Когда подошла очередь Людмилы и Джулии, девушка бросила вопросительный взгляд на охранника. Тот кивнул, подтверждая, что это именно те, о ком он говорил. Охраннику позарез нужно было потянуть время.
Подсчитав сумму, девушка взяла деньги из рук Джулии. Полученные бумажки она принялась тщательно проверять: терла пальцем, щупала, смотрела на свет. Когда Джулии надоело наблюдать за этими манипуляциями, она строго спросила:
- Что‑то не в порядке с моими деньгами, девушка?
Мне кажется, что ваши деньги - не настоящие, - медленно проговорила молоденькая кассирша. - Нет, я просто уверена, что они - фальшивые!
Вы подозреваете меня в том, что я всучила вам фальшивые деньги? - закипая от гнева, спросила Джулия. - Да за кого вы меня принимаете?!
Это не мое дело, кто вы такие, - сухо отрезала кассирша, - Пусть милиция разбирается.
Людмила, стоявшая за спиной Джулии, при слове "милиция" вздрогнула так, что апельсин, который она держала в руках, выпал и покатился по полу. Джулия поняла, что надо убираться отсюда, да побыстрее. Не хватало еще, чтобы эта дура за кассой вызвала ментов!
Я не хотела бы вызывать милицию, - заявила девица, возвращая Джулии деньги. Она оглянулась, словно проверяя, не подслушивают ли ее, потом наклонилась к Джулии и прошептала: - Сделаем так: вы вернете покупки на место, и охрана проводит вас до выхода.
Ничего не оставалось делать, как последовать "доброму совету". Провожаемые презрительными взглядами покупателей, женщины прошли к стеллажам, толкая перед собой тяжелые тележки. Минут десять ушло на то, чтобы разложить по полкам тщательно отобранные покупки. Такого стыда Джулии и Людмиле еще никогда не приходилось испытывать.
Охранник добился своего: он задержал "объекты" в супермаркете, пока сюда мчался автомобиль с "группой захвата".
Людмила и Джулия не помнили, как выбрались на улицу. Обе едва не плакали. Но через секунду им пришлось забыть о своем позоре.
Из‑за угла с визгом вывернулся джип "Гелендваген". Мощная машина остановилась как вкопанная напротив женщин, которые инстинктивно шарахнулись в сторону. Из джипа выскочили трое парней, рванулись прямо к Людмиле и Джулии и схватили их.
Не давая женщинам опомниться, парни вцепились в них, как клещи.
Куда сучек повезем? - деловито поинтересовался один из них, со здоровенным фурункулом на шее. - Прямо в контору?
Нам только эта нужна. - Высокий голубоглазый блондин ткнул пальцем в обмершую от страха Людмилу.
А с этой шмарой что делать? - с недоумением спросил парень с фурункулом, дернув Джулию, которая не торопилась оказывать сопротивление. Вокруг сновали люди, а лишние свидетели были ей ни к чему.
Блондин думал ровно мгновение:
- Видишь подворотню? Тащи туда и кончай. Возьми с собой Зеленого. А я подожду в машине.
Блондин потащил к джипу упирающуюся Людмилу. Тот, кого назвали Зеленый, и парень с фурункулом грубо подхватили Джулию и побежали в сторону черной арки. Джулия оглянулась и успела поймать беспомощный взгляд Людмилы. Джулия ободряюще улыбнулась, а затем притворилась бессильно обмякшей.
"Группа захвата" втащила Джулию в подворотню. Сразу за аркой открывался небольшой дворик, там было пусто и грязно, стояло множество мусорных контейнеров. Судя по всему, это были задворки супермаркета.
Пока парни оглядывались по сторонам, прикидывая, куда бы засунуть труп еще живой Джулии, та не теряла времени даром.
Они не стразу осознали, что уже не удерживают ее. Джулия стояла в стороне, в нескольких метрах от них, неведомо каким образом вырвавшись из цепких лап.
Ей с самого начала не понравился парень с фурункулом, и она начала с него. Он с усмешкой смотрел, как она проделала какие‑то странные движения руками, будто лепя в ладонях невидимый снежок, затем с коротким выдохом выбросила этот "снежок" в его сторону.
Он попытался сделать шаг, но что‑то странное произошло в окружающем мире. Ему показалось, что воздух сгустился, стал неимоверно плотным. Парень прорывался сквозь него, словно шагая по пояс в болоте. Он остановился в недоумении и оглянулся, пытаясь позвать друга на помощь. Хотел поднять руку, но с ужасом сообразил, что не может этого сделать. Рука была словно прикована к телу тяжеленными цепями, и он не мог даже пальцем пошевелить.
Обернувшемуся к Джулии бандиту показалось, что он видит не хрупкую женскую фигуру, стоявшую в темноте подворотни секунду назад, а некое громадное неведомое существо, жадно устремляющее к нему сотни извивающихся щупалец. Он попытался крикнуть, но из горла вырвался лишь слабый клекот.
Зеленый с испугом наблюдал за напарником. Было, от чего испугаться. Лицо его приятеля с фурункулом изменилось до неузнаваемости, превратилось в страшную маску. Кровь в жилах Зеленого застыла. Если бы даже он и хотел прийти на помощь другу, то не смог бы: ноги словно приросли к склизкому асфальту.
Джулии было настолько омерзительно находиться в темноте вонючей подворотни, что она использовала лишь малую часть своих возможностей, не желая мараться прямым контактом с парой ублюдков.
Парню с фурункулом стало совсем плохо: голова раскалывалась на части от дикой боли, обволакивающая тело вязкая масса ощутимо твердела. Ему казалось, что он очутился в ящике с медленно застывающим цементом.
То ли повинуясь неслышному приказу, то ли пытаясь прекратить собственные мучения, парень сумел‑таки вытащить из‑за брючного ремня пистолет с глушителем. С огромным трудом он приставил ствол к голове и пустил себе пулю в висок.
Пуля была особого рода - со сточенным острием, наполненная ртутью. От выстрела с расстояния в несколько сантиметров обычная пуля должна была пройти через голову, но эта разорвалась в мозгу на несколько десятков мельчайших свинцовых осколков. Голова разлетелась на куски, как гнилая тыква от удара палкой.
Не понимая, что происходит, Зеленый попытался дать деру, но это оказалось напрасной затеей. При любом раскладе Джулия не позволила бы ему улизнуть.
Она перевела взгляд на Зеленого и выбросила вперед правую руку, ладонью вперед, не вкладывая в это действо всю энергию. Он отлетел на метр и ощутил спиной кирпичную кладку арки. Чувство страха подсказало ему, что лучше не шевелиться. Неизвестно, что еще захочет проделать с ним эта шальная баба.
Говори! - приказала Джулия. - Выкладывай, кто вы и откуда, такие красивые.
Зеленый открыл было рот, но смог лишь что‑то промычать, выпучив глаза. Джулия подошла к нему и обшарила его карманы. Нашла красную корочку с золотым тиснением.
"Ассоциация русских деловых людей", - прочитала она. - Какого черта нужно вашим деловым людям от нас, бедных женщин?
Зеленый сглотнул, и его кадык заходил вверх–вниз. Он торопливо заговорил:
- Я не знаю. Я там только в охранниках числюсь. Наше руководство как с ума сошло последнее время. Все о какой‑то иконе болтают. Говорят, что та, другая баба, простите, женщина, знает, где икона эта находится. А я вообще ни при чем. Что скажут - то и делаю.
Но почему меня нужно убивать? - с удивлением спросила Джулия.
Тот поморщился, явно не желая говорить правду.
Говори! - тихо бросила Джулия и взглянула на него так, что тот быстро выпалил:
- Приказано не оставлять свидетелей при захвате той женщины!
Зеленый лихорадочно болтал, явно пытаясь выиграть время и отвлечь опасную собеседницу. В какой‑то момент ему показалось, что он может действовать. Зеленый быстро сунул руку под куртку и даже успел выхватить пистолет с глушителем. Однако применить его не удалось.
Джулия внимательно следила за всеми его движениями и как только увидела у него оружие, щадить не стала: она резко взмахнула рукой, ладонью вперед направляя мощную энергию ему прямо в солнечное сплетение.
Несчастный с ужасом почувствовал, что врастает в стену, ощутил, как трещит его позвоночник, раздвигаются ребра, сплющиваются внутренности. Позвоночник хрустнул сразу в нескольких местах. Зеленый приоткрыл рот, но так и не успел издать прощальный стон. Он сполз по стене и остался сидеть, прислонившись спиной к щербатой кирпичной кладке, бессильно вытянув ноги и раскинув руки.
Джулия бросила взгляд на часы. По всем расчетам, это маленькое дельце в подворотне заняло не более пары минут. Теперь наступило время позаботиться о Людмиле, которая находилась в джипе вместе с блондином, поджидавшим подручных. Она подхватила пистолет с глушителем и поспешила назад.
Блондин, сидевший в машине, раздраженно оглянулся, когда кто‑то постучал в окно джипа. Он повернулся лишь для того, чтобы увидеть направленный прямо ему в лоб ствол пистолета с глушителем. Пуля пробила стекло и вошла в голову выше переносицы. Содержимое головы разметалось по салону. Стекла роскошной машины и весь салон изнутри оказались покрыты пятнами серо–красного цвета.
Не теряя времени, Джулия распахнула дверцу, швырнула пистолет под ноги трупа и вытащила с заднего сиденья оцепеневшую Людмилу. Хорошо, что дом недалеко и в этот час на Верхней Красносельской было немного народу. Никто не заметил, как в подъезд элитного дома проскочили две женские фигуры.
Поднимаясь в лифте, прижимая к себе плачущую Людмилу, Джулия с тоской подумала о том, что ей придется услышать от Константина.
Поход в магазин закончился настоящей бойней.
Улица Солянка - извилистая, неровная, старинная улица, которая годится только для того, чтобы на ней могли разъехаться две телеги. Учитывая нехорошую привычку московских водителей бросать машины где попало, становится понятно, почему проезд по Солянке вызвал у Рокотова волну раздражения. Он долго искал место, где оставить свою машину. Наконец удача улыбнулась ему. Красный "Мицубиси" отвалил от тротуара, и к образовавшейся дыре устремилось сразу несколько машин. БМВ Рокотова оказался проворнее всех и мгновенно заполнил пустое пространство. Те, кому не повезло, злобно ругались и показывали Константину пальцы. Не обращая внимания на такие мелочи, он вышел, тщательно запер двери, проверил сигнализацию и отправился в путь.
Ему предстояло подняться вверх, по крутому склону одного из холмов, на которых располагался этот уголок старой Москвы. Стояла отличная погода, и Константину начало нравиться его путешествие.
Поначалу детектива смущала необходимость общаться с церковным людом.
По роду своей профессии он частенько сталкивался с рядовыми священнослужителями, да и с православными деятелями рангом повыше. Некоторые из них даже числились в списке его клиентов. Но никогда ему не приходилось самому обращаться к ним, да еще с проблемой, смысл которой до конца не был понятен. Рокотова смущала не столько необходимость завести разговор на непонятную тему, сколько вероятная возможность того, что ему придется отвечать на вопрос: а православный ли он сам?
Константин никогда не считал себя очень религиозным человеком. Он и Господь Бог мирно уживались вдали друг от друга, и каждый занимался своим делом: Бог - на небе, а Рокотов - на грешной земле. Ну а если придется отвечать на вопрос о его отношении к святой церкви? Если его собеседники потребуют, чтобы он, нехристь, удалился из храма?
Константин подошел к храму Святого Иринея.
Ничем примечательным этот храм не отличался от сотен других московских православных церквей. Высокие стены, покрытые осыпающейся штукатуркой. Купола, крашеные в цвет лазури с разбросанными тут и там звездами. Величественные кресты, покрытые сусальным золотом, весело сверкавшие в лучах солнца. Над куполами кружили тучи голубей, распуганных колокольным звоном.
Константин посмотрел на расписание служб, висевшее у храмовых дверей в стеклянном ящичке. Сверившись с часами, увидел, что в данный момент службы нет. С одной стороны, хорошо, потому что ему не придется чувствовать себя белой вороной - он был плохо, точнее сказать, совсем не знаком с церковными обрядами, да и креститься толком не умел. С другой стороны, ничего хорошего, потому что в такое время в церкви мало народу и он привлечет к себе внимание.
После секундного раздумья детектив мысленно махнул на все рукой, снял кепку, засунул в карман куртки и шагнул в прохладную темноту храма.
Интерьер храма Святого Иринея также не отличался своеобразием. Иконы, фрески на стенах, очень много свечей…
Константин потоптался около закутка, в котором продавались свечи, кресты, молитвенники и прочее культовое имущество. Здесь никого не было, но судя по раскрытой книге, лежавшей на прилавке, продавец отошел ненадолго и скоро вернется обратно. Повинуясь годами выработанной привычке, Рокотов постарался найти самый темный уголок, из которого было удобно наблюдать за входом, и спрятался там.
В этот момент из тяжелых бархатных портьер, закрывавших стену за прилавком, вышел большой, грузный церковный служка и тяжело опустился на стульчик, жалобно скрипнувший под его солидным весом. Служка не заметил Константина и погрузился в чтение ожидавшей его книги. Однако почитать не удалось.
В храм вошел человек неприметной внешности и направился к прилавку. Константин замер, прислушиваясь.
Грянет гром, - тихо произнес тот, кто вошел в храм.
Она придет, - певуче ответил служка густым басом.
Встань с колен, - продолжил первый.
Святой народ, - закончил служка.
Наступило молчание. Затем раздался шорох, и вновь в храме воцарилась тишина.
Константин осторожно выглянул. За прилавком опять никого. Того, кто вошел в храм, тоже нет, словно сквозь землю провалился. Вскоре Рокотов убедился в том, что был недалек от истины.
Быстро покинув свое укрытие, он приблизился к входу в храм, откуда вновь направился к прилавку, где остановился, рассматривая разложенный церковный товар. Ждать пришлось недолго. Вернулся все тот же служка. Он одарил Константина тяжелым взглядом.
Грянет гром, - негромко произнес детектив.
Она придет, - ответствовал служка, с недоверием разглядывая Константина.
Встань с колен, - уверенно продолжал Константин.
Святой народ, - закончил служка.
По–прежнему недоверчиво разглядывая Рокотова, он откинул деревянную стойку, пропуская в нее пришельца. Константин зашел за стойку, готовый ко всему. Служка распахнул тяжелые портьеры, и перед детективом оказалась толстая дверь, сбитая из дубовых брусьев, да еще перехваченных коваными железными полосами. Сделано было крепко, динамитом не возьмешь.
Служка толкнул дверь и пропустил Константина. Тот перешагнул порожек и едва не полетел вниз. Если бы он не удержался за деревянные перила, то непременно сломал бы себе шею. Прямо от порожка круто вниз уходила каменная лестница, сложенная, вероятно, еще во времена Ивана Грозного. Лестницу было едва видно, потому что мощности слабосильной лампочки, висевшей высоко под сводом, едва хватало на то, чтобы рассмотреть перила. Собственные ноги Константин не видел, когда за ним захлопнулась дверь и путь назад был отрезан, пришлось идти в буквальном смысле на ощупь.
Спуск длился недолго. Вскоре Рокотов уперся в еще одну дверь. Попытался толкнуть - не открывается. Пришлось приналечь на дверь плечом - только тогда она подалась вперед. Константин решил, что те, кто часто пользуются этим тайным ходом, вероятно, жуть какие здоровенные типы.
Дверь открылась абсолютно бесшумно - петли были обильно смазаны маслом. Зачем - стало понятно, когда глаза Константина привыкли к полумраку подземелья и он смог разобраться в том, что здесь происходит.
Подвал представлял собой длинное узкое помещение с низкими полукруглыми сводами и стенами, сложенными из огромных, грубо обтесанных камней. Константин не был историком, но даже он понял, что стены эти появились пятьсот-шестьсот лет назад. Тут и там на камнях был вырезан все тот же загадочный символ: рука с указующим вверх перстом, с исходящим от него сиянием.
На стенах укреплены специальные металлические гнезда для факелов и свечей, но освещение вполне современное - галогеновые лампы, светившие вполнакала. Впрочем, этого было достаточно, чтобы увидеть, что под древними сводами собралось несколько десятков человек. В их внешности и одежде не было ничего необычного - люди как люди. Вели они себя крайне сдержанно: стояли, скрестив руки на груди либо перед собой. Вид у всех был смиренный, словно они выслушивали чью‑то гневную проповедь.
И вновь Константин оказался недалек от истины. На расстоянии пары десятков метров от него, у дальней стены подземелья, виднелось возвышение. На нем находился стол, за которым чинно расположились несколько человек. Стол был устлан черной тканью, усеянной все теми же символами, вытканными золотой нитью. На столе лежала большая книга, в которой Константин безошибочно опознал Библию, стояло несколько зажженных свечей в старинных подсвечниках.
Один человек сидел немного в стороне от остальных. Вероятно, он обладал особой властью над собравшимися, потому что к нему обращались с почтением и поклоном, а когда он начинал говорить, смолкали все разговоры.
На возвышении находился еще один человек. Он стоял в одиночестве, с поникшей головой. Нетрудно было догадаться, что здесь, в подземелье, разыгрывается драматичная сцена суда над провинившимся.
- …и вступил в сношения с заклятыми врагами истинно православной веры, - заканчивал обвинительную речь один из сидевших за столом. - Я считаю, что за все это он достоин отлучения от братства.
Стоявший вздрогнул и бросил жалобный взгляд на того, кого Константин мысленно назвал Старцем.
Тот действительно был стар, сед, но крепок и силен. Это было заметно по тому, как легко он встал и поднял руку. Его голос был громок, а речь убедительна. Глаза горели праведным гневом, когда он обратился к обвиняемому с вопросом:
- Признаешь ли ты, что нарушил законы братства, пойдя в услужение к католическим прелатам?
Признаю, - еле слышно прошептал тот.
После такого ответа гнев старца усилился многократно.
- Так какое же наказание ты ждешь за это?
Изгнание, - еще тише произнес обвиняемый.
Так изгнать же, - кратко повелел Старец.
Константин мысленно приготовился к худшему.
Ему не хотелось становиться свидетелем убийства, да еще, вероятно, на ритуальной почве. Но поначалу все шло очень спокойно.
Отлученный спустился с возвышения, понурив голову. Внизу стоял человек, державший в руках небольшой деревянный ящик. Он дождался, пока отлученный ступил на каменный пол подземелья, а затем повернулся к нему спиной и медленно прошествовал вперед. Он шел, держа на вытянутых руках ящик со снятой крышкой. Таинственные братья запускали в ящик руки и зачерпывали из него нечто, похожее на черный песок.
Отлученный брел позади человека с ящиком, низко опустив голову. Он держал голову низко не только от стыда, но еще и для того, чтобы уберечь глаза от черного песка, который швыряли в него братья, расступавшиеся перед этой странной процессией.
Осыпаемый песком и сопровождаемый ненавидящими взглядами отлученный приблизился к тому месту, где стоял Константин, Он, вероятно, так и покинул бы этот своеобразный "зал суда", но ему помешало одно обстоятельство.