* * *
Андрей находился в Стокгольме уже неделю. Скандинавская весна стремительно набрала силу, заматерела. Листва на березах, которые мы привыкли называть русскими, достигла размеров пятака. Опять же, русского. Или, вернее, советского… доброго старого медного пятака. По приметам народным пришло лето.
Обнорский этого почти не заметил. Все эти дни он провел за работой. Аванс за ненаписанную книгу он получил в издательстве почти два года назад. Нужно и отработать.
Андрей встретился с Ларсом. С коллегой. С журналистом и переводягой. А уж переводяга с переводягой общий язык найдут всегда. Даже если они были "вероятными противниками"… Воюют государства, амбиции и политики. А переводяги ищут общий язык.
Обнорский встретился с Ларсом. Обнялись, посмотрели в глаза друг другу. И рассмеялись. И - к черту все спецслужбы мира, все военные доктрины и рассуждения о "вероятном противнике"! Встретились два переводяги.
- Я тебя подвел, Ларс? - спросил Обнорский.
- В каком смысле? - удивился швед.
- Аванс получил и исчез…
- О чем ты говоришь, Андрюха? Делов-то! Ты наконец на свободе - и это главное. А уж с издателями-то я утрясу. Напишем мы с тобой книгу.
- Да, в общем-то, она наполовину готова, - ответил Обнорский.
Ларс изумленно вскинул брови, а Андрей положил на стол "общую тетрадь". Она была заполнена беглым, не очень разборчивым почерком Обнорского. Ларс взял тетрадь и, с интересом поглядывая на русского коллегу, открыл. Начал читать. Перелистнул несколько страниц… потом еще… еще. Читал он быстро, профессионально, иногда посматривал на Андрея.
- Когда успел? - спросил швед, когда заглянул на последнюю страницу. Просмотрел тетрадь он очень быстро, так умеют только люди, постоянно работающие с документами. Обнорский ухмыльнулся в бороду, подбросил тетрадь к потолку и поймал.
- Ты знаешь, Ларс, что это такое? - спросил он.
- Вижу, что это черновой вариант книги.
- Верно… но все же вот это (Андрей помахал в воздухе тетрадкой)… вот это что такое?
- Ну, тетрадь, - удивленно сказал швед.
- Нет, Ларс, это не тетрадь… это "общая тетрадь".
- А в чем разница?
- Убей - не знаю. Меня с детства это занимало: почему "общая"? Я задавал этот вопрос себе, я задавал этот вопрос взрослым и не находил ответа. Я даже заглядывал в выходные типографские данные. Но там стоял какой-то ГОСТ, ничего мне не объясняющий. Более того, этот кошмарный ГОСТ был похож на взрослого, у которого ты спрашиваешь: а почему эта тетрадь "общая"? - А взрослый тебе отвечает: не задавай глупых вопросов. "Общая" - потому что "общая".
Ларс слушал с улыбкой. Обнорский подбрасывал и ловил тетрадь, которая растопыривалась в полете, напоминая не то хризантему, не то всполошившуюся наседку.
- А кроме ГОСТа страшного и строчки "Невельская типография. 96 листов", там ничего и не было… Почему, спрашивал я, тетрадь "общая"?.. И не находил ответа. "Общая" - и все тут!
- А теперь? - спросил Ларс, улыбаясь. - Теперь ты нашел ответ?
- Мне кажется, да! Потому что это наша общая с тобой книга! - сказан Обнорский и рассмеялся. Засмеялся и Ларс.
- А все-таки, Андрюха, когда успел?
- Э-э, брат, в тюрьме времени свободного полно… Посиди с мое, и ты многое сможешь осмыслить и сформулировать.
- Тогда, считай, я тоже готов сесть в русскую тюрьму, - сказал Ларс с улыбкой.
- А вот этого не нужно, - с улыбкой же ответил Андрей, но глаза его не улыбались.
На столе лежала "общая тетрадь", которая фактически стала скелетом будущей книги. Скелет, однако, требовалось обрастить мясом и обшить кожей. Вдохнуть в него жизнь.
Работы, короче, было еще много: от элементарной сверки фактического материала до окончательной "литобработки". И они работали… А в издательстве Ларс действительно все уладил, никаких претензий Обнорскому не высказали. Наоборот, издатель сказал, что если господин Серегин не будет возражать, то они укажут в обращении к читателям на личный тюремный опыт одного из авторов. Тем более - в страшных русских тюрьмах и лагерях. Это вызовет бурный читательский интерес и, соответственно, обеспечит коммерческий успех книги. А также издатель предложил, чтобы Андрей написал две-три главы о своих личных пенитенциарных впечатлениях. За отдельный, разумеется, гонорар, который он - издатель - готов обсудить.
Обнорский пожал плечами и ответил, что нисколько не возражает, если издательство сообщит читателям о его посадке. Тем более что это не секрет - была уже публикация в "Ньюсуик" в конце 94-го года… А время писать о "пенитенциарных впечатлениях" еще не пришло…
* * *
В Стокгольм прилетел Наумов. Остановился в довольно скромном отеле "Sekgel-Plasa". Операция подходила к завершающей фазе, и Николай Иванович хотел проконтролировать это лично. Без Наумова благополучное завершение финансовой аферы, скорее всего, было бы просто невозможно. Только глубокие знания Николаем Ивановичем банковской системы позволили довести ее до финала, до того состояния, когда счет № 1726 OLGA и "Торонто кэпитэл", Торонто, Канада, был распылен, раздроблен на четырнадцать счетов в банках Канады, Греции, Англии, Испании, Германии, Швеции и Финляндии… Что же, спросит наш читатель, в этом мудреного? Один-то счет на несколько разбить?
…Э-э нет, читатель, не скажи. Перекинуть сотню-другую баксов с одного счета на другой - ума не требует. Это так… но когда речь идет о Больших Деньгах или о деньгах сомнительного происхождения, то тут - извини - могут начаться сложности. Законодательства западных стран (по крайней мере, большинства из них) и собственно межбанковские соглашения, да еще налоговые кодексы, да Интерпол требует у банков сообщать о движении сомнительных денежек…
И сообщают! Стучат. За милую душу стучат. Вот вам и пресловутая "тайна вклада". Хрен, а не тайна! За бесплатно продадут и - никаких моральных мучений. Это вам не Павлик Морозов! Это Великая Западная Демократия. ЦА-ВЕ-ЛЕ-ЗА-ЦИЯ… нам, сиволапым, не понять.
Короче, иронизируй не иронизируй, а процесс действительно непростой. (Авторы консультировались у специалистов по международным финансовым операциям.) И только благодаря Наумову, его знаниям и, можно сказать, таланту дело удалось сделать легально, изящно, законно… с приписочкой мелким шрифтом "почти". Операция вошла в завершающую фазу.
…Итак, прилетел Наумов. Обнорский, с ценником на груди - "Наим. товара: журналист Обнорский А. В. Цена за 1 шт. $50 000 000, страна-производитель: СССР", сам встретил в аэропорту своего продавца. Приехал на Катином "саабе".
- Рад видеть вас, Андрей Викторович, - сказал Наумов. Николай Иванович был в отличном расположении духа, из вещей с собой была только средних размеров дорожная кожаная сумка.
Обнорский сказал: "Здрасьте…"
Николай Иваныч скептически хмыкнул.
Летело под колеса "сааба" отличное шведское шоссе, трепетала на березах листва размером "с пятак"… лето.
- Что-то, Андрей Викторович, вы настроены не очень…
- Нормально настроен. Хочется поскорее отдать вам эти чертовы деньги и забыть о них… наплевать и забыть.
- Э-э, голубчик, да вы нигилист! Можно плевать на идеи, философские течения, литературу и искусство… на религию, в конце концов! Но - деньги! Деньги существуют объективно. По большому счету, именно на них-то и зиждутся эти самые идеи, течения, искусства и религии.
- Глубокая мысль, Николай Иваныч.
- Вы хотели сказать: циничная… А ведь вдуматься, то так оно и есть на самом деле! Мир поклоняется Деньгам. И управляется деньгами… не более того. Деньги - рычаг. Мощный управленческий рычаг… А Большие Деньги - Большой Управленческий Рычаг. Как думаете, Андрей?
Обнорский пожал плечами. Наумов удобно устроился в кресле, распустил узел галстука, посмотрел пристально на Обнорского сбоку.
- Впрочем, - сказал он, - мы с вами об этом говорили в сентябре девяносто четвертого… припоминаете?
- Был разговор, - сказал Андрей и подумал: как же не припомнить? На всю жизнь памятен тот разговор.
- Да… я уже вам излагал все это. Представляет интерес?
Обнорский ухмыльнулся и продекламировал:
- Представляет интерес
Ваш технический прогресс.
Как у вас там ходють бабы?
В панталонах али без?
- Посол отвечает: йес, - живо откликнулся Наумов. - Творчество Филатова любите?
- Ага, - односложно сказал Андрей.
Летело шоссе, "сааб" двигался мощно и ровно. В салоне слегка пахло духами. Николай Иванович втянул носом воздух и покосился на Обнорского.
- А кстати… - сказал он, - как у вас тут ходють бабы? В панталонах али без? У вас ведь тут гарем… по-шведски.
- Без, - также односложно ответил Андрей.
- Любопытно! Расскажите, Андрей Викторович. Я старый эротоман, очень люблю клубничку… вы это с ходу, в первый же день узнали? - дурашливо спросил Наумов. Он, определенно, был в хорошем настроении и хотел поразвлечься.
- Ага… в первый же.
- Да расскажите же, расскажите… страсть люблю! Как вы это, голубчик, узнали?
- Как Шерлок Холмс: дедуктивным методом.
- Однако! Но я не понял.
- Элементарно, Ватсон… Когда я прибыл, обе дамы только что вышли из-под душа. Дедуктивный метод подсказывает, что навряд ли женщина выходит из-под душа… в панталонах.
Наумов рассмеялся, откинулся на подголовник.
- Ну, вы меня разочаровали, Андрей. Я-то думал, что вы сразу по прибытии затеяли групповуху, что у вас шведская тройка. А вы - дедуктивно… не то, не то… Тройка, тройка! Кто тебя выдумал?.. А все-таки, Андрюша, был грех с обеими дамочками?
…"Сааб" летел, и трепетали зеленые березки вдоль дороги. Наумов беззаботно трепал языком про сексуальные подвиги своей молодости. Андрей Обнорский молчал. В глубине души зрело желание остановить машину, выдернуть Николая Ивановича из салона и молотить его, молотить головой о камень, пока не подохнет. Потому что Наумов - сволочь, убийца, монстр.
…Потому что Наумов прав: Андрей Обнорский умудрился пере… это самое… с обеими дамочками.
* * *
Сволочь Наумов был прав. Хоть волком вой - прав. Еще и как прав. И оборот выбрал удачный, ударил больно. Вроде бы незаметно, вскользь, но больно… потому что - по памяти.
Андрей действительно спал и с Катей, и с Леной. Нет, не в шведском варианте, разумеется. И не спал, потому что хрен заснешь в таких обстоятельствах. Но обе женщины все знали. Или, точнее, догадывались… Вопросов не задавали, но извращенность и противоестественность ситуации были очевидны. Андрей при этом все понимал, но действовал словно назло и своим женщинам, и самому себе. Он словно издевался над ними, словно мстил им за что-то… Возможно, длительное пребывание в тюрьме и на зоне всколыхнуло в нем какие-то темные и даже сексуальные выверты…
Обнорский не знал, что именно на такое развитие событии рассчитывал опытный профессионал Роман Семенов. Во всяком случае, Семенов надеялся на свое знание психологии и не ошибся… Ситуация, когда в одном доме оказываются две привлекательные и уверенные в своей привлекательности женщины и один мужчина, уже сама по себе чревата… Самки в такой ситуации начинают конкурировать, даже не отдавая себе в этом отчета. Это происходит на уровне подсознательном, первобытном, животном. Женщина, желая привлечь внимание мужчины, сама не замечает, как меняется ее взгляд, тембр голоса, мимика и жесты. Даже лексика меняется и уж тем более работа желез внутренней секреции.
А желание освободиться от стресса только подогревает влечение. Стресс в доме Кати присутствовал… это уж точно. Все трое находились в состоянии скрытого напряжения, неуверенности, загоняемого внутрь страха: Большие Деньги - это всегда страх.
…Все это отлично известно сотрудникам разведки и контрразведки и называется на профессиональном языке проведением секс-мероприятий. Иногда скромно пишут "интимных". Классика жанра, так сказать… Но для того, чтобы успешно провести "секс-мероприятие", иногда приходится изрядно покрутиться. А в нашем случае ситуация сложилась сама, естественным образом. Или - по-научному - "исторически сложилась": и с Катей, и с Леной Обнорский был знаком. И знаком более чем близко.
Итак, Семенов заложил секс-мину в лице Лены Ратниковой. Оставалось только дождаться, когда она сработает.
Ждать пришлось недолго. Вечером, в день своего приезда, Андрей оказался в постели Кати. Лена в другой комнате затыкала уши, убеждая себя, что ничего не слышит. А утром следующего дня - произошел казус с Леной - хотя какой, к чертям, казус… Казус - это что-то полувероятное. А тут все было более чем вероятным с самого начала, чтоб не сказать - закономерным.
…Утром Катя уехала по делам. Хитроумная финансовая крутежка, которую придумал Наумов, требовала времени. Деньги, изымаемые со счетов, почти никогда не были деньгами в прямом смысле слова. Снять со счета два-три-четыре миллиона долларов наличными, не привлекая ничьего внимания, практически невозможно. Тем более в эпоху "электронных денег". А вот купить акции, облигации, векселя… это другое. Это нормально и никого не интересует. Потом эти бумаги переводятся в другую страну, в другой банк, и т. д., и т. п. Конвертируются в валюту, разбредаются по магнитным картам и более мелким счетам. Превращаются опять в какие-то бумаги. И - растворяются, становятся недостижимы для налоговых, банковских и полицейских ищеек.
Для проведения всех этих манипуляций Кате приходилось много ездить. Теперь, когда вся сумма была уже под контролем Наумова, Кате "доверяли", то есть отпускали одну - куда она денется? Сбежать, конечно, может… но смысл-то в чем? Своих денег теперь она без ведома Коли-Вани уже не увидит. Так стоит ли огород городить: бежать, скрываться и прочие детективные глупости.
Утром Катя позавтракала, быстро оделась и, чмокнув Обнорского в щеку, убежала… Не балуйся, сказала она, будь хорошим мальчиком… Некоторое время Андрей лежал на кровати и курил. Хмурил лоб и о чем-то думал. Потом он сказал вслух афоризм из любимого им Станислава Ежи Леца:
- В действительности все оказалось не так, как на самом деле.
Потом он сел, опустил ноги на мягкий, щекочущий ворс ковролина и сказал еще одну фразу, которая явно Лецу не принадлежала… и не могла принадлежать. Мы ее воспроизводить не будем. Скажем только, что она была не оригинальной, но емкой, короткой и выразительной. В России эту фразу произносят по самым разным поводам или вообще без повода и передают с ее помощью огромную гамму мыслей, оценок и эмоций: от возмущения по поводу сволочного начальства до изумленной радости, когда вдруг обнаруживается, что не все с вечера выпито… гляди-ка - осталось!.. Вот какой у нас язык!
Андрей натянул на голое тело джинсы и прошлепал в ванную. Он присел на край ванны. Легкий ветерок шевелил шторы приоткрытого окна, солнце отражалось от кафеля пастельно-голубого оттенка. Он вытащил из заднего кармана сигареты, но прикурить не успел… в ванную вошла Лена.
- Ой, - сказала она, - извини, я не знала… Тихо, звука воды не слышно, я думала - свободно.
Тон у нее был настолько естественным, что Андрей почти ей поверил.
Лена повернулась, намереваясь выйти, но Обнорский позвал:
- Лена.
- Да? - спросила она, не оборачиваясь.
- Лена… Я очень долго почти каждый день вспоминал нашу последнюю встречу. И ни разу не захотел попросить у тебя прощения. Хотя, может быть, выражаться и надо было поинтеллигентнее.
Она обернулась и сказала:
- Ну что ты, Андрюша… сколько лет прошло… стоит ли теперь?
Обнорский пожал плечами: может, и не стоит… Лена подошла и села рядом. Полы короткого халатика разошлись, обнажая ноги еще выше. И Обнорский уже не думал: случайно это или же нет? Просто смотрел на ноги. И вдыхал какой-то особенный, волнующий запах… Он не знал, что перед тем, как войти в ванную, Лена опрыскала халатик из аэрозольного баллончика. На баллончике была этикетка: "H-sex", а содержимое служило для стимуляции полового возбуждения, пахло вербеной и рутой… Рецепт отнюдь не новый - и сто лет назад женщины натирали тела смесью вербены, зори и руты. Аэрозолей тогда не было. И "экстази" не было. Но коварство было всегда.
…Никто не ставил ей задачи поймать Обнорского в "медовую ловушку". Лену вело обычное бабское чувство собственницы. Чувство ревности, обиды самки, которой предпочли другую, более удачливую. Те чувства, что Лена когда-то испытывала к Андрею, давно перегорели или почти перегорели… и сама Ратникова была уже не та. Годы оперативной работы в секретном отделе ЦК, а затем в агентстве "Консультант" даром не прошли.
…Ах, аромат вербены! Конечно, не он стал причиной того, что случилось в ванной стокгольмского дома Рахиль Даллет. Но он всколыхнул в Обнорском ту давнюю память, которая дремала в нем… Он вспомнил африканскую ночь и шелест пальм, апельсиновых деревьев за окном комнаты, где слабо белели обнаженные ноги… Эти самые ноги…
Обнорский повернулся к Лене и притянул ее к себе. Она даже не пыталась делать вид, что не хочет. Не говорила "положенных" в таких случаях слов "не надо… не надо… зачем ты?".
Все и произошло прямо на теплом полу ванной, облицованной пастельно-голубым кафелем. Светило скандинавское солнце, но Обнорскому казалось, что над головой сомкнулась африканская ночь и за окном стрекочут цикады.
Потом они вдвоем забрались в ванну, напоминающую маленький бассейн. Лежали в горячей воде с белоснежной, как прибой, пеной. Андрей ощущал себя опустошенным. Стрекотали цикады и шелестели листья агав. Кайф был такой, что захотелось завыть и нажраться… Потому что ничего вернуть было нельзя… Можно только бередить память, снова с мазохистским наслаждением заставить ее кровоточить…
Он понимал, что все это иллюзия. Обман и самообман. Но думать об этом не хотелось. Лена что-то говорила, он слышал только звук голоса на фоне льющейся воды и нисколько не вдумывался в смысл слов, улыбался и кивал головой. Он вспоминал другие ночи - в уральской зоне УЩ 349/13. Тоже непроглядно-черные, с россыпью звезд, со звенящим от мороза воздухом… Он выходил курить из цеха черной литейки, смотрел на искрящийся снег, на звезды, и мороз мгновенно обжигал разгоряченное тело. Тогда он мог только мечтать о женщинах… И вдруг в горячей ванне обожгло тело космическим холодом, Обнорский ощутил озноб и мгновенное острое возбуждение. Это Лена взяла ладонь Обнорского и провела языком по внутренней стороне ладони… Как тогда, в Триполи. И все повторилось снова. Снова в комфортабельной ванной комнате в Стокгольме столкнулись африканская влажная духота и ледяной уральский холод, смешались голоса цикад и вой ветра… Обман и самообман. Аэрозольный баллончик из секс-шопа. Воплощение мечты с ароматом вербены.