Кравцов вновь залез в автобус, быстро снял панель стенки. Обнорский передал ему первую сумку. Валентин споро начал укладывать пачки в полость. Он усмехнулся, вспоминая, как тренировался на пенопластовых "макетах". Обнорский молча смотрел, как исчезают в черном провале зеленые пачки в банковских бандеролях. Такого количества денег он, разумеется, никогда не видел, но сейчас не испытывал никаких эмоций.
Ратникова прогуливалась чуть в стороне. Андрей подумал: на шухере стоит. Ситуация показалась ему забавной. Почти гротескной: компания из двух бывших сотрудников спецслужб, журналист питерской молодежки и бандитка-миллионерша с израильским подданством килограммами грузят доллары на глухой автостоянке в центре Финляндии… бредятина полная!
- Следующую, - сказал из салона Кравцов и протянул пустую сумку. Взамен Андрей отдал полную.
Вжикнула молния, зеленые пачки потекли в темный провал. В сущности, эти деньги сами являлись неким черным провалом, который поглощал живых людей. Скольких он уже умертвил?
- Следующую, - сказал Кравцов.
…И скольких еще умертвит? Тела будут падать в пустоту… одно, другое, третье… сотое? Насытится ли он когда-нибудь?
- Следующую, - сказал Кравцов.
* * *
Когда погрузка была закончена, Валентин снял перчатки, бросил их на пол и посмотрел на часы. Результатом остался доволен.
- Ну-с, товарищи и господа, - сказал он, - можно ехать. Родина ждет своих сыновей-дочерей. Извольте прощаться, а я пока позвоню… доложу, что все у нас о’кей.
Валентин закурил, снял с торпеды мобильный и отошел с ним в сторону. Лена перекинула из "сааба" в "фольксваген" свой багаж. У Обнорского никакого багажа не было… он стоял, курил, слушал, как шумят на ветру деревья. Подумал, что совсем недавно он точно так же слушал шум деревьев рядом с трассой Нижний Тагил - Екатеринбург… А светловолосый крепыш широким жестом сеятеля разбрасывал стреляные гильзы.
Из "сааба" вышла Катя. Остановилась рядом. Было тепло, но она стояла, обхватив локти руками, - как будто зябла.
- Андрей!
Это очень тихо было сказано: "Андрей!" - но он услышал, обернулся и посмотрел в бледное Катино лицо. Метрах в двадцати Кравцов говорил по телефону… докладывал, что все у нас о’кей.
- Да, Катюша…
- Андрей, прости меня.
- За что? За что я должен тебя простить?
- За… все. Я очень перед тобой виновата. Обнорский вздохнул, обнял Катю и поцеловал в сжатые губы. Она отпрянула.
- Ладно, - сказал Обнорский, - потом поговорим… когда вернусь. Разберемся, что - кому и где - чего…
Она посмотрела странным взглядом и ничего не ответила. Слева не спеша приближался Кравцов с телефоном в руке. Из "фольксвагена" вышла Лена. Подошла, чмокнула Катю в щеку. Ах, как трогательно, язвительно подумал Андрей, но не сказал ничего… неуместно как-то, цинично… и, пожалуй, жестоко по отношению к растерявшейся женщине.
- Извольте прощаться, - весело сказал Кравцов, - пассажиров просим занять свои места, провожающих выйти на перрон.
- Прощайте, - сказала Катя, не глядя на мертвецов. Повернулась и пошла к "саабу".
- Да не переживайте вы, Екатерина Дмитриевна, - произнес ей вслед Валентин. - Все будет хорошо, до России рукой подать.
Катя села в "сааб", негромко хлопнула дверца. Кравцов покачал головой, но промолчал… Трое приговоренных к смерти сели в "фольксваген". Негромко забормотал дизель, вспыхнули фары.
Микроавтобус выехал со стоянки.
Андрей обернулся и посмотрел назад. Светлосерый "сааб" четко выделялся на фоне леса. Он выглядел пустым.
* * *
Катя сидела, сцепив на рулевом колесе руки. Она смотрела, как уменьшается "фольксваген", поблескивая задним стеклом. Он становился все меньше… меньше… и вот исчез.
Она взяла в руки свой "эриксон", достала записную книжку и набрала четырнадцатизначный номер. Когда трубку сняли, Катя сказала:
- Они выехали. Только что взяли груз… да, в полном объеме, три с половиной… да. Микроавтобус "фольксваген" бежевого цвета, номер… в машине трое: двое мужчин и женщина. Описания мужчин у вас есть. Женщина - блондинка лет тридцати… красивая… Оружие? Не думаю, что у них есть. Тем более что их все равно будут встречать. Отбой.
* * *
Катя выключила "трубу", пустила движок и поехала в сторону, противоположную той, куда укатил "фольксваген".
"Фольксваген" выскочил на трассу Е-18, бойко пошел на восток, на Россию. "Первый транш" ехал к своему получателю. Светило солнце, асфальт просох. Просохли и скалы на северной стороне, дороги. Над ними курился легкий парок. Кравцов вставил в магнитофон кассету с Розенбаумом, начал расспрашивать Лену про плавание на пароме. Лена спросила: "А ты что - никогда на пароме не плавал?" - "Нет", - ответил Валентин и солгал. Именно на пароме он провел одну из ликвидации. Он, собственно говоря, только страховал, а предателя из Минэнерго выбросил за борт Саня Берг. Приглушенный вскрик, падение крупного тела со средней палубы и - все! Проблема закрыта… Сейчас Саня Берг сидит в "Das graue Haus" в Вене.
- Нет, - сказал Кравцов, - на пароме плавать не доводилось… Кстати, Андрей, у вас что - нет никакого багажа?
- Весь мой багаж в карманах: сигареты, зажигалка, телефон… Да и он в Финляндии бесполезен.
- Отсутствие багажа всегда вызывает интерес таможни. Придется купить вам сумку и какое-нибудь барахлишко. Чтобы вы у нас белой вороной не выглядели… Это за счет фирмы, так что вы не разоритесь.
- Благодарствую, - ернически ответил Андрей.
- Не за что, - так же ернически сказал Валентин, - считайте, что это командировочные. Скоро Ловиса, заедем туда за резиной, заодно и прибарахлимся.
В городке с названием Ловиса Кравцов купил в специализированном магазине три комплекта бэушной шипованной авторезины.
- Зачем тебе столько? - спросил Андрей, глядя на гору колес в грузовом отсеке,
- Они мне на хрен не нужны, Андрей. Зато любому таможеннику понятно: челноки-мелочевщики. Просек?
- Просек.
Потом заехали в местный торговый центр… Разбрелись. Андрей вспомнил слова Кравцова: за счет фирмы… Усмехнулся и пошел в отдел мужской одежды. Выбрал две сорочки от "Хуго Босса", джемпер от Версачи, шикарный "Жиллет" и флакон туалетной воды. Все это нужно было куда-то сложить - не повезешь же в универмаговской тележке. Андрей подумал и выбрал шикарную сумку из натуральной кожи… "Ну, хватит, пожалуй. Не то моих "спонсоров" удар хватит!.. Впрочем, я бы по этому поводу нимало не расстроился".
Он покатил тележку в сторону касс. Проходя мимо отдела игрушек, он наткнулся глазами на… глобус. Большой, яркий, стилизованный под старину: в океанах плавали парусные корабли, киты и чудовища, вулканы выбрасывали огонь и клубы дыма. Обнорский остановился, бросил тележку в проходе и подошел к глобусу. Он приставил указательный палец к экватору и крутанул. Огромный - диаметром более полуметра, - массивный земной шар плавно двинулся. Проплывали океаны с чудовищами, материки со слегка выпуклыми горами и огнедышащими драконами, с несуществующими островами и проливами.
Этот глобус был совсем не похож на тот, что подарили ему в детстве. Тот, старый, маленький, выцветший и потертый, болтающийся на оси, до сих пор стоит дома на подоконнике… Этот глобус совсем другой. Но точно так же от него веет одиночеством.
Сбоку подошла продавщица в фирменном зеленом костюмчике и что-то сказала. Андрей вздрогнул и обернулся. Он смотрел непонимающим взглядом. Продавщица снова что-то сказала. Земной шар все еще вращался…
- Антеекси, ен юммаря суоми, - сказал Обнорский. Эта была единственная фраза по-фински, которую он знал. Продавщица улыбнулась и отошла. Глобус остановился.
Андрей взял свою тележку и покатил ее к кассам. Там уже ожидал Кравцов со спиннингом в руках. Когда кассир подсчитала стоимость покупок Обнорского, Валентин присвистнул:
- Ох, не слабый у вас, Андрей Викторович, аппетит!
- Так ведь и командировка у меня длительная.
- Ой ли? Всего-то неделя, Андрей.
- Нет, Валя, моя командировочка началась в сентябре 1994-го. А когда закончится - бог весть…
Кравцов усмехнулся, подумал, что, пожалуй, журналист прав. Он расплатился, убрал в бумажник чеки.
Лена уже ждала возле автобуса.
- Далеко до границы? - спросила она.
- Сто километров, - ответил Кравцов.
* * *
Зазвонил телефон, и Наумов сразу взял трубку.
- Николай Иваныч, - сказал Семенов весело, - наши друзья часа через полтора будут на границе. Ты готов к встрече?
- Да, безусловно, Роман Константиныч. Наши договоренности остаются в силе?
- Конечно. Четверо твоих людей и четверо моих. Встречаются в Торфяновке и на месте ждут гостей. Сопровождают до Питера. Так что, Николай Иваныч, звони своим.
- Мои люди уже в Выборге, - ответил Наумов.
- Замечательно. Мои тоже. Партнеры по добыче "золота партии" рассмеялись.
- А долго мы с тобой ждали этого дня, а, Иваныч?
- Мы не ждали, Роман… мы работали. Как в песне поется: "Этот день мы приближали, как могли".
Сравнение не понравилось Семенову. К песне, которую процитировал питерский банкир, он относился с уважением. Полковник, умный и интеллигентный, понимал, что по уши в криминале. А если говорить жестче: в крови. Если называть вещи своими именами, он всего лишь лидер ОПГ, под прикрытием агентства "Консультант"… И тем не менее Семенов не растерял до конца неких моральных установок. Сравнение Дня Победы с Днем Мародера показалось ему кощунственным. Он не стал говорить этого Наумову. Промолчал.
- Что, Роман, - продолжил Наумов, - может быть, вечером отметим это событие?
- Я не против, - отозвался Семенов. - Давай-ка решим этот вопрос после того, как получим гостинцы.
- Лады, Рома, - согласился банкир. - До связи.
- До связи.
Вот так - вполне по-дружески - переговорили два людоеда. Вполне по-человечески. Мы работали, сказал один людоед другому… и предложил отметить первый успех.
Но отмечать свой успех им не придется.
* * *
Им не придется отмечать свой успех. Потому что никакого успеха не будет.
Потому что прибытия "первого транша" ожидал еще один людоед. А на тихой дачке в районе поселка Кирилловское к встрече "фольксвагена" готовились двенадцать боевиков. Они знали, что предстоит весьма опасная операция, что им предстоит схватиться с вооруженным конвоем, но были готовы к этому. Пять тысяч долларов, обещанные каждому за участие в деле, оправдывали риск. В Чечне за такие деньги нужно рисковать месяц. Здесь - полчаса… Да и степень риска совсем не та, что на фронте.
Все двенадцать человек имели боевой опыт и были готовы к убийству. Дело, как говорится, привычное. Ждали только сигнала.
* * *
"Фольксваген" приближался к пограничному переходу Ваалимаа. В магазине "такс-фри" купили недорогие гладильные доски. А до этого в Котке загрузили бэушный холодильник "Розенлев", Теперь "фольксваген" гарантированно раскрывай род деятельности своих владельцев: челноки. В июне девяносто шестого их много сновало туда-сюда… Курс финской марки - тысяча с небольшим рублей - позволял делать какой-то "бизнес". До кризиса 1998 года было еще далеко.
…"Фольксваген" приближался к Ваалимаа. Вдоль дороги на несколько километров вытянулась колонна грузовиков. Дальнобойщики стояли в очередях, случалось, по несколько дней. Легковухам было проще.
- Забудьте, ребята, про эти бабки, - сказал Кравцов спокойно. - Забудьте. Их нет. Просто пет - и все! И мы пройдем обе таможни без сучка без задоринки. А на той стороне нас встретят. Поедем по-королевски, с эскортом.
- Под конвоем, говоришь? - спросил Обнорский.
- Нет, Андрей Викторович, под охраной. Мы не ждем никаких неожиданностей, но береженого, как говорится, Бог бережет, - сказал Валентин и встал в конец небольшой очереди из легковух и микроавтобусов. Впереди был первый таможенный контроль…
* * *
Кружились и кричали чайки, паром оставлял широкий кильватерный след, берег таял. Катя сидела в шезлонге и смотрела на удаляющийся берег. Она смотрела, но не видела… Перед глазами лежала серая лента шоссе и бежевый "фольксваген" с приговоренными людьми. Пожалуй, они уже в России, едут навстречу судьбе. Катя посмотрела на часики от Картье… да, пожалуй, уже в России. Ах, если бы Андрей не был так упрям!
Если бы он не был упрям, все могло бы быть по-другому. Но его не переделаешь. И когда на третий день после его приезда Катя затеяла тот разговор, она с самого начала знала, что ничего не получится… Нет, не так. Она предполагала, что ничего не получится, но считала себя обязанной попробовать.
…Они лежали в постели, комната была наполнена полумраком и потерянной навсегда любовью. Разочарованием. Не было ни горечи, ни боли, было разочарование. И, может быть, маленькая бабская ревность, похожая на сухой колодец. Теперь уже и не понять: а была ли в нем вода? Или он всегда был забит сухой тиной и мертвой лягушачьей икрой?
- Андрей, - позвала Катя и провела пальцем по тому месту, где прятался в бороде шрам.
- А-у? - сказал он довольным, сытым голосом.
- Скоро будем передавать деньги, Андрюш…
- Да, скоро… а что?
- Тебе не жалко?
- Мне? - спросил он, приподнимаясь на локте. - Чего же мне жалеть? Это же не мои деньги, я не имею к ним никакого отношения. Более того, я рад от них избавиться. Пока они у тебя, спокойной жизни не будет, Катя. Ни у тебя, ни у меня.
- Да, это верно.
- А почему ты спросила?
- Да… так.
Обнорский смотрел на нее сверху вниз. Пристально, с прищуром.
- Это не ответ, - сказал он после паузы. - Тебе жалко отдавать эти бабки?
- Нет, Андрей, нисколько… Много лет я даже не знала об их существовании. Что их жалеть? Другое обидно…
- Что же обидно? - живо спросил Обнорский.
- Антибиотик, - твердо сказала она.
- Катя!
- Подожди! Подожди, Андрей, не перебивай меня. Ты спросил, я пытаюсь тебе ответить, а ты тут же меня перебиваешь, - быстро произнесла она и села на постели.
- Говори.
- Даже не знаю, с чего начать, - пожала она плечами и взяла с тумбочки сигареты.
Свет пламени зажигалки выхватил плотно сжатые губы, контрастно подчеркнул сеточку морщинок, и Обнорский понял, о чем пойдет речь. Он поморщился, как от зубной боли, и попросил:
- Дай и мне сигарету.
Она протянула сигареты, повторила:
- Не знаю, с чего начать.
- С Палыча, - буркнул Обнорский, затягиваясь. - С того, что он жив-здоров… Что мы так и не довели задуманное до конца.
- Да, - сказала она, как будто слегка обрадованно. - Ты тоже об этом думал?
- Я просто не мог об этом не думать. Даже если бы я захотел не думать… даже если бы приказал себе: забудь!.. Все равно забыть нельзя. И не думать нельзя. Конечно, я думал об этом, Катя.
- И что же?
- А ты? Что думаешь об этом ты?
- Мы не довели дело до конца, Андрюша. Виктор Палыч искалечил мою жизнь. Понимаю, что звучит напыщенно, театрально, но - извини - это так и есть. Он отнял у меня все. Все, что только можно отобрать у женщины… Я никогда тебе не говорила и сейчас, наверное, зря говорю, но мне уже не раз приходила мысль о самоубийстве.
- Катя!
- А что?.. Я ведь уже и так не живу. Я пустая внутри, Андрюша, убогая. Понимаю, что опять звучит как в мелодрамке… ах, богатые тоже плачут!.. А только так и есть, ни убавить ни добавить. Я на этих засранцев-психоаналитиков тьму денег извела. И ясно поняла одно: я Палыча просто обязана уничтожить. Он мне по ночам снится с гаденькой своей улыбочкой… с Библией… с глазами гадючьими… Как же мне жить-то с этим?
- Катя, - сказал Обнорский, быстро сел и обнял ее за голые плечи, - Катя…
- Что делать будем, Андрюша? - жестко спросила она и повернула к нему. На ее лице, вопреки ожиданиям Обнорского, не читалось ни боли, ни отчаяния… пустота была.
- Я не знаю, - ответил он, вглядываясь в ее глаза. Что-то в них было отрешенное, пугающее. Что-то такое, что невозможно объяснить, а можно только почувствовать. - Я не знаю, Катя, но думаю, что теперь ситуация переломилась.
- Да-а? Неужто?
- Да, Катя, да. Теперь ты сможешь вернуться в Россию, в Питер. И жить вместе с сыном. Теперь Наумов просто-напросто прикажет Палычу и тот не посмеет даже приблизиться к тебе.
- Мне этого мало, Андрюша… Мне милостынька ни к чему. Поможешь мне достать эту гадину с Библией?
Обнорский затушил сигарету, помахал ладонью, разгоняя дым.
- Как ты себе это представляешь?
- Просто, Андрюша, как дважды два… Нужно просто стравить Палыча с Наумовым из-за этих бабок.
- Мы это уже, как говорят в школе, проходили, Катюша. Не с деньгами, а с "Абсолютом", что, в общем-то, одно и то же. Ты помнишь, чем кончилось?
- Значит - боишься?
- Боюсь?.. Пожалуй, нет. Пожалуй, теперь я уже ничего не боюсь.
- Как вы бесстрашны, мой бесстрашный лорд!
- Ты можешь иронизировать, Катя, но я говорю совершенно серьезно. И дело тут не в моем бесстрашии… Дело в том, что я пришел к пониманию.
- К пониманию чего? Какие такие тайны тебе открылись? Расскажи.
- Расскажу, Катя… тем более что никаких тайн, на самом-то деле, нет. Просто, пока я сидел, - Катя хохотнула, - … да-да, именно так, Катя, пока я сидел, я понял: ничего не происходит случайно. Человек только думает, что строит свою жизнь и имеет свободу выбора. Внешне все именно так и выглядит: ты можешь поступить в один институт, а можешь - в другой… ты можешь повернуть на перекрестке налево, можешь - направо. Но все равно в конце пути ты выйдешь на ту площадь, на которую ты должен выйти. По-другому не бывает! Теперь я это знаю точно. И погибает человек не в тот момент, когда не знающий промахов снайпер нажимает спуск, а только тогда, когда он все сделал на Земле… вот и все, собственно. Потому и не боюсь.