Уже на следующий день он написал рапорт на имя начальника академии с просьбой отправить в Чечню по контракту. Генерал попытался отговорить, но Костя стоял на своем. Через месяц просьбу удовлетворили и подполковник Силаев отправился в Грозный.
Степанову через сутки отправили в Моздок. Загипсованная, перетянутая бинтами и укрытая по грудь байковым одеялом, она напоминала египетскую мумию. Руки не шевелились, голова еле ворочалась, ноги в металлических шинах страшно болели. Носилки с ранеными вносили в вертолет и вплотную ставили друг к другу. Марина пыталась протестовать и требовала, чтобы ее не отправляли никуда, ругалась и кричала. Над разбушевавшейся женщиной склонилось лицо хирурга:
- С ног до головы в бинтах, еле шевелитесь и так ругаетесь! Вы хоть понимаете, что переломанные кости срастутся не раньше, чем через пару месяцев? Мы не можем так долго держать вас здесь. В Моздоке спокойнее, да и питание получше нашего. Прекратите буянить, Марина Ивановна, а иначе я вам снотворное вколю!
Ей пришлось смириться. Она лежала на носилках и смотрела в потолок вертолета. С трудом повернув голову, посмотрела на соседей слева и справа. Вздохнула, вспомнив о потерянной записке от Кости Силаева. Ей вдруг захотелось прочесть ее еще раз.
В Моздокском госпитале вновь возникли проблемы с размещением. Все ранее лечившиеся женщины были размещены по городским больницам. Степанова оказалась единственной раненой женщиной. Везти ее в обычную гражданскую больницу было нельзя. Никто пока не знал, что в федеральных войсках воюют женщины. Неминуемо начались бы расспросы. Вездесущие журналисты мигом ухватились бы за "сенсацию". Сообщать об этом раньше времени не стоило. Марину положили на кровать-каталку и поставили посреди коридора. Главврач долго пытался сообразить, куда же поместить пациентку. Стоял рядом и раздумывал. Потом приказал:
- В ординаторской отделите угол ширмами и поставьте там каталку. Положим женщину туда.
Вот так Степанова очутилась в отдельном помещении, если можно было так выразиться. В ординаторской постоянно толпился народ. Стоял шум и гам. Многие заглядывали за ширму, здоровались с ней. Марине не было покоя ни днем ни ночью. Заглянувший через несколько дней главврач мигом понял все по ее покрасневшим воспаленным глазам, хотя она и не жаловалась. Мужчина покачал головой:
- Да, милая, я сделал глупость, поселив вас здесь. Ну, что ж, придется исправлять!
Женщину, по распоряжению начальника, перевезли в его собственный кабинет. Вновь отгородили угол ширмами. Здесь народу было поменьше, да и по ночам никто не мешал. Степанова целые сутки после "переезда" отсыпалась. Главврач приказал не мешать. Женщина пошла на поправку. Через три недели сняли бинты с головы и рук. Марина попросила у медсестры зеркало. Посмотрела на длинный шрам на правом виске и попробовала прикрыть его волосами. Получилось. Она грустно улыбнулась:
- Придется прическу менять…
Медсестра с нескрываемой завистью посмотрела на ее лицо и успокоила:
- Вам любая прическа к лицу. Хуже с руками: придется вам носить кофточки с длинными рукавами даже летом или искать хорошего пластического хирурга, который бы убрал шрамы.
Марина посмотрела ни синюшно-розовые рубцы на руках и усмехнулась:
- Ерунда! Мне же не замуж выходить…
Женщина покачала головой:
- Я бы не спешила с такими выводами. Вы еще молоды.
Еще через месяц Степановой разрешили встать на ноги. Гипс сняли. Над коленями багровели рваные шрамы. С двух сторон ее подхватили медсестры. Женщина осторожно коснулась ступнями линолеума и попробовала встать. Большой боли не было, но ее шатнуло. Мышцы отвыкли от напряжения. Медики не дали упасть. Главврач протянул костыли:
- Давайте-ка учиться ходить по новой, вот с этими предметами…
Подсунул ей под мышки оба костыля. Марина мгновенно навалилась на них и попыталась передвинуть ноги по очереди. У нее получилось. Женщина широко улыбнулась и сделал еще пару шагов. Затем еще и еще. Хирург внимательно наблюдал за ее лицом. Потом сказал:
- На сегодня хватит! Завтра можете пройти еще чуть больше и так с каждым днем. Придется тренироваться. Пока в моем кабинете, а затем и в коридоре. Он у нас длинный!
Через пару недель Степанова решительно отбросила костыли, хотя хирург возражал и говорил:
- Рано пока! Кости еще слабые.
Женщина твердо ответила:
- Но мне же не больно совсем!
Она "меряла" коридор шагами по три-четыре часа. Прошло всего два дня. Марина стала проситься на выписку, но тут главврач был непреклонен:
- Нет, нет и еще раз нет! У вас травма черепа была и именно сейчас могут проявиться скрытые симптомы.
Тогда Степанова, чтобы занять себя, начала помогать медсестрам и нянечкам. Кормила раненых, разносила лекарства, перестилала постели и даже мыла полы. Хирург, когда в первый раз застал ее за мытьем полов в палате, остолбенел, а затем в шутку сказал:
- Заплатить много не могу, бюджет не позволяет! Так что не старайся…
Марина подняла потное лицо. Встала, откинула тыльной стороной волосы со лба в сторону и отшутилась:
- А я-то губы раскатала! А тут, оказывается, придется пояс подтянуть…
Те из раненых, кто слышал, начали слабо улыбаться. Немудреная шутка на какое-то время отвлекла многих от тягостных мыслей.
Марина, по просьбе старшей сестры, расстригала марлю и складывала ее квадратиками, подготавливая тампоны для перевязок, когда подошел главврач. Он впервые держал себя официально:
- Марина, загляните в мой кабинет, там вас ждут. - Хирург был серьезен, как никогда. Наклонился к ее уху и спросил: - Что же вы ни слова не сказали, что из разведки?
Она вздохнула, покачала укоризненно головой и спросила в ответ:
- Что бы это изменило? Раны бы все равно не затянулись раньше…
- Но мы над вами шутили, посмеивались, а вы ни слова. Полы мыли, словно санитарка. Не удобно получилось…
- Сергей Михайлович, шутки продлевают жизнь. Все хорошо. Кто там приехал?
- Какой-то генерал-полковник Бредин…
Маринка вскочила, словно подброшенная пружиной. От ее спокойствия не осталось и следа. Обежала врача и со всех ног рванула к кабинету. Доктор, да и некоторые раненые, находившиеся в коридоре, удивленно смотрели вслед. Почти два месяца они считали, что женщину трудно чем-либо взволновать, но тут волнение было налицо. Степанова влетела в комнату. По-военному вытянулась у двери в своем сером больничном халате:
- Товарищ генерал-полковник, сержант Степанова явилась по вашему приказанию! - Сразу же радостно сказала, обратив внимание на погоны. - Вас можно поздравить с очередным званием, Евгений Владиславович?
Генерал встал и протянул к ней руки:
- Нужно!
Маринка откровенно кинулась ему на шею со словами:
- Вытащите меня отсюда! Этот чертов главврач никак не желает выписывать! Я же здорова! Слышали, как неслась по коридору? Разве больные так бегают?
Он подвел ее к дивану и усадил, сам устроился рядом. Внимательно посмотрел в лицо, отметив новые шрамы на виске и руках:
- Вот об этом я и приехал с тобой поговорить! Дома у твоих все нормально. Саша твой мне письмо прислал, где все подробно описал. Юлька тоже свои соображения присоединила. Я, знаешь ли, был страшно удивлен, когда твоя дочка мне написала, что учится в третьем классе. В семь лет, а уже третьеклассница! Ты бы хоть заикнулась о своем вундеркинде. Денежное довольствие, как просила, им переслал, о ранении ни слова не написал. Хотя сам, откровенно говоря, испугался. Особенно после сообщения полковника Огарева. Сразу приехать не мог, слишком много всего навалилось…
Он замолчал, разглядывая Марину. Генерал словно прикидывал, стоит ей говорить или не стоит то, что уже известно ему. Она чуть прищурила глаза. Изучающе взглянула на мужчину:
- Я потребовалась?
Евгений Владиславович замялся и она удивилась - такого за Брединым не наблюдалось. Смутно почувствовала что-то не хорошее и твердо попросила:
- Говорите, как есть, не подбирая слов.
Генерал быстро сказал:
- Николай Горев в Чечне объявился!
Она обессилено отвалилась на спинку дивана:
- Как? Он же в Афгане остался…
- Да вот так… Отправил его Масуд в Чечню боевиков дудаевских натаскивать. В каком-то лагере под Шали обитает. Там горный массив есть. Запутанное место! Так вот там и прячется. Месяц, как появились сведения о некоем русском инструкторе с афганским именем Ахмад, фанатично преданному Аллаху, а еще больше доллару и героину. Я уже раз сто пожалел, что не отправил тебя в Афгане разобраться с бывшим приятелем. Бороду он сбрил и частенько ходит в разведку сам. По полученным сведениям представляется в звании майора или капитана. Обстановка в Чечне запутанная и он этим пользуется. По-русски говорит хорошо, русский все-таки. На постах пропускают…
Она глухо спросила, уставившись на больничные шлепанцы:
- Хотите, чтобы я его нашла и уничтожила?
Бредин кивнул:
- Понимаю, что задание очень сложное, но ты знаешь Горева в лицо лучше всех. Как бы он не маскировался, узнаешь. Но дело не только в уничтожении инструктора… - Генерал помолчал немного и продолжил - Мы более заинтересованы в уничтожении лагеря обучаемых боевиков. Сам Горев дело десятое. Таких лагерей, по нашим данным, в Чечне более полусотни, но этот самый опасный - в нем готовят из русских предателей амиров, смертников-камикадзе. Накачивают наркотиками и отправляют. Их не много, но вполне достаточно, чтобы натворить дел. Поняла, чем это грозит?
Марина решительно ответила:
- Согласна, но с условием - иду одна! Хотя бы приблизительный район поиска обозначен?
- Я собирался послать с тобой группу и мне совсем не нравится, что ты снова настаиваешь на одиночном поиске. Пойми, это Чечня, а не Афганистан. Здесь тейповая система! Стоит попасться на глаза и весь тейп уже знает. Соглашайся на группу прикрытия.
- Евгений Владиславович, пока я здесь лежала, наслушалась о тейпах. И все же настаиваю на своем решении!
Генерал тяжело вздохнул, вытер пот со лба:
- Выслушай меня, прежде, чем настаивать…
Они говорили долго. Бредин рассказал ей о сложившейся к 1 марта ситуации на Северном Кавказе…
После взятия Грозного федеральными войсками боевики и не подумали сложить оружие. Напротив, они создали узлы обороны на Аргунском, Шалинском и Гудермесском направлениях. Шалинскую группировку возглавил Аслан Масхадов, профессиональный военный, артиллерист. Пока российские войска наводили относительный порядок в Грозном, на этих направлениях велись интенсивные инженерные работы по созданию новых рубежей обороны. На созданных базах имелись склады с оружием, боеприпасами, медикаментами и продовольствием. Дудаевцы готовились к борьбе основательно.
Множество крупных рек, господствующие высоты, заранее занятые боевиками, многочисленные каналы - это не позволяло федеральным войскам подобраться к противнику скрытно и внезапно ударить. Москва требовала взять захваченные боевиками населенные пункты и выбить их в предгорье. На срочно собранном совещании был разработан план по освобождению Аргуна, Гудермеса, Шали, Герменчука и селения Новые Атаги.
Операцию решили проводить "ступенями". Вначале решили создать ударные группировки, затем блокировать населенные пункты и не дать боевикам с других направлений прорваться к ним. Ну, а уж потом начать разоружать бандитов. Но вначале по опорным пунктам и базам дудаевских бандитов ударила артиллерия, с воздуха наносили бомбово-штурмовые удары самолеты и вертолеты.
Боевики упорно сопротивлялись. Каждое капитальное каменное строение в селах было превращено ими в опорные пункты. В общем, действовали так же, как и в Грозном. Генштаб требовал при освобождении населенных пунктов стараться не допустить разрушений жилых домов, школ и других объектов. Артиллерия по этой причине вела огонь только по выявленным целям на подступах. В самих пунктах действовали штурмовые отряды, внутренние войска и спецназ…
Генерал-полковник, немного помолчав, добавил:
- Вот из-за чего я хочу, чтоб ты шла в группе. Боевики мечутся повсюду: кто-то новое укрытие ищет, а кто-то пытается прорваться к осажденным пунктам. Вот такие дела, Марина… Да, вот еще что! Тут есть у нас один деятель, полковник связи. Представляешь, что придумал? Кодировку команд, сигналов, особые позывные и даже ввел четкие правила радиообмена. Сейчас войска не так "слепы и глухи", как в Грозном. Возьми мужиков из отряда Огарева. Они сами с тобой идти рвутся. Радист среди них опытный есть, уже знакомый с новой системой сигналов.
Степанова прикинула свои шансы выбраться в одиночку и честно сказала:
- При таком раскладе сил придется взять группу. Только пусть они ко мне тоже прислушиваются. Ваша взяла, товарищ генерал-полковник!
- Ну вот и ладненько! Прислушиваться будут! Весь спецназ знает об Искандере!
Он собрался уходить, но Марина решительно вцепилась в рукав:
- Э-э-э, нет, товарищ генерал! Сначала прикажите этому эскулапу меня выписать! А то он снова начнет мне лекцию читать про травмы черепа. Я наслушалась этой чепухи всласть! И еще, я узнавала, форма здесь только большого размера, а у меня и запасная и основная в клочья изодраны да врачами расстрижена. Сапог нет. Где автомат, рюкзак и винтовка, никто не в курсе. Я же сознание тогда потеряла и ничего не помню.
Евгений Владиславович откровенно рассмеялся:
- Степанова, вооружение твое у полковника Огарева в целости и сохранности. Сам видел висевший на шесте рюкзак. Притащили они его вместе с тобой. Форму я тебе привез с Московского склада и сапоги тоже. Насчет врача… Позови его сюда, а сама постой за дверью. Тебе слушать не обязательно!
Маринка деланно обиделась и чуть скривилась:
- Как это - не обязательно? Речь обо мне пойдет…
Генерал хмыкнул и улыбнулся:
- Это мне стоит понимать так - "я, товарищ генерал, все равно подслушаю". Точно или я не прав?
Женщина кивнула и рассмеялась:
- Точно! Пойду позову Сергея Михайловича…
На половине разговора с хирургом, генерал на цыпочках, очень быстро, подошел к двери и распахнул ее. Степанова не успела подняться от замочной скважины, застыв с открытым ртом и теперь снизу вверх смотрела на генерала, склонив голову на плечо. Главврач откровенно вытаращил глаза, а Бредин, шутливо схватив "шпиона" за ухо, втащил женщину в комнату:
- Ну, раз уж ты все слышишь, сиди здесь! - Повернулся к изумленному доктору и улыбнулся: - Да не удивляйтесь вы нашим шуточным отношениям! Я с самого начала знал, что она под дверью. Не сможет разведчик устоять, если речь о нем идет. Обязательно подслушает. Мы с Мариной знакомы больше десяти лет. Она и в афганскую кампанию под моим руководством воевала.
Главврач спросил, глядя в лицо Степановой:
- Значит, она Ясон?
Генерал сразу посерьезнел. Переглянулся с Мариной:
- Откуда вы знаете?
- Один из раненых по секрету сказал, да я не поверил. Я в ташкентском госпитале работал и раненых с Афгана не один десяток прооперировал. Значит, парень прав оказался…
Бредин строго спросил:
- Этот парень еще здесь?
- Пролежит не один месяц. Вертолетчик. Обгорел сильно. Марина неоднократно его кормила, он ее узнал. Кстати, майор взял с меня слово молчать. И сказал я вам это только потому, что вы непосредственный начальник. Так что вашу подчиненную еще помнят.
Генерал попросил:
- Не могли бы вы проводить меня к этому раненому?
- Пожалуйста. Только вот халат оденьте, а то ваши звезды у раненых шок могут вызвать. Кое-кто вскочить попытается…
Евгений Владиславович натянул принесенный медсестрой халат. В сопровождении Марины и хирурга, направился в палату. Крупный мужчина лежал весь перебинтованный до самых глаз. Только глаза да рот были не забинтованы и темными щелями выделялись на белых бинтах. Главврач повернулся:
- Вот он. Майор Кугель.
Марина долго копалась в памяти, фамилия была совершенно не знакомой. Раненый смотрел на нее сквозь прорези. Потом прошептал:
- Да не вспоминайте, не узнаете. Вы спали, когда полковник внес вас в наш вертолет. Я помог ему подняться с вами на руках и видел в прорези маски губы и закрытые глаза. Мы летели в Кабул. Я командиром МИ-24 был в Афгане. И сразу вас узнал, когда вы первый раз наклонились. Где ваш муж?
Марина побледнела и еле вздохнула:
- Он умер от сердечного приступа…
Отвернулась, чтобы смахнуть слезы. Воспоминание о полковнике Горчакове было болезненным. Майор прошептал:
- Простите…
Женщина обернулась, вымученно улыбнувшись. Осторожно погладила его по забинтованному лбу. Бредин наклонился и попросил:
- Вы больше никому не говорите о Марине. Теперь ей здесь воевать. Поправляйтесь, майор и возвращайтесь в строй.
Он моргнул глазами на проступавшие из-под халата звезды на погонах:
- Есть возвращаться в строй, товарищ генерал-полковник!
Выписка на Марину была готова через пару минут. Доктор и генерал вышли из кабинета и она быстро переоделась в пятнистую полевушку. Натянула сверху бушлат и шапку из овчины. Вышла в коридор:
- В форме, но без автомата, раздетой себя чувствую.
Генерал задумчиво глядел на нее. Медленно произнес:
- Война в тебя въелась, Марина! Пора бы тебе завязывать с боевыми действиями… Ты же красивая женщина… Мать двоих детей…
Она попрощалась с военврачом и только тут сквозь ткань халата разглядела три звездочки. Смущенно ахнула:
- Что же вы меня сразу не оборвали, когда я "права начинала качать"? Звание у вас позволяло.
Сергей Михайлович отрицательно покачал головой и улыбнулся:
- Не позволяло! Звание женщины выше любого мужского ранга. Постарайтесь больше в такие переделки не попадать. Останьтесь живы, Марина!
Хирург обнял ее и чуть хлопнул по спине. Степанова повернулась к медсестрам, обнялась с ними:
- Спасибо вам всем за заботу и милосердие. До свидания!
Вместе с генералом вышла из госпиталя на крыльцо и едва не упала от свежего воздуха. Остановилась на крыльце, вцепившись руками в перила. Нестерпимо пахло весной. Снег вокруг стал рыхлым и ноздреватым. Пахло березами и нагретой землей. Степанова посмотрела на стену здания и улыбнулась глядевшему на нее Бредину:
- Весна, Евгений Владиславович! Смотрите, возле стены уже земля проглянула. Вот-вот и подснежники зацветут. Снегу совсем мало осталось… - Спустилась со ступенек и уже серьезно спросила: - Куда едем, товарищ генерал?
- На аэродром. А там, если попутный вертолет будет, в Грозный полетим. Оттуда БТРом или БМП, а может и танком, до расположения спецназа. Там тебя Огарев ждет не дождется! Да сержант Иван Мешков страдает. Вздыхает, мается… Очаровала, разбойница!
Маринка покраснела:
- Да ну вас, товарищ генерал! Я его, если честно и не помню вовсе! - И вдруг спохватилась, - Евгений Владиславович, но раз вы такие вещи знаете, значит, вы уже там побывали.
- Конечно. Я полторы недели по здешним местам путешествую. Полковник мне все рассказал о твоих вывертах!
Марина пытливо спросила, не глядя мужчине в глаза:
- Он рассказал, что я хотела сделать?
Он обернулся, уже садясь в машину. Застыл на мгновение с поднятой ногой: