Эльвира успокаивалась все больше. Она уже чувствовала себя виноватой за несдержанность.
"Не удивительно, - подумал Степаненко. - Будь Эльвира женщиной миролюбивого нрава, ей трудно совладать с собой… А с таким взрывным характером и подавно".
- Слушай, Эльвира, если ты думаешь, что я способен читать мысли, ты ошибаешься…
- Сохадзе приходил… - проговорила женщина. - Потом Рогожцев… Душил от ревности…
- Кто тебя душил?
- Сохадзе… Они оба приходят, Рогожа и Со-хадзе… Какие сволочи… О! Если бы ты избавил меня от этих бесконечных мучений!
- Избавлю! Я нащупал кое-какие концы. Но опять-таки, мне, возможно, придется обращаться за помощью к твоему мужу. Начальство упрямо не дает добро на то, чтобы я занимался этим делом…
- Каким делом?
- Убийством в Горбахе… Они вообще не хотят, чтобы я здесь находился. Что за этим кроется, я не знаю. Кстати, почему видеокассета привела тебя в бешенство? Зачем ты разбила ее? Кассеты легко копируются…
Эльвира отбросила полотенце, посмотрела на изрезанные ладони. Раны были неглубоки, кровь уже перестала течь.
- Ты прав. Таких видеокассет у них тысячи. Они грозятся разослать их по всем адресам, какие можно только раздобыть… Представляешь, этим они меня шантажируют. Я борюсь, как могу, а он… - Эльвира выделила интонацией местоимение "он", - давно у них на крючке. Им помыкают, как хотят.
- Эту папку кто тебе принес?
- Кто? Рогожцев…
Эльвира вздохнула, прошла в комнату, не стесняясь Максима, сбросила с себя мокрую одежду, вытерлась насухо махровой простыней, облегченно вздохнула.
- Поедем куда-нибудь. Я не могу здесь находиться.
- А я не могу шастать на машине в городе, в котором за мной следят из-за каждого фонарного столба.
- Знаешь, если ты будешь бояться, у тебя ничего не получится. Надо действовать с открытым
забралом. Тогда ты все поймешь. Они обязательно станут делать ошибки. Слушай, - Эльвира оживилась, - завтра к нам приезжает губернатор. В горсовете у них какая-то конференция или совещание, а вечером в ресторане гостиницы большой прием. На приеме будут все… Ты их всех увидишь… Всех, кто тебя интересует.
- У меня нет подходящей одежды.
- Думаю, старенький смокинг Шмакова тебя вполне устроит.
Глава XXXIV. По тому же кругу
Старый чекист не удивился, увидев Степаненко на пороге квартиры. То, что Степаненко появился у него без предварительного на то согласования, изменило отношение его к Максиму. Старик почувствовал себя хозяином положения и теперь диктовал условия игры. Он водрузил на столик запотевшую бутылку водки и сказал:
- Уделишь старику минуту внимания?
Минута затянулась на долгие часы. Старик с головой был погружен в политику.
- Одна надежда на выборы, - бормотал он, выпив сто граммов, - люди стали трезвомыслящими. Пойми, Максим, коммунисты не пройдут.
- В семнадцатом им труднее было взять власть, - сказал Степаненко. - А вот взяли. Сейчас могут запросто, как нацисты в Германии, прийти к власти легитимным путем.
- Нет, не пройдут. Коммунисты по определению безродны. Они истории не знают. Казалось бы, мелочь, чепуха. Вот, моя бывшая супруга жила на улице Грановского. Известный русский филолог, общественный деятель, преподаватель, владыка умов молодежи. Местная дума перепутала с каким-то большевиком и изменила название улицы. Почему? Очень плохо знают историю России. Кому мешал Грановский? Нет, его вдруг смахивают. Таких мелочей очень много. Не ведают, что творят. А без знания истории нет чувства родины, нет чувства долга перед родиной. У нас вообще никто истории толком не знает…
Степаненко курил, щурился, чувствовал себя попавшим в западню. А старик продолжал разглагольствовать, словно наверстывал годы, проведенные в одиночестве:
- Возьмем время, когда Россия оказалась в тисках: с запада крестоносцы, с востока - мон-голо-татары. Александр Невский выбрал из двух зол меньшее. Выбрал татар - потому как они скотоводы. В этом гений Александр Невский. Немцам нужны были наши пашни. Побраталсяс сыном Бату-хана Сартаком и тем самым сделался приемным сыном самого хана. Поэтому и Москва, крошечный городишка, стала столицей. Переяславль был крупнее, чем Москва. Татары поддержали Невского. Со спокойным тылом разгромил крестоносцев. Вот что значит правильное прочтение смутного времени. Когда России очень трудно, приходит Александр Невский, приходит Дмитрий Пожарский, Козьма Минин… И они придут. Нас еще до точки не довели. Ладно, вижу, ты уже дремлешь, пойдем спать.
Перед тем как лечь спать, Степаненко тщательно вычистил пистолет, подготовил гранату-имитатор. Взрыв ее способен на несколько минут ослепить и оглушить несколько человека не причинив им особого вреда. Граната компактная - небольшая пластиковая коробочка с металлическим кольцом предохранительной чеки. Завтра он прибинтует ее к ноге. Мало ли что его ждет после банкета… Надо быть готовым ко всяким неожиданностям. Завтра вообще трудный день. На этот прием соберутся все замешанные в деле разворовывания госсекретов лица. Они все связаны круговой порукой. Степаненко не сомневался в этом. Попробовал бы только кто-нибудь не явиться на этот прием. Это сразу бы вызвало подозрение, кривотолки… Тут хочешь не хочешь, а должен идти, если ты в обойме. Другое дело, если ты не в обойме, не из числа избранных.
Когда-то Рогожцев окончил с грехом пополам политех. В учебных аудиториях его почти не видели - больше просиживал на блатхатах, дуясь в карты со знакомым криминалитетом. Получив диплом, Андрей Федорович на инженерскую зарплату жить не собирался. В то время процветали кооперативы и все криминальное отребье жировало на них. При помощи знакомых, бывших не в ладах с законом, Рогожцев прибрал к рукам один из кооперативов, занимавшихся пошивом брюк. Ему нравилось быть начальником и ничего не делать. Отстроил кабинет под мореный дуб, обставил такой же хорошей мебелью, повесил бронзовые люстры и, сидя за столом, похожим не то на постамент, не то на саркофаг, любовался "шедеврами" искусства, развешанными на стенах. Нажимал кнопки селекторной связи на столе, и в широко отворенных дверях появлялось прелестное создание с упругой походкой и блудливым взглядом.
- Вызывали, Андрей Федорович?
Размер дохода от кооператива вполне устраивал Рогожцева, но с развитием событий в стране появилась возможность отхватить кусок пожирнее. У местного радиозавода не было никаких перспектив, научно-исследовательский институт при заводе плотно опекало КГБ, потом ФСК… И все же среди знакомых Рогожцева появились вначале Карпов, а затем Губерман. Они удачно провернули операцию с вычислительными машинами для подводных лодок. Рогожцев был в курсе всех сделок, его люди обеспечивали силовое прикрытие в случае разного рода неувязок.
Потом Губерман пронюхал, что научно-исследовательский институт буквально напичкан разного рода секретными ноу-хау, за которые можно было получить бешеные бабки за рубежом. Игра была опасной, ФСБ не дремало. Но эта игра стоила свеч.
Рогожцеву удавалось контролировать в Арсе-ньевске все. В том числе и ФСБ. Поэтому ничего удивительного не было в том, что на последних выборах его избрали мэром города.
Все криминальные дела пришлось передать преемнику - Сохадзе. Но у него голова с винтами. Корчит из себя слишком крутого. Допустим, Карпова надо было убрать, но вот зачем было убивать Губермана? А зачем было трогать молодого ученого?
Дальше - больше. Сохадзе стал мнить себя настоящим хозяином города. Чуть что - грозился устроить пресс-конференцию. Прошлое было пудовой гирей на ногах у мэра…
Недавно в Арсеньевен приезжал какой-то подозрительный тип. Журналюга. Пытался встретиться почти со всеми должностными лицами города, что-то все вынюхивал… Сохадзе хотел подослать к нему своих тупоголовых костоломов, которые способны лишь набить человеку морду. Они и этого не успели сделать - журналист вовремя унес ноги.
Рогожцев слишком поздно понял, что легализовавшись, он стал заложником собственных амбиций…
Глава XXXV. Банкет
Сохадзе не получил приглашения ни на прием, ни на банкет. Но он не сомневался, что попадет туда. Впрочем, он мог туда и не ходить. Ему надоело пресмыкаться перед всякого рода политическими выскочками. Он все чаще вспоминал диверсионную школу, товарищей, где-то они теперь? Преподаватели, офицеры, спецплощадки и тиры? Где знаменитый Хаттаб?
Чаще всего Сохадзе вспоминал короткую практику в спецлагере. Им ежедневно выделяли несколько пленных, иногда меньше, иногда больше. На этих людях они обучались владению ножом и кинжалом, приемам оглушения и связывания человека, метким выстрелам в затылок. Над курсантами часто потешались, посмеивались старые опытные боевики и ловко показывали, как одним ударом ножа остановить человеческое сердце, и как бить, чтобы не убить сразу, чтобы вытащить из человека все, что он может сказать, чувствуя дыхание близкой, мучительной смерти.
Но все это легкая и в конце концов нехитрая работа. Куда труднее специальная теоретическая работа. Их, будущих диверсантов и шпионов знакомили с особыми методами психологической обработки русских. От них взяли расписку, что, если они хоть заикнутся об услышанном на лекциях, их ждет в лучшем случае смерть, и не только их, но и всех близких, всех родственников.
Сохадзе знал, что все его предыдущие действия есть закономерный рефлекс на происходящие в стране политические конвульсии. Попав в российский спецназ, он видел, как офицеры решали не только боевые задачи, но и не упускали случая "хапануть" свое. Сохадзе тоже ходил продавать чеченам оружие. Потом была спецопера-ция. Попался. Встала дилемма - смерть или свободная Россия. "Свободная от Ичкерии", - как шутили чечены. К нему отношение было особое - ведь он был нерусским.
Ширка и шмаль - вот методы, при помощи которых они действовали. Потом наступает ломка. Не от наркоты, а от промывания мозгов. Дороги назад нет. Вот тогда-то он и попал в спецлагерь Хоттаба. После установления мира ФСБ охотилось за ним… Умудрился сделать пластическую операцию в Германии. Вот почему лицо у него такое узкое… Теперь он глубоко законспирированный агент спецслужб Ичкерии. Ежемесячно из Арсеньевска идут поступления для закупки оружия, техники для нужд боевиков…
Сохадзе знал, что академик Богомолов в числе первых получил приглашение на торжественный прием в честь визита губернатора. Формально в Арсеньевске отмечали какой-то праздник. Мэр города устроил торжественный банкет, на который были приглашены высшие чины местных учреждений, все сколь-нибудь весомые и значащие люди. Когда Богомолов сообщил о предстоящем банкете своей молодой жене, Маша вначале отказывалась от приглашения.
Тогда Сохадзе настоял на том, чтобы Богомолов появился на банкете с Машей. Он объяснил Богомолову, что показаться среди людей с очаровательной молодой женой было чрезвычайно престижно - у каждого свое сокровище. Академик принялся - упрашивать жену:
- Нет, нет, душечка, отказываться от этого приема ты не только не должна, но и не имеешь права. Быть на приеме - это, так сказать, твой государственный долг.
Сохадзе, слушая, как старый олух упрашивает Машу, подумал: "Ведь стоит мне только глазом моргнуть, как эта сука согласится…"
Завтрашний банкет был важен. Сохадзе никогда не упускал возможности показаться на людях. Пусть все знают, что не Рогожцев, мэр, а он, Владислав Сохадзе, хозяин города.
Приглашение Маши на прием он надеялся использовать прежде всего в личных целях. Он знал, что губернатор дал согласие присутствовать на приеме. Знал Сохадзе и о пристрастии губернатора к молодым красивым девушкам. Да, он, Сохадзе, уже имел случай убедиться в этой слабости высшего должностного чина. Это было сразу после выборов в губернаторы. Однажды во время одной неформальной встречи - на шашлыке, организованной избирательным штабом будущего губернатора для теневиков - поднимался вопрос о путях возврата средств, выделенных последними для финансирования только что успешно завершившейся избирательной кампании - губернатор заметил среди техперсонала красивую смуглую девушку. Он не спускал с нее глаз и, когда собрание подходило к концу, спросил у одного из своих заместителей, что это за особа. Заместитель обратился за помощью к Со-хадзе, и он удовлетворил любопытство губернатора.
Он доложил, что девушка из буфета ресторана, обслуживавшего мероприятие, она молодой повар и зовут ее Таней. К завершению пикника губернатор отозвал его в сторону. Он начал разговор официально:
- Поскольку ваша организация, так сказать, самая сильная в городе, об этом говорит сумма, выделенная для поддержки моего штаба, мы найдем пути и способы возврата денег.
- Благодарю за доверие, - просто, но льстиво ответил Сохадзе.
Губернатор здесь же, как бы между прочим, перешел к другому вопросу, который, видимо, в данном случае интересовал его больше, чем возврат денег. Он фамильярно взял за пуговицу собеседника:
- Вот что, милейший, вы для меня свой человек. Поручаю вам: поговорите деликатно с этой вашей стряпухой… Намекните, что для нее будет совсем не плохо, если она перейдет на работу ко мне, ну… в качестве личного повара.
- Смею заметить, - сказал Сохадзе, - эта девушка с совсем небольшой практикой.
Он полагал, что на роль любовницы гораздо лучше подойдет профессионалка Маша, которая в те времена еще не была занята Богомоловым. Губернатор окинул своего собеседника довольно презрительным взглядом, но тут же милостиво улыбнулся:
- Поймите, милейший, что мы говорим с вами, как мужчина с мужчиной.
Сохадзе кивнул головой в знак того, что наконец понял высокую просьбу. Как легко и просто русские попадаются в силки собственных порочных страстей.
Однако выполнить деликатное поручение оказалось не так просто. Тихая и покорная девушка после первого намека о возможном переводе ее на службу непосредственно к губернатору категорически отказалась: она, видите ли, не имеет достаточно практики, чтобы готовить таким высокопоставленным особам.
Когда же Сохадзе начал нажимать, она прямо сказала:
- Знаете, любовницей я никогда не была и, могу вас заверить, никогда не буду…
Сохадзе охватила злость.
- Дура, да ты же купаться в молоке будешь…
- Никто и ни к чему меня не принудит…
Сохадзе решил смягчиться, действовать более осторожно.
- А я что-либо предлагаю гадкое, что было бы несовместимо с твоей девичьей честью!
Когда Таня не поддалась ни на какие уговоры, Сохадзе дал ей срок подумать. Но прошло и два, и три дня, и девушка оставалась при своем мнении. Тогда Сохадзе сделал так, что ее уволили с работы. И одновременно договорился со службой занятости, чтобы ее не ставили на учет. Он хотел взять девушку на измор. Весь этот коварный план потерпел неудачу. Через неделю он узнал, что девушка покончила с собой, заглотнув несколько упаковок адельфана. После смерти она оставила весьма нехорошую записку. Записку пришлось выкрасть у следователей и уничтожить.
После этого случая сам губернатор даже ни разу не заикнулся о несчастной девушке. Вероятно, из ежедневной ментовской сводки происшествий он раньше Сохадзе узнал о ее судьбе, а главное, о содержании записки. Но вот после исчезновения записки Сохадзе стал пользоваться исключительным доверием губернатора. Это помогло ему избежать многих неприятностей, в том числе и тех, которые грозили ему со стороны Рогожцева.
Теперь, когда Маша будет на приеме, в голове у Сохадзе роились новые планы. Как-никак Маша - профессионалка. Уговаривать ее долго не придется, сама свое дело знает. Если у губернатора взыграет похоть, и он обратит на нее свое милостивое внимание, наклюнется кое-что интересное…
С Богомоловым разобраться будет не сложно…
Вечер начался довольно вяло. В ожидании высокого гостя приглашенные слонялись по залу, как сонные мухи. Расфуфыренные дамы ходили с постными лицами, искоса поглядывая на центр зала, где высился стол, уставленный всевозможными яствами.
Вдруг все гости примолкли и отступили к стенам, чтобы расчистить место у входа в зал. Послышался шепот:
- Губернатор, губернатор…
Действительно, в зале появился сам губернатор с женой и свитой ближайших помощников. Он поздоровался за руку с некоторыми приближенными, остальных приветствовал поднятой рукой. Сохадзе тем временем шептал Маше, поручив Богомолова одному языкастому прощелыге:
- Ну что ты спряталась за этим нафталинным старьем, - кивнул он головой на жен местных чиновников. - Твое место там, впереди.
На него зашикали, но здесь губернатор раскрыл рот и Сохадзе был вынужден сделать вид, что весь превратился в слух:
- Сердечно поздравляю вас с праздником. От имени народа благодарю вас за те ростки патриотизма, которые вы так лелеете…
После приветственного слова выступил мэр города, затем говорил академик Богомолов, кто-то из криминалитета рвался к микрофону, но ему слова не дали.
После речей начался пир со здравицами, откуда-то появились стулья, шведский стол растащили по боковым столиками, и банкет превратился в обычную российскую пьянку с задушевными разговорами и пьяными слезами обиды за матушку-Русь…
Эльвира ориентировалась в ресторанных подсобках, как крыса в подвале, поэтому провести Степаненко в зал, где гудел банкет, не составило ей особого труда. Правда, на входе непосредственно в зал стоял мрачный молодой тип, сурово взглянувший на Степаненко.
- Свои, - заявила ему Эльвира.
В зале публика была настолько разношерстной, что вряд ли охраннику придет в голову сообщить своему начальству, что через черный ход в зал администратор ресторана провела какого-то левого человека.
Публика и в самом деле была до удивления пестрой. Присутствовал даже известный столичный сатирик. Он хохмил, стараясь расшевелить сливки местного общества: деловых людей, торгашей, журналистов. Ему понравилась местная водка, он вскоре стал отпускать в адрес Москвы похабные шуточки. Жена губернатора, тощая, с тарелкообразным лицом блондинка, близоруко щурилась и пыталась угощать всех подряд. Мэр города беспрестанно бегал от одного гостя к другому и вел беседы сразу со всеми. Сам губернатор чувствовал себя хозяином. Он прямо лучился оптимизмом и громогласно предрекал отечественному бизнесу, малому и большому, блестящее будущее в ближайшем будущем.
Первого из знакомых персон Степаненко заметил академика Богомолова. Нет, лично он его не знал. Просто рядом с ним, похожая на черный тюльпан в хрустальной вазе, сидела Маша. Она играла роль молодой жены. Молодой человек с аккуратно подбритыми усиками крутился возле нее. Очень знакомые глаза.
Глубоко посаженные, но широко расставленные. Где он мог видеть их?
- Эльвира, как зовут вон того типа с усиками?
- Которого?
Как и у большинства красивых женщин, у Эльвиры было плохо со зрением.
- Да вон тот кавказец. Сдается мне, что я знаю его. Уж не Сохадзе ли это?