Все-таки юрист осторожно, чтобы не испачкаться, присел у трупа бизнесмена на корточки и дотронулся рукой до его груди. Но вместо холодеющего обмякшего тела ладонь прикоснулась к чему-то твердому. Алексей сунул руку под одежду и, нащупав во внутреннем кармане Ивченко какой-то предмет, вытащил его. Это оказался небольшой органайзер в кожаном переплете с электронной записной книжкой. Оглянувшись, Нертов увидел широкую спину Раскова, которая загораживала скрючившегося на полу Акулаева. Тогда юрист быстро спрятал органайзер в карман своей куртки и выпрямился:
- Все. Этим уже ничем не помочь.
"Ничем не помочь!" А ведь на их месте могли быть Нина и Митя. Митя и Нина…
Поднявшись, Нертов двинулся к убийце.
- Все, гад! Звездец тебе!
Но вынужден был остановиться из-за грузного Раскова, преградившего дорогу.
- Стой, Леша, ты забыл, чем мы отличаемся от бандитов? Это они могут просто так убить, а мы должны по закону…
- Да-да, - скрючившись на полу, вдруг заговорил Акулаев, все убыстряя свою речь, а к ее концу - буквально выкрикивая отдельные слова: - Ты лучше успокойся. Твой-то сынок жив! И меня убить ты не имеешь права. Я вообще никого не трогал… Это все он (кивок в сторону тела Ивченко). У меня была необходимая оборона… Я защищался… право на жизнь… и мораторий на смертную казнь!.. У меня травма головы… я лечился… Бабы сами друг друга перебили… Не жалей банкира! Необходимая оборона!.. "Собаке - собачья смерть!" "Вышка" отменена!.. Не смейте меня трогать!..
Нертов не выдержал:
- А те дети?.. Там, на Смоленке, в Таврическом, у парфюмерного магазина? Это тоже оборона, гадина?!
Но маньяк вдруг ухмыльнулся:
- А вот это доказывать придется. И психиатры, они во всем разберутся… А когда приедет "скорая" - не забудьте сказать, что еще один избитый тут находится…
Расков, поняв, что еще немного, и Нертова будет не остановить, велел Акулаеву немедленно заткнуться. Тот на миг замолчал, тяжело дыша.
- Алексей, дуй вниз, встречай "скорую" и скажи своему напарнику, чтобы перестал караулить окна. Да, кстати, вызови откуда-нибудь милицию. Только быстрее, не видишь разве, у девчонки - шок?..
При последних словах Нертов выскочил из квартиры, совсем позабыв, что его "труба" находится в руке у Раскова и вызывать милицию из телефона-автомата - явная глупость.
Едва Алексей выбежал на улицу и махнул рукой Александрычу, чтобы тот отошел от стены, как из дома раздался глухой звук третьего выстрела. Почти одновременно с ним рассыпалось стекло "жигуленка", в брызгах которого из машины выпрыгнула огромная черная собака с окровавленной мордой, понесшаяся к парадной…
"Легче остановить нападающего носорога", - вдруг не к месту пронеслось в голове Алексея, в то время как Мэй, чуть не сбив его с ног, влетела в дом.
Когда Нертов снова вбежал в квартиру, готовясь к самому худшему, то увидел только широкую спину Раскова, нависшую над неподвижным телом убийцы. Рядом с Акулаевым почему-то валялся ТТ.
"Откуда он тут взялся?" - автоматически отметил Алексей, помнивший, что раньше пистолет отлетел совсем в другой, дальний угол прихожей, к которому бы Акулаев никак не мог добраться.
Начальник уголовного розыска тяжело повернулся к двери, из проема которой уже выглядывал взволнованный Александрыч, и виновато развел руками.
- Извини, Леша, но это была необходимая оборона…
Нертов остолбенело осмотрелся по сторонам, как бы ища поддержки, но увидел только, как огромная собака, жалобно поскуливая, лижет Женевьеву в лицо, а та, приоткрыв глаза, слабо пытается улыбнуться.
* * *
Как бы издалека Алексей снова услышал голос Раскова: "…а теперь оденьте на собаку намордник, если он, конечно, имеется. И запомните: вы вбежали только после третьего выстрела, а до того просто прогуливались с ней по улице… После третьего. Ты понял, Леша?"
"Вы вбежали". "Вы!" - Нертов судорожно стал накручивать домашний номер заместителя начальника сыскного агентства Юрия Александровича. Но почему-то раздавались лишь короткие гудки. Алексей, шмякнув трубкой о неповинный аппарат, схватил с вешалки в прихожей куртку, в которой лежали права и ключи от машины, и погнал к старому сыщику домой.
По дороге Нертов просчитал еще раз сложившуюся ситуацию.
Если записи покойного коммерсанта искали у Раскова, значит бандиты, как минимум, подозревают: органайзер пропал во время последнего визита Ивченко к любовнице. Во время осмотра квартиры записную книжку не нашли. Поэтому эти твари предположили, что информацией завладел кто-то из ранее навещавших "тихую обитель". А их было немного. Женевьева не в счет - она далеко, во Франции. Маньяк мертв. Теперь мертв и Расков. Остались двое: он, Алексей Нертов, и Александрыч. Старого оперативника следовало немедленно предупредить о грозящей опасности и заодно подумать насчет поиска убийц Раскова - в этом оставшиеся в живых были крайне заинтересованы. Даже не говоря о просто человеческих отношениях, совести и солидарности - хотя бы ради собственной безопасности…
Нертов рассчитал правильно почти все. Не учел он только одного: опасность самому Алексею грозила не меньшая, чем его товарищу. В этом бы могло легко убедиться любое наружное наблюдение, выставленное у дома на улице Чайковского.
Когда Лена Михайлова, уже перестав сдерживать слезы, выскочила от бывшего одноклассника, то ей не пришлось бродить в одиночестве по питерским улицам или совершать другие глупости - из серого сумрака вынырнула не бросающаяся в глаза новизной "БМВ". Машина затормозила у тротуара неподалеку от Лены, дверца распахнулась, и властный голос требовательно позвал:
- Давай, садись быстрее. Сколько времени ты можешь трахаться?
Лена, оглянувшись на нертовскую парадную, поспешила к машине…
Вышедшая несколько позднее от Алексея вдова Раскова опустошенно постояла на улице несколько минут, пытаясь зажечь дрожащими руками зажигалку. Но это у нее не получилось, и женщина, бросив так и не раскуренную сигарету, обессиленно махнула рукой проезжавшему мимо такси. Когда "тачка" с вдовой свернула у ближайшего перекрестка к Неве, следом двинулся серый "форд", до того сиротливо ютившийся с погашенными габаритными огнями между других машин, брошенных их владельцами на ночь прямо на улице…
* * *
До дома Александрыча, в район пересечения проспекта Металлистов и Пискаревского, по засыпающему городу нертовская "девятка" долетела за десять минут. Этот микрорайон, попади кто в него первый раз, мог показаться довольно скучным: несколько "хрущеб", скрытых высоченными тополями; типовой садик в виде буквы "Н", вокруг забора которого притулились безгаражные машины жильцов соседних домов; неподалеку - скамеечка, едва держащаяся на недоломанных ножках, такая же неустойчивая, как ее постоянные обитатели, в теплое время распивающие тут всякую дрянь; редкие фонари, отбрасывающие через заслонившие их ветви деревьев причудливые тени на припозднившихся прохожих. Тишина…
Алексей, припарковав машину на остатках вытоптанного газона, потрусил к квартире Александрыча, рассчитывая поскорее оторвать не в меру говорливого сыщика от телефона и решить с ним более серьезные, чем вечерний треп, вопросы.
Свет на лестнице, как обычно, не горел - лампочки, вставляемые жильцами, регулярно исчезали. Виной тому были то ли старания местных Ромео, стесняющихся целоваться в освещенных парадняках, то ли гопники, продающие ворованное добро по дешевке тем же обитателям квартир, а затем отсыпающиеся после ударных доз сивухи под их дверьми. Поэтому, подниматься следовало достаточно осторожно, чтобы не вляпаться в темноте в какое-нибудь дерьмо и что-нибудь не переломать. По крайней мере - себе.
Плетясь к четвертому этажу, где жил старый опер, Алексей подумал, что нахождение в "хрущебе" подобно чувствам слепого, у которого недостаток зрения восполняется обостренным слухом. Так же и в этих домах с украденными лампочками - до дури тонкие стены и двери пропускали малейшие звуки происходящего в квартирах.
Как-то Нертов, впервые попав к Юрию Александровичу после длительного прозябания в своих дореволюционных хоромах, некогда принадлежавших домовладельцу, страшно удивился, зайдя в ванную и услышав кряхтение соседа, который, очевидно, расположился на унитазе в квартире этажом выше. Заночевав тогда у друга, Алексей долго не мог заснуть - ему все казалось, что в прихожей кто-то ходит, бурчит. Порой слышались вздохи, покрикивания и скрип старого дивана. "Дом с привидениями, да и только", - усмехнулся Нертов, сообразив, что все эти звуки раздаются из соседних квартир, после чего наконец заснул…
Поднявшись до второго этажа, Алексей насторожился - голоса, доносившиеся сверху, отнюдь не напоминали милую перебранку поссорившихся на ночь супругов: "…уде… говори… тварь?" Глухие удары и снова: "Буде… говорить?"
"Не успел! А соседи, гады, даже не догадались по "02" позвонить. Всем все по хрен", - промелькнуло в голове. Он на миг замер, стараясь хотя бы почувствовать присутствие на лестнице посторонних, унюхать запах свежего табака или скрип переминающихся ботинок. Затем по-кошачьи тихо и быстро преодолел оставшиеся этажи, чуть задержался у двери Александрыча, которая, к счастью, оказалась не запертой. Голоса доносились именно из-за нее. Хотя Алексей и не знал, сколько человек может находиться в квартире и как они вооружены, но медлить было нельзя - хозяин квартиры мог в любой момент отправиться вслед за Расковым, и Нертов шагнул вперед.
Он не стал освобождать себе вход ударом ноги, как это лихо делают перед телекамерами многочисленные группы захвата, а тихо отворил дверь и шагнул внутрь квартиры. Расчет оказался правильным. В прихожей, сидя на табуретке спиной к двери, обосновался поросенкообразный "браток". Этот "часовой" пренебрег уставными правилами караульной службы, обязывающими нести ее "бодро, ничем не отвлекаясь". Вместо этого он увлеченно разглядывал яркий журнал с картинками, более занимательными, чем наблюдение за трудом подельников. Нертов с ходу рубанул "братка" по шее, чуть поддержал обмякшее тело, чтоб оно не очень шумно падало, а затем, посчитав, что в темных кухне и ванной-туалете никого быть не может, рванулся в комнату.
Юрист знал, что спасение Александрыча зависит только от быстроты и решительности нападения. Профессиональная подготовка бандитов была неизвестна, поэтому бить каждого следовало не по двадцать минут, как в дурном кино, а не более чем по разу. Именно так обязан действовать любой мало-мальски уважающий себя телохранитель, именно так учили Алексея в Институте безопасности Турку, где он некогда проходил курс бодигарда…
Нертов успел заметить, что в комнате, кроме связанного и лежащего на полу Александрыча, находятся четверо. Они даже не удосужились надеть маски, что подтверждало худшие опасения о возможном исходе визита. Один из "гостей" держал в своих лапах явно не холодный утюг, собираясь погладить им старого опера. Другой был вооружен телескопической дубинкой. Что было в руках остальных, рассматривать времени не было, поэтому Нертов с ходу влепил цуки - мощный прямой удар кулаком в лоб ближайшему из "гостей", и тут же согнутым локтем другой руки - его соседу.
Не ожидавшие нападения первые двое "бычков", как их родственники на бойне, рухнули на пол. Третий, с дубинкой, попытался замахнуться, но тут же, всхрипнув от удара ногой в горло, выронил свое оружие и упал вслед за подельниками.
Последний налетчик, видимо, проходил науку убивать не только в каком-нибудь подпольном спортзале - он умудрился выхватить из-за пояса пистолет и тут же, вытягивая вперед руку с оружием, одновременно дослал патрон в патронник. Но пуля, предназначенная Алексею, расколола висевшее на стене зеркало, вылетевший из руки бандита пистолет - стекло буфета, а сам киллер с проломленной височной костью последовал за предыдущими - его достал удар ногой с разворотом.
"Черт, теперь с прокуратурой не разобраться будет!" - мельком подумал Алексей, склоняясь над Александрычем.
Сыщик был без сознания. Видно, подонки успели с ним хорошенько поработать, так как лицо лежащего напоминало сплошную синюю маску. Нертов вытащил у него изо рта скрученное полотенце ("Сволочи! Вопросы задают, а сами рот заткнули!"), нащупал пульс и, убедившись, что тот бьется, попытался развязать руки потерпевшего. Он долго ничего не мог поделать с узлом веревки, потом, заметив валяющуюся на буфете безопасную бритву, взял ее и перерезал путы.
В это время Александрыч приоткрыл глаза, точнее, один глаз, так как второй был напрочь затянут гематомой, и, увидав Алексея, попытался слабо улыбнуться:
- Я знал, что ты придешь, Леша… не поверишь… Я чувствовал… Не боись, я не раскололся… Старый опер…
Александрыч не договорил и снова потерял сознание. Алексей растерянно оглянулся в поисках телефона, с которого можно было бы вызвать "скорую" и милицию. Но в этот момент грохнула входная дверь, и кто-то истошным голосом заорал:
- Лежать, сука! У…бу!
* * *
Скованный наручниками Нертов горько раскаивался, что не добил "часового". Конечно, профессиональному убийце было бы гораздо проще освобождать заложника. А Алексей, сколько б не занимался всякими боевыми искусствами и хотя имел диплом охранника, все равно подсознательно не довел первый удар до той силы, за которой только смерть. Теперь же за это приходилось жестоко расплачиваться.
- Ну что, так и будешь молчать? - громкий голос говорившего противно стучал в уши. - Народ "замочил", а отвечать не желаешь? Ну, теперь пеняй сам на себя. Звездец тебе пришел…
Юрист старался уйти от собеседника, пытаясь думать о чем-нибудь хорошем. Но мысли все равно были связаны с недавними событиями: тогда, в начале весны, в клинике оперативной хирургии уже начал зажигаться свет в окнах палат. Где-то вдалеке, скрываясь за старыми тополями больничной территории, прозвенел очередной трамвай, направляющийся вглубь Петроградской стороны.
Алексей молча сидел вместе с Александрычем на скамейке у входа в здание, а рядом, положив голову на лапы, грустно лежала большая черная собака с рыжеватыми подпалинами. Судя по тому, что в операционной не выключили бестеневые лампы, Женевьева все еще находилась там. Друзья слишком долго ожидали, когда закончится операция. Наверное, они сильно "достали" местный медперсонал, но в конце концов их заверили, что кто-нибудь выйдет и сообщит о результатах…
На дорожке, ведущей от главного корпуса медуниверситета, показалось несколько человек. Собака, лежащая у скамейки, сначала насторожилась, а затем поднялась и потрусила им навстречу. Первым шел недавно перешедший в сыскное агентство Иван Гущин, держа на перекинутом через плечо ремне переносную детскую коляску с маленьким Митей. Следом спешила Нина в сопровождении Николая Иванова, тащившего сумку, очевидно, с детскими сменными вещами.
Нертов непроизвольно поднялся со скамейки и нерешительно сделал шаг им навстречу, не зная с чего начать, как после всего происшедшего следует себя вести с Ниной. Но женщина все решила сама. Подойдя к Алексею, она обняла его и начала целовать, бессвязно шепча:
- Милый… любимый… извини, пожалуйста, я все знаю… Коля мне все рассказал… пропади пропадом эти акции… сколько трупов из-за них! Эти малыши… ты чуть не погиб… сгоревший автобус… У меня не фирма, а какой-то гроб на колесиках… Бог с ним, с "Транскроссом"… Главное - мы вместе… я дура… какая же я дура!
Нина не замечала, что у нее по щекам потекла тушь с ресниц, не видела, как присутствующие смущенно отворачиваются, делая вид, что ничего не замечают. Но в это время Александрыч, проворчав себе под нос: "Ох, чую, опять завтра передумает", - вдруг пробасил:
- Леша, Расков идет! И не один.
Нертов чуть отстранился от Нины и увидел, что по дорожке между деревьями к ним приближается не только Леонид Павлович, но и непонятно каким образом тут очутившиеся журналистка Юля со своим ухажером - молодым, но достаточно толковым опером Димой Кась-яненко.
Подойдя к ожидающим у хирургического отделения, Касьяненко тут же набросился на Нертова с упреками, лепеча что-то, вроде: "Зачем вы отправили меня в прокуратуру, а сами… У меня же отдельное поручение следователя прокуратуры по этому делу…". Но Алексей, который все еще обнимал Нину, только вопросительно смотрел на Раскова. Тот, заметив взгляд бывшего стажера, успокаивающе поднял руку с вытянутым вверх большим пальцем: мол, все нормально. Нертов облегченно улыбнулся.
Наконец до Касьяненко дошло, что сейчас не самое лучшее время для объяснений по работе, и он замолк на полуслове. Зато "включился" Александрыч. Он начал, по обыкновению, ворчать, ни к кому конкретно не обращаясь:
- Кто бы мог подумать, что у молодых оперов, бывает, какие-то фантазии приключаются. Где это видано, чтобы простые граждане их куда-то, кроме как на… посылали, а сами занимались сыском…
Но Юля восприняла ворчание старого сыщика как попытку обидеть Касьяненко и решительно вступилась за него, заявив, что видела Диму в работе, он - отличный оперативник, и если бы не всякие "сыщики-любители", то все дела уже давно закончились…
Руководитель сыскного агентства Николай Иванов, которого друзья зачастую называли попросту Арчи в честь помощника великого сыщика, не слушал эту перепалку, подойдя ближе ко входу в клинику. В это время оттуда вышел человек в зеленой одежде хирурга. Он жадно закурил и, обращаясь к стоящему ближе Николаю, спросил:
- Это вы тут осаду учинили по поводу француженки?.. Можете спокойно идти спать. Завтра в справочном узнаете о здоровье. А в гости - не раньше, чем дня через три, когда в общую палату переведут… Да, кстати, среди вас есть Николай? (Арчи только выдохнул: "Да"). Так вот, передайте, что больная его любит. Она так сказала…
И хирург, бросив в урну окурок, скрылся за дверью, оставив растерянного Арчи на улице.
Юля, стоя спиной к клинике, не видела хирурга и, в отличие от других, не слышала, что говорил врач, так ее душила ненависть к мужчине, посмевшему пренебрежительно отозваться об очень хорошем человеке - Диме Касьяненко!
Александрыч не понял, чем ему может грозить недовольство журналистки. Он, то ли коротко засмеявшись, то ли закашлявшись, подлив масла в огонь проворчал, что все проблемы у этого милого оперативника (то есть, у "вашего Димы") еще только начинаются…
Сжав кулачки, девушка шагнула к Александрычу, тот отступил назад и, запнувшись о брошенную Николаем спортивную сумку, плюхнулся на свою пятую точку.
Такого развлечения Мэй упустить не могла. Она радостно запрыгала грязными лапами по растянувшемуся на песке сыщику, изображая грозное рычание с клацаньем зубами, прерываемое обслюнявливанием его физиономии.
Александрыч был не в силах подняться и только безуспешно вопил:
- Чудовище!.. Не смей наступать на меня… Ой!.. Своими грязными лапами!.. Уберите эту животную!.. Арчи, что за женщин ты себе выбираешь!.. Прекрати жрать мой плащ!..
Подбежавшему Арчи пришлось переключать собачью радость на себя, и вскоре Маша уже прыгала, как зайцеобразный бегемотик, вокруг хозяина.
Снова где-то вдалеке прозвякал трамвай. Дунул легкий ветерок. Случайная капля воды, скатившись с ветки, плюхнулась на нос Мити, пытающегося подержаться ручкой за лучик вечернего солнца, пробившийся сквозь деревья…