Степаненко взглянул в глазок и не раздумывая открыл дверь. На пороге стоял его знакомый, коллега и даже в некотором отношении приятель Дима Сидоренков. Дима работал в отделе по делам науки. Парень он был хоть куда. С ним Максим сдружился, когда вербовали агентов среди "ночных бабочек".
- Ты чего так рано?
- На грибную охоту, - удивленно произнес Сидоренков. - Мы же договорились.
- А не рано ли?
- Уже четыре… Пока доедем. Мы так условились - как можно раньше. Ты че? Перепил? Вижу, у тебя гость?!
- М-да, - Степаненко потер лоб. - В самом деле. Завтра, то есть уже сегодня, суббота. Совершенно вылетело из головы. Что ж, проходи.
Степаненко представил Колешке Сидорен-кова.
- Друг детства. Один из тех, кто знает род моих занятий. Мы - кофейничали, давно не виделись, вот и проболтали до утра.
- Мне в эту ночь тоже не спалось… Решил к тебе подъехать, смотрю, а у тебя свет в окне, вот я и решил подняться. Извини, не знал, что у тебя гости…
Посидели. Попили теперь уже не кофе, а чай. Но разговор явно не клеился. Слишком разные они были: Колешко, Дима Сидоренков, Степаненко…
- Я слышал, что когда ты брал с поличным российский филиал "Аум Синрике"… - сказал Колешко, - тебе здорово досталось.
- Было дело, - неохотно ответил Степаненко. - Да зажило, как на собаке…
- Ты ведь знаешь, я не очень слежу за печатью. Работа… Вот уже почти десять лет работаю над проектом. То командировки, то эксперименты… Марию Деви, эту "богиню" Белого братства, опять-таки, ты брал?
- Брал, - скептически поджав губы, произнес Степаненко. - В последнем случае вообще туго пришлось. Действовал в одиночку.
- В одиночку? - удивился Сидоренков. - Тебе же помогали…
- На словах помогали. Да, на связи были, но когда приехали, я уже все сделал.
- Завидую тебе - ты человек, абсолютно трезво смотрящий на мир, - вздохнул Колеш-ко. - Я вот долбал столько лет одну тему. Был даже военный заказ на нее. Не вышло. Заказ отменили, секретность сняли. У меня даже куратор кэгэбэшный был… Фамилия, кажется, Шмаков… Он начальник местной службы безопасности.
- Шмаков? - удивился Сидоренков. - Знакомая фамилия. Ну так как грибная охота? Откладывается?
- Похоже, что да, - ответил Степаненко. - Вот человек попал в аварию. Машину разбил. Как я понимаю, - Степаненко обратился к Алексею, - тебя надо доставить домой.
- Домой куда? - поинтересовался Сидоренков.
- В другой город, - дипломатично ответил Степаненко.
- Тогда я пойду. Может, завтра, то есть в воскресенье? - произнес Сидоренков.
- После субботы в лесу делать нечего, - произнес Степаненко. - Ладно, если я освобожусь, то позвоню.
Сидоренков ушел. Степаненко выглянул из окна кухни и проследил, как Дима вышел из подъезда, сел в машину и уехал.
- В самом деле вы собирались ехать за грибами?
- Грибы грибами, - задумчиво произнес Степаненко, все еще глядя в окно. Рядом с "ракушкой", в которой хранилась "Нива" соседа, стоял "Форд", который он раньше никогда не видел. Мало того, ему показалось, что Сидоренков, прежде чем сесть в свою машину, слегка кивнул в сторону этой машины.
"Что-то я подозрительным стал в последнее время…" - подумал Степаненко и обратился к другу:
- Ну так что, поедем вместе?
- Поехали, - сказал Колешко и ухватился за свой рюкзачок. Степаненко почесал нос и задержал указательный палец у щеки. Говорить о своих вдруг возникших подозрениях не стал.
Едва они вышли на улицу, как мотор "Форда" взревел и он вкатил в арку дома, направляясь на выезд из двора. Степаненко успел заметить, что в машине сидело двое, а номер был транзитным. Рассмотреть детально, что за люди сидели в салоне, он не успел.
Пока Степаненко возился с "Ауди", стал накрапывать дождь.
- Ну вот, - недовольно пробормотал Колешко, подставляя руку под капли. - Под дождем пилить дольше придется…
- Не жалуйся, меньше машин будет на дороге…
Когда садились в машину, Степаненко обратил внимание, что Колешко не бросил свою ношу - рюкзак - на заднее сиденье, а прижимает его к груди.
"Непонятно, что там у него… - подумал Максим. - Он вообще странно ведет себя… Словно в рюкзаке есть что-то невероятно ценное".
Майор ФСБ уже не сомневался, что в рюкзаке и в самом деле находится что-то очень стоящее. Во всяком случае, для самого Колешки. Почему же он молчит, не хочет ничего рассказать?
Степаненко поднес ключ к скважине замка зажигания. А вдруг сейчас как рванет? Черт бы побрал все эти тайны, секреты, недоговоренности…
Впрочем, подозрительность есть результат того, что не выспался как следует, накачался кофе и теперь весь день станут одолевать как дурные предчувствия, так и всякого рода подозрения. К примеру, вот этот "Форд", которого во дворе раньше никогда не видел…
Степаненко вздохнул и стал прогревать мотор.
На почти пустой улице обратил внимание на то, что за его машиной, то отставая, то приближаясь, следует темно-зеленый "Фольксваген". А ведь он ожидал увидеть "Форд"!
Да нет же, "Фольксваген" вовсе не преследует их, вот он свернул налево.
Чтобы отвлечься, Степаненко ткнул пальцем в магнитолу.
- Ты любишь Визбора? - удивился Колеш-ко, вслушавшись в музыку.
- Да так. Кассета подвернулась, слушаю иногда.
- Визбор - апологет того поколения, которое не желало платить по общему счету.
Степаненко пожал плечами.
- Современная популярная песня, - продолжил демонстрацию своих познаний в современной музыке Колешко, - постмодернистская…
- Я в этих "измах" не секу, честно признаюсь, - сказал Степаненко. - И вообще, замотался и стал так далек от культуры. В театре последний раз был в прошлом году. И то по службе.
- Постмодернистская означает антироман-тическая, наполненная скепсисом, иногда цинизмом. Под стать нынешней молодежи…
Некоторое время они молчали.
- Мы уже не молодежь, - сказал Степаненко, - я где-то читал, что причина новой востребованности Визбора в том, что дети ищут поддержки, опоры и находят ее, как правило, у дедов…
- Они сейчас говорят: "То, что наши отцы не доделали - это мы".
- Да, дети, выбравшие "Пепси", зашугали отцов. Сейчас требуется или дикая агрессивность, или христианская всепокорность…
- А чем ты занимаешься сейчас? Я имею в виду твои научные интересы?
- Клонированием тлей, - пробормотал Колешко.
- Ты же, насколько я помню, инженер-электронщик.
- Был проект. Закрыли, перестали финансировать. Надо искать спонсора. Немца какого-нибудь, итальянца. А тут свои люди завелись, суетятся предлагают молочные реки с кисельными берегами… Как узнают, что работы море, просвета не видно, сразу отваливают. По существу, есть только идея! Для ее воплощения нужны деньги, труд, усилия многих людей: техников, ученых, простых работяг-лаборантов, которые способны месяцами снимать показания с датчиков, проводить нудные исследования.
Колешко откинул голову на подушку подголовника, закрыл глаза. Вскоре он заснул.
За пределами МКАД Степаненко опять обратил внимание на то, что далеко позади, то и дело перестраиваясь из ряда в ряд, движется уже знакомый темно-зеленый "Фольксваген".
"Ага, это неспроста, - подумал он. - Надо присмотреться".
Он сбросил скорость, но и "Фольксваген" тоже отстал, потом совсем исчез, словно Степаненко спугнул его. Максим неожиданно улыбнулся. Он вспомнил анекдот и, не глядя на друга, начал рассказывать: "Слышал, в России придумали умную бомбу, но никак не могут вытолкнуть ее из самолета". Колешко молчал. Степаненко тронул его за локоть и тот проснулся.
- Уф! - сказал он, потягиваясь. - Едва не проспал. Через километр надо сворачивать.
- Сворачивать, так сворачивать, - добродушно произнес Степаненко.
- По гравейке на километров тридцать ближе, - сказал Колешко. - Кроме того, по пути будет озеро. Искупаемся. Жарко.
Через час езды по свежеподсыпанной гравейке впереди показалась развилка. Степаненко хотел свернуть туда, куда указывала наезженная колея, но Колешко остановил его:
- Сворачивай. Нам к озеру.
- Как дорога? - спросил Степаненко, указывая глазами на колдобины.
- Дорога нормальная, немного на корнях трясет, но терпимо… Я всегда по лесу еду, срезаю к даче километров семь. В объезд все одиннадцать, а напрямик, вдоль озера, гораздо ближе, километра три-четыре.
И в самом деле, через два-три километра дороги сквозь стволы вековых сосен блеснула вода.
- Озеро просто замечательное, - сказал Колешко. - А там рядом и дачка моя. Чего ж нам переться в объезд? Часто, когда я на озере, Ира крикнет со двора, а я слышу и иду, скажем, обедать.
- Ты прав, - согласился Степаненко. - Но у "Ауди" низкая посадка…
- Ничего. Я всегда напрямик езжу, если из столицы. Сейчас погода сухая, колдобины без воды. Видишь, с утра в Москве дождило, а здесь сухо.
Машину бросало на ухабах, колеса стучали по узловатым лесных корням и корягам. Несколько раз земля чиркнула о днище "Ауди".
- Закрой машину, - попросил Колешко, когда они остановились, чтобы искупаться.
- Пожалуйста, - спокойно ответил Степаненко. Терпение и любопытство его лопнули. Теперь он не мог не поинтересоваться, что же находится в загадочном рюкзачке. Улучив момент, когда Колешко спустился к воде, Степаненко ощупал рюкзачок и, обнаружив под руками то, что и ожидал - деньги! Он даже приоткрыл клапан рюкзака, чтобы убедиться, что в нем деньги, причем доллары. Упаковок двадцать-тридцать. Солидный куш. Интересно, откуда они у бедного ученого?!
Степаненко запер машину на ключ и стал спускаться к воде. Теперь неожиданное появление Колешки ночью принимало совершенно другой оборот. Но Степаненко решил молчать. Надо было делать вид, что ничего, ровным счетом ничего не случилось, и он не знает о существовании каких бы то ни было денег.
Глава XVIII. Угроза
Лесное озеро и в самом деле было прекрасным. Круглой формы, окольцованное крутыми берегами, оно лежало в сонной летней дреме. Вековые ветлы, намертво сковавшие плотину корнями, ниспускали ветви к воде. На выступах берегов клонились березы, готовые ухнуть в озеро вместе с подмытыми корнями. Позади них темнел вековой лес с шапками лиственниц посередине. Рыболов в колпаке из газеты на противоположном берегу озера клевал носом. На водосбросе колокольчиком била струя, отыскавшая в заслоне щель.
Искупавшись, Колешко и Степаненко лежали под лучами солнца на полоске желтого песка под обрывом.
- Хорошо здесь, да?
- Природа здесь изумительная, - согласился Степаненко.
- Это Горбаха. Собственно, так называется бор вон на той горке. Здесь все располагает к медитации. Я иногда чувствую, что природа мне здесь словно говорит: я тебя вырастила, я тебя научила понимать и любить прекрасное, я - твоя колыбель. Лучшее, что ты видел и слышал во вселенной, дала тебе я, природа…
- Что-то у тебя философское настроение, - проговорил Степаненко.
- Философское? - переспросил Колешко. - Да нет. Слушай, если бы ты знал, какого я дурака свалял в жизни!
Степаненко насторожился. Прежде всего его интересовало происхождение денег в рюкзаке. Неужели Колешко расколется и расскажет все.
- Вот мне говорят: у тебя прелестная жена, милые дети. Да и сам ты семьянин, какому позавидовать. Думают, что и я, и жена моя счастливы…
- Разве это не так?
- Совершенно не так, - сказал Колешко, - скажу по секрету: моя внешне счастливая жизнь - сплошное и печальное недоразумение.
Лицо Колешки исказила саркастическая улыбка.
- Как-никак ты мой друг, Макс, и тебе я могу довериться. Кому как не другу излить свою печаль. Знай, что женился я и странно, и глупо.
У Степаненко стало портиться настроение. Да, в школьные годы Ира, нынешняя жена Колешко, нравилась ему. Он был влюблен в нее по-юношески страстно, скучал по ней, когда долго не видал. Много позже не раз вспоминал Иру, и его воображение рисовало красивую и изящную женщину, которая могла быть его женой. Но увы! Она стала женой друга. Когда она звонила, ему было приятно слышать ее голос, и в то же время он давал себе отчет, что она принадлежит другому.
И вот теперь эти откровения Колешки.
- Ты не знаешь, что я, когда ухаживал за Ирой, предлагал ей выйти замуж раз десять. Она отказывала мне, потому что была ко мне… совершенно равнодушна. Да, в ее отказах фигурировал и ты… Она не раз повторяла мне, что ты ей гораздо интересен. Ну что ж, я в угаре любви ползал перед ней на коленях и просил руки, как милостыни. В конце концов крепость пала. Она так и сказала мне: "Я не знаю, люблю ли я тебя, но буду тебе верна…" Я, как дурак, принял это условие как дар небес. Вот и все.
- Что значит "вот и все"?
- А то, что я к ней отношусь, как и прежде, а Она тоже по-прежнему равнодушна. Да что тут говорить! Она рада, когда я уезжаю из дому или засиживаюсь допоздна в лаборатории. Я не знаю наверное, любит она меня или нет, но ведь мы толчемся под одной крышей, спим, имеем детей… Мне все это осточертело! Ненавижу то ее, то себя… Иной раз кажется, бросить все к чертовой матери, уехать куда глаза глядят, в Америку, в Австралию, в Новую Зеландию… На край света… Но как бросить женщину с двумя детьми в нынешние времена? Как она выживет? А тут еще этот кавардак, что не знаю, как выпутаться! - Колешко в сердцах ударил кулаком в песок.
- Скажи честно, твоей жизни угрожает опасность? - напрямую спросил Степаненко, опираясь на локоть. - Какой кавардак ты имеешь в виду?
Колешко перевернулся на живот и криво улыбнулся:
- Да ну, какая опасность. До опасности пока дело не дошло.
И сразу же они оба услышали истошный женский крик, почти визг:
- Алеша! Дети! Дети!
Колешко вскочил, выбежал вверх на обрыв. Последовал за ним и Максим. Едва взглянув на дорогу, он почувствовал: ужас внезапно охватил все его существо. То, что он увидел, совпало с его самыми дурными предчувствиями. Такое могло разве что присниться в кошмарном сне. На дороге стоял темно-зеленый "Фольксваген", а какой-то мужчина крепко держал одну девочку, которая с криком пыталась вырваться из его цепких рук. Другая же девочка добровольно садилась в машину. Это были его дети!
Степаненко схватил одежду и быстро побежал к машине. Следом за ним, забыв об одежде, бежал Колешко. Они бухнулись в машину. Степаненко никак не мог попасть ключом в замок. Но и здесь Максим обратил внимание, что Колешко сразу бросился к своему рюкзаку, словно в нем находились по крайней мере три пуда необработанных алмазов.
Когда двигатель взревел, Степаненко выжал из машины все, на что был способен двигатель. Щепки и шишки вековых сосен полетели из-под колес. Взвывая и натужно ревя, машина выскочила на гравейку, но сразу же заглохла. Степаненко попытался завести ее, но не тут-то было.
- Запомни, запиши номера! - прокричал он Колешке, возясь с замком зажигания. Впрочем, заводить машину не стоило - развязка наступила неожиданная.
"Фольксваген", не проехав и сотню метров, остановился, дверца распахнулась и из машины вышли обе девочки - целые и невредимые. "Фольксваген" запылил по гравейке и исчез за поворотом.
- Да заводись ты! - крикнул Степаненко, ударив кулаком по рулю. И машина, словно послушавшись его приказа, завелась.
Девочки шли по дороге навстречу машине.
- Выходи! - сказал Степаненко, резко тормозя. - Ты успокой детей и жену, а я их перехвачу. Ведь, как я понимаю, та дорога, по которой мы приехали сюда, намного короче объездной, по которой убрались эти негодяи?
- Да, - кивнул Колешко. - Только я с тобой.
- Нет, - категорическим тоном сказал Степаненко. - Я поеду один. Ты иди к детям, успокой их.
- Т-ты не знаешь д-дороги… - белый, как мел, бормотал Колешко.
- Знаю, запомнил. - И мотор бешено заревел.
Захлебываясь и урча, машина быстро преодолевала лесную дорогу, Степаненко выжимал из нее все силы, но в некоторых местах дороги приходилось сбрасывать скорость почти до минимума. Одно дело - ехать по ямам и выбоинам не спеша, другое - спешить, чтобы если не захватить, то во всяком случае взглянуть на "педофилов", как мысленно окрестил Степаненко непонятных "дядей", которые пытались увезти дочерей Колешки.
У Степаненко все меньше оставалось уверенности в том, что ему удастся настичь похитителей. Но вот наконец среди сосен показался просвет и пошел ровный участок дороги. Степаненко выжал педаль газа до упора.
Те негодяи в "Фольксвагене" семь километров объездной, но хорошей дороги, одолели за несколько минут, но все же Степаненко повезло, и он выскочил им наперерез.
Его машину вынесло на подсыпанную гравей-ку, он резко затормозил, выкрутил руль и бросил свою машину прямо навстречу "Фольксвагену". Его рука стала нащупывать в ворохе одежды пистолет.
Но тут случилось неожиданное. "Фольксваген" неожиданно затормозил, остановился, правая дверца отворилась, вначале показалась голова какого-то небритого субъекта в солнцезащитных очках, затем в руках этого субъекта появился какой-то предмет.
Да это же автомат!
Степаненко ударил по тормозам. В предмете в руках негодяя трудно не узнать оружие. Самое распространенное среди людей, которые могли отважиться на похищение детей, - автомат Калашникова.
Машина еще не остановилась, как гулкая автоматная очередь разрезала воздух и несколько пуль фонтанчиками вспороли пыль и гравий перед самым капотом его машины.
"Мимо! Ага, пугают только! - обрадовался Степаненко. - Нет, стрелять в меня, на поражение вообще вы, сволочи, не осмелитесь!"
Он быстро переключил скорость и сдал назад. Степаненко рулил, оборачиваясь, чтобы посмотреть дорогу, лишь изредка. Такому приему вождения его научили еще давно. Главное - все его внимание было устремлено вперед. Он уже нащупал пистолет и загнал в патронник патрон. Но тягаться со своим "Макаровым" против "Калашникова" не собирался. Как любил говорить инструктор по стрельбе: "никаких песен безумству храбрых"…
Если бы он только выстрелил, то от "Фольксвагена" ударила бы такая очередь, да не под колеса, а прямо в лобовое стекло, что от него клочья полетели. Прошили бы насквозь.
По статистике Степаненко знал, что больше всего стреляют и убивают от испуга, из трусости, реже - от звериной жестокости и совсем мало - из расчета. Поэтому стрелять из "Макарова" не стал - зачем провоцировать?!
Увидев, что предпринявший попытку лобовой атаки ретируется, седоки "Фольксвагена" успокоились, стали ждать, когда дорога освободится.
Вот Степаненко съехал на лесную дорогу, углубился на десяток метров в лес. "Фольксваген" взревел и вихрем пронесся мимо.
Каким бы острым зрением не обладал Степаненко, номер машины разобрать не удалось. Мешала клубившаяся пыль. Да это было и ни к чему - скорее всего номера были поддельные. Но все же майору ФСБ хорошо запомнилась эта темно-зеленая иномарочка.
Он с досадой ударил ладошкой по баранке и вышел из салона. Бандитов и след простыл. Степаненко взглянул на часы. Все произошедшее: от криков жены Колешки, то есть с момента появления "Фольксвагена", и его исчезновения прошло чуть более десятка минут. Несмотря на то что эти минуты пронеслись в стремительном темпе, казалось, что прошла целая вечность.