Голова зазвенела. Степаненко едва не опрокинулся навзничь, однако, взмахнув руками, сохранил равновесие. Мелькнула мысль: "У него есть пистолет!" А что он у этой двуногой скотины был, Степаненко не сомневался. Максим изо всех сил двинул ногой по рукам бандита. Но выстрел все же грохнул. Пуля ушла в потолок. Сверху посыпалась мелкая известка. Степаненко прыгнул на бандита, ухватил за правую, вооруженную руку, одновременно выкручивая ее, перевалил негодяя через себя и когда он оказался на полу, зажатым в руке пистолетом Степаненко рубанул негодяя наискосок по шее. Тот сразу обмяк и завалился набок, уткнувшись лицом в пол. Со всего размаху Степаненко всадил носок ботинка в живот поверженного бандита. Тот скрючился. Шумно дыша, Степаненко вырвал пистолет из его руки. Затем нагнулся к Эльвире, которая лежала рядом. Она все еще, со стонами и хрипом, боролась с телефонным шнуром, беспорядочно путаясь в нем. Степаненко выпутал ее из витков шнура, отшвырнул его от себя.
- Я же говорила, я же говорила, что он убьет меня… - с хрипом произнесла она трясущимися белыми и разбухшими, как отваренные макароны, губами.
- Успокойся, самое страшное позади.
Она с трудом поднялась и, увидев своего обидчика скрюченным на полу, схватила обломок стула - кусок ножки с прогнутой спинкой - и стала отделывать мужчину, молотя по чем попало, впрочем, метя все больше в голову.
- Негодяй, подонок, скотина, мразь…
От ударов бандит зашевелился, попытался отбиться ногой, слабо дрыгнув ею, потом пополз, тяжело волоча тело в прихожую.
Эльвира задыхалась. Телефонный шнур все же сделал свое дело. Эльвира швырнула в прихожую обломок, обессиленно рухнула на диван, охватила голову руками и разрыдалась.
Вооруженный двумя пистолетами Степаненко подступился к ней.
- Перестань, хватит, говорю, - сказал он. - С ним покончено. Ты жива…
В этот момент в прихожей раздался шум. Степаненко вскинул пистолет, готовый к стрельбе. Входная дверь сильно хлопнула. Степаненко не знал, стоило ли преследовать бандита. Он прошел в прихожую, запер дверь. Затем прошел на кухню, откуда из окна просматривался двор. Зажглись сигнальные огни джипа, марку которого в темноте трудно было разобрать. Взревел мощный мотор, джип рванул с места и исчез в арке дома.
Степаненко прошел к хозяйке квартиры, которая лежала на диване на боку.
- Зачем ты ему открыла?
- Не знаю, я ничего не знаю… Я только накинула цепочку… Я думала… А он, негодяй…
Эльвира глотала сквозь рыдания слова. Степаненко прошел на кухню, обнаружил в холодильнике бутылку водки. Плеснул в стакан, выпил сам, налил для Эльвиры.
- Скорее выпей, это тебе поможет.
Зубы ее стучали о стекло.
- Собирайся, пойдем в одно место, здесь оставаться опасно.
Степаненко присел на диван. Эльвира стала дышать равномерно..
- Так все-таки, почему он приходил?
Эльвира закрыла глаза, допила водку.
- Максим, мне страшно. Он убьет меня…
"Ага, интимные дела, - подумал Степаненко. - Вероятно, бывший любовничек…"
Лицо ее порозовело, дыхание стало реже - водка действовала.
Степаненко нахмурился. В любую минуту сюда могут нагрянут все, кому он встал поперек горла. В первую очередь заявится ментура. Сохадзе не станет рисковать, направляя своих людей на квартиру руководителя регионального управления ФСБ. Вот подстеречь Максима на улице, это другое дело.
Степаненко вспомнил, что "Ауди" разбита. Черт бы побрал… Теперь он без машины. Неужели кольцо вокруг его сомкнулось?
- Это что-то ужасное, - пробормотала Эльвира, разглаживая шею. - Он ударил меня кулаком по голове, мне казалось, что у меня хрустнули позвонки. Затем этот ужасный провод! Больше всего я боялась, что ты не выйдешь…
- Ну да, - буркнул Степаненко. - Не выйду. Слушай, возьми самое необходимое. На два или три дня.
Эльвира поднялась, пошатнулась.
- Ну как ты? - спросил Максим.
Вместо ответа Эльвира вытащила на середину комнаты большую сумку и стала складывать туда вещи.
- Я тебя спрячу, увезу… По всему видно, что этот тип не из тех, кто прощает обиды… Поедешь со мной?
- Куда?
- Куда-куда? В Москву! Давай собирайся… Только быстро. Сейчас кто-нибудь нагрянет.
Степаненко подошел к сумке и выбросил то, что считал ненужным. Эльвира запротестовала, вырвав у него из рук какую-то кофточку.
- Ладно, только давай быстрее, не канителься.
Эльвира бросила поверх одежды ридикюль, Степаненко быстро застегнул молнию на сумке, взвалил ее на плечо.
- Все, уходим…
Вероятность того, что бандиты уже могли к этому времени поджидать их на выходе, была не очень высока, но все же Степаненко вышел из подъезда, готовый ко всему. Во дворике была тишина. Он вынес сумку, постоял немного, вернулся в подъезд, опять минуты три выждал, чутко прислушиваясь к каждому шороху, и только затем вывел Эльвиру.
Листва на деревьях в лучах неестественного уличного освещения после дождя выглядела неживой. Было неправдоподобно тепло, даже душно.
Держась в тени деревьев, они шли молча: Степаненко впереди, Эльвира чуть поодаль.
Вот Эльвира догнала его, проговорила:
- Ты молодец, ты спас мне жизнь.
- Почему он хотел тебя убить?
- Это не он. Это… мой муж. Они все меня ненавидят…
Степаненко подумал, что зря он связался с Эльвирой. Сейчас, на улице, глядя на эту запутавшуюся в отношениях с людьми женщину, он находил ее жалкой. Связи с подобными женщинами всегда кончаются более или менее печально. Может, отказаться от нее, пока еще не поздно?
"Если я привезу ее в Москву, - подумал он, - куда я ее дену? Она станет жить у меня… А если поселить ее у Евстигнеева? Страсть страстью, но и она преходяща…"
Старикан остался невозмутим, когда Степаненко протолкнул впереди себя женщину, затем втащил чемодан. Старая чекистская закалка давала знать. Правда, глаза его были несколько шире обычного. Старикан закрыл за ними дверь и, стоя в пижаме, как и поднялся с постели, почесал глянцевитую макушку.
Степаненко повернулся к нему, ожидая вопросов. Старикан лишь вопросительно кивнул на дверь комнатушки, за которой скрылась Эльвира, без слов, одним выражением глаз спрашивая: уже не для траханья ли эта женщина? Степаненко отрицательно покачал головой, тоже без слов давая понять, что об этом не может быть и речи.
- У меня третьей подушки нет, - сказал старик.
- Я ухожу, - проговорил Степаненко. - Уверен, что хвост за собой не привел, но на всякий случай вот. - С этими словами он протянул хозяину квартиры пистолет Сохадзе.
- У меня есть свой, - отрицательно покачал головой старик. - В отличном состоянии. С дарственной надписью бывшего руководителя КГБ Андропова.
Перед тем как уйти, Степаненко решил поговорить с Эльвирой. Он вошел в комнатку, осторожно прикрыл за собой дверь.
- Ты не стесняйся, располагайся как дома…
Она обняла его, прошептала:
- Мой спаситель. Как я тебе благодарна.
- Подожди, сейчас не время. Я ухожу…
- Останься, прошу тебя. Ты что, не понимаешь? Я хочу тебя прямо сейчас…
Мысли Степаненко были далеко от этой женщины. Он освободился из ее объятий и усадил ее на свой диванчик.
- Ты же знаешь, что сейчас не время. Я должен ехать к твоему Шмакову. Только с его помощью я смогу выйти сухим из воды.
Он встал.
- Ты сердишься?
- Нет, не сержусь.
- Я скоро вернусь… Только твой муж может дать отбой и милиции, и бандитам.
- Все вы так говорите, скоро-скоро… Слушай, Максим, у меня дурное предчувствие.
Степаненко ничего не сказал. Он поцеловал Эльвиру и прикрыл за собой дверь.
Ночью в небольших городах поймать такси трудно. Степаненко рассчитывал на частника, но улицы словно вымерли. Пришлось закоулками добираться до вокзала.
Частники, водители такси стояли шумной группой, травили анекдоты, ожидая ночного поезда. Степаненко не сомневался, что все они были под колпаком у бандитов и сразу же сообщат им, что он, приезжий сотрудник ФСБ, на вокзале.
Максим тормознул частника на подъезде к вокзалу, сговорился с ним сгонять за город. Тот поначалу отказывался, но, увидев красные корочки, вздохнул и тронул машину с места. Через пост ГАИ Степаненко проскочить не надеялся. Пришлось просить водителя поискать объездной путь.
- Подождешь полчаса, - сказал Степаненко водителю, когда он остановил его у загородного дома Шмакова.
Дом стоял мрачный, загадочный. За решеткой слышалось прерывистое дыхание овчарки…
Глава XXXVI. Шмаков
Шмаков вышел из дома после первого звонка. Подошел к калитке, удерживая овчарку за ошейник, впустил Степаненко. Он словно ожидал его.
Максим держал руки в карманах, правой сжимая пистолет. Он был готов ко всему.
Шмаков ввел его в дом, предложил ему сесть в небольшой гостиной.
- Я все знаю, - первым нарушил тишину хозяин дома.
- И то, что на вашу жену совершено покушение?
- Жена, - иронически произнес Шмаков. - Какая она мне жена.
- По крайней мере она носит вашу фамилию.
- Да она последние два года жила с кем попало! С Рогожей, с грузином… А меня, а меня они шантажировали… Знаешь чем?
- Знаю, - сказал Степаненко. - Но это не меняет сути дела. Вы прекрасно осведомлены о цели моего присутствия в этом городе. Пусть мой визит не совсем согласован с начальством, но как частное лицо я волен распоряжаться своим свободным временем, не так ли?
- Ты жить хочешь?
- Разумеется, хочу.
- Так живи. Если бы у нас, скажем так, не было подвязок в Москве, тут никто бы не стал рыпаться… А смерть Колешки и Губермана - это все, мне кажется, разборки тех, кто не согласен с дележкой большого, жирного пирога… Правда, я согласен, что смерть Колешки выпадает из этой обоймы… Я до сих пор не пойму, почему этой шайке понадобилось убивать его…
- Так что, - произнес Степаненко вызывающим тоном, - в Арсеньевске бал правят бандиты?
- Называй это как хочешь, - устало произнес Шмаков. - Рогожцев - их ставленник. Послушай, мне все это тоже до чертиков надоело. Правят, так пусть правят. Хоть порядок навели.
- Но они же творят, что хотят. И наоборот, что хотят, то и творят.
- Что поделаешь?! - развел руками Шмаков. - В Москве разве не так? Разве в Москве соблюдают закон, придерживаются какой-либо морали? Что с генпрокурором сделали? А с бывшим министром юстиции? А что за чехарда с министрами? А что за счета в Швейцарии? А что творится в Чечне, Дагестане?
- Значит, надо сидеть сложа руки и ждать, когда они убьют очередного неугодного им человека? - Степаненко заводился. - И плевать, что этим неугодным человеком является ваша жена, пусть и бывшая.
- Я ей давно предлагал уехать. Уехать, куда глаза глядят… Деньги давал. Не хочет.
Степаненко задумался. Выходило так, как будто он и в действительности вмешивался не в свое дело. Если смерть Колешки еще касалась его самым прямым образом и он мог пытаться требовать справедливости, искать концы в этой довольно загадочной смерти, то с Эльвирой все было сложнее. Короче, это был туго сплетенный клубок, из которого торчали разрозненные нити: случайное попадание на момент и место убийства Губермана, две папки с непонятными электронными изделиями.
Шмаков закурил и предложил курить Максиму. Они покурили в царящей в доме тищине. Степаненко не знал, кем является Шмаков для него в данный момент - союзником или врагом.
Можно ли у него спросить о том, каким образом у него в городской квартире очутилась папка убитого Колешки?
Шмаков, словно читая его мысли, произнес:
- Тебя видели на банкете. С Эльвирой Тенгизовной.
Степаненко смутился, но не подал виду.
- Это ерунда, - взмахнул рукой Шмаков. - Вероятно, тебя больше всего смущает папка Колешки?
- Ее содержимое, - уточнил Максим.
- М-да, - Шмаков потер переносицу. - Ты имеешь в виду суперпроцессор? Всю эту туфту придумал Губерман. Нет, нет, кое-что в лабораториях Богомолова и Колешки было наработано. Губерман запустил в Интернет приманку, на которую клюнули американцы. Думаю, что Губерман перехитрил самого себя. Слушай, можешь увези Эльвиру отсюда, если хочешь.
- Дело не в том, хочу ли я это сделать, - сказал Степаненко. - Дело в том, смогу ли я… Боюсь, Сохадзе не выпустит меня из Арсень-евска.
- Ты неправильно боишься, - произнес Шмаков. - Бояться надо Рогожцева. Сохадзе - обыкновенный бандит. Сегодня он на коне, а завтра его найдут в придорожной канаве. Рогож-цев - мэр города…
- Что их связывает?
- То, что они год назад оба были бандитами, - сказал Шмаков. - Обыкновенными бандюгами, работавшими в связке. Сохадзе с его кавказской рожей служил отличной приманкой для рэкетиров, и люди Рогожцева подчинили или выбили их всех. Но беда Рогожцева в том, что он слишком нетерпелив, любит власть. В Арсеньевске нет ни одного мало-мальски крупного предприятия, на котором он мог пастись. Потому он и пошел во власть.
- Губермана убил он?
- Его люди. Что-то они там не поделили. Ро-гожцев считал, что Губерман слишком мудрит…
- Губермана убили из-за папки?
- Из-за нее. Мало того, Рогожа предложил эту папку мне. Словно я знаю, как ею распорядиться. А что с ней делать, толком знал один только Губерман.
- Почему же Рогожцев его убил?
- Заметал следы. Ему не нужны деньги. Теперь у него с Сохадзе соперничество. Прошлое тянет Рогожцева на дно. Он понял это и как может заметает следы. И ты тут им обоим - кость в горле. Уезжай, и они успокоятся.
- Нет, - сказал Степаненко решительно. - Они не успокоятся, пока не увидят меня в гробу. Это во-первых. А во-вторых, не знаю, была ли у Губермана жена, дети, но у Колешки остались две девочки. Кто заменит им отца? Рогожцев? Сохадзе?
- Слушай, Степаненко, Богом прошу, уезжай. И ты останешься цел, и они будут вести себя смирно. Не дай бог, они сдуру станут подчищать следы. Первым делом укокошат академика Богомолова…
- Но есть же такое понятие, как чувство восторжествовавшей справе дливости…
- Вижу, ты воспитан на классической русской литературе девятнадцатого века. А я больше ударял на биологию. Есть такое понятие, как борьба за жизнь.
Степаненко закурил очередную сигарету. Рассуждения Шмакова не нравились ему.
- Борьба за жизнь? - сказал он. - Но мы живем не в стае, Андрей Ильич… Мы живем в обществе, которое считает себя цивилизованным… Есть такие понятия, как гласность, общественное мнение…
- Понимаю, что ты можешь уехать в Москву и поднять такой шум, что тошно станет всем. В первую очередь мне. Ну, выйду я в отставку. Уголовное дело на меня вряд ли заведут, - Шмаков поднял палец вверх: - Там не захотят лишней возни. Но вот Рогожцев, Сохадзе? Какие у них тылы? Ты взвесь все, обдумай. Если надо деньги, помогу… Неужели ты станешь бить во все колокола из-за одного еврея?
- Не думал, Шмаков, что ты антисемит.
- Я антисемит?! - удивился хозяин дома. - Я вот что тебе скажу, Максим: Россия потеряла в лице Губермана крупнейшего предпринимателя. У него было несколько фирм. Какая-то "Фуллгло-бал", "Бартех"… ЗАО "Авиакосмос", где он подвизался в качестве коммерческого директора. Правда, везде он занимался исключительно собственной коммерцией. Но как занимался: пенсионер, инвалид, он пахал на коммерческой ниве, как ударник каптруда. Перепродавал все, что попадало под руку. Лифчики так лифчики, авиазапчасти, сыр, лососина, стратегическое сырье… Особенно любил торговать "ноу-хау" оборонных предприятий. Губерман быстрее всех смекнул, что монополия государства на изобретения советских инженеров уничтожилась. Он вместе с "забугорными" приятелями и создали несколько якобы "внедренческих" фирм. Но, как видим, интересы российских изобретателей ограничивались тысячей-другой американских долларов.
- Рогожцев работал с ним?
- Конечно! - воскликнул Шмаков, хватаясь за сигареты. - Признаюсь честно, и я внес свою лепту в этот бизнес. Но пойми, в основном это были недоработанные изобретения… Я не снимал гриф секретности до тех пор, пока на меня не надавили сверху… Без поддержки в верхах Губерман не смог бы провернуть ни одну сделку. Взять, к примеру, его органайзер. То, что я увидел в этом его еженедельнике за девяносто восьмой год, это круто! Если верить глазам своим, Борис Исаакович имел телефонные связи с Гайдаром, Шохиным, Федоровым, Чубайсом. Каких положительных решений хотел он от них добиться, и отчасти добился?! Что, к примеру, скрывается за строчкой: "Ельцин - семнадцать ноль-ноль, Коптев - девятнадцать тридцать?" А сколько телефонов сотрудников Центробанка, Министерства финансов… А сколько фамилий полковников, генералов Минобороны?! Не счесть… Все связано именно с военными секретами. Обилие номеров белдомовских телефонов и комнат, где Губерману назначали встречи, заставляет думать, что двери правительственных кабинетов он открывал ногой.
- Не потому ли и вы, Андрей Ильич, так вольготно себя чувствуете сейчас?
- Вольготно? Не скажу. Я выполнял указания сверху, - развел руками Шмаков. - Мне приходили целые кипы инструкций - снять гриф секретности с того и того изделия, с той или иной разработки.
- Да… - протянул Степаненко и иронически пропел: "Наша служба и опасна и трудна…"
- Я в структуре ФСБ - отрезанный ломоть, - Шмаков нахмурился. - Я в их тенетах.
Степаненко ушел от Шмакова с чувством досады.
Глава XXXVII. Убийство
Ровно в половине третьего ночи Степаненко остановил частника в квартале недалеко от дома, в котором жил старик, расплатился и вышел из машины. Подойдя к нужном дому, он обнаружил, что свет в квартире старика на втором этаже горит во всех окнах, в том числе и в предоставленной в его пользование комнатушке.
Степаненко хмыкнул. Эльвира должна давно спать. Не может же дед к ней приставать?! Неужели что-то случилось!
Он быстро взлетел по лестнице. Еще на подходе увидел: дверь квартиры была распахнута настежь. Недоброе предчувствие сжало сердце. Он сунул руку в карман, охватил рукоятку пистолета и шагнул через порог. Навстречу ему из кухни вышел старикан. В руках его также был пистолет. Он виновато пожал плечами и указал пистолетом в дверь комнатушки. Степаненко, чувствуя ледяной озноб, медленно повернул ручку двери, толкнул ее…
Эльвира лежала ничком на полу. Ночная рубашка была задрана ей на голову, так что видеть можно было только туловище и ноги. Степаненко взглянул на ее спину. В спине торчал нож - кто-то вонзил его по самую рукоять.
Степаненко тупо посмотрел через плечо на старика. Тот опять пожал плечами и указал глазами на окно. Окно было приоткрыто. Степаненко подошел к окну и выглянул. Ничего, одна темень! Почему-то подумалось, что если он и дальше будет торчать у окна, то угодит под снайперский выстрел.
Он снова взглянул на убитую.
Кто ее убил? Зачем? Что она знала?
Степаненко еще раз осмотрел труп, кровать, подоконник. Следов борьбы вроде бы нет.
И тишина, эта ужасная тишина во всей квартире, на лестнице, во всем доме. Лишь тикание электромеханических настенных часов в прихожей.