* * *
Потом он все-таки заставил себя собраться, поехал к Ларсу и хлопнул об стол "общей тетрадью". Они работали весь день. Во время работы Обнорский ни разу не вспомнил ни о Кате, ни о Лене. Он истосковался по работе и ушел в нее, как в запой алкоголик. Но вечером пришлось возвратиться в дом, где ждали его "две дамочки". Усталый и возбужденный, Обнорский попросту не заметил, что атмосфера в доме неуловимо изменилась, что между беспечно разговаривающими женщинами появилось нечто, что трудно объяснить словами… Он не заметил. Потому что не захотел.
Вечером играли в карты, смотрели телевизор и выпили бутылку хорошего португальского вина.
Так все и продолжалось целую неделю: работа, безумный секс с двумя женщинами и беспечная болтовня по вечерам с вином и картами. В этом была какая-то декадентская извращенность, обильно припудренная тщательно маскируемой неуверенностью в завтрашнем дне. Говорить об этом избегали, играли в "дурака".
Через неделю прилетел Николай Иванович Наумов - финансовый директор проекта "$50 000 000".
* * *
С прилетом Николая Ивановича как-то все переменилось. Неожиданно стало ясно, что операция завершена. Вернее, подошла к завершению и остается только перебросить деньги в Россию. Вечером, в день прилета, Наумов и Катя встретились в офисе фирмы, принадлежавшей Рахиль Даллет. Ни Андрея, ни Лену туда не пригласили. Катерина взяла мужской дипломат, набитый банковскими бумагами, пояснила, криво усмехнувшись: "Отчет о проделанной работе", - и уехала.
Обнорский и Лена остались одни. В общем-то, это было необычно: вечерние часы наши герои проводили втроем. Андрей был уже изрядно утомлен сексом с двумя партнершами, но тем не менее они оказались в ванной, которая как-то незаметно и естественно стала постоянным местом для любовных утех. Острота ощущений прошла. Они занимались сексом почти механически, так же, как играли в карты или смотрели телек, комментируя новости из России.
Потом вяло курили, лежали в горячей пенной воде. В окно лился вечерний свет, негромко шипела, оседая, пена. Андрею разговаривать не хотелось, а Лена - напротив - была настроена на лирику.
- Скоро расстанемся, Андрюша, - сказала Лена. - Тебе не жалко?
Ему было не жалко, но ответить так женщине, с которой ты только что занимался любовью, было, по меньшей мере, не очень этично.
- Так ли скоро? - ответил он. - Как я понял, бабки будут перебрасывать в несколько этапов. Это довольно долго.
- Да, но я в этом не участвую. Моя миссия почти закончена. Через два-три дня я вернусь в Россию. Скорее всего, в сопровождении первого транша… жаль.
- И мне тоже, - солгал он. Это получилось легко. До отвращения легко.
Лена грустно улыбнулась и сказала:
- Вот так. Получит твоя мадам денежки со счетов, и я - ту-ту… Отвезем их в Финляндию, а там…
Внезапно Лена замолчала.
- А что там? - спросил Обнорский.
- Вообще-то я не имею права говорить, - с улыбкой ответила она.
Обнорский хмыкнул и привстал, чтобы выбраться из ванны.
- Ты что, обиделся?
- Что обижаться? Мне это и на хрен не нужно. Лишь бы все поскорее закончилось. За эти - чужие, кстати, - деньги я уже заплатил очень дорогой ценой, Лена. Свободой.
Он присел на край ванны. Пена стекала по голому телу. Ратникова посмотрела на него с сочувствием.
- Я понимаю, Андрей. Все понимаю. Но теперь уже скоро ты будешь свободен. Полтора-два месяца максимум… Всего четырнадцать траншей. Все деньги сосредоточены здесь, в Скандинавии. А переброска пойдет через чухонцев, это и быстро и безопасно. Приехали, загрузили в микроавтобус - и обратно в Россию.
- Как - микроавтобус? - удивился Обнорский. - Они хотят перевезти пятьдесят миллионов баксов микроавтобусом, как челноки?
Лена заметила его удивление, рассмеялась.
- Именно так. Так - как раз предельно безопасно. Ты знаешь, какой поток челноков тащится в Россию через Торфяновку? Тьма. И какой-то зачуханный "фольксваген", на котором везут бэушную резину или холодильники, вообще в потоке незаметен. День туда - день обратно. Четырнадцать ходок - и вся любовь. А Валя Кравцов дело знает туго.
- Что это за гусь? Из ваших?
- Да вы знакомы, Андрей. Это именно он спас тебя в Триполи. Ты вспомни: простой такой, с виду какой-нибудь механизатор-тракторист.
- А-а, - сказал Андрей, - как же! Помню, курносый-русоволосый.
- Вот Валя-то и осуществляет перевозку. Ты не думай, он мужик нормальный и сделает все как надо.
- Флаг ему в руки, нормальному.
За окном ванной потихоньку смеркалось - весенние дни в Скандинавии длинные. Когда после рандеву с Наумовым вернулась Катя, Обнорский и Ратникова мирно играли в "дурака".
То, что Лена рассказала Андрею о некоторых деталях операции по перевозке денег, было грубейшим нарушением режима секретности. Это даже нельзя назвать ошибкой. И невозможно объяснить… по крайней мере, рационально. Авторы и не пытаются это сделать, памятуя, сколько подобных "проколов" знает история спецслужб всего мира. Сколько инструктажей о необходимости соблюдения режима секретности проводится с секретоносителями. И как легко даже матерые контрразведчики и разведчики об этом забывают.
Глубокой ночью Рахиль Даллет встала и тихонько прошла в ванную. Плотно закрыла дверь и сняла с полки миниатюрный диктофон "Soni". Машинка не боялась высокой влажности и перепадов температуры. Но главное, она хорошо писала в диапазоне, соответствующем человеческому голосу, и "фильтровала" посторонние шумы. Она, собственно, и включалась от звука человеческого голоса.
Катя взяла магнитофон и подключила к нему миниатюрный наушник. Слушала она с сосредоточенным лицом, иногда отматывала кассету назад и прослушивала снова. "Ахи" и "охи", которые предшествовали собственно разговору, заставили ее кусать губы. Но она старалась концентрироваться все-таки на разговоре.
Катя положила "соньку" на место и неслышно вернулась в спальню. Обнорский спал как ребенок. В темноте, слегка разжиженной светом уличного фонаря, Катя долго смотрела в бородатое лицо. Потом покачала головой и легла. Заснула она только под утро. Ей было почти физически плохо от того, что она так и не сумела заплакать.
* * *
Внешне Валентин Кравцов действительно больше всего походил на комбайнера-механизатора из какой-нибудь Ивантеевки Псковской губернии. Однажды, когда Кравцов вел в московском метро одного деятеля из Внешторга и случайно толкнул женщину, он сказал: "Извините, гражданочка". Ему и ответили: "Понаехавши из деревни… лимита".
Курносая, простодушная физиономия Кравцова вполне могла принадлежать фермеру из Айдахо или финскому лесорубу… В общем, человек из "народа". За этой простотой скрывалось знание двух языков, восемь лет службы в самой секретной спецслужбе Советского Союза, несколько десятков операций внутри страны и вне ее. Две ответственные ликвидации и правительственные награды… Все в прошлом… Все в прошлом.
В данный момент бывший сотрудник ЦК КПСС сидел на корточках внутри грузопассажирского микроавтобуса "фольксваген" и вывертывал саморез крепления обшивки. Рядом с секундомером в руках сидел Семенов. Валентин вывернул последний саморез и снял кожух. Открылась полость в боковине грузового отсека. После этого Кравцов раскрыл чемодан, который был набит… кусками пенопласта. И начат аккуратно заполнять полость. Уложил. Потом раскрыл второй чемодан, затем третий.
- Еще и остается место-то, а, Роман Константиныч? - сказал Кравцов.
- Вижу, Валя, - отозвался Семенов.
- Так может, добавим пачек десять?.. Даже больше. Я пенопласт-то пилил, давая припуск по пять миллиметров на все размеры. Ух и задолбался! Хоть он и мягкий, но пока триста пятьдесят штук напилил… Может, добавим? Место есть.
- Не надо, - сказал Семенов. - Раз уж обговорили с Наумовым, то менять уже ничего не будем.
Кравцов пожал плечами и начал ставить на место панель. Когда он завернул все шесть саморезов, Семенов щелкнул секундомером.
- Двадцать четыре минуты… нормально! А когда будешь четырнадцатый рейс делать, наловчишься вдвое быстрей.
- Да спешить-то незачем…
Затем Семенов и Кравцов вместе освободили полость в боковине "фольксвагена", пропылесосили ее и закрыли. Триста пятьдесят аккуратно напиленных кусков пенопласта легли обратно в чемоданы.
- Ну, - сказал директор агентства "Консультант", - давай еще раз пробежимся по схеме… поищем слабые места.
- Давайте, - согласился Кравцов, хотя про себя подумал: уже трижды "пробегались", совершили пробную поездку, провели полное техобслуживание "фольксвагена", подготовили все необходимое снаряжение. Тем не менее он сказал: давайте.
Два спеца по тайным операциям сели на чемоданы с пенопластом, на третьем развернули большую карту. Они работали. Они знали, что мелочей в их деле не бывает.
* * *
Утро выдалось хмурым. Моросил дождь, ветер раскачивал кроны деревьев. Катя тоже выглядела не лучшим образом. Не выспалась, да и все прочие обстоятельства… не способствовали.
За завтраком Катя несколько раз посмотрела на Обнорского странным каким-то взглядом.
- Что, Катерина Дмитриевна, вы так на меня смотрите?
"…Потому что мне жалко тебя… И еще больше себя! Но изменить я уже ничего не могу. Ты, Андрюша, мне в сердце плюнул!"
- Ничего… просто - смотрю. Да, кстати, позвони после завтрака и закажи билеты на паром в Хельсинки, - сказала Катя, глядя в тарелку.
- Для кого? - удивился Обнорский.
- Для нас троих.
- Мы едем в Хельсинки? Когда?
- Сегодня, родной… сегодня.
- Что же ты вчера не сказала? "Потому что мне страшно посылать тебя на смерть. Но по-другому я не могу".
- Забыла, - ответила Катя с вызовом в голосе.
Ратникова посмотрела на Катю с прищуром. Для нее информация о поездке в Хельсинки новостью не была: ежедневно Лена звонила в Россию, "папе", и уже знала кое-что… Но далеко не все.
- А что мы там будем делать? - задач вопрос Обнорский.
- Ты что, дурак? - сказала Катя, положила вилку и встала из-за стола.
- Вопрос, конечно, интересный, - задумчиво произнес Андрей. - Я сам частенько задаю его себе и, признаться, ответа еще не нашел… А как думаешь ты, Катя?
Катерина, не отвечая, вышла из кухни.
- М-м-да! - сказал Обнорский очень глубокомысленно и налил себе кофе.
Через несколько минут он увидел в окно, как Катя села в "сааб". Обычно он выходил проводить ее, открыть и закрыть ворота. Сегодня не стал этого делать… Он пил кофе, смотрел в окно, как Катя выводит машину на улицу и сама запирает ворота под мелким противным дождем, и думал, что действительно задал дурацкий вопрос… В Хельсинки они едут передавать Кравцову деньги. Как сказала Лена: первый транш.
Ну что ж, первый - так первый… Андрей придвинул телефон и взял телефонный справочник. Через пять минут он заказал билеты на паром "SILVALINE".
- Никогда не плавал на паромах, - сказал Обнорский. - Впрочем, один раз было…
* * *
Катя была бледна, отвечала невпопад и глядела странными глазами.
- Что с тобой, Катя? - спросил Обнорский. - Укачало?
За иллюминаторами бара действительно слегка штормило. На гребнях волн лохматилась пена. Садилось солнце.
- Да, - сказала Катя, - укачало… Извините, пойду прилягу.
Она встала из-за столика и ушла. Андрей и Лена остались. Катя дошла до каюты и рухнула лицом в подушку. Заплакала, заскулила жалобно, как побитая собака.
Качки она не боялась, из бара ушла потому, что не было сил смотреть в глаза людям, уже обреченным. Уже приговоренным ею к расстрелу… Она скулила и вспоминала слова Андрея, сказанные давно: "…лимиты у смерти на меня все выбраны". Ах, дурак-дурак! Дурак, Андрюшка. У смерти лимитов не бывает. Безлимитная она, стерва.
"А ты, - спросила себя Катя, - ты не стерва? Ты же любила его!"
"Да, любила… и, может быть, даже и сейчас люблю. Даже такого - бабника и разгильдяя, но…"
"Что - "но"?"
"Но я уже решила. Я уже все решила и доведу дело до конца".
Она села и закурила сигарету. Десятью метрами ниже, на автомобильной палубе, стоял ее "сааб". В багажнике, в четырех дорожных сумках, лежал "первый транш" - 3 500 000 долларов. Тремя метрами выше сидели в баре два приговоренных к расстрелу человека.
* * *
А сами приговоренные ничего об этом не знали. Они сидели в баре и пили "Мартини". Опоясанная огнями громадина парома двигалась на восток, в Финляндию.
Утром паром пришвартовался в Хельсинки. Шел дождь, капли воды густо покрывали стекло иллюминатора. Андрей с любопытством смотрел на незнакомый город. В дверь постучали.
- Да, - сказал он по-английски.
Вошла Катя. Слегка бледная, но с улыбкой. Однако он знал ее слишком хорошо, чтобы обмануться. Видел, что напряжена, что в глазах тоска, что легла у переносицы морщинка.
- Что ты, Катя? - спросил он. Она пожала плечами: мол, ничего.
- Я же вижу, - сказал он.
А она снова пожала плечами и ответила:
- Нервничаю… в багажнике три с половиной лимона зелени. Как-то пройдем таможню?
- Да брось! Здесь таможенный контроль - чистая формальность. У тебя израильский паспорт, шикарный "сааб", зарегистрированный в Швеции. Никаких вопросов вообще не будет. С песнями уверенно катим по "зеленому коридору" и ослепительно улыбаемся таможне.
- С какими песнями?
- С еврейскими народными, - ухмыльнулся Обнорский.
Он оказался стопроцентно прав: контроль пассажиров парома из Швеции был формальным. Спустя полчаса "сааб" с багажником, полным денег, катил под мелким дождем по улицам Хельсинки.
- Давай-ка я поведу, - сказал Кате Обнорский, и они поменялись местами. - Куда нам ехать-то?
- В Ярвенпяя, - сказала Катя.
- Куда-а? - удивленно переспросил он.
- Городок такой в сорока километрах севернее Хельсинки. Вот схема проезда, - Катя достала из сумочки лист бумаги.
Схема была выполнена от руки, но достаточно подробно, с пояснительными надписями печатными буквами. Обнорский быстро сообразил, что главное - выбраться из города на "Ring-I" - кольцевую дорогу - и оттуда рвануть по магистрали Е-12. На схеме был указан и другой вариант, несколько короче, но Андрей рассудил, что по магистрали все равно окажется быстрее.
Выбираясь из города, он все-таки сбился, проскочил "Ring-I", но исправлять ошибку не стал и поехал вперед, ко второй кольцевой, которая почему-то носила название "Ring-III", и уже с нее выскочил на магистраль. Ограничение скорости составляло сто двадцать километров, и он погнал на север. Над головой иногда проходили самолеты, заходящие на посадку в аэропорт Мальми.
В дороге молчали. Финская станция с названием "Радиомафия" наяривала какую-то рок-дребедень. Летел за окном чистенький пейзажик со скалами, перелесками, дорожными указателями и рекламными щитами. На указателях финские названия были продублированы по-шведски. До Ярвенпяя доехали за полчаса.
- Ну, а здесь куда? - спросил Обнорский, и Катя достала второй листок. Опять же исполненный от руки, тщательно и толково.
Им следовало подъехать на стоянку в центре города, на пересечении Сибелиукзенкату и Маннилантие.
Андрей чертыхнулся, читая дурные финские названия, и начал фальшиво насвистывать "Грустный вальс" Сибелиуса. Ратникова поморщилась. Андрей увидел это в зеркало заднего обзора и, подмигнув, сказал:
- Не бери в голову, фру Лена… скоро домой поедешь.
- Ты тоже, - сказала Катя.
- Что - я тоже? - спросил Обнорский.
- Ты, Андрюша, тоже поедешь домой.
- О-балдеть! Что ни день - новые узасы!..
- Наши партнеры хотят подстраховаться от возможных неожиданностей. Они выдвинули условие: ты участвуешь в экспедиции.
- Вот оно что! - сказал Обнорский. - Здорово! Ай, как ловко. А если мы спал имея на границе, то сяду опять я?
- Нет, - сказала Катя. - ты не сядешь.
- Ну конечно. Контрабанда трех с половиной миллионов баксов - это же совсем ерунда. Семечки!
- Не паникуй, Андрей, - сказала Лена. - Делом занимаются профессионалы. Деньги будут спрятаны так, что их никто не найдет. А даже если вдруг найдет, то мы просто пожертвуем ими, заявив, что знать ничего не знали. Что "фолькс" куплен недавно и бабки принадлежат, видимо, предыдущему владельцу. Это, кстати, очень правдоподобно… бывший хозяин по-крупному торговал наркотой. Недавно погиб.
- Мило, - сказал Обнорский, - очень мило… Недавно, значит, погиб?
- Здесь налево, Андрей, - сказала Катя, и он повернул налево.
- Это был несчастный случай, Андрюша…
- И произошел он очень вовремя, - кивнул головой Андрей. - Ежу понятно. Лена промолчала. А Катя сказал:
- Приехали.
Обнорский повернул на полупустую стоянку и сразу увидел бежевый микроавтобус "фольксваген" с питерским номером.
В боковое зеркало Валентин увидел "сааб". Он посмотрел на часы: почти точно. "Сааб" Кравцов узнал сразу. Теперь оставалось дождаться, кто выйдет из машины первым. Если Лена - значит, все в порядке… Вышла Лена. Валентин высунул левую руку и "поправил" зеркало. Это было ответом: порядок, следуйте за мной.
Кравцов пустил двигатель, включил ближний свет и выехал со стоянки, "сааб" двинулся следом. Через несколько минут машины выскочили из городка, пошли в направлении Зиббо. Дождь прекратился, в разрывах облачности проглядывали голубые заплатки небес, прорывались солнечные лучи. Шоссе блестело.
Уже за Зиббо "фолькс" показал правый поворот и свернул на маленькую стоянку. Следом нырнул "сааб", подъехал и встал рядом. Кравцов выпрыгнул из кабины автобуса. Из "сааба" вышли Лена и Андрей. Несколько секунд мужчины смотрели друг на друга. Они виделись много лет назад и очень недолго. И тем не менее узнали сразу. Кравцов приветливо (и довольно естественно) улыбнулся, протянул руку:
- Ну, здравствуй, Андрей… узнал?
Обнорский, поколебавшись секунду, пожал протянутую руку. В конце-то концов, этот парень всего лишь исполнитель. Хотя, наверно, и имеет в деле свой интерес. В тюрьму, во всяком случае, Андрея закрывали другие.
- Узнал, - ответил Обнорский, не выказывая ни радости, ни враждебности.
- Тогда давайте делом заниматься. Поговорим потом, дорога неблизкая, успеем.