- Да не бойся ты, - сказал Вадим, увидев, в каком состоянии находится товарищ.
- Машина ведь краденая. Как не бояться?
- Ну и что?
- В розыске ведь…
- Ни один идиот не станет искать в Риге латвийскую машину, угнанную в России…
Андрей Ромашевский, скупщик краденых машин, дотошно осматривал "бээмвуху", но так и не смог найти ни одного изъяна. С недовольным лицом он молча отсчитал деньги.
- Что ты кривишься? - наехал на него Вадим. - Такую тачку оторвал по дешевке, да еще с документами!
- Да ладно тебе… - с улыбкой принялся успокаивать его Дима.
- Нет, ты только посмотри на него! - разошелся Чернышев, но Емельянов увел его, а на улице быстро поймал такси.
Сев в такси, Вадим сразу успокоился.
- В следующий раз он мне покривится, когда ему такой хороший товар толкают.
- А ты что, этим бизнесом всерьез хочешь заняться? - спросил Дмитрий.
- Ну, не знаю еще…
- Куда ехать? - спросил по-латышски таксист, опустив перегородку.
- В Юрмалу, - ответил Вадим.
- Постой, постой, - остановил его Емельянов. - Давай сначала в магазин заедем, а то у меня только этот костюм остался. А он уже по швам трещит. Да еще барахлишко, во что в Москве переоделся. А по такому случаю надо бы поприличнее…
- Тогда сначала в "Ливайс", - приказал водителю Вадим.
Дима подобрал себе джинсы, рубашку, жилетку и темную куртку - самые дорогие и модные. Одев все это прямо в магазине, довольно вздохнул.
- Хоть руки поднять можно.
Чернышев внимательно осмотрел товарища.
- А тебе идет!
В самом деле: высокий, широкоплечий, с приветливым, открытым лицом и голубыми глазами, Емельянов выглядел просто отлично.
Купив напоследок кожаный ремень и шейный платок для Емельянова, друзья сели в ожидавшее их такси.
Приехав к морю, Вадим рассчитался с таксистом.
- Ого! - воскликнул Емельянов, остановившись. - Вот это красота!
Пейзаж в самом деле был просто восхитительным - весело светило солнышко; его лучи отражались на свежевыпавшем снегу, покрывшем песчаный пляж, - осень в Прибалтике выдалась холодной. Легкий бриз морщил морскую гладь.
Слева росли стройные березы. Они высыпали рощицей к самому песку, оттеснив обычные тут сосны.
- Слушай, - спросил Дмитрий товарища, - а как будет "береза" по-латышски?
- Биерз, - ответил Вадим.
- Почти как по-русски.
- Почти. Но все равно они сволочи.
- Березы?
- Нет, латыши. Лабусы поганые.
- За что ты их так не любишь? - спросил Дима; он помнил еще по десантуре, что Чернышев отличается шовинистическими взглядами. - Ведь ты прожил здесь всю жизнь.
- За то и не люблю, что всю жизнь они мне тут мешают. Ты знаешь, что эти сволочи придумали?
- Что?
- Чтобы получить гражданство, надо сдавать экзамен на знание языка. А если не имеешь гражданства, то и прав у тебя никаких нет. Ты не можешь купить дом, землю, устроиться на работу…
- Но ведь ты знаешь латышский!
- Я-то знаю. Но что с того? Почему я должен делать то, что мне приказывают? Почему я не могу отдать ребенка в русскую школу?
- У тебя уже есть ребенок? - с улыбкой спросил Емельянов.
- Нет, - ответил Вадим. - Это я к слову.
Друзья замолчали и, щурясь от яркого солнца, спустились к морю.
- А ты знаешь их последнее достижение? - продолжил Чернышев. - Граждане Латвии имеют право купить газовый пистолет, а остальные - только баллончик!
- Ну и что с того?
- Как?! Ты не понимаешь? Это же открытая дискриминация! Во где у меня эти лабусы уже сидят, - Вадим провел ребром ладони по шее. - И потом это дело с ОМОНом. Тут мне житья нет.
- В таком случае, почему ты не переедешь жить в Россию?
- Куда? В Россию? В эту грязь? К этим жлобам?! Ты что, рехнулся?! Тут ведь Европа!
- И у тебя проблемы. Правда, мои покруче будут…
Навстречу им шла группа школьниц. Весело переговариваясь, они то и дело заливались веселым, звонким смехом. Дмитрий, проследив за ними взглядом, плотоядно улыбнулся.
- Что, зэка Емельянов, по бабам соскучился? - ехидно спросил Вадим.
- Конечно. Только сейчас надо о другом подумать. Как из страны смыться.
- Подумаем, - согласился Чернышев. - Как говорится - "а девушки, а девушки потом".
- Ну, это к тебе, Вадик, не относится. Кто у тебя в Кенгарагсе живет?
- А ты откуда знаешь?
- Зойка сказала.
- Слушай ты эту пьянчужку побольше… - смутился Вадим. - Это так, просто знакомая.
- У тебя с ней серьезно?
- Да ладно тебе! Если честно, сейчас действительно не до этого. Надо проблемы решать. И я знаю, как.
- Как?
- Потом расскажу. Пошли лучше поедим. Вон там наверху, - Вадим указал рукой, - есть отличный ресторанчик.
- Пошли. Там латышская кухня?
- Да ну ее в задницу, эту кухню. Их национальная пища - горох с салом. А еще говорят, культурная нация… В гробу я видал эту нацию вместе с этой культурой. Хороший латыш - мертвый латыш!
Шли они к ресторану долго, думая каждый о своем. Емельянов все время размышлял: может быть, действительно стоит позвонить по тому самому телефону? Ведь он сделал все, что велел Сивый, - стало быть, его друзья, если они только есть в Риге, тоже должны помочь?
"А-а, - он даже махнул рукой, - во всяком случае, это я еще всегда успею. Интересно - поможет ли мне Чернышев, а если поможет - то как?.."
Вадим потянул на себя тяжелую дубовую дверь с полустертой от многократных прикосновений старинной медной ручкой в виде львиной лапы, и друзья вошли в полумрак. Кивнув Емельянову на ближайший столик, Вадим поинтересовался:
- Небось лучше, чем в тюрьме?
- Спрашиваешь…
Ресторан оказался небольшим, но уютным. Столики были расставлены в шахматном порядке. Их окружали широколистные высокие фикусы, растущие в больших горшках, поставленных прямо на пол; от этого создавалась иллюзия, будто сидишь в маленьком отдельном кабинете.
Подлетевший администратор услужливо усадил их за столик и, дав каждому по папке-меню, удалился, сделав знак официанту.
- Так какие у тебя проблемы? - спросил Емельянов, когда они сделали заказ. - Можно поподробнее?
Чернышев задумался.
- Ты знаешь, что я служил в рижском ОМОНе? - спросил он шепотом.
- Конечно, знаю.
- А то, что я принимал участие в штурме Вильнюсского телецентра?
Емельянов поморщился, будто бы отхлебнул из стакана с уксусом.
- Помню, ты мне рассказывал. И про Мединенкяй, когда расстреляли литовских таможенников, - тоже…
На лице Чернышева отразился испуг - теперь одно напоминание о былых "подвигах" в составе ОМОНа приводило его в ужас, и на то были свои причины.
- Ну так вот, моя вина и даже участие еще не доказаны, но… кто знает, что будет? Ведется расследование…
Да, не было уже великого и могучего государства - Советского Союза, не было пятнадцати республик вместе с их дружбой народов. Настоящие преступники, как был совершенно убежден Чернышев, одним росчерком пера в Беловежской Пуще разделили страну на удельные княжества, и некоторые из них даже - подумать только! - враждовали между собой.
Не было больше и "славного" рижского ОМОНа - командиры Парфенов и Млынник были объявлены политическими преступниками, вне закона, равно как и Альфреде Рубике, последний, кто пытался удержать в Латвии советскую власть, - его лишили депутатской неприкосновенности после известных событий августа 1991 года, он был осужден. Чернышев не служил больше в милиции, да и самой милиции больше не существовало, порядки теперь были не те, что прежде, а главное - Чернышев так и не мог понять, кому надо служить?
Народу?
Но ведь тот самый народ на известном референдуме проголосовал за сохранение Советского Союза, а государство развалили вопреки его воле.
Начальству?
Но ведь начальство в свое время отдавало приказы, которые затем были признаны преступными, и теперь у Вадима Чернышева могут быть страшные неприятности - вплоть до самого неприятного и печального.
Впрочем, у Вадима в запасе был один вариант, который он и хотел предложить своему армейскому другу, - собственно, ради этого он и пригласил его в тихий ресторанчик.
- Что тебе грозит? - спросил Емельянов, с интересом выслушав собеседника.
- В лучшем случае - депортация из страны. В худшем - лет пять, семь… Как Чеславу Млыннику.
Воцарилось молчание. Емельянов переваривал полученную информацию.
- Ну и что ты собираешься делать?
- Да есть тут одна мысль. Возможно, и тебя она тоже заинтересует. Ты в курсе событий, происходящих в Югославии?
- Так, краем уха.
- В двух словах дело обстоит так. Страна условно разделилась на три части. Наши - это сербы. Под словом "наши" я подразумеваю православных…
Емельянов с трудом подавил улыбку.
- Хорваты - католики, а босняки, - продолжал Вадим, - это мусульмане, такие же, как наши чурки. Представляешь, эти мусульманские ублюдки отделились, а теперь пытаются еще и прибрать к рукам сербские земли…
- Ну а тебе что с того?
- Как это, что с того?! Наших братьев-православных притесняют, а ты - "что с того"?! - возмутился Чернышев. И, немного остыв, добавил: - Вот я и собираюсь пойти туда добровольцем.
Дима недоуменно уставился на друга.
- Слушай, а у тебя все с головой в порядке? - покрутил он пальцем возле виска. - Мало здесь навоевался? Просто так, ни за что, рисковать головой?
- Во-первых, не просто так. За это платят, и немалые деньги. Во-вторых, как можно спокойно сидеть сложа руки, когда такое творится? И так Союз разбазарили, а теперь еще и Россию отсюда грабят. Сами же ни хрена не могут. Вон, посмотри на этого лабуса, - махнул Чернышев в сторону официанта. - Зажрался на западных кредитах. В магазине даже курицу латышскую не найдешь - голландская в два раза дешевле оказывается. Ты хочешь, чтобы и там, на Балканах, проклятые чурки все к своим рукам прибрали?! - Вадим аж покраснел от возмущения.
- Да ты не кипятись, - попросил Емельянов. - Что ты там насчет оплаты говорил?
Чернышев вздохнул и успокоился.
- Ну, я не знаю, сколько конкретно, но довольно много. Кроме того, мне было бы, особенно сейчас, желательно на какое-то время покинуть страну. Тебе же, как я понимаю, это просто необходимо - правильно?
Емельянов согласно кивнул головой.
- Ага…
- Те деньги, что у тебя есть, - продолжил Вадим, - это копейки по рижским меркам. Здесь на работу ты никуда не устроишься. А один залет в полицию, и ты, считай, приехал. Какой срок тебе дали?
- Десятку.
- Ну вот. А теперь приплюсуют побег, незаконное пересечение границы, грабеж… Выдадут России - на хрена им тут русского уголовника содержать?!
Доводы казались более чем убедительными.
- Достаточно! Я и так в курсе! - резко перебил Емельянов.
- Так вот, я подумал, почему бы тебе вместе со мной не наняться добровольцем? Выедешь из страны - тебя там никто искать не будет. Кроме того, парень ты боевой. А такие ребята там позарез нужны!
Подошел официант, и разговор прекратился.
- Ты знаешь, а я, наверное, согласен, - после недолгого раздумья сказал Емельянов. - Это для меня лучший выход из сложившейся ситуации.
- Тогда по рукам! - воскликнул Чернышев, поднимая рюмку с коньяком. - За успех нашего предприятия!
Друзья чокнулись и опорожнили бокалы.
- Отличный коньяк!
- А ты думал, я тебя плохим буду угощать? Обижаешь!
- Давно я не вдыхал такого аромата, - ответил Дима. И через минуту спросил: - Так что теперь от меня требуется?
- Завтра позвоню одному человеку, он занимается вербовкой добровольцев, все узнаю, - сказал Вадим и поднял руку, подзывая официанта.
Через мгновение официант стоял перед ними.
- Принесите счет, - сказал Чернышев, - и вызовите нам такси.
В такси ехали молча. Емельянов думал о предстоящей поездке. И чем больше он думал, тем больше ему это дело начинало нравиться.
"Да, это оптимальный для меня вариант: и валюты немного подзаработаю, и скроюсь от правосудия. А оттуда с деньгами можно будет и куда-нибудь подальше податься…" - решил он.
Такси остановилось на улице Дзирнаву. Дима расплатился с водителем и вышел вслед за Чернышевым.
Они поднялись наверх. Вадим принялся отпирать замок. Но это было излишне - дверь была не заперта. Из квартиры доносились голоса. Пожав плечами, Чернышев толкнул дверь.
В коридоре стояло пятеро вооруженных полицейских…
Глава 2
В этой ситуации суетиться не было никакого смысла, а уж бежать - тем более; это могло бы только вызвать подозрение… Емельянов остался на площадке, а Вадим твердым шагом подошел к стражам порядка.
- Что случилось? - спросил он по-русски.
- А вы кто такой? - в свою очередь поинтересовался один из полицейских.
- Моя фамилия Чернышев. Я здесь живу.
- В таком случае, можно взглянуть на ваши документы? - осведомился полицейский.
- Сейчас принесу, - ответил Вадим и направился в глубь коридора, где находилась его комната. Емельянов пошел было за ним, но один из полицейских придержал его за локоть.
- А вы кто? - спросил он.
- Это мой друг, Дима Савенков. Мы вместе работаем, - быстро сообщил Чернышев.
- Можно попросить и ваши документы?
- Да у меня их с собой нет… - Дима начал демонстративно выворачивать карманы своего новенького джинсового костюма.
Полицейский уставился на него проницательным взглядом холодных глаз.
- Вот, пожалуйста, мой паспорт, - из комнаты показался Чернышев. Двумя пальцами, как какую-то гадость, он держал синюю книжку.
Полицейский принялся внимательно изучать предъявленный документ. Затем достал блокнот и тщательно переписал туда данные из паспорта.
- Продиктуйте мне свой адрес, - обратился он к Емельянову.
- Переулок Каулиньшу, три, квартира восемь, - сообщил Дима первый пришедший в голову адрес.
- Вы постоянно проживаете в этой квартире? - на этот раз полицейский обратился к Чернышеву.
- Да. Почти все время, - ответил тот.
- У вас нет никаких претензий к гражданке Смирновой Зое Ивановне?
Вадим замялся.
- Да, в общем-то, нет, - неуверенным тоном произнес он. - Ну иногда к ней приходят всякие там алкаши, но если начинают буянить, то я как-то сам с ними справляюсь… - Вадим демонстративно сжал в огромный кулак свою руку.
Полицейский уважительно на него посмотрел.
- Так, значит, никаких претензий? - переспросил он. - А то соседи снизу, господа Мелгависы, подали на нее жалобу…
- Эти Мелгависы, - возмутился Вадим, - пусть за собой смотрят! Я не раз видел, как они мусор из окна во двор выбрасывают! А еще мнят себя культурными и интеллигентными людьми.
Полицейский задал еще несколько дежурных вопросов, попросил расписаться в каких-то документах, после чего стражи порядка, не обращая внимания на Емельянова, ушли.
Друзья выпили по бутылке пива, которое предусмотрительный Чернышев всегда держал в холодильнике, поговорили о том, о сем и легли спать. Вадим постелил своему приятелю на раскладушке у окна. Дмитрий впервые за долгое время тюрьмы и бегства оттуда спал почти в нормальной постели. И он еще долго ворочался, не в силах заснуть…
На следующий день небо заволокло тучами, шедшими откуда-то с моря, и в Риге зарядил мелкий надоедливый дождь.
Чернышев встал рано и, одевшись, пошел на улицу звонить - телефон в квартире уже несколько лет был отключен за неуплату.
- Позвонил я этому кадру, который вербует добровольцев. Его зовут Юра, - сообщил он Емельянову. - Пригласил прийти к нему в офис. Это в Старой Риге. Пойдем?
Емельянов, взбивая помазком густую пену в стаканчике, выглянул из ванной.
- Прямо сейчас?
- А почему нет? Зачем откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня?
Дима согласился с этим веским аргументом, и, позавтракав в кафе, находившемся за углом, друзья сели в автобус, идущий к вокзалу. Там и до Старого города рукой подать.
"Может быть, все-таки стоит позвонить по тому телефону, что дал мне друг Сивого?" - вновь подумал Емельянов, однако решил отложить звонок на потом.
Дождь - обычное в Риге явление. Но он вовсе не портит внешний облик города. Скорее даже наоборот, он набрасывает легкую вуаль, скрывающую морщины старинных стен.
- Ты, главное, не спеши о себе рассказывать. Что спросят, на то и отвечай. Если ему покажется, что ты просто… Ну, в общем, ты сам знаешь. Не хотелось бы слишком надолго попасть в подготовительный лагерь, - наставлял Чернышев.
- Тогда я даю тебе все полномочия, - усмехнувшись, ответил Емельянов.
По дороге Емельянов с интересом рассматривал памятники минувшей эпохи - аскетичная готика рассказывала о том безнадежно ушедшем времени, когда не было еще ни суетности, ни бессердечия, ни мелочности сегодняшнего дня.
Емельянов кивнул в сторону приоткрытой двери кирхи.
- Зайдем? У нас время, кажется, еще есть?
- Что ты там забыл?
- Просто хочу посмотреть… Интересно.
Они зашли в темную прохладу готического здания, уселись на истертую деревянную скамейку, положив руки на колени.
Там было почти безлюдно, просторно и холодно. Мощный старинный орган тянул протяжно одни и те же ноты, повторял и повторял, будто бы никак не мог окончить финальную часть хорала.
Пять-шесть стариков и десяток старух - древних, морщинистых - сидели, уткнувшись в коричневые молитвенники.
Емельянов с интересом осматривал убранство храма, а Чернышев, которому тут явно не было интересно, недовольно сопел и поглядывал на часы.
"И что тут Емельянов забыл? - с раздражением подумал он. - Понимаю, в стриптиз бы затащил". Потом не выдержал и ворчливо прошептал:
- У, пимписы проклятые.
Слова чужого языка, иногда похожие на русские, всегда казались Чернышеву нелепыми и смешными, точно их исказили нарочно, назло.
И обстановка чужого храма - цветные витражи на окнах, дубовая резная кафедра, скамейки, орган, бритый пастор, исповедальня - все не вызывало у него никакого уважения, а равно и интереса. Он чувствовал себя тут не в своей тарелке.
Окинув холодным взглядом стариков и старух, Чернышев скривился:
- Богу молятся весь день, а сидят - вот сволочи!.. Ладно, пойдем отсюда - у нас теперь будет другой Бог…
Они вышли на свежий воздух. Емельянов закурил, задумался, несколько раз обернулся в сторону храма.
Димины размышления прервал Вадим:
- Я думаю, мне сначала с Юрой надо одному поговорить. Ты уж извини, но тебе придется посидеть тут, - и он показал рукой на симпатичную вывеску небольшого кафе. - Закажи чего-нибудь, здесь неплохо кормят. Не волнуйся.
- Подожди, - остановил друга Дима. - Мне-то особенно волноваться нечего, но хотелось бы немного узнать об этом Юре.
- Придет, вот ты у него сам все и спросишь.
Вадим перешел дорогу и скрылся в подъезде старинного дома.
А Дима толкнул дверь и зашел в кафе: спорить не приходилось.