Ревность - Андрей Троицкий 13 стр.


- Господи, что этот старый дуралей творит? Завещать Джону целое состояние… Мне от жизни так мало надо. Небольшой домик у теплого моря. И чтобы там была огромная светлая кухня, с блестящим холодильником и миксерами. Кухня, похожая на операционную. Я люблю готовить, но не яичницу с беконом, а коктейли. Почему так устроен мир: одним - все, другим - ничего?

- Сейчас слишком поздно, чтобы обсуждать вопросы философии.

- Господи, что же делать мне, что же делать? Идти в монастырь? Чем мне жить? Кроликов разводить на продажу? Или побираться на улице? А если он умрет завтра? Или сегодня? Тогда я останусь без денег, нищая, никому ненужная…

- Я думаю об этом. Думаю о том, как тебя спасти. От нищеты, от унижений…

- И ты придумаешь? - Роза крепче обняла Вадима.

- Я постараюсь.

* * *

Радченко, вернувшись в гостиницу вечером, позвонил Волкову. Эдик только что поднялся с кровати, принял душ, но еще не позавтракал. Его жена и дети не проснулись, поэтому есть возможность разговаривать свободно. Деньги со счета Радченко переведены, детективам выдан аванс. Парни уверены в успехе и полны энтузиазма.

Эдик замялся и сказал, что "успех" в этом случае не совсем подходит. Еще он сказал, что ключи от квартиры, что Радченко отправил Экспресс почтой, уже в Москве. Звонили накануне вечером, спрашивали, когда удобно доставить конверт. Как только детективы получат ключи, они, не мешкая, установят в квартире всю аппаратуру, тогда можно будет круглосуточно писать разговоры Гали.

А сейчас для затравки небольшой сюрприз. Ничего серьезного, но все-таки… Радченко может послушать запись разговора жены с одной подругой по имени Лиза. Запись сделана со стационарного телефона, установленного в квартире. К нему подсоединились через распределительный узел, что-то вроде железного шкафа, установленный в подвале дома.

Открывай электронную почту и получай ссылку. Если, конечно, не страшно испортить самому себе настроение. Но к плохому настроению придется привыкать, придется жить с этим долгие месяцы. Через год он посмеется над своими грустными приключениями. Главное сделать так, чтобы ребенок остался с ним.

- Держись, старина, - сказал Эдик. - Кстати, ее разговор не содержит ценной информации. Бабья болтовня. Но лучше быть в курсе интересов жены.

Радченко выдавил из себя несколько вежливых слов и дал отбой. Он открыл ноутбук, скачал телефонный разговор и запустил запись. Галя разговаривала с некой Лизой, подругой по работе, которая год назад развелась с мужем. Радченко был знаком с Лизой весьма поверхностно. Он пару раз встречал в компании эту женщину без возраста, бездетную, умеющую одеваться изыскано и просто, что удается далеко не всем.

Последние месяцы, сразу после последнего развода, Лиза ушла с работы, потому что служебные обязанности отнимали много времени, и посвятила себя поискам эротических приключений, перепробовала немало партнеров и остановила выбор на бизнесмене по имени Илья, обремененным семьей и тремя детьми. Парень не сказать, что шикарный, но он человек обеспеченный и нежадный. Илья не мог и хотел бросить семью ради любви на стороне, но Лиза на этом и не настаивала.

- Зачем мне нужен этот придурок? - сказала Лиза. - В постели он еще ничего… Но на кой черт мне весь этот геморрой? Эти детки, эта его жена. Совершенно жуткая баба. Они с ним прожили двадцать с лишним лет. Но, понимаешь ли, она не дает ему того, чего он хочет, в чем он так нуждается. Не дает, понимаешь? Должна давать, но не дает… Ревнива до неприличия. Она чувствует, что с мужем что-то происходит… То ли наш разговор подслушала, то ли что… Она кое-что знает.

Чего хочет ее любовник, в чем он нуждается, Лиза не уточнила. Кажется, жена отдала Илье почти четверть века жизни, подарила трех детей. Но все еще остается в долгу. Так что же она должна? Радченко чувствовал, что начинается новый приступ мигрени. Боль идет от затылка, опоясывает голову, словно железный обруч, сдавливает виски и лоб.

- Ужас, - повторила Галя, ей досталась роль слушательницы. - Какой ужас…

- Я с Ильей поговорила. Сказала, что мне страшно. Что его баба сотворит что-то ужасное. Плеснет мне в лицо кислотой или наймет каких-то ублюдков, чтобы меня изувечила где-нибудь на автомобильной стоянке или в темном подъезде. Но что он может сделать? Прошлый раз подарил небольшой презент, браслетик с сапфирами. И заверил, что его жена на такое просто не способна. Она якобы добрейший человек, очень умный. Я разозлилась и говорю: тогда катись к своей умной стерве. Короче, он отделался подарочком. И это за мои нервы…

Дальше выяснилось, что за последние два месяца Лиза получила в подарок не только браслетик, но и швейцарские часы из розового золота, усыпанные бриллиантами, пару золотых безделушек с камушками, коробку для драгоценностей из черного дерева, инкрустированную серебром, платья, обувь, шубу из натурального меха и еще что-то по мелочи. Она поклялась хранить верность своему избраннику, но слово не сдержала. За это время были и другие партнеры, тоже люди нежадные.

* * *

Радченко сидел перед компьютером, сжимал кулаки и думал о том, какое право имеет эту развратная безнадежно испорченная сука разговаривать в таком тоне с его женой, человеком нравственным, матерью двух детей. Впрочем, теперь все изменилось, Галю вряд ли можно назвать нравственной женщиной. Скорее наоборот…

Голова заболела еще сильнее. Он проглотил пару таблеток "тейленола", но некоторое время не мог сосредоточиться на разговоре. Все крутилось вокруг модной одежды, фасонов женского белья и новой коллекции, поступившей в модный магазин сексуальных игрушек.

- Сейчас такой выбор вибраторов, - сказала Лиза. - Есть просто потрясающие вещи. Знаешь, такие из мягкого пластика или латекса… Они еще светятся в темноте и огоньки мигают. Забавно…

- Да, у меня есть одна модель, неплохая, - ответила Галя. - Называется "Кролик-любовник". Напоминает член, но не совсем. Он не очень длинный и формы гладкие. А поверхность такая… Как бы шершавая.

- А цвет какой?

- Пурпурный. И еще у него головка вращается. Интересный эффект…

- Господи, я и не знал, что моя жена пользуется вибратором, - Радченко потер пальцами лоб и виски, но легче не стало. - И еще так тонко разбирается в этом вопросе.

* * *

Он не дослушал разговор, в дверь постучали. Вошел Джон и встал посередине комнаты.

- Есть новости, - сказал он. - Информация сразу из двух надежных источников, от частного детектива Питера Брея и от Майкла, моего друга из ФБР.

Джон упал в кресло и задрал ноги на кофейный столик. Итак: этот профессор экономики Роберт Милз появился в Лос-Анджелесе за сорок восемь часов до того, как разыгралась трагедия в доме его родителей. Он жил в гостинице "Солнечный берег" и редко выходил из номера. Теперь точно известно, что за день до убийства в поместье, к Роберту в гостиницу приезжал отец. Они беседовали около двух часов, о чем, - загадка. Впрочем, если поразмыслить, можно сделать кое-какие выводы. Роберт провоцировал отца, хотел, чтобы тот разобрался с мачехой по существу.

Установлено, что из своего гостиничного номера Роберт дважды связывался со своим финансовым советником. У Милза все накопления вложены в акции американских предприятий. Он просил советника продать ценные бумаги с тем, чтобы выручить за них полмиллиона долларов. И положить деньги на его текущий счет. Советник ответил, что для эту операцию потребуется несколько дней.

Днем позже Милз решил, что полмиллиона слишком мало. И снова позвонил финансовому советнику. У Милза оставалось еще шестьсот тысяч баксов, вложенные в ценные бумаги. Но он не захотел продать акции, возможно, потому что фондовый рынок рос как на дрожжах. Он взял у банка ссуду под залог своих бумаг. Двести тысяч долларов. Позже, уже после кровавой бани в особняке, он получил чек на предъявителя, заверенный банком.

Милз утверждает: они с Ольгой встречались, чтобы посмотреть мебель. На самом деле он передал ей банковский чек на семьсот тысяч. Она находилась в доме не более получаса. Видимо, состоялся какой-то разговор, после чего она положила в сумочку чек и уехала.

Это подтверждает сосед Милза некий Фред Старс. В тот день в поместье Фреда рабочие, которых он нанял, делали новую подъездную дорогу от ворот поместья до дома. И утра Фред торчал на воздухе и смотрел, как идет работа. Он видел машину, въезжающую на территорию соседнего поместья, он еще посмотрел на наручные часы и помахал рукой даме, сидевший за рулем. По словам Фреда, машина выехала обратно через двадцать минут, от силы полчаса.

Дама пользовалась красной "тойотой". Фред хорошо ее запомнил. На следующий день он улетел к жене на Аляску, она орнитолог, наблюдает за дикими птицами. Вернулся только позавчера. Он быстро вспомнил тот день, когда видел женщину и все мелкие детали их встречи.

Вот тут главный сюрприз. Джон говорил медленно, давая возможность собеседнику усвоить и переварить информацию. ФБР покопалось в своих архивах, а там архивы необъятные, и выяснилась, что Ольга и Роберт Милз знакомы еще с той поры, когда Ольга была студенткой, а Милз учился на каких-то курсах, слушал курс лекций по рыночной экономике в местном университете.

Сто к одному, что у них был роман, сильное чувство. Иначе с чего бы Милз, человек сухой и утилитарный, вдруг расщедрился и отвалил Ольге семьсот тысяч баксов. Пусть в долг, но все же… ФБР не интересовалось и не интересуется Ольгой и ее финансовыми проблемами, она попала в поле зрения случайно.

А эта информация от Питера Брея. В тот же день Ольга купила дорожные чеки "Американ экспресс" на миллион долларов. Вероятно, она планировала отправиться в Мексику или куда-нибудь в Южную Америку. Несколько раз она покупала за границей антиквариат. Это были не слишком дорогие приобретения, пять тысяч долларов, десять или чуть больше.

Джон открыл банку содовой и сказал:

- Да, много интересного я узнал о своей жене. Черт побери… Лучше было мне не начинать эти изыскания. Сейчас поеду в усадьбу "Волчий ручей". Хочу выяснить, что делает Роберт Милз. Дорога огибает холм. Наверху есть площадка, прямо возле дороги, ровная и гладкая. С нее "Волчий ручей" - как на ладони.

- За Милзом следит ФБР. Тебя обнаружат. Будут неприятности. Ты же сам говорил: "Если ФБР найдет что-то интересное, я узнаю об этом одним из первых".

- Даже ФБР не может уследить за всем. Сейчас они используют средства электронного наблюдения. А электронике далеко до человека. Но главное в другом: у меня бессонница. Сейчас мне лучше чем-нибудь заняться, чем просто торчать здесь и ждать черт знает чего.

Джон, перебрасывая ключи из руки в руку, вышел и закрыл дверь.

Глава 17

Наумов старший проспал с полуночи до рассвета. Павлу, дежурившему у кровати отца, не спалось. Только под утро он задремал в кресле, а проснувшись, долго не мог понять, где он и как сюда попал. По ту сторону кровати в большом кожаном кресле спал дежурный медик. Он запрокинул голову назад, распахнул огромный рот, похожий на глубокое дупло.

Павел вышел из комнаты, выпил кофе и вернулся на прежнее место. Он положил на колени ежедневник книжного формата с переплетом из полированной телячьей кожи, и стал додумывать сюжет новой книги, договор на которую планировал подписать со дня на день. Это будет не очередная коммерческая халтура, чтиво для широких масс, а глубокий серьезный роман. Несомненно, биографический. Книга о писателе, о его душе, о сокровенных мыслях.

Замысел родился три месяца назад, тогда Павел, переодеваясь перед зеркалом, случайно увидел на левом боку вдоль нижних ребер продолговатую опухоль, которая оказалась доброкачественной, вскоре была удалена, но в книге сюжет развивался по своим литературным законам. Знаменитый обласканный славой писатель узнает, что он тяжело болен, и хотя еще мало внешних признаков болезни, - смертный час близок.

Врач выносит приговор: делать операцию на этой стадии рака нет смысла, пять-шесть с месяцев - и конец. Ничто уже не спасет, борьба за жизнь проиграна. Причем последние недели можно будет терпеть боль только на морфине. Но литератор переполнен идеями, он рвется реализовать свой последний замысел, написать самую глубокую и пронзительную книгу о своей трагической судьбе. Время уходит, как вода в песок. Начинается гонка со смертью.

На этом мысль обрывалась. Павел покусывал кончик ручки и косил взглядом на жену.

Она дремала в другом кресле, по правую руку. Вчера вечером Павел уговаривал Розу остаться в гостинице, отдохнуть, но она все-таки увязалась за ним. Наверное, надеется, что старик не забудет упомянуть ее в своем завещании, вот и старается. Роза в желтом платьице, едва прикрывающим стыд, и черных замшевых сапогах выше колен она будила греховные мысли. Ноги были немного раздвинуты, а ротик, пухлый и чувственный, выглядел таким соблазнительным, что Павел облизнулся.

Отвернувшись, он постарался сосредоточиться, представляя себе одну из самых драматических сцен будущего романа: его герой, измотанный борьбой с болезнью, похудевший, с истончившейся жилистой шеей, сидит за письменным столом, старается работать. В этом месте надо бы взять высокую ноту, не следует бояться пафоса. Последние дни жизни, отданной литературе, заполнены не нытьем, а благородным трудом.

Герой старается донести до читателя нечто важное, сказать такое, что перевернет человеческую душу, образно говоря, осветит дорогу путника, потерявшегося в темноте. Но ручка, "Паркер" с золотым пером, выпадает из слабеющей руки. Литератор теряет сознание…

Может быть, так: болезнь даст осложнения, герой романа, скажем, за месяц-полтора до смерти - слепнет. Последние дни жизни ему предстоит провести во мраке, диктуя строки романа супруге. Жена записывает последние строки, стараясь скрыть непрошеные слезы горя, но не может. До последнего мгновения она остается самым верным другом писателя. Прообразом жены могла бы стать Роза.

Он задержал взгляд на бедрах жены, на белых ажурных чулках и выглядывающих из-под платья застежках от пояса, и подумал, что старик, проснувшись, сможет со своего места хорошо рассмотреть этот порочный ротик, чулочки, застежки пояса и другие интимные детали женского туалета, такие манящие и притягательные. Старик сладко застонал во сне, будто переживал минуту близости с Розой, откинул голову назад и зачмокал серыми бескровными губами.

Павел склонился над ежедневником и подумал, что Роза никогда не будет записывать за ним текст книги, даже если он ослепнет. Скажет - найми стенографистку. И плакать не станет. Она на это просто не способна. И какой из нее друг? Все мысли Розы - исключительно о тряпках и драгоценностях. Она едва осилила одну книгу Павла, самую тонкую. И то мусолила ее целый месяц. Роза и пишет медленно, с ошибками.

Может быть, сделать героя холостяком? Или вдовцом, недавно похоронившим жену. Он скосил взгляд на Розу. А записывать последние главы романа будет брат писателя? Прообразом мог бы стать Вадим.

Но трудно представить, как он сидит у изголовья кровати, что-то пишет и обливается слезами. Нет, Вадим не годится. Кроме того, непонятно, какое послание хочет донести до человечества умирающий литератор. Собственно, что он там пишет, что диктует? Ясно, нечто очень важное, иначе не стоит и огород городить. Но что именно? Павел подумал, что замысел романа еще не созрел и захлопнул ежедневник.

Проснулась Роза.

- О чем думаешь, мыслитель? - она зевнула.

Скрипнула дверь, вошел Вадим, одетый в светлые брюки и яркую полосатую рубашку. Он молча кивнул брату, придвинул стул ближе к кровати, бросил на пол спортивную сумку и, чтобы не разговаривать, сделал вид, будто поглощен чтением газетных объявлений.

* * *

Наумов старший проснулся в самом скверном расположении духа. Минуту он разглядывал белые брюки и яркую рубашку младшего сына. И вслух заметил, что Вадим перепутал спальню смертельно больного отца с общественным пляжем. Говорил он тихо. И следующее замечание адресовал уже Павлу, тот не расслышал, ближе придвинул кресло.

- Прости, отец, я не понял…

- Оказывается, у тебя проблемы со слухом, прости, я этого не знал, - уголок верхней губы и правая щека отца дергались. - Ты мог бы сказать об этом раньше. Теперь, когда я в курсе твоих проблем, буду говорить громче.

- Нет, нет, отец… Я все слышу.

- Это как же ты слышишь, если ни черта не слышишь, - отец распалил себя и уже был готов на пустом месте затеять скандал. - Слушай, Павел, ты производишь впечатление умного человека. Но только до того момента, пока не начинаешь говорить. Скажешь пару слов, и ясно - дурак. Полный дурак. Мой совет: молчи. Авось за умного сойдешь.

Павел застыл в напряжении, лицо налилось краской, будто ему надавали пощечин, жилы на шее вздулись. Уже привыкший к капризам отца, он вдруг так разволновался, что задрожали руки.

- Отец, послушай, но я… Я совершенно не заслуживаю этих обидных слов.

- Не хочу ничего слышать, - продолжал старик, его щека дергалась. - Ты пишешь книги о подонках, о Шалевиче, которому место в тюрьме. Ты дружишь с отбросами общества. С уголовниками, которые выдают себя за политиков и диссидентов. Поэтому и сам превратился в подонка. Еще бы, дружить с подонками и оставаться порядочным человеком - задача невыполнимая. Ты начал скрывать свое имя и подписываться псевдонимом. Как жулик, как последний ворюга. Мне стыдно за тебя. Теперь уходи, не хочу тебя больше видеть. Роза, ты, пожалуйста, останься. Посиди со стариком. Спину тянет. И ноги что-то ноют. Наверное, потребуется массаж.

- Конечно, - подскочила Роза. - Я все сделаю…

Павел со слезами, закипавшими на глазах, вышел из комнаты, спустился по широкой лестнице.

Назад Дальше