Глава 14
Радченко проснулся сразу, за секунду, будто толкнули в грудь. Посмотрел на светящиеся в темноте стрелки будильника: два с четвертью. Сел на кровати, понимая, что без снотворного больше не заснет, включил лампу, положил в рот три голубых продолговатых таблетки, похожих на "виагру". И запил из стакана с водой. Он вспомнил только что увиденный сон и поморщился.
Они с Галей ехали по какому-то мертвому пугающему городу, по мрачным улицам, застроенным серо-желтыми громадинами домов с черными провалами окон. Смеркалось, но фонари не зажигали, машин вокруг почти не было, пешеходов не видно, а редкие магазины закрыты. И машина не своя, а чужая, ржавая таратайка с продавленными сидениями. Галя, сидевшая впереди рядом с ним, возбужденно жестикулировала, о чем-то говорила, Радченко слышал слова, но почему-то их смысл не доходил до сознания. Он был чем-то расстроен, так расстроен, что хотелось плакать.
Галя продолжала поговорить без умолку, он порывался что-то ей ответить, но не мог слова вставить, и еще к горлу подступил соленый комок, ему кажется, - стоит только открыть рот - и польются слезы.
"Останови возле вон того дома, - Галя показывает пальцем, где остановиться. - Ты так медленно ехал, что из-за тебя я на работу опоздала". Радченко говорит, что это какая-то ошибка, Галя не может здесь работать. В этом самом месте, находится городской публичный дом, который занимает все восемь этажей. "Я здесь работаю, - Галя отвечает зло, с надрывом, почти кричит. - Я тебе об этом уже сто раз говорила. Двести раз. Но ты, как обычно, ничего не помнишь. Потому что память дырявая, как у старика. Как у жалкого паршивого старика".
Он останавливает машину, Галя хватает сумку, выскакивает на тротуар как ошпаренная. Он что-то кричит ей вслед, но она ничего не слышит. Из груди вырываются рыданья…
Захотелось курить. Радченко открыл купленную накануне пачку, - пусто. Тогда он накинул халат, вышел в коридор, спустился на первый этаж. Автомат по продаже сигарет не работал. Пришлось идти в винную лавку через дорогу. В этом халате, синим в красную клетку, и домашних стоптанных папочках он выглядел забавно. Радченко не стал тратить время, чтобы дойти до перекрестка со светофором, перебежал улицу, когда поток машин немного поредел. Он взял бутылку виски, решив, что без выпивки не сможет заснуть, сигареты и содовую.
Когда вернулся в номер, зазвонил телефон. Голос Эдика Волкова был бодр:
- Блин, я звоню с не самыми лучшими новостями. Утешайся тем, что денежки платишь не зря. Открой ноутбук и посмотри почту, там фотографии. Вчера твоя жена вышла из квартиры в одиннадцать утра. Отправилась на Новый Арбат. Возле кафе встретилась с мужчиной лет сорока, не тем, которого я видел в ресторане "Прага". Это другой парень. Кто он, пока не знаю. Они вошли в кафе и посидели там около часа. Старик, мне неприятно все говорить, поверь.
- Брось, какие уж тут церемонии.
Он сел за письменный стол, открыл ноутбук, залез в почтовый ящик и уставился на экран. На фотографии Галя выходила из кафе, она выглядела счастливой, будто выиграла в лотерею миллион долларов. За ней следовал мужчина, но разглядеть его лицо, попавшее в тень, было трудно. Радченко открыл следующую фотографию. Сердце заныло, а голову перехватил стальной обруч, сжавший затылок и лоб. Он подумал, что бутылка виски - это сейчас как раз то, что ему нужно больше всего, отвинтил пробку и принес пластиковый стаканчик.
- Твоя жена и этот субъект взяли такси и отправились на Красносельскую улицу в районе трех вокзалов. Квартира съемная. Ее сдают супруги пенсионеры, сами живут в загородном доме. Снимает квартиру некий Феликс Зельдович. По словам соседей, он там не показывается подолгу, использует квартиру для свиданий с разными бабами. Сейчас хозяин квартиры за границей, а ключи, видимо, отдал приятелю.
- Я сейчас смотрю на фото этого человека, - сказал Радченко. - Я знаю его. Это Павел Хохлов. Муж Галиной подруги Светы Хохловой.
- Хохлов Павел? Хорошо, я записал, - ответил Эдик. - Ты облегчил мою задачу. Галя и Хохлов провели в квартире около четырех часов. Затем вызвали такси. Кавалер довез Галю до дома, сам на той же машине отправился в сторону центра. Но куда именно, выяснить не удалось, на дорогах были огромные пробки. Наши парни этого деятеля потеряли. У меня все. Не ожидал, что появится второй мужчина. Муж подруги… Такое бывает. Но я и подумать не мог, что у нее сразу с двумя…
- Я тоже не предполагал. Что ж, у моей жены большое доброе сердце, если она может сразу с двумя… То есть с тремя. Третий как раз я.
- Ты в порядке, старик?
- Да, конечно, я в полном порядке, - ответил Радченко, наливая виски в стакан. - Отлично себя чувствую. Я думаю, что хорошо сделал, когда в свое время стал специализироваться на уголовных преступлениях. Если бы я выбрал бракоразводные дела, уже превратился бы в законченного циника. И потерял веру во все святое. Сначала в женщин, затем - в человечество. Наконец, - в бога.
Он выпил стакан одним махом, будто воду из-под крана, и прикурил сигарету.
- Нам с тобой грех жаловаться, - голос Эдика был весел. - Если бы не число разводов, которое с каждым годом растет, я не смог бы ездить на БМВ и жить в приличном доме. И убивать в Москве меньше не стали. Даже наоборот. Поэтому и ты без работы не останешься. Мир сходит с ума, и на этом можно заработать. А в бога я давно не верю.
Эдик попрощался и положил трубку. Радченко налил виски в стакан, выпил до дна и хлебнул содовой. Такие фотографии трудно смотреть, когда ты трезвый. Глаза слезились, Радченко уставился на экран ноутбука, он чувствовал, как пальцы помимо воли сами сжимаются в кулаки. Сжимаются крепче и крепче, кулаки наливаются тяжестью…
Где глаза у женщин? И что они видят своими глазами? Неужели Гале нравится эта паскудная морда? Радченко встречал Хохлова на вечеринках у общих знакомых. Говорить парень не умеет и поэтому не любит. Помнится, он что-то трандычал о футболе, об отдыхе где-то в Испании. Убогая серая личность, интеллектуальный недоносок. Радченко высыпал в рот четыре таблетки снотворного и хлебнул воды, хотя знал, что еще нескоро заснет.
Но глаза закрылись сами. Радченко выключил компьютер и задремал, сидя в кресле, в пепельнице тлел сигаретный окурок.
* * *
Радченко поднял голову, когда в дверь постучали. Сквозь жалюзи пробивался свет рождающегося утра. Радченко открыл дверь, пустил Джона в номер.
- Что у тебя?
- Только что позвонил Питер, ну, частный детектив. Он сказал, что телефон Ольги снова ожил. Он до сих пор активирован. Питер продиктовал адрес. Это какая-то гостиница к югу-востоку от Лос-Анджелеса. Надо ехать, собирайся. Только скорее.
Пока Радченко одевался Джон сидел в кресле и разглядывал пепельницу с окурками, бутылку виски, почти пустую и засохший бутерброд.
- Я не знал, что ты куришь, - сказал Джон. - И пьешь виски бутылками.
- Это я балуюсь.
- Хорошо, что тебе достался номер для курящих. Иначе пришлось бы раскошелиться. Штрафы тут высокие.
Радченко натянул штаны и майку, подумал и надел матерчатую ветровку, незаметно сунув во внутренний карман плоскую фляжку с виски. Они вышли из номера, спустились вниз и сели в машину. Джон ввел адрес, накарябанный на отрывном листке, в систему GPS и тронул машину. В четыре утра дороги были почти пустыми, до места они домчались за час с небольшим. Это был какой-то крошечный городок в двадцати милях от океана, окруженный рощицами апельсиновых деревьев.
Когда до цели оставалось всего миль десять, зазвонил телефон Джона. Питер Брей сказал, что последний час телефон Ольги был включен, им пользовались, но буквально минуту разговор закончился, затем телефон отключили. В течение последнего часа неизвестный абонент оставался в одном месте, гостинице "Домашний уют".
Но есть заминка, только что Питер еще раз уточнил адрес и выяснил, что отель был закрыт два года назад. И выставлен на продажу по весьма соблазнительной цене, но покупатели заставили себя ждать. Полгода назад гостиницу все-таки приобрел предприниматель из Сакраменто и начал ремонт. Словом, в отеле никого быть не может кроме строителей, но они ночами не работают. Может быть, там ночуют какие-то бродяги, которые случайно или по злому умыслу завладели телефоном Ольги.
- Не нравится мне эта история, - добавил Питер. - Не советую ходить в эту гостиницу. Понаблюдайте за ней, но внутрь - ни шагу.
- Ладно, на месте разберемся, - Джон помрачнел еще больше.
Некоторое время ехали молча. Джон о чем-то думал, покусывал губу и хмурился. Радченко тупо смотрел на дорогу, подсчитывая про себя, сколько лет прожил с Галей. Почему-то, выходило по-разному: то двенадцать, то четырнадцать, а то и все пятнадцать. Он начинал пересчет и снова сбивался. Наконец получилось тринадцать.
- Тринадцать лет, - сказал Радченко вслух. - Спустить в унитаз тринадцать лет жизни.
Правая рука сама залезла под куртку, пальцы коснулись колпачка стальной фляжки. Он отдернул руку, решив, что Джон решит, что московский адвокат - законченный алкоголик, - чуть свет прикладывается к виски.
- У тебя что-то случилось? - спросил Джон.
- С чего ты взял? Со мной все в порядке.
Радченко постарался улыбнуться, но вместо улыбки на лице появилась жалкая гримаса, будто судорогой свело живот, и он боится наложить в штаны прямо в машине. Одна только мысль, что жена больше неверна ему, доставляла физическую боль, Радченко казалось, что острием ножа царапали живое сердце. Но Джон не повернул головы, он смотрел на дорогу.
- Правду говорили, что ты служил в частях особого назначения морской пехоты? И даже принимал участие в боевых действиях?
- Служил когда-то давно, - кивнул Радченко. - И награды есть.
- Отлично, - сказал Джон. - Значит, ногу или руку ты себе не отстрелишь.
Джон остановил машину на бесплатной стоянке через дорогу от гостиницы. Залез в багажник, вытащил из рюкзака короткоствольный револьвер и протянул Радченко. Гостиница стояла на небольшом холме, это была трехэтажная постройка в стиле шестидесятых годов с плоской крышей, балконами и большими окнами, забитыми листами фанеры. Территория гостиницы была отгорожена забором из металлической сетки на стальном каркасе высотой в два с половиной ярда. Что за забором - не видно, по всему периметру с обратной стороны натянули толстую зеленую пленку.
Время половина пятого утра, вокруг ни людей, ни машин. Джон, схватившись двумя руками за железную стойку забора, приподнял ее, сдвинул и пролез внутрь. Он прошел к главному входу, двери давно сняли с петель, заколотили фанерой, оставив для прохода узкую щель, в которую с трудом протиснется взрослый человек средней комплекции.
* * *
Темно, свет пробивался сквозь щели в окнах, Джон посветил фонарем. На первом этаже просторный холл, стены обиты листами сухой штукатурки, на полу строительный мусор, с потолка свисает кабель. Джон осторожно двинулся вперед по коридору. Радченко шел сзади, часто оглядывался и прислушивался. Кажется, со второго этажа сюда доносятся какие-то неясные звуки, похожие на тихие шаги.
Джон остановился, теперь и он слышал что-то похожее на шаги. Через минуту звуки стихли. Джон двинулся вперед. На ходу достал из-под ремня револьвер. Они оказались на лестнице, наверх уходили бетонные ступени, заляпанные белой краской. Джон остановился, оглянулся на Радченко, когда снова услышал наверху шорохи, вместо пальца прижал к губам ствол револьвера, но снова стало тихо. Медленно поднимаясь по лестнице, Джон светил под ноги фонарем. Здесь света стало больше, на улицу выходили высокие окна, лишь до середины закрытые фанерными щитами.
В коридоре было темно. Джон постоял, раздумывая, что делать дальше.
- Эй, здесь есть кто-нибудь? - крикнул он.
Тишина. Только на последнем третьем этаже что-то заскрипело.
- Черт, - прошептал Джон. - Они что, играют с нами?
Он прошел десять ярдов по коридору и остановился, услышав полицейскую сирену. В гулкой тишине пустого дома эти звуки казались неестественно громкими и близкими. Через несколько секунд где-то вдалеке завыла вторая сирена. Радченко вошел в первый от лестницы номер, приник к щели между листом фанеры и оконным переплетом. Обзор отсюда не самый лучший, видна та стоянка за невысоким забором, где оставили машину, небольшой отрезок дороги и тротуара.
На тротуаре стояли два парня, худые и загорелые, одетые одинаково, в шортах и майках. Один бритый наголо. У второго на голове цветная вязаная шапка. Между парнями девушка с тонкими как щепки ногами и длинной шеей. Майка болталась на ней как на вешалке. Молодые люди озирались по сторонам, словно выбирали направления, куда бежать, но, парализованные страхом, оставались на месте.
Черный "Форд Квин" без полицейских знаков, по виду обычная машина, сбросив скорость, заехала на тротуар, оттуда выскочили два амбала в штатском. Полицейские что-то прокричали. Через полминуты девушка и ее спутники стояли возле машины, расставив ноги и упираясь руками в капот.
Полицейские обыскивали парня в шапке и девчонку. Приближалась вторая полицейская машина, где-то вдалеке выла еще одна сирена. Радченко отступил от окна. Теперь он явственно слышал шаги на третьем этаже. Кажется, человек не один.
Джон тоже слышал шаги, он двинулся по коридору к другой лестнице, но остановился. Впереди сложены мешки с цементом, их так много, что пройти можно, если залезешь на эту гору и спустишься вниз с другой стороны. Радченко вошел один номеров по правую сторону. Он видел, как на задний двор вышли трое мужчин и, не оборачиваясь, заспешили к строительному забору, стойки которого уже были раздвинуты.
Первый мужчина, плотного сложения, полез на улицу, но зацепился краем рубашки за железную сетку, и стал освобождать себя, старясь не разорвать рубашку, видимо, недешевую. Он дергал сетку, дергал рубашку, но минуту не мог слезть с крючка.
Наконец он пропал за забором. Второй мужчина, тоже в куртке, под которой угадывалась подплечная кобура, быстро шмыгнул в щель. Его лица Радченко не увидел. Долговязый худой человек, что шел последним, был одет в серый летний пиджак и брюки кофейного цвета. Он нес продолговатую и узкую коробку из серого картона, куда отлично поместилась бы пара ружей. Через несколько секунд по улице пронеслась серая машина. Радченко увидел лишь ее крышу.
- Кажется, эти парни ждали нас на последнем этаже, - Джон стоял с другой стороны окна и смотрел на задний двор. - Хм… Странно это. Активированный телефон, пустая гостиница и эти парни…
В следующие полчаса они осмотрели гостиницу. В том числе третий этаж, подвал и большой зал, что-то вроде ресторана, на первом этаже. Результатом поисков стала огненно красная помада "Ив Роше", которой пользуется Ольга. Осмотрев находку, Джон завернул ее в салфетку и опустил в карман.
Они вышли из гостиницы, когда полицейские уже разъехались и увезли в участок двух парней и девчонку. Радченко сел на заднее сидение и задумался о том, что надо бы поскорее вернуться в Москву, пока медовый месяц с пижоном из ресторана "Прага" а также Павлом Хохловым не закончился заключением брака или чем-нибудь еще, более отвратительным.
- Кажется, нас хотели грохнуть, - сказал Джон. - Как думаешь?
- Похоже на то. Эти парни торчали там не для того, чтобы поболтать о погоде.
Радченко отвечал равнодушно, сама мысль о том, что несколько минут назад его запросто могли пристрелить в той крысиной норе под названием гостиница, не рождала сильных чувств. О чем бы он ни думал Радченко, мысли чудесным образом возвращались к Гале, вызывая приступы раздражении и душевную боль. Улучив момент, он вытащил фляжку, и глотнул виски, - и стало немного легче.
Глава 15
С ночи старику Наумову нездоровилось, повысилась температура, но ближе к полудню наступило улучшение. Давление упало, работа сердца стабилизировалась. Старик заснул на час, а проснувшись, был свеж и весел. Дежуривший у постели Павел и Роза после бессонной ночи выглядели уставшими и бледными. Павел в своем унылом костюме был похож на сотрудника похоронной конторы. Роза в зеленом платье в обтяжку смахивала на стручок гороха, впрочем, весьма аппетитный.
Выпив чашку безвкусного зеленого чая, Наумов старший разрумянился, даже попытался встать. Врач разрешил дойти от кровати до окна. Наумова, которого поддерживали с двух сторон Павел и дежурный санитар, подвели к подоконнику. Распахнули окно, в комнату влетел ветер, запах горячего песка. Старик опустился в кресло, некоторое время смотрел на океан.
Горизонт, подернутый дымкой, сливался с небом. Палило солнце, светились паруса яхт, уходящих от берега. Чайки, летавшие вдоль линии прибоя, кричали о разлуке. Старик долго смотрел вдаль, молчал и о чем-то думал, а потом попросил, чтобы ему помогли встать и закрыли окно.
Павел начал читать вслух "Американскую трагедию" Теодора Драйзера. В полдень появился младший сын Вадим. Он сел возле кровати, постарался придать лицу выражение печальное и скорбное. Чтобы чем-то себя занять, он время от времени поднимался со стула, поправлял край одеяла.
Павел монотонным голосом продолжал читать, Роза одергивала зеленое платье, которое почему-то все время задиралось вверх, обнажая бедра, обтянутые темными чулками. Старик косил взглядом на женские коленки и шевелил губами, будто шептал заклинание.
- Хватит, - старик приподнял руку. - Драйзер хорош в меру. Ольга звонила?
- Джон поехал за ней, - сказал Вадим. - Пока от него никаких известий.
- Ольга совсем потеряла совесть, - проворчал старик. - Умирающий отец просит ее приехать, но она не слышит. Делает вид, что не слышит. У нее свои дела. Она даже не хочет мне позвонить. Я стою на краю могилы, а родная дочь…
Нижняя губа дрожала, веки часто смаргивали. Он всхлипнул и глазами, полными слез, уставился на бедра Розы. Она как раз встала, чтобы поправить застежку на чулке, задрала платье, подтянула чулок и долго не могла справиться с застежкой. Старик перевел дух и сглотнул комок, застрявший в горле.
- Может, с русскими газетами ознакомимся? - Вадим вытащил из сумки пачку свежих газет. - Отпечатано в Нью-Йорке.
Он прочитал хронику происшествий, дошел до заметки о двух неопознанных трупах найденных в коттедже, что находится в поселке "Лесное озеро". Прервал чтение и выразительно посмотрел на Павла.
- Кажется, у вас там дача?
- Поселков с таким названием - миллион, - ответил Павел, чувствуя, что сердце забилось чаще. - Почему ты решил, что это именно наш поселок. А хоть бы и наш… Владелец дома не назван. Личности убитых не установлены. Глупости…
- Я бы на твоем месте все-таки позвонил в Москву, - Вадим нахмурился. - У тебя же есть соседи по поселку.
- Хорошо, как скажешь, - ответил Павел.
Когда сели в лимузин и направились в гостиницу, Павел сказал жене:
- В следующий раз приходи к моему отцу в купальнике бикини. Или в своей красной прозрачной накидке и трусах. Впрочем, можно и без них. Старику понравится. А лучше сразу - голяком. Залезай к нему под одеяло. И начинай массаж.
- Господи, никогда не думала, что ты опустишься до такой низости: ревновать меня к своему отцу, - Роза полезла в бар и щедро плеснула в стакан малинового сиропа, джина, лимонного сока и еще какой-то гадости. - Ревновать к старому старику, к тому же инвалиду. Ему до смерти один шаг, а ты… Ты просто больной на всю голову. Как только вернемся, отправишься к психиатру. И не пущу домой, пока не пройдешь полный курс лечения.