- Возможно, - Беляев перевернул листок в записной книжке. - О шофере Шульгине таких подробных сведений в нашем информцентре нет, так как он был осужден на семь лет лишения свободы Пермским областным судом по статье девяностой УК РСФСР. Статья, как знаете, серьезная - хищение государственного или общественного имущества, совершенное путем грабежа.
- Не беседовал с ним?
- Нет. Шурыгин уже четвертый день на комбинате не работает. Живет на улице Троллейной в частном доме. Любопытно, что вчера, в конце рабочего дня, он появлялся здесь. Вместе с рабочим комбината Бухтарминым прошел через проходную на территорию, а обратно, как уверяет вахтерша, не выходил…
Подполковник Моисеев повернулся к Ницаку:
- Дайте своим сотрудникам задание, чтобы самым тщательным образом проверили Шурыгина и Обручева. За хлебокомбинатом установите круглосуточное наблюдение, досконально разбирайтесь со всеми, кто пытается проникнуть на территорию или уйти с нее через различные лазейки, минуя проходную. Ясно?
Ницак утвердительно наклонил голову. Моисеев обвел взглядом присутствующих и заговорил снова:
- Просьба ко всем: приложите максимум усилий к собиранию доказательств. Каждого подозреваемого надо проверять, проверять и еще раз проверять…
Перед самым концом оперативного совещания пришел инспектор Шехватов. По подсказке дежурного охранника он отыскал плотников в новом, еще недостроенном складе. Расположившись на свежеструганных плахах, два дюжих молодца спали богатырским сном. Когда Шехватов их разбудил, они спросонья долго не могли прийти в себя и путанно, перебивая друг друга, кое-как рассказали, что всю прошлую ночь рыбачили на Обском море. Ни одного убедительного факта, подтверждающего их алиби, плотники привести не смогли.
Обедали участники оперативной группы, точнее сказать, ужинали в хлебокомбинатовской столовой. Шехватов оказался в очереди последним. Несмотря на то, что за весь день во рту, как говорят, маковой росинки не было, есть совсем не хотелось. Пожилая, раскрасневшаяся от кухонной жары повариха хлебосольно наливала каждому по полной тарелке густых наваристых щей. Шехватов, когда подошла его очередь, от первого отказался. Повариха сочувствующе посмотрела ему в глаза и по-матерински ласково проговорила:
- Ешь, сынок, не расстраивайся. Найдете жуликов, народ вам поможет.
Сказано это было так искренне, что Шехватов невольно улыбнулся.
8
Проверку бывшего хлебокомбинатовского шофера Шурыгина начальник ОУР райотдела старший лейтенант милиции Ницак решил провести сам. По улице Троллейной, где жил Шурыгин, прокладывали теплотрассу, поэтому Ницаку пришлось долго петлять окольными тропинками, чтобы перейти глубокую траншею и добраться до нужного дома.
Рослый круглолицый Шурыгин выглядел значительно старше своих тридцати лет. Появление сотрудника уголовного розыска, казалось, его ничуть не удивило, и не встревожило. Во всяком случае, никаких эмоций на его лице не отразилось. Узнав, с кем имеет дело, Шурыгин спокойно положил на землю возле крыльца водопроводную трубу, которую перед приходом Ницака, похоже, пытался согнуть по деревянному шаблону, и глуховатым голосом сказал:
- Давно с угрозыском не встречался.
- Раньше, выходит, такие встречи были? - спросил Ницак.
Шурыгин хмуро хмыкнул:
- Целых три дня угрозыск меня ловил.
- За что?
- За дурость. В компании с корешами из киоска "Союзпечати" двести рублей хапнул и киоскера чуть не укокошил. На дармовщинку выпить захотелось.
- Теперь не хочется?
- Когда семь лет от звонка до звонка в исправительно-трудовой колонии строгого режима отбухаешь, на дармовое не тянет. По молодости меня дружки тогда сбили.
Шурыгин посмотрел на измазанные ржавчиной ладони, вытер их о грязные штаны и, предложив Ницаку принесенную из дома табуретку, сам сел на нижнюю ступеньку крыльца. Ницак сразу направил разговор в нужное русло, Шурыгин отвечал спокойно, но настолько коротко, что создавалось впечатление, будто он боится сказать лишнее.
Вчера около трех часов дня к Шурыгину домой пришли хлебокомбинатовские монтеры. Фамилия одного из них Бухтармин, а другой - высокий пожилой мужчина по имени Евгений. Помогли перебросить электропроводку, так как из-за строительства теплотрассы пришлось переставлять столбы. Когда управились с работой, решили маленько выпить. Евгений дал пятьдесят копеек, а Бухтармин рубль. Шурыгин сходил за вином. Выпив, пошли на хлебокомбинат, где монтеры намеревались получить зарплату, а Шурыгину надо было раздобыть сгоны для водопроводных труб. На территорию хлебокомбината прошли через проходную. Шурыгин у слесарей механического цеха взял два сгона и ушел домой. Выходил с территории через дыру в заборе, которая у склада баллонов, рядом с усадьбой Бухтармина. Евгений с Бухтарминым после получки как будто собирались в закусочную, которая находится возле вокзала Новосибирск-Западный, однако вместо этого вскоре опять пришли к Шурыгину. Дали ему три рубля и попросили купить пол-литра водки. С этой бутылкой втроем направились к Бухтармину. По пути к компании присоединились еще два парня: один, кажется, Николай, другой вроде бы Костя. Просидели у Бухтармина примерно до одиннадцати вечера.
- И после этого все разошлись? - спросил Ницак.
- Я один ушел, остальные еще за столом сидели, - ответил Шурыгин.
- Так долго впятером одну бутылку распивали?
- Почему одну… Ребята еще штуки три покупали.
- На чьи деньги?
- Трояк мне пришлось выложить, а еще, кажется, Бухтармин раскошелился, - Шурыгин, достав из кармана мятую пачку сигарет, закурил. - У парней и Евгения денег, по-моему, ни копейки не было.
- Разве Евгений не получил зарплату?
- Нет. Сказал, очередь у кассы была большая, не захотел долго ждать.
- А Бухтармин?
- Тот вроде бы без очереди втерся.
- О чем говорили за столом?
- Как всегда… Пьяный бред несли кто во что горазд. Под конец до песен дело дошло, - Шурыгин глубоко затянулся сигаретой. Выпуская дым, спросил: - Что-то натворили, чувствую, мужики, да?..
- Угу, набедокурили маленько, - кивнув головою, простовато сказал Ницак. - Хлебокомбинатовскую кассу до копейки зачистили.
На круглом лице Шурыгина не дрогнул ни один мускул. Он лишь чуточку прищурился от табачного дыма, снова поднес к губам сигарету и усмехнулся:
- Не могли они этого сделать, пьяные в стельку все были.
- А вы? - быстро спросил Ницак.
- Я тоже как сапожник нализался, - Шурыгин сигаретой показал на узенькую дверь в стенке возле крыльца: - В кладовке ночевал, жена меня хмельного в дом не пускает.
Ответ не требовал расшифровки. Судя по нему, у Шурыгина не было даже мало-мальски убедительного алиби.
В этот же день, поздним вечером, Ницак встретился с Бухтарминым. Тот с пятого на десятое кое-как подтвердил рассказанное Шурыгиным. Из выпивавших у него собутыльников он более-менее был знаком с Шурыгиным, несколько раз привозившим ему на своей машине уголь, и с хлебокомбинатовским монтером Евгением, фамилия которого, как выяснилось, Ведров. О Косте Бухтармин знал только, что у того сестра работает водителем троллейбуса, а о пятом собутыльнике - Николае - "вообще понятия не имел, кто он и откуда". Ничего вразумительного не сказал Бухтармин и том, когда разошлись "гости". Заснул раньше их ухода и мертвецки проспал всю ночь. Так ли это было на самом деле, ни малейшего доказательства не имелось.
Выйдя из дома Бухтармина, Ницак загляделся на освещенные окна хлебокомбинатовских цехов. Вспомнив о лазейке в заборе, решил проверить, как несет службу выставленный для наблюдения наряд сотрудников райотдела. Едва он, тихонько отодвинув доску, пролез на территорию, из-под навеса, где хранились баллоны, вышел невысокий молоденький сержант и, узнав начальника ОУРа, откровенно обрадовался:
- Это вы, товарищ старший лейтенант!
- Как тут дела? - спросил Ницак.
- Сейчас тихо, а перед началом смены почти как через проходную лезли. - Сержант достал из кармана блокнот. - Вот, всего за полчаса двенадцать человек записал. Все до единого объясняют, что до проходной далеко обходить, потому, мол, и лезут.
Ницак взял у сержанта блокнот. Повернувшись к свету уличного фонаря, стал внимательно читать список. Третьей была записана фамилия "Ведров". Ткнув в нее пальцем, Ницак на всякий случай уточнил:
- Этот тоже здесь пролез?
Сержант заглянул в блокнот:
- Так точно, товарищ старший лейтенант, - и показал на усадьбу Бухтармина. - Вот из того дома вышел. На мой вопрос сказал, что на смену в бараночный цех опаздывает, потому, мол, некогда до проходной обходить.
У сержанта, судя по ответу, была хорошая память. Вернув ему блокнот, Ницак отправился искать Ведрова, который действительно оказался на смене в бараночном цехе. Угрюмый, лет за пятьдесят, мужчина, то и дело царапая давно небритую бороду, поначалу выдал "информацию" еще скупее, чем Бухтармин: "А я ничего не помню". Однако Ницаку все-таки удалось заставить его кое-что "вспомнить". Во-первых, выяснилось, что пригласил Ведрова к Шурыгину, чтобы перебросить электропровода, Бухтармин. Во-вторых, когда Ведров покидал застолье, в доме Бухтармина, кроме дремлющего хозяина, оставались Николай и Костя. В-третьих, из всех пятерых собутыльников у Ведрова вроде бы наметилось алиби: перед самым домом его встретил участковый инспектор милиции и крепко отчитал за пьянку. Не откладывая в долгий ящик, Ницак через дежурного по райотделу узнал номер квартирного телефона участкового, и тот подтвердил, что вчера в одиннадцать часов вечера живущий на его участке электромонтер хлебокомбината № 3 Ведров действительно добирался домой в состоянии, как говорится, ни тяти - ни мамы.
9
На утреннем оперативном совещании в кабинете подполковника Моисеева присутствовал начальник областного управления внутренних дел. Хотя он не вмешивался в разговор, участники совещания чувствовали себя несколько сковано. Уже само присутствие генерала на оперативке как бы подчеркивало, что дело зачислено в разряд повышенной ответственности, которая, как известно, не только мобилизует людей, но зачастую и сковывает их инициативу. Давление генеральского авторитета внешне не сказывалось, пожалуй, только на подполковнике Моисееве, старавшемся всем видом показать оперативникам, что высокое начальство, конечно же, будет контролировать действия розыска, однако рассчитывать только на его ценные указания нельзя, так как непосредственно раскрывать преступление предстоит все-таки нам с вами, дорогие товарищи.
Первым докладывал старший лейтенант Ницак. За несколько минут он изложил информацию, на сбор которой потратил больше восьми часов. Подполковник Моисеев задал всего один уточняющий вопрос, сделал в своей записной книжке, похожей на общую тетрадь, короткую пометку и спросил:
- Обручевым кто занимался?
- Я, товарищ подполковник, - быстро ответил инспектор ОУР Нечаев и, не дожидаясь дополнительных вопросов, стал докладывать: - Кочегар Обручев сдал смену в двадцать четыре часа. С этого времени на хлебокомбинате никто из опрошенных мною его не видел. При сдаче смены был трезв. Домой пришел в пятом часу утра мокрый до нитки. Переоделся и, ни слова не говоря жене, лег спать на диван. Так он обычно поступает, когда приходит пьяный. Жена предполагает, что он путается с какой-то женщиной, поскольку ночные похождения у него - явление частое, особенно после получки. Однако на этот раз Обручев не дал жене ни копейки, а она, рассердившись, даже не спросила, получил ли он зарплату. Дежурившая ночью в хлебокомбинатовской проходной вахтерша знает кочегара Обручева: высокий, рыжий, в очках. На мой вопрос уверенно ответила, что после смены он через проходную с территории комбината не проходил.
- Обручев живет на улице Собинова. Мог уйти напрямую, через лазейку в заборе около усадьбы Бухтармина, - сказал инспектор Шехватов.
- Вполне такое может быть, - поддержал Ницак. - К этой лазейке торная тропа проложена.
Нечаев на несколько секунд словно потерял мысль, но тут же заговорил снова:
- Интересные показания дал кочегар Сверчков. Узнав о краже, он разговаривал со слесарем Артемьевым, и тот якобы заявил, что это дело рук "очкарика" - так они между собой Обручева зовут. Пришлось проверить. Артемьев долго отказывался, дескать, ничего такого Сверчкову не говорил, но в конце концов признался: с полгода назад Обручев вроде бы в шутку предлагал ему "совместно добыть деньжат". Получив категорический отказ, больше на эту тему разговора не заводил. С Обручевым я пока беседовать не стал, чтобы не насторожить его, - Нечаев чуть помолчал. - Кстати, весь вчерашний день, по словам соседей, Обручев из дома не выходил, только вечером вынес на помойку ведро.
- Понятно, - сказал подполковник Моисеев и обвел взглядом присутствующих. - У кого еще что есть?
Заговорил старший инспектор ОУР горуправления капитан Беляев:
- Есть, Геннадий Федорович, любопытная кража в Октябрьском районе Новосибирска. В ночь на первое июля на хлебокомбинате имени Якушева из служебного стола заведующей лабораторией похищено сто пятьдесят рублей личных денег и секундомер в коробке с паспортом к нему.
- Преступление раскрыто? - внезапно спросил начальник УВД.
- Нет, товарищ генерал, - быстро ответил Беляев.
- Неужели двадцати дней не хватило, чтобы раскрыть пустячную кражу?
- Заявление о краже поступило в райотдел лишь через полмесяца, и написали его сотрудницы лаборатории, а не сама потерпевшая.
- Чем это вызвано?
- Пока ответить затрудняюсь, так как сведения взял из сводки нераскрытых преступлений.
Генерал нахмурился:
- Продолжайте.
- А сведения эти, - снова заговорил Беляев, - заинтересовали меня тем, что преступник, по всей вероятности, проник в лабораторию, находящуюся на втором этаже, через окно. Во всяком случае, дверной замок лаборатории поврежден не был.
- Как и на хлебокомбинате номер три? - задал уточняющий вопрос подполковник Моисеев.
- Да, Геннадий Федорович.
Подполковник Моисеев посмотрел на притихших оперативников. Встретив открытый взгляд лейтенанта Шехватова, сказал:
- Разберитесь с этой кражей.
- Шехватов ведь по краже госимущества специализируется, а деньги-то личные украли, - несмотря на присутствие генерала, лукаво вставил Ницак.
- Зато секундомер с паспортом к нему, наверняка, казенный, - стараясь не нагнетать после вопросов начальника УВД напряжения, с легкой улыбкой ответил Моисеев.
Совещание продлилось больше часа. Половину времени потратили на обсуждение различных версий. В итоге их наметилось три: "Плотники", "Бухтармин с компанией" и "Кочегар Обручев". В четвертой версии под подозрение попадал слесарь Дударев, который накануне происшествия выпивал со Сверчковым в кочегарке, а на следующий день не вышел на работу и дома не появлялся. Однако эта версия быстро отпала. В самый разгар ее обсуждения раздался звонок дежурного по райотделу. Оказывается, Дударев провел ночь, когда совершилось преступление, в медвытрезвителе Центрального района. За учиненное там мелкое хулиганство он сразу же, утром, был приговорен к пятнадцатисуточному наказанию.
С облегчением вычеркнув фамилию Дударева из числа подозреваемых, подполковник Моисеев посмотрел на начальника УВД:
- У вас будут указания, товарищ генерал?
Генерал провел ладонью по седым волосам:
- Я могу дать только одно указание: найдите похищенные деньги, верните их рабочим.
10
Общая картина на хлебокомбинате имени Якушева инспектору Шехватову стала ясна буквально через полчаса. В отличие от хлебокомбината № 3 контора здесь находилась вне территории, и вход в нее был без пропускной системы. С наружной стороны здания на крышу вела металлическая пожарная лестница, а под окнами второго этажа выступал прочный полуметровый карниз. Поднявшись по лестнице до этого карниза, преступник без труда перебрался на него, прошел всего четыре метра и проник в лабораторию через окно, которое, как выяснилось, никто из лаборанток, уходя с работы, не имел привычки закрывать. Совершив кражу, вор тем же путем благополучно и удалился. Словом, кража была пустяковая, и по горячим следам ее можно было бы раскрыть сравнительно легко. Спустя же двадцать дней это сделать было в сотню раз труднее.
Заведующая лабораторией - спокойная сорокалетняя женщина, несколько смущаясь, рассказывала Шехватову:
- В тот день я первой пришла на работу и обратила внимание, что книжный шкаф, где хранится техническая литература, раскрыт, хотя я лично предыдущим вечером, уходя с работы, его закрывала. Ничего не подозревая, подошла к шкафу. Вижу, моей сумки нет. Машинально открыла тумбочку - сумка там, а в ней: наш микроскоп, никелированный чайник, из которого обычно в обед чай пьем, и шесть ложечек. Кто и зачем это сделал - не могла понять. Подхожу к своему рабочему столу - замок взломан. Там у меня деньги лежали, сто пятьдесят рублей. Шесть десяток, десять троек и две пятерки - в голубом пакете, а полсотни отдельно. Все бумаги перерыла - денег нет. И еще в столе не оказалось новенького секундомера с коробочкой, в которой он лежал, и паспортом.
- Почему так поздно заявили о краже? - спросил Шехватов.
Заведующая лабораторией покраснела:
- Я вообще не хотела заявлять. Это лаборантки написали заявление и отнесли его в милицию.
- Выходит, для них ваша утрата больнее?
- Да знаете… Когда кража случилась, я все рассказала директору комбината, как вам вот рассказываю. Он не посоветовал вызывать милицию, потому что подозрение может упасть на работников лаборатории,
- Не захотели сор из избы выносить?
- Да знаете… Хотела сделать как лучше, а лаборантки обиделись, дескать, я их подозреваю и молчу.
- Из-за вашего молчания теперь нелегко будет найти преступника.
- Да пусть он подавится этими деньгами, - заведующая лабораторией безнадежно махнула рукой.
- Может вы действительно кого-нибудь из лаборанток подозреваете?
- Честное слово, нет. Коллектив у нас хороший. Много лет работаем вместе, и даже копейки ни у кого никогда не пропадало на работе.
- Бывает, как говорится… - осторожно намекнул Шехватов.
- Нет, - уверенно повторила заведующая. - Я уже всяко передумала. Лаборантки могли взять деньги, не взламывая стола. В рабочее время я ведь никогда его не закрываю, а из лаборатории отлучаюсь часто.
- Лаборантки знали, что вы храните в столе деньги?
- Никто, кроме меня, об этом не знал.
Дело принимало загадочный оборот. Если даже сотрудницы лаборатории не знали о том, что их заведующая хранит в своем рабочем столе деньги, то как же узнал об этом преступник, явившийся сюда незваным гостем? Привыкший докапываться до истины путем логических размышлений, Шехватов долго ломал над этим вопросом голову и успокоился лишь после того, когда выяснил, что в лаборатории закрывался на ключ один-единственный стол - стол заведующей. Отсюда следовал вывод: что-то ценное могло храниться только в закрытом столе, и преступник взломал его. Судя по всему, забрался он в лабораторию на авось. Вначале хотел унести микроскоп и чайник, так как более ценного здесь ничего не нашел, но, когда выгреб из стола деньги, решил "не мелочиться". Попутно с деньгами прихватил секундомер, который карман не оттягивал.