Приняв боевую стойку и обезопасив себе тыл, он обрел уверенность, а следовательно, и чувство превосходства.
- Ну, кто следующий? - спросил он у замерших и обескураженных сокамерников.
Следующего, разумеется, не нашлось. Бросая на Емельянова ненавидящие взгляды, зэки стали расходиться по своим нарам.
- Ты нас неправильно понял, - произнес один из них, не участвовавший в нападении и спокойно наблюдавший за происходящим, сидя на своей койке. - Мы просто хотели пошутить.
- Да? - с усмешкой спросил Емельянов. - Вы просто хотели пошутить? Так вот, со мной так шутить не надо! Двоих таких шутников я случайно на тот свет уже отправил. Десятка у меня уже есть, так что если я еще парочку таких, как вы, угроблю, то много мне не добавят.
Убедившись, что нападать на него больше никто не собирается, Емельянов спокойно улегся спать. Но заснуть этой ночью он больше так и не смог…
На следующий день во время прогулки к нему снова подошел тот самый прыщавый человечек.
- Слыщь, крутой, с тобой хочет поговорить Сивый, - сказал он.
Дима уже успел узнать, что Сивый - это авторитет, так же, как и он, содержащийся теперь в Бутырках в ожидании этапа в колонию. Подавив в себе первый порыв послать эту шестерку подальше, Дима поинтересовался:
- Когда?
- Сейчас, - ответил прыщавый, оглянувшись по сторонам. - Иди за мной.
Сивый оказался солидным седовласым мужчиной лет сорока пяти - пятидесяти, походившим скорей на университетского профессора, чем на авторитета; он прохаживался неподалеку и, конечно же, внимательно наблюдал за Емельяновым.
- Ты, наверное, не знаешь, но крытая зона - это свой мир со своими законами, и если ты неправильно будешь себя вести, тебя быстро сожрут, - уважительно оглядев широкоплечую фигуру собеседника, он, тем не менее, продолжил: - Это только в дебильных ментовских детективах так бывает - один супермен раскидывает сотню негодяев и ему на все наплевать. Таких, как ты, дорогой, быстро обломают, - продолжил Сивый. - Но скажу честно - ты мне понравился.
Дима невозмутимо стоял перед ним, ожидая, что будет дальше.
- Ты знаешь, что всю камеру уже против себя настроил?
- Интересно, - не скрывая сарказма, произнес Емельянов. - Я что, по-твоему, должен был спокойно ждать, пока меня всей камерой опетушат?
Сивый усмехнулся и выдержал долгую многозначительную паузу, внимательно изучая лицо Дмитрия.
- Ты не оказал уважения ворам. Свое место надо знать. Таковы порядки.
- Но мне они не подходят!
- А тебя никто и не спрашивает. Если ты не прекратишь ставить себя выше остальных, ничего хорошего не жди. Тебя сожрут с потрохами.
- В таком случае тот, кто на это решится, больше не жилец! - холодно произнес Дима, выразительно сжав руку в кулак, на суставах которого были твердые, как гранит, мозоли - такие мозоли есть у всех, кто всерьез занимается восточными единоборствами.
Сивый опять усмехнулся и благожелательно посмотрел на Емельянова.
- Мне нравятся люди с характером, но если ты не станешь умней, пеняй на родителей, которые такого дурака на свет выпустили, - сказал он и, немного подумав, добавил: - Хорошо, я скажу, чтобы тебя не трогали. Ну, и что ты собираешься делать эти десять лет?
- Как что?
- Скоро тебя отправят по этапу, сынок. Я утром говорил с начальством.
- Как скоро?
- Через неделю.
Емельянов подумал, что в самом деле при помощи своих мускулов и решительного поведения заслужил уважение настоящего хозяина крытой зоны. Это было совсем неплохо. Направляясь сюда, бывший спортсмен ожидал совсем другого разговора. Он понял, что с Сивым можно быть откровенным.
- Если честно, то я рано или поздно освобожусь раньше срока, - спокойно заявил Емельянов.
- Да? - удивленно поднял брови Сивый. - Может быть, скажешь, каким образом? Боре в Кремль напишешь - и он тебе персональную амнистию устроит?
- Я еще не решил, - спокойно ответил Дима. - Может, ты мне подскажешь?
- Я? С какой стати?
- Ведь ты - хозяин, пахан…
Авторитет посмотрел на собеседника и загадочно ухмыльнулся. Ему определенно отчего-то нравился этот здоровенный детина, спокойный, самоуверенный нахал.
- Ну что ж, - сказал он. - Я подумаю, что с тобой делать. Иди.
Дима пожал плечами и отошел, сунув руки в карманы и что-то насвистывая.
Вернувшись в свою камеру, Емельянов с удивлением отметил, как сразу изменилось к нему отношение. Ненавидящие взгляды сменились заинтересованными. Но к нему никто не подходил, не заговаривал. Пока он только заслужил право оставаться самим собой.
Ночи проходили без эксцессов.
Наконец через шесть дней, на прогулке, его вновь подозвал Сивый.
- Я все про тебя узнал и подумал о тебе, - сказал он. - Нравишься ты мне, парень. В общем, так. Завтра тебя отправляют по этапу. Везти будут, конечно, в столыпинских вагон-заках. Из них схилять невозможно. Но я кое с кем поговорил, и ты схиляешь. Нечего тебе на зоне париться, не наш ты человек. Остальное будет зависеть от тебя. - И, улыбнувшись, добавил: - Но когда все получится, ты должен будешь выполнить одно мое поручение, - он достал откуда-то из потайного кармана маленький пластмассовый цилиндрик из-под карандашных грифелей и незаметно сунул парню в руку. - Доберешься до Москвы, позвонишь по телефону 314-45-78. Повтори, это нельзя записывать…
Емельянов повторил и недоуменно посмотрел на вора.
- А почему именно я?
- Во-первых, потому что я так решил, во-вторых, чем-то ты понравился мне и я тебе доверяю, а в-третьих, ты что, против? Если не передашь - мы тебя из-под земли достанем!
- Спасибо большое! - произнес Дима, с трудом сдерживая радость. - Век помнить буду!
- Не говори заранее! - остановил его Сивый. - Еще неизвестно, как оно все обернется. Ты, кстати, подумал, что дальше делать будешь?
- Да нет… Сперва надо передать то, о чем мы говорили…
- А потом?
Емельянов неопределенно пожал плечами.
- Наверное, за границу подамся… Там меня не найдут.
- Без документов? Без денег?
- Придумаю что-нибудь… Есть друзья…
- Ну смотри, коли так. "Посылу" передашь обязательно. Скажешь, что от меня, тебе помогут.
Емельянов хотел еще что-то сказать, но Сивый остановил его.
- Смотри не потеряй. Там шмонают. Сунешь под язык - не найдут.
Эти вагоны не значатся ни в одном железнодорожном расписании; на них никогда не бывает табличек маршрутов, в тамбуре не встречает пассажиров приветливая проводница в синем форменном костюме с железнодорожными шпалами в петлицах, не предлагает чай с сахаром, не раздает сыроватое постельное белье, не проверяет билеты, не гоняет "зайцев" - проезд тут бесплатный.
Называется этот специальный вагон в официальных документах "вагон-зак", а в народе - почему-то "столыпинский".
Матовые стекла с решетками - за ними ничего не видно. Внешне ничем не отличается от обыкновенного багажного или почтового - так что непосвященный не поймет; он будет равнодушным взглядом скользить по нему, не задумываясь о том, что за толстыми матовыми стеклами с массивными решетками могут быть люди… много людей.
И цепляют вагон-заки, как правило, к обыкновенным неторопливым почтовым поездам.
Купе, где должна сидеть проводница, занимает начальник конвоя. Соседнее - четверка солдат в гимнастерках с красными погонами и буквами "ВВ". Дальше - купе-пищеблок, мимо которого зэку лучше всего проходить быстрей, чтобы запахи не раздражали обоняние. Ведь горячие блюда положены только охране, а спецконтингент обходится сухим пайком. Все купе по размерам такие же, как и в обыкновенном поезде, только пассажиров в них напихивают вдвое, а то и втрое больше.
В купе пахло вонючими носками, селедкой и табачным дымом - несмотря на страшную духоту, многие покуривали. Припрятать от всех шмонов сигареты и спички для заключенного - дело святое.
Емельянов уже знал, что спустя несколько часов после того, как поезд отправится от одной из подмосковных станций, его должны вывести якобы для повторного осмотра, а потом он должен попроситься в туалет.
В вагон-заках каждого заключенного в туалет водят поодиночке. Впереди - один конвойный, кобура с пистолетом предусмотрительно сдвинута на живот. Дальше - заключенный, руки назад, сзади - другой конвойный, тоже с пистолетом.
Время шло, однако никто Дмитрия не вызывал. Емельянов уже начал было волноваться: может быть, он что-то напутал? Может быть, Сивый не сумел договориться, "подмазать", и конвоиры ничего не знают?
Вскоре в купе потушили свет, и заключенные улеглись спать. Восемь человек на жестких полках без матрацев.
В купе было душно - не продохнуть; Дима, уже привыкший за время своего пребывания в Бутырках к духоте и тесноте, стал даже задыхаться.
Но вскоре неожиданно зажегся свет.
- Что такое - приехали уже? - Емельянов поднял голову от подушки.
Лежавший на соседней полке зэк поморщился. У него это был уже не первый этап.
- Нет, это они шмон решили снова навести, суки.
Вскоре распахнулась зарешеченная дверь, и на пороге вырос сержант, а рядом - двое конвойных.
- Подъем!..
Шмон длился долго - наверное, минут по двадцать в каждом купе. Однако так ничего особенного и не нашли, и сержант с солдатами, издевательски пожелав всем спокойной ночи, ушли к себе.
- С чего это они вдруг решили опять шмоном заняться? - спросил Емельянов.
Его сосед покачал головой.
- Известное дело, чего…
- Чего же?
- Да чтобы не отоспался никто, чтобы сил у нас бежать не осталось, - ответил тот.
Емельянов уже задремал, когда опять послышался лязг ключа в дверном замке.
- Зэка Емельянов, на выход!
Сложив руки за спиной, как полагается, Емельянов вышел в коридор.
Там находился один прапорщик, начальник конвоя. Он приказал Дмитрию встать лицом к стене и упереться в нее руками. Потом обхлопал его с ног до головы. Но в рот, куда был спрятан цилиндрик, не заглядывал. После обыска Емельянов очень выразительно посмотрел на прапорщика.
- В туалет, гражданин начальник…
По его взгляду Дима понял, что все в порядке.
- Идем…
Вообще-то, по существующему положению, на оправку зэков выводят солдаты. Сейчас ни одного из них в коридоре не было.
Они дошли до туалета.
- Прямо, - послышалась команда за спиной у Емельянова. Он открыл дверь в тамбур и шагнул туда. Прапорщик молча достал из кармана специальный ключ, открыл входную дверь вагона и быстро распахнул. Свежий встречный ветер с воем ворвался внутрь тамбура.
- Вали отсюда! - сказал прапорщик. - Только ударь меня сначала… Ну, быстрей!
Дима, не долго думая, съездил кулаком по физиономии тюремщика и выпрыгнул в неизвестность…
Скатываясь по железнодорожной насыпи, он чувствовал, как в тело впиваются острые грани щебенки. В ноздри ударил запах креозота, смолы и сухой полыни.
Превозмогая боль, он пытался затормозить, но не смог избежать несшегося на него огромного черного дерева, которое ударило его с силой парового молота…
Придя в себя, Дима увидел вечереющее сентябрьское небо. По небу плыли тучи. Кругом стояла тишина. Только звенело в ушах, видимо, от небольшой контузии.
Он попытался встать. Но тут же со стоном опустился - все тело ломило от падения.
С трудом поднявшись, он осмотрелся: какие-то железнодорожные постройки, выкрашенные белым, шлагбаумы, пыльная дорога…
Надо было идти, и как можно скорей. И Дима, превозмогая боль, пошел по направлению к лесу - сквозь редкие деревья виднелась гладь водоема.
Река неторопливо несла свои темные воды. Осень в этом году была теплой и сухой, но к вечеру все-таки холодало.
Емельянов снял с себя черную куртку, выданную в тюрьме, критически осмотрел ее - в такой одежде идти дальше не стоило.
"Интересно, где я нахожусь? - подумал Емельянов, поеживаясь от холода. - И куда мне теперь податься? Денег нет, документов нет, одежды - тоже, считай, нет…"
Дима уселся на кучу листвы и, обхватив голову руками, предался тяжелым размышлениям.
Надо было бежать куда-нибудь за пределы России, и это было очевидно. Но как?!
Оставалась одна надежда - та самая "посыла", ради которой Сивый и организовал это бегство. Его люди обещали помочь.
Он побрел вдоль берега и вскоре вышел на шоссейную дорогу. И там Емельянов понял, что фортуна на его стороне. Он увидел бытовку дорожных ремонтников, рабочий день которых закончился. Сильный парень без труда взломал дверь - там нашлась одежда, хоть и грязная, но по размеру, а в кармане штанов даже пара тысячных бумажек, на которые он купил в ближайшем придорожном ларьке буханку хлеба и тут же ее съел.
Теперь надо было выполнить поручение Сивого. Денег, однако, чтобы позвонить по телефону, не было. Телефона не было тоже.
Емельянов узнал у ларечника, что ближайший находится на железнодорожной станции в пяти километрах.
Старые, испачканные мазутом и краской брюки, телогрейка, вязаная лыжная шапочка, резиновые сапоги - конечно же, видок непрезентабельный, однако куда лучше, чем черная роба заключенного. Кто может подумать, что это не работяга-строитель?
До небольшой станции он добрался без особых приключений и выяснил, что находится уже во Владимирской области. Он быстро нашел междугородный переговорный пункт - однако толку от этого было мало ввиду отсутствия денег.
Авантюрное решение пришло сразу: через несколько минут он стучал в дверь начальника железнодорожной станции.
- Войдите, - послышалось из-за двери.
Дима буквально влетел в кабинет - запыхавшись, утирая пот со лба.
- Надо срочно позвонить, - выговорил он, косясь на телефон. - Там, на двадцать первом километре, трубопровод прорвало. Меня прораб направил. Нигде связи нет…
Открытое, честное лицо парня, его пролетарский вид располагали к доверию, и начальник станции не стал выпытывать, что и как, и беспрекословно предоставил телефон в распоряжение Емельянова.
Дима набрал номер, который он давно знал наизусть, и торопливо закричал, едва в Москве сняли трубку:
- Это от Сивого, он просил передать… - парень оглянулся на прислушивавшегося к разговору начальника станции и продолжил: - Тут трубу прорвало. Я на станции Михайловка. Это на Казанской дороге. Во Владимирской губернии. Трубы, значит…
Железнодорожный начальник недоверчиво покосился на Емельянова.
- Какие трубы? - спросил мужской голос.
- Я от Си-во-го, - повторил Емельянов. - На станции Михайловка. Надо передать.
- Понял, - наконец сказали на том конце провода.
Емельянов облегченно вздохнул и еще раз оглянулся на железнодорожника.
- Где ты теперь?
Емельянов повторил название станции.
- Жди на привокзальной площади. Завтра к тебе приедут. В полдень. Белый джип "чероки". Номер 202. Все.
Через несколько секунд короткие гудки известили, что разговор закончен.
- Спасибо, - сказал Дима.
- А кто это Сивый? - спросил начальник станции.
- Прораб, - пожал плечами Емельянов. - Фамилия такая.
И вышел из кабинета.
- Ловкий ты парень, - ухмыльнулся хозяин белоснежного джипа, выслушав рассказ Емельянова.
Они сидели в дорогой иномарке: с виду обыкновенный работяга и крепко сбитый молодой человек в кожаной куртке с массивной золотой печаткой на среднем пальце правой руки.
Минувшую ночь Дима провел на чердаке дома напротив вокзала как настоящий бомж. Конечно же, можно было переночевать и на вокзале, однако беглец справедливо решил, что он рискует встретиться там с местной милицией; не стоит и говорить, что последнее явно не входило в планы Емельянова, у которого при себе не было ни единого документа, подтверждающего личность.
- "Посыла", - владелец роскошного джипа протянул руку.
- Вот она, - Емельянов отдал ему пластмассовый цилиндрик.
- Хорошо, - цилиндрик исчез в кармане кожаной куртки.
Некоторое время собеседники молчали.
- Можно? - Дима потянулся к пачке сигарет, лежавшей на приборной доске.
- Кури.
- Спасибо, - Емельянов жадно затянулся, прикуривая от предложенной зажигалки. Потом, вспомнив слова Сивого, решил спросить напрямую: - Пахан сказал, что вы можете мне помочь.
- Можем, - весело ответил владелец джипа, - и поможем. Мы всегда отвечаем за свои слова. Тем более, что ты нам оказал услугу, - он помолчал и вдруг сообщил: - то, что в "посыле", тебе знать неинтересно, но я расскажу. В последнее время в Москве появилось много самозваных воров в законе - ты сам знаешь, какой везде бардак. Вот у Сивого и спрашивали - что он может сказать об одном таком человеке. Для нас в Москве это было очень важно… - закурив, он положил руки на руль и сказал: - Ладно. Ты помог - тебе тоже помогут. А чего ты хочешь?
Емельянов вкратце объяснил свою ситуацию - в бегах, мол, ни денег, ни документов - ничего нет.
- Денег, положим, я могу тебе дать, - подумав, сказал владелец джипа и протянул Емельянову пачку купюр. - На первое время должно хватить. Ну, а в остальном… Наверное, самое лучшее, что ты только можешь сделать - это свалить из России…
Дима усмехнулся.
- Я и сам так думал. Но куда?
- Вот что, - собеседник, достав из кармана записную книжку, несколько раз черкнул в ней и, вырвав листок, протянул его Емельянову. - Это телефон в Риге. Если доберешься и дозвонишься - твое счастье. Скажешь, что от Сивого. Ну, желаю успеха.
Не стоит говорить, что Емельянов решил внять совету владельца "чероки". Тем более, что по счастливому стечению обстоятельств именно в Риге жил старый, еще с армии, приятель Емельянова - Вадим Чернышев. Правда, в последнее время Емельянов почти не поддерживал с ним контакта, но знал, что Чернышев раньше служил в знаменитом рижском ОМОНе и что теперь у него начались неприятности, как и у всех остальных из этого отряда.
Добираться до Риги было решено на попутных машинах - конечно, был велик риск встречи с госавтоинспекцией, однако железнодорожная милиция казалась Диме страшней; от ГАИ, имея в кармане пачку денег, полученную в джипе, можно было попробовать откупиться.
Стоя на трассе Москва - Брест с вытянутой рукой, он безуспешно пытался поймать попутку. В столице он только успел приодеться и сразу же отправился на такси по Минскому шоссе, пока не уехал достаточно далеко от города.
Теперь, видимо, водителей смущала его могучая фигура. Они, должно быть, принимали Дмитрия за бандита.
Уже к вечеру, окончательно потеряв надежду уехать, он вдруг еще издали увидел приближающийся милицейский автомобиль. Недолго думая, Дима бросился в кусты - видимо, это было единственно правильное решение. Подождав, пока проедет "луноход" с мигалкой, он вновь вышел на дорогу.
Не успел он подняться на проезжую часть, как на противоположной стороне плавно остановился черный "БМВ". Выскочивший из нее водитель даже не потрудился заглушить двигатель и захлопнуть за собой дверцу, настолько спешил попасть к ближайшему кусту - конечно же, по нужде.
Без зазрения совести Дима решил, что надо ловить момент.