
- А ты ничего не будешь есть? - спросил Патрик.
- Нет, - сказал я. - Если грохнешься на сытый желудок, будет очень неприятно.
- И как часто вы падаете? - осведомился Кайл, разрезая кусок холодного ростбифа.
- В среднем раз в двенадцать скачек. Но вообще-то как когда. Я не подсчитывал.
- А когда это случилось в последний раз?
- Позавчера.
- И тебя это не тревожит? - спросил Патрик, тряся солонкой над тарелкой. - Перспектива упасть.
- Да в общем-то нет. Во-первых, об этом никогда не думаешь. Во-вторых, большинство падений - пустяковые, отделываешься синяком. Иногда ты просто соскальзываешь с лошади, и все.
- Но иногда ломаете себе кости, - сухо сказал Кайл.
- Это случается редко, - покачал я головой.
Патрик рассмеялся, а я передал ему масло и спросил:
- Мне скоро надо идти одеваться. Не могли бы мы сейчас поговорить о том вашем полете в Милан?
- Прошу, - сказал Кайл, - задавайте вопросы. Что вас интересует?
- Все, что, на ваш взгляд, было примечательным во время полета и после приземления.
- Боюсь, от меня будет мало толку, - смущенно отвечал Кайл. - В основном я просидел в кабине и только один раз вышел в сортир. Ваш человек сидел на одном из сидений, что были устроены сзади, - три пары.
Я кивнул. Сиденья прикрепил я сам, когда мы закончили грузить лошадей. Обычно для них всегда оставалось немного места, и они были все же удобнее, чем брикеты сена.
- Он был один?
- Нет, рядом с ним сидел молодой человек. Ваш друг Серл сидел у окна. Это я запомнил, потому что молодой человек выставил ноги в проход и не подумал пошевелиться, когда я проходил мимо.
- Это Билли, - кивнул я.
- Когда я вышел, то спросил, как они, и сообщил, что через полчаса садимся. Молодой человек сказал: "Спасибо, папаша" - так, словно я ему надоел до смерти, а когда я возвращался, он опять даже не подумал убрать ноги. Не могу сказать, что я воспылал к нему любовью.
- Вы меня удивляете, - иронически отозвался я. - А Саймон что-нибудь сказал?
Кайл замялся:
- Вообще-то это было почти три недели назад, я уже плохо помню. Вроде ничего такого.
- А вы что-нибудь запомнили? - обратился я к бортинженеру.
Тот, работая челюстями, покачал головой и, проглотив кусок, отхлебнул пива.
- В-в-вряд ли от меня б-будет много т-т-толку. Но сперва мы с ним даже разговорились. В кухне. Он сказал, ч-ч-что полетел в последний м-м-момент, вместо вас. - Бортинженер положил в рот ложку салата и, не смущаясь, заговорил с набитым ртом. Прямой, уверенный в себе человек. - Он с-сказал, что вы с-снег на вершине вулкана. Я ответил, ч-ч-что в этом нет смысла, но он воз-з-зразил, что это ед-динственный способ в-вас описать.
Патрик пробормотал, не поднимая головы от тарелки:
- В скорлупе ореха.
- Это мало что проясняет, - сказал я. - Он ничего не говорил о том, что собирается делать в Милане или куда направляется дальше?
Бортинженер покачал головой:
- Он г-говорил, что собирается лететь обратно с нами днем. Это я хорошо п-помню.
- Но мы полетели не сразу, - заметил Кайл.
- Правда? - удивленно переспросил я. - Первый раз об этом слышу.
- Мы должны были лететь сразу, но, когда они погрузили лошадей, выяснилось, что на первых двух нет документов. Им пришлось выгружать всю партию, и делали они это очень медленно - их было всего двое. Но когда они разобрались с бумагами, я сказал, что грузить поздно. Мое летное время кончилось.
- Им надо было раньше проверить бумаги, - сказал я.
- Да, но они не проверили.
- Значит, их было всего двое, - сказал я, нахмурясь.
- Да, один молодой - его вроде звали Билли, так? А второй - не ваш друг Саймон, а глухой старик.
- Альф, - сказал я. - Его зовут Альф. А как насчет еще двух конюхов? Которые летели от своего конного завода?
- Насколько я слышал от старика, эти двое сопровождали лошадей до места назначения где-то на юге страны.
Я обдумал услышанное. Саймон, похоже, и не собирался возвращаться, и дело было вовсе не в неожиданной ночевке.
- Вы не заметили, куда направился Саймон, когда вы приземлились? - спросил я без особой надежды.
Летчики покачали головами:
- Мы вышли из самолета еще до него.
Я понимающе кивнул. Летчикам не надо было разгружать лошадей и объясняться с таможней.
Летчики тоже покивали головами в знак понимания моих проблем. Официант принес им сыр и осведомился, не желают ли они кофе.
Я встал из-за стола.
- Увидимся позже, - сказал я. - Например, после пятой скачки, у весовой. Когда я переоденусь.
Я отправился переодеваться и быстро облачился в сине-красный камзол - цвета мистера Текери. До этого я никогда не выступал в Золотом кубке и, хотя в общем-то был согласен с оценкой моих шансов бортинженером, все же не мог сдержать волнения от того, что участвовал в главной скачке сезона. Все остальные жокеи были профессионалами, причем тщательно подобранными, да и лошади выглядели посильнее моей, и все же во рту у меня пересохло, а сердце гулко колотилось.
Я подозревал, что мистер Текери записал Спуска в Золотой кубок не столько из желания его завоевать, сколько чтобы позволить себе удовольствие поучаствовать в столь престижном соревновании, и его поведение на параде подтвердило мою догадку. Он был в отличном настроении и, в отличие от тех, кто связывал со скачками большие надежды, совсем не волновался.
- Джулиан передает привет, - сказал он, широко улыбаясь и крепко пожимая мне руку. - Он будет смотреть скачки по телевизору.
Телевидение! Существовала опасность, что кто-то из Фенланда тоже будет смотреть скачки по телевизору, хотя никто из них, насколько я мог знать, не увлекался этим видом спорта. Но, как обычно, на всякий случай я повернулся спиной к камерам.
- Только не опозорьте меня, - сказал мистер Текери. - Единственная просьба - не опозорьте старика.
- Вы могли бы нанять профессионала, - заметил я.
- В общем-то да, конечно. Но, признаться, я бы хотел, чтобы все тут знали, что именно вы скачете на моих лошадях.
- Обоюдовыгодное соглашение, - заметил я.
- В общем-то да, - сказал мистер Текери.
Я взобрался на его лошадь, выехал на парад, потом направился к месту старта. Восьмилетний гнедой жеребец выиграл в этой же примерно компании лишь один раз, и то благодаря большому гандикапу, но теперь все лошади несли одинаковый вес. Но Спуск был явно в форме, и шаг у него был упругий. Как большинство лошадей, Спуск радовался весеннему воздуху и солнцу, да и у меня заметно повысилось настроение. В конце концов, полного фиаско, кажется, не будет.
Мы выстроились в линию, и, когда был дан старт, Спуск полетел к первому препятствию, словно паровоз. Поскольку ему победить было не легче, чем снеговику не растаять в аду, я решил доставить удовольствие мистеру Текери и бросил Спуска вперед. Пусть старик насладится лидерством своей лошади. Оказавшись во главе скачки, Спуск чуть поостыл, но не оставил стремления оторваться от остальных, и в результате мы опережали элитных соперников на протяжении двух с половиной из трех с четвертью миль.
Согласно отчетам, Спуск раньше никогда не возглавлял скачку, но, судя по тому, как охотно он это делал, он в душе был лидером. Похоже, осторожность и расчет - совсем не его добродетели. Когда его сдерживали для решающего броска, он просто терял интерес к борьбе и переставал стараться.
Перед предпоследним барьером нас стали настигать, а перед последним впереди уже оказались трое, но Спуск чисто взял и это препятствие и, по-бойцовски прижав уши, рванул к финишу. Спуск остался четвертым среди восьми участников, и ему удалось опередить несколько очень сильных соперников. Я был доволен и результатом, и самой скачкой, равно как и мистер Текери.
- Черт возьми! - воскликнул он, сияя улыбкой. - Это его лучшее выступление!
- Он любит лидировать.
- Выходит, что так. Раньше мы не пробовали пускать его вперед со старта.
Мистера Текери окружила стайка женщин. Они наперебой стали поздравлять его, а я, взяв седло, отправился в весовую. Надо было переодеться для следующей скачки. На сей раз владельцем моей лошади был старый Земляничный Лист. Он не преминул заметить, что мне не к лицу участвовать в скачках три недели спустя после смерти отца, но, к счастью, не заменил меня другим жокеем. Дело в том, что он предпочитал обходиться без услуг жокеев-профессионалов, если только имел возможность бесплатно шпынять сыновей своих знакомых. Багор был его лучшей лошадью, и удовольствие от победы на нем с лихвой окупило бы все упреки и оскорбления, которые я получил от Земляничного Листа за проигрыши на прочих его скакунах. К несчастью, в тот день на Багра нашлась управа в виде жеребца из Ирландии, обошедшего его на полкорпуса, и я получил обычный нагоняй. Старый Земляничный Лист не умел проигрывать.
В конце концов, челтенхемские скачки прошли успешно, размышлял я, переодеваясь. Первое, второе, четвертое место, одно падение и один раз без призового места. Причем четвертое место в Золотом кубке! Очень даже неплохой результат! Вряд ли мне скоро удастся его улучшить.
Летчики ждали меня на улице. Мы посмотрели вместе последнюю скачку, и я предложил довезти их на моей машине до вокзала, чтобы они не опоздали на лондонский поезд, который был последним.
Благодаря расчетам бортинженера они выиграли и пребывали в отличном настроении.
- Теперь я понял, почему ты так любишь скачки, - сказал Патрик. - Отличный вид спорта. Я еще приду.
- Отлично, - сказал я, притормозив у станции. - Значит, завтра увидимся.
- Первая остановка - Милан, - усмехнулся Патрик.
- А мы опять в Аравию, - грустно молвил Кайл, закрывая дверцу.
Они поблагодарили меня и двинулись к вокзалу. Перед моей машиной оказался пешеход, и, пока я ждал, когда он пройдет, до меня донеслись слова бортинженера:
- С-странное д-дело... Даже забываешь, что он лорд.
Я тревожно поглядел в их сторону. Патрик обернулся, увидел выражение моего лица, понял, что я услышал эту реплику, и рассмеялся. В ответ я иронически улыбнулся и уехал, размышляя о том, что я очень ценю таких людей, как он, в обществе которых можно забыть о своем происхождении.
Глава 10
Огонь не может гореть без воздуха. Оказавшись в замкнутом пространстве, он быстро гаснет. Случившееся напоминало огонь в запертой комнате. Ничего не случилось бы, если бы я не принялся разыскивать Саймона. Но я вышел на его след, и словно распахнулась дверь, отчего огонь вспыхнул с новой силой.
В пятницу, на следующий день после розыгрыша Золотого кубка, стояла отличная погода. Метеосводка, вывешенная на стене офиса фирмы Патрика, предвещала ясное небо над всей Европой и область высокого давления над Францией. В ближайшие двадцать четыре часа никаких изменений не предвиделось. Кто-то похлопал меня по плечу - и я увидел, что это Патрик. Он подошел и стал вчитываться в метеосводку из-за моей спины.
- Тихий, спокойный полет, - сказал он. - Не погода, а конфетка.
- Опять этот допотопный "ДС-4", - сказал я, выглядывая из окна на самолет, стоявший на площадке.
- Надежный старый автобус.
- И страшно неудобный.
- Ты скоро вступишь в авиационный профсоюз, - улыбнулся Патрик, - и начнешь отстаивать наши права.
- Пролетарии всех стран, соединяйтесь! - согласился я.
Он осмотрел меня снизу доверху и сказал:
- Ты мне напоминаешь Фанни Креддок.
- Это еще кто?
- Женщина на телевидении, она готовит разные блюда в вечернем платье.
- А! - Я окинул взглядом свой аккуратный черный костюм, черный галстук, белую рубашку. Рядом со мной стояла сумка, без которой я теперь не летал, в ней были черный свитер с высоким воротом, в котором я работал, и плечики для костюма. Аккуратность - въедливая привычка, с ней нельзя расстаться просто так, даже когда она не особенно уместна. - Но и ты не неряха, - отозвался я.
В синей с золотом форме Патрик выглядел весьма внушительно, и его обычно добродушное лицо излучало уверенность. Прекрасно действует на нервных пассажиров, размышлял я. Врожденное убеждение, что, если строго придерживаться правил, все будет в порядке. Роковое заблуждение.
- Восемь туда, восемь обратно? - спросил меня Патрик.
- Туда восемь, обратно четыре. Все матки.
- Вот-вот ожеребятся?
- Надеюсь, не в самое ближайшее время.
- Будем надеяться. - Он стал обсуждать план полета с кем-то из представителей фирмы. - Ты, наверное, надеешься, что мы в Милане заночуем, а? - снова обратился он ко мне.
- Ну да.
- Все в твоих руках.
- Как это?
- Погрузи лошадей, потом потеряй документы на первую. Помнишь, Кайл рассказывал, что, когда они стали заново выгружать и загружать лошадей, лететь уже было поздно.
- Гениальная идея, - рассмеялся я. - Так и поступим.
Отворилась дверь, на пороге возник Ярдман, а с ним ворвалась волна холодного воздуха, какой бывает только утром в половине седьмого.
- Все готово? - спросил он, излучая бодрую утреннюю деловитость.
- Лошадей пока нет, - мягко отозвался я. - Еще не приехали.
- Да? - Он затворил за собой дверь, пройдя в офис поставил свой портфель на пол и стал потирать худые руки. - Их должны были привезти в шесть. - Он нахмурился, поглядел на Патрика и спросил: - Вы с нами летите?
- Я.
- Что это будет за перелет?
- Погода отличная, - сказал Патрик. - Все должно пройти без осложнений.
- Отлично. - Ярдман удовлетворенно кивнул.
Он придвинул стул, сел, положил на колени и открыл портфель с сопроводительными документами, поскольку собирался сам проверить, все ли в них в порядке, а я лениво думал о Габриэлле, прислонясь к стене офиса.
Работа в нем шла обычным чередом, несмотря на раннее утро. Режим от девяти до пяти к этой фирме не имел никакого отношения. Как обычно, кто-то из летчиков отсыпался: один - на раскладушке за барьером, на который облокотился Патрик, второй - на составленных вместе низких буфетах, третий - просто под столом, за которым сидел Ярдман. Все они были завернуты в одеяло с головой и лежали так неподвижно, что поначалу даже не бросались в глаза. Их совершенно не тревожили приходы и уходы, телефонные звонки, стук пишущих машинок, и даже когда Ярдман нечаянно задел ногой спавшего под столом, тот не пошевелился.
За окном возник первый фургон. Он подкатил к стоявшему в ожидании груза самолету. Я отделился от стены, прогнал из головы Габриэллу и тронул Ярдмана за рукав.
- Они приехали, - объявил я.
Он оторвался от бумаг и взглянул в окно.
- Отлично, мой мальчик, вот список. С этими шестью полный порядок, их можно загружать. А вот с этими надо еще разобраться со страховкой. - Он стал рыться в портфеле в поисках нужной бумаги.
Я взял список и пошел к самолету. Я надеялся увидеть Тимми и Конкера, живущих недалеко от конезавода, с которого как раз прибыли лошади. Но оказалось, что опять я лечу с Билли и Альфом. Они прибыли с Ярдманом и сидели в самолете на сложенных частях бокса, уплетая сандвичи. С ними сидел третий человек в брюках для верховой езды и твидовом пиджаке на размер меньше, чем требовалось. На голове у него была зеленая кепка. Он даже не посмотрел на меня.
- Лошади приехали, - объявил я.
Билли с наглым выражением лица промолчал. Альфа я тронул за рукав и показал на иллюминатор. Он увидел фургоны, философски кивнул и стал заворачивать в бумагу оставшиеся сандвичи. Я спустился по настилу, зная, что Билли и не подумает выполнить мои указания, если я буду стоять и ждать.