* * *
Телефон зазвонил, когда Девяткин толкался в метро. Беспокоил Михаил Голуб, заместитель начальника управления собственной безопасности ГУВД. Он сказал, что появились важные новости, надо бы срочно встретиться, желательно прямо сейчас. Скажем, в ресторане "Огни", это недалеко от работы. Девяткин ответил, что будет на месте через полчаса.
Он успокоил себя мыслью, что "Огни" - не самое дорогое заведение в городе. Значит, у Голуба действительно есть новости, поход в ресторан нужен для дела, а не для того, чтобы полакомиться деликатесами за чужой счет. Цены в ресторане оказались умеренными, но Голуб был голоден и сделал такой заказ, что опять получилось очень дорого. Девяткин ограничился котлетой с жареной картошкой и стаканом воды.
- Осетрину надо есть с хреном, - Голуб запивал рыбу белым французским вином. - Но не простым хреном, обязательно на сметане. Ни в коем случае не с горчицей, она весь вкус перебивает. И вино должно очень быть нежным, с тонким вкусом.
Голуб немного поговорил о своих кулинарных пристрастиях и перешел к делу.
- Новости неважные. Начальство требует твоей крови. Им нужно показательная расправа над одним из лучших оперативников. Из Министерства внутренних дел звонили нашему руководству, интересовались: как продвигается дело о гибели человека во время допроса. Время идет, пора ставить точку. Если Девяткин виновен, он должен быть наказан. Очень жестко, без оглядки на его прошлые заслуги. Увольнение из полиции и… Под суд.
В горле запершило, Девяткин отложил вилку и сделал пару глотков воды.
- И что? Ничего нельзя сделать?
Голуб дружелюбно улыбнулся и сказал, что сегодня он был у руководства. Доложил, что в действиях Девяткина пока не усматривается ничего противозаконного. Задержанный мужчина, ранее судимый, умер во время допроса от сердечного приступа. Короче, Голуб соврал начальству. Врать - это против его принципов.
Но для хорошего человека он готов пойти и на более серьезные нарушения. Скажем, можно надавить на судебного эксперта и так все представить, будто Девяткин и вправду ангел. А крылья в кобуре носит вместо пистолета. Конечно, потребуются ответный жест вежливости. Как раз подвернулась возможность наградить парней из управления медалями за безупречную службу. Но надо подмазать кое-кого из начальства, иначе приказ о награждении будут месяцами перекладывать со стола на стол, пока не потеряют. Словом, нужны деньги, иначе люди без медалей останутся.
- Сам знаешь, как у нас все делается, - вздохнул Голуб. - Без взятки - ни шагу. И медали задаром не дают.
- В другой раз медали получат, - пытался отговориться Девяткин. - Им что, срочно?
- Сейчас появился реальный шанс. У тебя же есть медали. Даже орден есть. А почему другим нельзя иметь награды?
- Можно, почему нет, - замялся Девяткин. - Пусть имеют. Лично я не возражаю…
- Ну, главное, что ты не возражаешь, - нахмурился Голуб. - Конечно, я мог бы обратиться за помощью к другим людям… Помогут. Но сейчас я тебе нужен гораздо сильнее, чем ты мне. Понял?
- Конечно, конечно…
- Я до сих пор подполковник. Засиделся в этом звании, пора расти. Но полковника - сам знаешь - без доброй взятки никто не даст. У начальства один ответ: гони деньги. Но первым делом надо получить нашивку за ранение. Ранение - вещь нужная. Пенсия не за горами. Я должен думать о будущем. А с ранением и пенсию прибавят, и полковника дадут. Почет, уважение… И запись будет в личном деле. Сам знаешь, сколько ранение стоит. Ну, при исполнении служебных обязанностей. Так что я сейчас не при деньгах. Все средства уходят, чтобы получить нашивку. Одному дай, другому… Совсем люди совесть потеряли. Одно слово - скоты. Со своих товарищей деньги тянут.
- И сколько? - сердце заныло.
- Сегодня у тебя счастливый день. Сделаю большую скидку в знак личного уважения. Тридцать пять тысяч долларов, и твое дело будет похоронено. Больше никто и никогда не вспомнит о той сволочи, которую ты убил на допросе.
- Слушай, мне так часто говорят, что я убил человека на допросе… Так часто, что я сам начинаю в это верить.
- Ну, твой ответ? - Голуб вытер губы салфеткой.
- У меня есть на примете один банкир. Он мне был немного должен за то, что помог ему остаться на свободе. Ну, когда все его друзья надолго сели. Но я же не могу приходить к нему каждый день и говорить: давай деньги.
- В Москве много банкиров. Иди к другому.
- Хорошо, я достану деньги. Только дай время. Хотя бы месяц.
- Десять дней - и ни минутой больше.
Голуб поднялся и убежал. Девяткин оплатил счет, вышел на воздух, долго сидел на скамейке в сквере и курил, прикидывая, где достать тридцать пять тысяч. Никаких вариантов в голову не приходило. Можно продать квартиру. Но где он будет жить? Первое время можно ночевать у знакомых и друзей. А дальше? Перебраться на автобусную станцию или на вокзал? Ответа не было.
Глава 19
Поздним вечером отец позвонил Павлу и попросил прийти.
Воздух в спальне был несвежим, пахло лекарствами и потом. Отец выглядел неплохо, щеки разрумянились, а тонкие губы, обычно серые и безжизненные, сделались розовыми, волосы стояли дыбом. У кровати шуршал газетами Вадим. Он рассеяно поздоровался с братом и снова стал читать. Последние дни брат избегал общения, не показывался, не звонил.
- Почему нет Розы? - отец говорил резким голосом с ноткой металла, даже оторвал голову от подушки.
- Она не успела одеться, - сказал Павел. - Она возьмет такси и приедет чуть позже. Как ты себя чувствуешь?
- Тут публики нет. Твою показушную заботу об отце некому оценить. Как видишь, меня отсоединили от аппаратуры. И я еще жив. Значит, мне немного лучше.
- Хорошо, отец, я рад.
- Что ж… Хочу сказать нечто важное. Нечто такое, что касается всех членов нашей семьи. И Розы в том числе.
Павел молча кивнул головой и подумал, что сейчас любое его слово, любая фраза, которую он произнесет, нейтральная, бессмысленная, может вызвать поток раздражения и новую ссору. Еще он подумал, что отец никогда прежде не называл Розу членом семьи. Для него - это чужой человек, женщина свободных взглядов, порхающая по жизни словно бабочка, от цветка к цветку. Обаятельная и глупая, но прекрасная в своей глупости.
Павел вертелся в кресле, но не мог найти удобную позу, будто в мягком месте сидело шило. В голове копошились мысли, неожиданные и пугающие. Отец молча сопел, он сложил ладони на груди, сплел пальцы и смотрел в потолок. Вадим читал газету с таким упорством, будто собирался выучить ее наизусть.
- Что-то случилось? - спросил Павел, хотя собирался молчать.
- Почему что-то должно случиться? - отец натянул одеяло почти до самого носа и стал говорить так тихо, что о смысле некоторых слов приходилось догадываться. - Я умираю. И перед тем, как отправиться в последнее путешествие, хочу видеть моих сыновей и переброситься с ними парой слов. Моя смерть, разве это не повод увидеться и поговорить?
- Повод, конечно… То есть, я хотел сказать, что не надо торопить смерть. Она сама знает свой час.
- Господи, как ты косноязычен, - отец повертел острым носом, будто принюхивался, и запах ему не слишком нравился. - Ты совсем недавно раздавал интервью всем подряд и твердил, что покончил с детективами. Теперь будешь адресовать свои опусы умным людям. Умные книги для умных людей - это твое кредо. Но откуда возьмутся эти умные книги? Какой из тебя к черту писатель, если ты не можешь выразить простейшую мысль… Впрочем, чему удивляться? Далеко не все литераторы умные люди.
- Отец, я прошу тебя… Давай не будем начинать новую ссору.
- Хорошо, не будем ссориться. Павел, на этот раз ты прав. Но кое-что случилось. Пустяки. Даже неловко было беспокоить, отрывать великого писателя от новой гениальной книги из-за этой ерунды. Итак, причиной, по которой я позвал вас, стали трупы. Да, те самые, мужчина и женщина, что были найдены в твоем загородном доме.
- Об этом все московские газеты писали, - Вадим показал на сумку, набитую мукулатурой. - Вот, целая подшивка…
- Ты знал об этом? - отец приподнялся. Взгляд острый и цепкий, непохоже, что он соберется в последнее путешествие, о котором так долго болтает. - Ну?
Павел молчал минуту. Потел ладонью лоб и сказал:
- Я звонил в Москву. Мне сказали еще четыре дня назад или пять, когда в газетах еще ничего не было… Короче, вскоре после нашего отъезда в доме были убиты мужчина и женщина. Тела перетащили в недоделанный подвал и залили бетоном. Я знаю не больше вашего.
- Павел, ты понимаешь, что сейчас ты первый подозреваемый? - сказал Вадим. - До тебя доходит, что тебе нельзя возвращаться в Россию? Там тебя ждет тюрьма. В голове не умещается: как ты мог это сделать, ведь там была женщина. Неужели ты мог женщину… Ты, мой брат, мог это сделать?
- Никого я не убивал. Я заложил этот дом банку. В последнее время было плохо с деньгами.
- Ты думаешь, мы с отцом сможем тебе поверить? - Вадим внимательно смотрел на брата, не в глаза, в переносицу. - Во многих твоих книгах способы умерщвления людей рассмотрены подробно. Значит, ты неплохо в этом разбираешься. Ну, в способах убийства?
- Одно дело книги, другое дело самому, - Павел чувствовал, что ему не хватает дыхания, чтобы закончить фразу. - Понимаешь разницу?
- Ты хочешь сказать, что мы с отцом должны поверить в ахинею, которую ты порешь? - Вадим потряс сжатыми кулаками. - Поверить в этот бред? Зачем делать из нас дураков? Будь мужчиной, имей мужество сказать: да, это я.
- Вадим, я не причастен к этому.
- Слушай, если бы в моем доме нашли два трупа, кто поверил, что я не знаю об убийстве? Ты не хотел терять деньги, поэтому заложил дом банку. Получил наличные и… Ты все тщательно спланировал, замел следы. Я не знаю мотивов убийства, но каковы бы они не были, ты совершил нечто ужасное. Непоправимое.
* * *
Этот разговор, изматывающий и бессмысленный, продолжался довольно долго. У Павла болела голова, его тошнило. Наумов старший, кажется, временами отключался, начинал дремать, но вскоре открывал глаза и смотрел на сыновей. Пришла Роза, она села в кресло и заплакала, не проронив ни единого слова. Сегодня она была в цветастом сарафане и, несмотря на слезы и стоны, выглядела свежей и помолодевшей.
- Теперь оставьте меня, - сказал Наумов старший. - Вы видели того мрачного мужчину с толстым портфелем, который сидит в коридоре? Это мой адвокат. Я позвал его, чтобы переписать завещание. Я очень сердит, поэтому хотел лишить наследства Ольгу и Павла. Но… Мне надо еще раз подумать. Я приму решение в течение суток.
Старик смотрел, как братья поднялись, направились к двери. Следом заплаканная с красным лицом шла Роза.
- Павел, подожди, - сказал он.
Когда все кроме старшего сына ушли, старик сказал:
- Послушай, хватит ревновать Розу. Твоя ревность… Она переходит, уже перешла все границы приличия. Это не трагично, это даже не смешно. Ты ревнуешь ее к брату, к фонарному столбу, даже ко мне. Хотя мужской силы у меня наверняка меньше, чем у фонарного столба. Понимаешь, любая женщина устает от ревности. Так уж женщины устроены: они не любят ревнивых мужей. Мужей, которые готовы зайтись в истерике или обидеться на какой-то пустяк. А когда женщина устает от ревности мужа, она способна на непредсказуемые поступки. Впоследствии она может жалеть о своих действиях, но… Поэтому не толкай ваш брак в пропасть. Если бы мать была жива, она бы растолковала тебе все подробно. Но, увы. Ты понял меня?
- Откуда ты знаешь, что я…
- Этого только слепой не увидит. Павел, посмотри на себя со стороны. На жалкие и смешные поступки, на эту ревность. Да, Роза красивая довольно молодая женщина. По-моему, она достойна другого мужа, поспокойнее. А ты заводишься с пол-оборота, отравляешь ей жизнь. И заодно всем нам, окружающим. Мы договорились?
- Договорились, - выдавил из себя Павел, он чувствовал себя старым и больным. - Теперь можно идти?
Когда он спустился по широкой мраморной лестнице вниз, к отцовскому лимузину, младший брат и жена уже устроились на огромном сидении сзади и разминались шампанским из отцовского бара. Павел упал на свободный диван и сразу потянулся к бутылке клюквенной водки.
* * *
Джон, потягивая виски, сидел в номере Радченко.
- ФБР будет еще долго заниматься расследованием убийства в доме Милзов, - сказал он. - Будут потрачены сотни тысяч долларов, потому что задействовано много детективов и еще больше технических работников. Будут проведены дорогостоящие экспертизы. Эти расследования, поверь мне, могут продолжаться годами. И окончиться ничем. Я же не ставил целью раскрыть преступление. Я искал жену и в ходе поисков расколол этот орешек. Кстати, деньги…
- Какие деньги? - Радченко сидел на кровати и подливал виски в свой стакан.
- Я потратил на это расследование всего несколько долларов. Деньги ушли на бензин и тот пластиковый пакет, что я надевал Милзу на голову. И еще придется заплатить за чистку одежды, она вся в грязи. За разбитый бампер заплатит страховая компания.
Радченко знал, что до утра все равно не заснет и был благодарен Джону за то, что тот принял душ, переоделся в теплый халат и завернул к нему, чтобы немного выпить и поболтать. Джон был доволен собой и не скрывал этого, он долил виски, достал из ведерка несколько кубиков льда, опустил их в стакан и размешал напиток пальцем.
- Когда мы были у детектива Питера Брея, он поделился со мной информацией на Роберта Милза, - Джон отхлебнул из стакана. - Информации негусто. У Питера просто не было времени собрать толстое досье. Кое-что я знал от своего друга Майкла из ФБР. Сопоставил факты… Конечно, это неполная картина. Но и некоторых штрихов к биографии Милза достаточно, чтобы понять, что это за фрукт.
- Разве это имеет для нас какое-то значение? Мы ищем Ольгу, а этот Милз просто один из второстепенных персонажей, которых немало в этой истории.
- Милз имеет отношение к пропаже моей жены.
Джон устроился в кресле поудобнее. И сказал, что начать придется издалека. Милз получал за свою преподавательскую работу шестьдесят тысяч долларов в год. Скромные деньги для классного специалиста в области экономики. А он мечтал совсем о других деньгах, о больших, настоящих. Эти деньги были близко, рядом, но Милз не мог до них дотянуться.
Мать Роберта Милза умерла четыре года назад от онкологического заболевания. Это была образованная и очень милая женщина с деловой хваткой. Она не только вела домашнее хозяйство, но и разумно вкладывала свободные деньги в ценные бумаги, тем самым приумножая семейное состояние, наследником которого должен стать единственный сын Роберт. После ее безвременной кончины деньги семейства Милзов, недвижимость, банковские счета и ценные бумаги перешли в собственность отца, Дэвида Милза, человека практического ума, но слабохарактерного.
Роберт любил отца и доверял ему, был уверен, что Милз старший, как и покойная мать приумножит деньги, а не растратит их попусту. Но все вышло иначе. Через год после смерти супруги Дэвид женился на некоей Дженнифер Тиросконе.
Она была моложе на двенадцать лет. Привлекательна, любительница путешествий, крупных бриллиантов и нарядов от лучших дизайнеров. Теперь Дженнифер управляла семейными финансами, и вертела беднягой Дэвидом как хотела, а тот слишком сильно любил молодую жену, чтобы сопротивляться ее вольной жизни и мотовству, - он давал Дженнифер все или почти все, чего она желала. Остальное она брала сама, не спрашивая разрешения.
А как эти четыре года жил Роберт? Он не позволял себе ничего лишнего, снимал крошечную квартиру, не имел машины. Обходился тремя костюмами, давно вышедшими из моды. Каждый цент вкладывал в биржевые спекуляции, покупал в основном ценные бумаги развивающихся рынков, довольно рискованные, но в случае удачи приносившие хорошие дивиденды. Милз играл по мелкому, осторожно, как правило, открывал короткие позиции. Начав с двадцати тысяч, заработал более миллиона долларов.
Милз младший с ужасом наблюдал за жизнью мачехи, эта падшая женщина, похотливая и подлая, проматывала деньги, которые ей не принадлежали. Еще три-четыре года - и наследовать будет нечего. Он пытался поговорить с отцом, но тот не хотел слышать о разводе. Он был большим человеком, важным лицом в компании, выпускающей детскую одежду, много разъезжал по миру. И пребывал в убеждении, что во время его отъездов жена хранит верность.
Тогда Милз младший нанял частного детектива и убедился, что мачеха - меркантильная сволочь, для которой брак - только источник обогащения, не более того. В отсутствие мужа Дженнифер встречалась с разными мужчинами, находила временных любовников через частное агентство для скучающих дам, кроме того, у нее постоянный сожитель, человек довольно молодой, но обремененный семьей.
Роберт Милз показал фотографии, сделанные сыщиком, отцу. Тот был в шоке. Дэвид ничего не сказал жене, но затаил обиду. Он, как и прежде, не хотел развода, но страстно желал мести. За два дня до бойни в родовом особняке Роберт прилетел в Лос-Анджелес и поговорил с отцом последний раз. В частности сказал, что американские суды с пониманием и снисходительностью относятся к обманутым мужьям. И отдал отцу новую порцию порнографических фотографий, полученных от частного сыщика.
Пришло время убивать. Дэвид сказал жене, что уезжает на неделю по делам. Вызвал такси… В итоге - четыре трупа включая самого Дэвида.
Роберт знал, что случится с мачехой и ее любовником, знал, что скоро станет обладателем состояния в двести миллионов баксов. Роберт был пьян от счастья, между ним и деньгами уже никто не стоял.
И еще в душе теплилась надежда, что Ольга может вернуться и остаться с ним навсегда. В этом - секрет его щедрости. Роберт не мог предположить, что отец, совершив кровавое преступление, может что-то сделать с собой. Но случилось худшее. Впрочем, сын пережил потерю: душу грела мысль о скором вступлении в наследство и той прекрасной жизни, до которой оставалось пара шагов.
Ольга сама позвонила Милзу и сказала, что получила информацию из Москвы от надежного человека. Можно купить коллекцию антиквариата, совершенно потрясающую, уникальную, которая хранилась более ста лет, еще с царских времен, в тайнике, устроенным в неспокойные предреволюционные времена неким Козловым, важным государственным чиновником того времени. Когда грянула революция, и власть захватили большевики, чиновник в спешке бежал за границу, забрав с собой лишь самые ценные ювелирные украшения, но не смог вывести большую часть своего богатства.
Коллекция дожила до наших дней в целости. Последними ее хозяевами были мать и сын Козловы. Старуха умерла два года назад, с тех пор Иван Козлов, теперь единственный владелец ценностей, человек немолодой, преподаватель в одном из технических вузов, стал искать покупателя антиквариата. Он знал, что Москва кишит аферистами и бандитами, которые открутят голову за сущие гроши, поэтому действовал без спешки, очень осторожно.
Он не рискнул обращаться в антикварные магазины, не стал распродавать коллекцию частями, решив продать все сразу, в одни руки - так меньше риска. Человек немолодой и консервативный, он хотел уехать из России и дожить свой век в какой-то спокойной стране. И решил, что полтора миллиона долларов - эта та сумма, которой хватит, чтобы не работать и спокойно встретить старость.