"Картина Гойи!" – подумала я и закрыла глаза, чтобы не видеть того, что происходит. Ехать с закрытыми глазами было значительно удобнее. Во-первых, я не видела в сантиметре от себя заострившегося носа мертвеца. Во-вторых, не замечала, куда мы едем. И даже не поинтересовалась у Катерины, каков наш маршрут. Ей лучше знать, решила я мудро и положилась на подругу так, как привыкла это делать всегда.
Немного пугали фары встречных машин. Даже сквозь плотно стиснутые веки я замечала впереди источник света и тут же съеживалась в диком животном страхе. Только бы не патруль, только бы не патруль! И накликала.
Впереди замаячил очередной проблеск света. Катька негромко чертыхнулась, и я открыла глаза. На обочине дороги приткнулась постовая машина, а рядом с ней стоял гаишник в ярком жилете. Полосатый жезл, вытянутый горизонтально, мало напоминал шлагбаум, но Катька послушно затормозила, словно не могла проехать мимо.
Гаишник неторопливо направился к нам, помахивая жезлом. Катька отворила дверцу и обольстительно улыбнулась.
– Документики прошу, – сказал гаишник, даже не подумав представиться.
Его глаза цепко обежали нас двоих. Вернее, троих, хотя одному из пассажиров было уже наплевать на любого представителя власти.
Катерина извлекла из внутреннего кармана плаща паспорт.
– Пожалуйста!
"Надо же, – отметила я, – одеваться не стала, а документ не забыла! Молодец, что тут еще скажешь!"
Постовой изучил паспорт, вернул его и попросил документы на машину.
Катерина снова обольстительно улыбнулась:
– Видите ли, это не наша машина.
– Так, – ответил гаишник, оживляясь. – А чья?
Катька небрежно кивнула на мертвеца:
– Вот этого придурка. Наш знакомый. Упился, скотина, вусмерть… и дал храпака, – продолжала Катерина как ни в чем не бывало. – Пришлось нам с подругой тащить его домой.
Постовой открыл дверцу пошире, заглянул в лицо мертвецу. Вернее, попытался это сделать, так как ему был виден только затылок.
– Тряхните его! – потребовал гаишник.
Катерина схватила труп за плечо и потрясла.
– Ванька! – позвала она громко. – Очнись, придурок, проверка документов!
Я не смогла сдержаться и громко лязгнула трясущейся челюстью. Мертвец, как и следовало, остался неподвижен и нем.
– Бесполезно, – сказала Катька с сожалением. – Если хотите – будите его сами. Только из машины вытащите. Придурка тут же тошнить начнет, он вам всю обувь заблюет.
Такая перспектива, видимо, гаишника не вдохновила. Он поджал губы и в нерешительности уставился на затылок мертвеца.
– Маш, открой бардачок, – сказала Катька. – Посмотри, может, он там документы держит.
Я послушно открыла пластмассовую крышку, надеясь, что в полутьме не видно, как у меня трясутся руки.
– Точно! – сказала Катя. – Вон справа лежат, в уголке. Да вот они, не видишь, что ли?
Она раздраженно отбросила в сторону аудиокассету и схватила кожаную корочку, лежавшую под ней. При этом успела незаметно так ущипнуть меня за руку, что я чуть не вскрикнула.
– Вот, – сказала Катька, вручая гаишнику права. – Тепляков Иван Сергеевич, если он нам опять не соврал.
Постовой принял документ, изучил его, но как-то без особого восторга.
– Где доверенность? – спросил он.
– Какая? – прикинулась дурой Катька.
– На вождение чужого автомобиля!
– Да какой же он нам чужой? – снова удивилась Катька. – Родной брат, можно сказать!
– А права у вас имеются? – продолжал наступать гаишник. – Предъявите!
Катерина вздохнула, смиряясь с неизбежными финансовыми потерями. Выпрыгнула из кабины, взяла гаишника под руку, отвела его куда-то назад, за машину. Оттуда тут же послышалось глухое гудение голосов, изредка прерываемое игривым смехом Катерины и редкими междометиями постового.
Я сидела, закрыв глаза и поручив свою душу богу. Мысленно я уже видела себя в наручниках, а Катьку… Господи, Катька тут совершенно ни при чем! Нужно ее как-то вытаскивать. Что бы мне такое придумать? О! Скажу, что обманула подругу. Она понятия не имела, что везет мертвого человека! Нет, это неуклюжая версия. Просто смехотворная. Нет, не годится… Тогда нужно…
На этом месте мои мысли прервались и разлетелись в стороны, как стая непуганых ворон. Потому что дверца распахнулась и Катька шумно плюхнулась на сиденье. Осмотрев то, что от меня осталось, она поинтересовалась, жива ли я.
– Не знаю, – ответила я шепотом.
Тут в мое окошко кто-то стукнул, мы одновременно заорали и подскочили на месте.
Удивленный гаишник стоял рядом с моей дверцей и хлопал глазами. Я нашарила ручку, немного опустила стекло. Голова мертвеца по-прежнему лежала на моем плече.
– Какие вы нервные! – усмехнулся гаишник.
Я растянула резиновые губы в не поддающейся описанию улыбке. Гаишник поморщился. Наверное, моя улыбка ему не понравилась.
– Ночью все нервные, – нашлась Катерина, наклоняясь к окну рядом со мной.
– Да какая ночь?! Уже утро! – успокоил нас постовой. – Половина пятого.
Сердце у меня упало в пятки. Ночь кончается! Скоро станет светло, а мы до сих пор не избавились от трупа!
– Сколько-сколько? – в отчаянии переспросила я.
– Половина пятого, – повторил гаишник и подозрительно уставился на меня.
– Господи, Ванькина жена уже обзванивает морги! – пришла на выручку Катерина. – Мы поедем, а? А то она ваших коллег изнасилует!
– А она симпатичная? – поинтересовался гаишник игриво.
Катька неопределенно пожала плечами, и постовой быстро сориентировался:
– Понятно. Тогда не надо. Ладно, поезжайте. Я что хотел сказать… Там впереди еще один пост, если остановят, скажите, что Самойленко вас проверил.
– Спасибо, – сказала Катька и кокетливо повела бровями.
Гаишник обошел машину. Катерина приоткрыла свою дверь.
– Значит, как договорились? – спросил он многозначительно. – Завтра в пять?
Катерина что-то ответила, а что, я уже не разобрала. Только услышала, как дверца наконец захлопнулась, и ухмыляющийся постовой отошел назад.
– Господи, неужели пронесло? – вырвалось у меня.
Катерина смотрела вперед не отрываясь. Улыбка сползла с ее лица, и оно мгновенно стало измученным и хмурым.
– Не пронесло, – ответила она. – Все выдоил, скотина. До последнего цента.
– Я возмещу.
– Это само собой, – сказала Катерина сквозь зубы и мрачно ухмыльнулась.
Несколько секунд я молчала, потом робко поинтересовалась:
– Куда мы его везем?
– За город, – ответила Катерина. – Доедем до Немчиновки, там видно будет. Была в Немчиновке? Нет? Сейчас побываешь, – пообещала подруга и с силой надавила на педаль газа.
Мы выехали за кольцевую. Катерина сбросила скорость, свернула на узкую проселочную дорогу. Машина поползла по неровным ухабам.
– Я здесь когда-то была, – объяснила Катя, не отрывая взгляда от лобового стекла. – Давно. Года два назад. Насколько я помню, недалеко должен быть пруд. Если, конечно, его еще не засыпали.
Я немного пришла в себя и сделала то, что давно хотела: подняла безжизненную голову со своего плеча и уложила ее на изголовье сиденья. Мне сразу стало намного легче.
– Зачем нам пруд? – спросила я.
– А ты не понимаешь?
Я посмотрела на Катьку. Катька посмотрела на меня. Мне стало страшно.
– А что с ним еще делать? – прочитав мои мысли, огрызнулась подруга. – Предлагаешь оставить прямо под кустиком? Чтобы его обнаружил любой деревенский пацан через пару часиков? Ну, тогда к тебе большая просьба: побудь дома, никуда не уходи. За тобой приедут.
– Откуда милиция узнает? – захныкала я, но Катька перебила меня яростным возгласом:
– От верблюда! Да приди ты в себя хоть ненадолго, идиотка! Нас только что остановил постовой! Ты думаешь, он не сможет узнать мужчину в вечернем костюме с галстуком-бабочкой? Он на труп полчаса пялился! К тому же описать нас – пара пустяков! Нет, милая моя, нам его оставлять на видном месте никак нельзя.
Я посмотрела на мертвеца. Бледные рассветные лучи замерцали в стекляшках глаз. Я содрогнулась.
– Катя, я не смогу.
– Еще раз это скажешь, выйду из машины, поймаю тачку и уеду домой, – пообещала подруга. – Я для кого тут стараюсь?! Для себя, что ли?!
Я отвернулась и стала смотреть в окно. Асфальтированная городская местность закончилась, вокруг нас живописно раскинулись пригорки и рощи деревни Немчиновка.
– Слава богу, пруд на месте, – вздохнула Катерина.
Я посмотрела в лобовое стекло. Впереди маячили берега обширного пруда. Водоем, как и полагается, был очень мутным, очень грязным и очень заболоченным. Катерина подвела "Газель" почти вплотную к берегу и остановилась.
– Все, – сказала она. – Дальше придется как-то приспосабливаться.
Подруга открыла дверцу, спрыгнула вниз. Негромко выругалась, предупредила, что после дождя здесь грязно до ужаса. Я открыла свою дверцу, оглядела размытую влажную почву. Ну, была не была… Я перекрестилась и прыгнула вниз.
Катерина уже бродила вдоль берега, что-то разыскивала на земле. Нашла большой увесистый камень, подняла его, вернулась к машине.
– Вот, – сказала она, не глядя на меня. – Веревка нужна. Иначе всплывет.
Я молчала. Подруга бросила камень на землю, посмотрела на меня:
– Ты в сознании?
– К сожалению, да, – ответила я, обретая голос.
– Тогда подумай, где нам взять веревку.
Я приложила руку к голове, сосредоточилась на поставленной задаче. Не нужно думать для чего понадобилась веревка, нужно подумать, где ее взять. Так… Веревка, веревка, веревка… Вспомнила!
– В кузове! Я свои картины перевязывала, прежде чем уложить. Только не знаю, насколько она прочная.
Но Катерина меня уже не слушала. Рванула к кузову, распахнула дверцы, нырнула вглубь.
Я огляделась. Кругом было безлюдно, но ночь уже не казалась такой непроглядной. Небеса на горизонте приняли неприятный пепельный оттенок. К Москве приближался рассвет.
Катерина вернулась, на ходу разматывая веревку. Ее новый немецкий плащ избороздили грязные разводы, кроссовки потерялись в налипшей на них грязи.
– Машину придется помыть, – сказала я.
Катька подняла на меня взгляд:
– Чего? А-а-а… Машину помыть… – Она обернулась, осмотрела заляпанную "Газель", одобрительно кивнула: – Здравая мысль. Только мыть ее будем в городе, ладно?
Я не ответила, так как меня уже волновала новая проблема.
– Кать, а как мы его… – я проглотила слюну и с трудом договорила: – утопим?
– Очень просто, камень на шею, и в воду.
– Да, но не у берега же…
– Конечно, не у берега. Нужно дотащить его до середины пруда.
– Нет!
– Ты это мужчинам почаще говори, – посоветовала Катька. – А мне не надо. Значит, так. Раздеваемся, берем покойника с двух сторон, тащим в пруд. Доплываем до середины пруда, отпускаем покойника, плывем обратно. План ясен?
– Я не смогу!
Катька пожала плечами, бросила веревку и демонстративно пошла к дороге.
– Стой! Я согласна.
Катерина вернулась и, не замечая, как меня всю колотит, приказала:
– Торопись. Скоро в деревне жизнь начнется. Если нас увидят – всё.
Я присела и быстро расшнуровала грязные кроссовки. Неловко стащила их вместе с носками, взялась за край свитера.
Кожу словно обожгло холодным предутренним воздухом. Я поежилась. Если воздух такой холодный, то вода… Нет, об этом лучше не думать. Иначе я с ума сойду. Стараясь не трястись, сняла с себя свитер, стянула джинсы, босиком прошлепала к машине и уложила вещи на водительское сиденье. Катерина возилась рядом с мертвецом. Что она делала, я не видела, но догадаться было не сложно: вязала петлю с камнем вокруг его шеи.
Мы вытащили покойника из машины. Он изрядно окоченел, поэтому тащить его стало значительно труднее. Руки трупа не желали складываться, голова не желала пригибаться, ноги растопыривались в разные стороны, как у сломанной куклы, и весь он был холодный, омерзительный…
Сейчас мне кажется, будто происходило это не со мной, а с какой-то другой, незнакомой женщиной. Я бы не смогла затащить труп незнакомого человека в деревенский пруд. Я бы не смогла раздеться до трусов холодным сентябрьским утром. Я бы не смогла шлепать босыми ногами по грязной размытой земле. Я бы не смогла нырнуть в ледяную мутную воду, не выпуская из рук чужой мертвой ладони. И я никогда бы не доплыла до середины пруда, даже налегке… Так что скорее всего это была не я. Это была другая, не вполне нормальная женщина. Нормальному человеку проделать нечто подобное просто не под силу.
Холодная мокрая ладонь тронула мое плечо, и я в ужасе отшатнулась. Мне показалось, что мертвец выплыл из мутной глубины, выбрался на грязный берег и схватил меня, чтобы утащить за собой.
– Ты чего? – спросила Катя, отряхивая ноги от налипшей грязи.
– Ни… ничего.
– Тогда одевайся. А то вся уже синяя.
Подруга побрела к машине. Я двинулась за ней как сомнамбула.
– Не дрейфь, – сказала Катька, натягивая свитер. – Все позади. Сейчас вернемся в город, первым делом помоем машину. Потом вычистим квартиру. Приборы, которыми пользовался этот… потерпевший… Так вот, приборы, которыми пользовался потерпевший, лучше выбросить. Пожертвуешь богемским стеклом и мейсенскими тарелками?
Я кивнула. Зубы стучали так сильно, что говорить не было никакой возможности.
– Потом переберем продукты, – продолжала Катька. – От них тоже лучше избавиться. Потому что его скорее всего отравили.
– Отравили?
– Мария, ты не горное эхо. Да, я думаю, его отравили, – подтвердила Катька. – Видела пену в уголках рта? И губы синие. Ну, губы, предположим, у мертвых всегда синие, а вот пена…
– Хватит! – не выдержала я.
– Ладно. Садись в машину, – велела Катька. – Поехали домой.
На негнущихся ногах я обошла тепляковскую "Газель", взгромоздилась на сиденье. Оно было холодным, словно мертвая кожа покойника. Господи, ну почему меня преследует этот образ?!
Катерина захлопнула дверцу, повернула в замке ключ зажигания.
– Сейчас, немного прогреем кабину, – сказала она и сунула руки под мышки. Я последовала ее примеру.
Катерина помолчала еще минуту и вдруг спросила, есть ли у меня дома яды. Я даже перестала стучать зубами.
– С ума сошла! Откуда?!
– Ну, не знаю. Ты же художник, а художники иногда пользуются химикатами. Белилами, сурьмой…
– Ничего подобного у меня нет!
– А у Павла?
Я испуганно уставилась на Катьку. Подруга сосредоточенно смотрела прямо перед собой. Мне показалось, что она избегает моего взгляда.
– У Павла? Зачем ему яды?
– Не знаю, – повторила Катька все тем же двусмысленным неопределенным тоном, который мне страшно не нравился. – Не знаю. Может, с работы принес. Из адвокатской конторы. Или клиент попросил взять на хранение.
– Прекрати! – сказала я. – Порешь всякую чушь, противно слушать!
Катька поджала губы. Нехотя повернулась ко мне и встретилась со мной взглядом.
– Но чем-то же он отравился…
Я замерла. Что же это получается? Получается, что в моих шкафчиках хранится ядовитое вещество? Причем хранится рядом с продуктами? Или в продуктах?.. Стоп, стоп! Я провела трясущейся рукой по щекам.
Не может этого быть. Кофе я вчера пила, причем пила не одна, вместе с Ванькой. Катерина заваривала чай, и его мы тоже пили. Значит, кофе и чай чистые. А что может быть отравленным? Что?! Да нет, ерунда. Кому понадобится подсовывать мне отраву? Кто заинтересован в моей смерти? Пашка?.. Не верю. А кроме мужа, никаких родственников и наследников у меня нет.
– Поехали домой, – попросила я дрожащим голосом.
Катька вынула руки из-под мышек, взялась за руль. Через двадцать минут мы выползли из поселковой грязи на ровную асфальтовую дорогу и прибавили скорость.
Городские многоэтажки уже вырисовывались на горизонте, а я все еще сидела неподвижно, придавленная страшными сомнениями.
Неужели кто-то мог желать моей смерти?
Кто?.. За что?..
Ответа не было.
* * *
Мы доехали до центра города, и небо окончательно прояснилось.
– Смотри, – сказала Катька, пригибая голову и выглядывая в окно, – солнышко!
– Кать, как мы машину-то мыть будем? – заволновалась я. – Уже без пяти шесть. Народ выползать начнет! Кто на работу, кто с собаками погулять. И что? На виду у всех начнем с колес грязь счищать? Да и негде во дворе, там машин полно, соседи ругаться будут…
– Да. Ты права, – вздохнула Катька и решила: – Ну, делать нечего. Давай искать автомойку. Есть же круглосуточные.
Прошло не меньше часа, прежде чем мы нашли работающую мойку. Заспанный рабочий, зевая, оглядел нашу "Газель", облепленную грязью по самые уши, и заломил двойную таксу. Я тут же согласилась.
А Катерина подтолкнула меня в бок и прошипела:
– Деньги откуда возьмем? Я свои гаишнику отдала!
– Значит, так: сиди на месте и следи, чтобы машину хорошенько отмыли. – Я быстро сориентировалась в ситуации. – А я смотаюсь домой за баксами. Если есть круглосуточные мойки, то есть и круглосуточные обменники. В любом случае выбора у нас нет. Я поехала?
– Давай. Только побыстрей, а то что я ему скажу?
И Катька кивнула на рабочего, приступившего к своим обязанностям.
Я чмокнула ее в щеку, выскочила на обочину и замахала руками. Поймала раннего таксиста, быстренько объяснила ситуацию. Водитель заколебался, подозрительно осматривая мой внешний вид, но я пообещала чаевые в баксах, и шофер дрогнул.
– Ладно, давай садись, – сказал он, распахивая дверцу, но, увидев мои ноги, по колено обляпанные грязью, сморщился: – Подожди, сначала газетку постелю. И где тебя носило с утра пораньше?
Я, как вы понимаете, ничего ему не ответила.
До дома мы доехали быстро. Полупустые утренние дороги не мешали нам развивать предельную для города скорость. Шофер въехал во двор, остановил машину, подозрительно поинтересовался:
– А черный ход тут есть?
– Нет, – ответила я. – Хотите, можете со мной пойти.
– Ладно, дождусь. Только ты побыстрее.
Я нырнула в подъезд, взлетела на седьмой этаж, молясь только об одном: чтобы меня никто не увидел. И на этот раз боженька смилостивился и не стал посылать навстречу соседей.
Я открыла дверь, скинула кроссовки в оболочке из глины. Подбежала к серванту, вытащила из вазы оставшиеся четыреста долларов. Сунула их в карман джинсов, вернулась в прихожую. Немного поколебалась и направилась в ванную. Мертвый холод намертво застрял в моих ладонях, и мне хотелось поскорее смыть это ощущение. Я схватила кусок мыла и вдруг остолбенела.
На туалетной полочке лежали мужские часы. Дорогие часы, кажется, "Ролекс".
Я уронила мыло в раковину, двумя пальцами взялась за ремешок, приподняла часы с полки. Действительно, "Ролекс". Выходит, покойник, прежде чем сесть за стол, вымыл руки, как и полагается приличному человеку. Снял часы, чтобы не намочить, и забыл их на полке.
Я на секунду прикрыла глаза, но времени на мои дамские слабости уже не оставалось. Во дворе томился ожиданием шофер, на автомойке страдала Катерина.
Я бросила часы под ванну. Вот так. Пусть полежат пока. Потом сообразим, что делать дальше.