ГЛАВА 13
Коридоры в общежитии пусты, и мы с Джилом бредем по ним, едва волоча ноги. Все здание как будто наполнено тишиной.
Включаю телевизор к выпуску новостей, чтобы узнать, что случилось. Местные станции дают репортаж об Олимпиаде Голых, в самом конце успев отредактировать и смонтировать снятый материал, и бегуны во дворе Холдера проплывают в белой дымке, как попавшие в банку светлячки.
Уже в самом конце выпуска ведущая снова появляется на экране:
- А вот и еще одна новость в дополнение к главной сегодняшней теме.
Джил выходит из спальни.
- Мы уже сообщали ранее об инциденте в Принстонском университете. Только что стало известно, что несчастный случай, который свидетели описывают как неудачный розыгрыш, привел к трагическим последствиям. Официальные лица из медицинского центра Принстона подтвердили, что пострадавший, предположительно студент университета, скончался. В подготовленном заявлении шеф местной полиции Дэниел Стаут повторил, что следствие продолжает изучать возможность, цитирую, "присутствия неслучайных факторов". Между тем администрация университета обращается ко всем студентам с просьбой оставаться в своих комнатах или, если возникает необходимость выйти, передвигаться группами. - Ведущая в студии поворачивается к своему напарнику: - Ситуация определенно нелегкая, учитывая то, что мы видели ранее в Холдер-Холле. Мы еще вернемся к этой теме в последующих выпусках.
- Умер? - Джил недоверчиво качает головой. - Но разве Чарли…
Он умолкает, так и не договорив.
- Студент.
После долгой паузы Джил смотрит на меня.
- Даже не думай об этом, Том. Чарли бы сказал.
У стены, неудобно накренясь, стоит купленная для Кэти картина. Я набираю номер офиса Тафта, когда из своей спальни появляется Джил с бутылкой вина.
- Держи.
- Что это?
Телефон в институте звонит и звонит, но трубку никто не снимает.
Джил проходит к самодельному бару, который он оборудовал в углу комнаты, и берет два бокала и штопор.
- Мне надо расслабиться.
У Тафта по-прежнему никто не отвечает, и я с неохотой кладу трубку. Мне плохо, меня тошнит, но Джил выглядит еще хуже.
- Что-то случилось?
Он разливает вино по бокалам и поднимает свой.
- Выпей, это хорошее вино.
Да.
Наверное, ему просто не хочется пить одному, но меня при мысли о вине начинает выворачивать.
Он ждет, и я все же пригубливаю. Бургундское обжигает гортань, зато производит прямо противоположный эффект на Джила. Его состояние улучшается прямо на глазах. Я ставлю стакан на стол. Снег волнами прокатывается через лужи света, лежащие под фонарными столбами. Джил приканчивает второй стакан.
- Полегче, - говорю я. - Ты же не хочешь мучиться от похмелья на балу.
- Да, конечно, - бормочет Джил. - Завтра утром мне надо заниматься заказами. Назначили на девять. Боже, я даже на занятия так рано не хожу.
Получается чересчур резко, что замечает, похоже, и сам Джил. Подняв с пола пульт дистанционного управления, он включает телевизор.
- Посмотрим, что у них новенького.
Другие станции сообщают только то, что нам уже известно, и Джил, убедившись в отсутствии свежей информации, встает и берет с полки кассету.
- "Римские каникулы", - говорит он и снова садится.
На его лице появляется мечтательное выражение.
Снова Одри Хепберн. Вино на время забыто.
Чем дольше идет фильм, тем отчетливее я понимаю, что Джил прав. Тяжелые мысли постепенно отходят на второй план, и вот уже все мое внимание приковано к Одри.
Через некоторое время я замечаю, что Джил начинает отвлекаться, и приписываю это действию вина. Он то трет рассеянно лоб, то слишком долго смотрит на свои руки. Может быть, думает об Анне, которая порвала с ним, когда я был дома. Чарли сказал, что все дело в его загруженности, подготовке к балу, сдаче диссертации и прочем. Сам Джил упорно отказывается говорить на эту тему. Анна с самого начала была для нас загадкой: он никогда не приводил ее в общежитие, хотя в "Плюще", как я слышал, они не расставались. Она, единственная из его подружек, не различала нас по голосам, никак не могла запомнить имя Пола и никогда не заглядывала в комнату, если знала, что Джил не один.
- Знаешь, кто похож на Одри Хепберн? - неожиданно для меня спрашивает Джил.
Я снова набираю номер Тафта.
- Кто?
- Кэти.
- Почему ты так думаешь? - удивленно спрашиваю я.
- Не знаю. Я наблюдал за вами вчера вечером. Вы отлично смотритесь вместе.
Он говорит это так, словно хочет убедить себя в том, что в мире есть нечто надежное и постоянное. Я мог бы ответить, что и у нас с Кэти не все так гладко, как может показаться со стороны, что не только у него бывают трудности в отношениях, но понимаю, что сейчас это было бы неуместно.
- Она твой тип, Том, - продолжает он. - И умна. Черт, иногда я не понимаю и половины из того, что Кэти говорит.
Я кладу трубку, так и не дождавшись ответа.
- Где он?
- Позвонит. - Джил глубоко вздыхает, стараясь не пускать в голову мрачные мысли. - Вы с ней давно?
- В следующую среду будет четыре месяца.
Джил качает головой. Он за это время успел расстаться с тремя.
- Ты никогда не думал, что, может быть, она и есть та, единственная?
Я впервые слышу от него этот вопрос.
- Иногда. У нас слишком мало времени. Не знаю, что будет в следующем году.
- Ты бы слышал, как она говорит о тебе. Как будто вы знаете друг друга с детства.
- Что ты имеешь в виду?
- Однажды в "Плюще" я увидел, что она записывает для тебя какой-то баскетбольный матч. Так вот Кэти сказала, что делает это потому, что вы с отцом всегда ходили на стадион, когда играли Мичиган и Огайо.
Я даже не просил ее это делать. До нашего знакомства ее вообще не интересовал баскетбол.
- Тебе повезло.
Я киваю.
Какое-то время мы еще говорим о Кэти, затем Джил снова возвращается к Одри. Лицо его ненадолго светлеет, но потом его опять омрачают беспокойные мысли. Пол. Анна. Бал. Джил тянется к бутылке. Я уже собираюсь вмешаться, когда из коридора доносятся тяжелые усталые шаги. Дверь открывается, и перед нами предстает Чарли. Вид у него хуже некуда. На одежде темные пятна от крови.
- С тобой все в порядке? - спрашивает, поднимаясь, Джил.
- Надо поговорить, - сдержанно бросает Чарли.
Джил приглушает звук телевизора.
Чарли идет к холодильнику и достает бутылку воды. Половину он выпивает, потом наливает немного на ладонь и трет лицо. Глаза у него разбегаются, как будто не могут сфокусироваться на чем-то одном. Наконец он садится.
- Это был Билл Стайн.
- Господи!.. - шепчет Джил.
Внутри у меня холодеет.
- Что?
- Не понимаю, - говорит Джил.
Выражение на лице Чарли подтверждает, что так оно и есть.
- Уверен? - только и могу выдавить я.
- Он был в своем кабинете. Кто-то вошел и застрелил его.
- Кто?
- Они не знают.
- Что ты хочешь этим сказать? Что значит, они не знают?
Чарли молчит. Потом поднимает голову и смотрит на меня:
- Что за сообщение поступило Полу на пейджер? Что было нужно Биллу Стайну?
- Я уже говорил. Он хотел передать Полу книгу. Невероятно.
- Пол ничего больше не сказал? Куда идет? С кем собирается увидеться?
Я качаю головой. Потом вспоминаю то, что поначалу принял за паранойю: странные телефонные звонки, о которых упоминал Билл, книги, которые берет кто-то еще. Мне становится не по себе.
- Вот дерьмо! - бормочет, выслушав меня Чарли, и тянется к телефону.
- Что ты собираешься делать? - спрашивает Джил.
- Полицейские захотят пообщаться с тобой, - говорит мне Чарли. - Где Пол?
- Не знаю, но нам надо найти его. Я пробую дозвониться до офиса Тафта, но там никто не отвечает.
Чарли нетерпеливо смотрит на нас.
- Все будет в порядке, - слегка заплетающимся языком говорит Джил. - Успокойтесь.
- С тобой не разговаривают, - бросает Чарли.
- Может быть, он пошел к Тафту домой. Или в его кабинет в кампусе.
- Если копам надо, они его найдут, - неожиданно твердо говорит Джил. - Нам надо держаться от всего этого подальше.
Чарли поворачивается к нему:
- Двое из нас уже замешаны.
- Перестань, Чарли, - фыркает Джил. - С каких это пор ты в этом замешан?
- Не я. Том и Пол. И мы - это не только ты, пьяный придурок.
- Перестань читать мне нравоучения. Меня от них тошнит. Ты вечно влезаешь в чужие проблемы.
- О чем ты говоришь? Билла Стайна убили. Подумай хотя бы об этом.
- А ты поменьше придирайся ко мне, а лучше сообрази, как действительно помочь Полу.
Чарли подается вперед, берет со стола бутылку и швыряет ее в корзину для мусора.
- Тебе хватит.
На мгновение мне становится страшно: Джил в таком состоянии, что может сказать нечто такое, о чем мы все потом пожалеем. Но он лишь бросает на Чарли сердитый взгляд и поднимается с дивана:
- Господи. Я ложусь.
Не говоря ни слова, он уходит в спальню. Еще через секунду полоска света под дверью исчезает.
Минуты тянутся как часы. Я снова пытаюсь дозвониться в институт, но безуспешно, и мы с Чарли молча сидим в комнате, не глядя друг на друга. Мысли проносятся так быстро, что я не успеваю разобраться в них. Смотрю в окно. В голове звучит голос Билла Стайна.
"Какие-то странные звонки. Набор и… разъединение. Набор и… разъединение".
Наконец Чарли встает, раздевается до трусов и, захватив полотенце, идет в ванную. Мужская ванная находится в другой стороне коридора, и пройти надо мимо полудюжины комнат, в которых живут девушки, но его это, похоже, не смущает.
Я тянусь за валяющейся на диване "Дейли принстониан". Листая страницы, ищу фотографию, посланную в газету Кэти, и нахожу ее в нижнем углу где-то посереди не номера. Мне всегда интересно, что она снимает, что привлекает ее внимание, а что кажется не важным. Когда встречаешься с девушкой довольно долгое время, то начинаешь думать, что она видит все так же, как и ты. Фотографии Кэти помогают понять, что это не так, и дают возможность увидеть мир ее глазами.
За дверью слышатся шаги. Наверное, Чарли вернулся из душа. Дверь открывается, и на пороге появляется Пол с бледным лицом и синими от холода губами.
- Как ты? - спрашиваю я.
В комнату вваливается Чарли.
- Где ты был? - требовательно спрашивает он.
За четверть часа мы постепенно вытягиваем из него подробности. После лекции Пол отправился в институт, где в течение примерно часа дожидался Билла Стайна в компьютерном кабинете. Потом решил вернуться в кампус на машине, которая заглохла примерно в миле от кампуса. Дальше он шел пешком.
Остальное Пол помнит плохо. Возле Диккинсон-Холла он наткнулся на полицейских. Его допросили, потом отвезли в медицинский центр, где попросили опознать тело. Для второго опознания пригласили Тафта, но прежде чем Пол успел поговорить с ним, их разделили и еще раз допросили. Полицию интересовали его отношения со Стайном и Тафтом, время, когда он видел Билла в последний раз, а также где он сам находился в момент убийства. В конце концов Пола отпустили, но попросили не покидать кампус и обещали еще связаться. Добравшись до общежития, он еще несколько минут стоял у входа, потому что хотел побыть один.
Мы возвращаемся к разговору со Стайном в зале редких книг. Пол не скрывает, что передал его полиции во всех деталях. Говоря о том, каким возбужденным показался ему Билл, он почти не проявляет никаких эмоций, и я решаю, что наш друг еще не отошел от шока.
- Том, - говорит он, когда мы остаемся в спальне вдвоем, - окажи мне услугу.
- Никаких проблем. Только скажи.
- Мне нужно, чтобы ты сходил со мной в одно место.
- Куда? - спрашиваю я после паузы.
- В художественный музей.
Он переодевается в сухое.
- Сейчас? Зачем?
Пол трет лоб, как будто у него болит голова.
- Объясню по дороге.
Мы выходим в общую комнату. Чарли смотрит на нас как на сумасшедших.
- В такой час? Музей уже закрыт.
- Я знаю, что делаю, - говорит Пол, открывая дверь.
Чарли мрачно смотрит на меня и молча качает головой.
Мы выходим.
Похожий на древний средиземноморский дворец, художественный музей расположился на противоположной от общежития стороне площади. С фасада же, там, где находится вход, он выглядит как обычное современное здание с напоминающей птичью купальню скульптурой Пикассо. Однако когда смотришь сбоку, более новые элементы уступают место более старым, симпатичным окнам в романском стиле и красной черепице, выступающей из-под белого снежного полога. В других обстоятельствах этим видом можно было полюбоваться. В других обстоятельствах он даже мог бы привлечь внимание Кэти.
- Какие у нас планы? - спрашиваю я.
Пол идет впереди, прокладывая путь в старых рабочих ботинках.
- Я нашел то, о чем говорил Ричард. То, что должно было быть в дневнике.
Звучит как середина мысли, начало которой он приберег для себя.
- Чертеж?
Пол качает головой.
- Покажу, когда войдем.
Я осторожно ступаю по его следам. Передо мной мелькают его ботинки. Летом после первого курса Пол работал в музее, занимаясь погрузкой и разгрузкой экспонатов. Тогда ботинки были необходимой частью экипировки, но сейчас на молочно-белом снегу от них остаются грязные следы. Пол похож на мальчика, надевшего взрослую обувь.
Мы подходим к музею с западной стороны. На двери небольшая панель. Пол вводит свой код гида и выжидающе смотрит на панель. Когда-то он проводил здесь экскурсии, но потом нашел работу в библиотеке, потому что гидам не платят.
К моему удивлению, дверь открывается с легким щелчком - в общежитии мы привыкли к средневековому лязгу запоров. Пол ведет меня в маленькую приемную, где за стеклянным окошком сидит охранник. Мной овладевает ощущение неясной тревоги, но Пол расписывается в журнале, прижимает к стеклу карточку, и нас впускают в библиотеку для гидов.
- И это все? - спрашиваю я. - В такой час можно было ожидать большего.
Пол указывает на укрепленную на стене видеокамеру, но ничего не говорит.
Библиотека не впечатляет - всего лишь несколько полок, заставленных книгами по истории искусств, но Пол не останавливается и идет дальше, к лифту за углом. На металлической двери указатель: "Только для сотрудников и преподавателей. Студенты и гиды не допускаются без сопровождения". Слова "студенты и гиды" подчеркнуты красным.
Пол, однако, не обращает на предупреждение никакого внимания. Он достает из кармана связку ключей и вставляет один из них в узкую щель на стене. Дверь открывается.
- Где ты взял ключ?
Мы входим в кабину, и Пол нажимает кнопку.
- Служебный.
Работая в библиотеке, он зарекомендовал себя с наилучшей стороны, благодаря чему и получил доступ к архивам.
- Куда дальше?
- В технический кабинет.
Выходим из кабины на главном этаже музея. Пол уверенно идет по коридору, не обращая внимания на картины Рубенса, которые показывал мне каждый раз, когда мы бывали здесь раньше. На одной изображен темнобровый Юпитер, на другой, незаконченной, носящей название "Смерть Сократа", изображен философ, протягивающий руку к чаше с цикутой. И только когда мы проходим мимо картин, принесенных на выставку Кэрри, Пол слегка замедляет шаг.
Останавливаемся у двери в технический кабинет. Он снова достает ключи, выбирает нужный, и мы входим в темное помещение.
- Сюда.
Пол показывает на стеллаж, полки которого уставлены пыльными коробками. В каждой десятки слайдов. В комнате побольше - я был там всего один раз, - за еще одной запертой дверью, хранится основная часть университетской коллекции слайдов.
Пол быстро отыскивает нужную коробку и ставит на полку перед собой. На приклеенной сбоку бумажке всего два неряшливо написанных слова - "КАРТЫ РИМА". Из другой коробки он достает слайдовый проектор, который подключает к сети. Щелчок - и на противоположной стене появляется неясное изображение. Пол настраивает резкость.
- А теперь скажи, что мы здесь делаем.
- Может быть, Ричард был прав? Что, если Винсент действительно украл у него дневник тридцать лет назад?
- Весьма вероятно. Но какое это теперь имеет значение?
Пол начинает говорить быстрее:
- Поставь себя на место Винсента. Ричард уверен, что дневник - единственный путь к пониманию "Гипнеротомахии". Ты считаешь его профаном, мальчишкой с университетским дипломом, не более того. И тут появляется кое-кто еще. Еще один ученый.
Судя по тому, с каким уважением произнесены последние слова, Пол имеет в виду моего отца.
- В одно мгновение он становится лишним. Они оба утверждают, что ответ содержится в дневнике. Ты же сам загнал себя в угол утверждениями, что дневник не имеет никакой ценности, что портовый смотритель всего лишь мошенник и жулик. И больше всего на свете ты не любишь признавать свою неправоту. Что же делать?
Пол пытается убедить меня в возможности того, в чем я давно не сомневаюсь: Винсент Тафт - вор.
- Понял. Продолжай.
- Ты крадешь дневник, но не можешь разобраться в нем, потому что всегда смотрел на "Гипнеротомахию" не с той стороны. Без зашифрованных посланий Франческо его не понять. Что дальше?
- Не знаю.
- Но ты вовсе не намерен его выбрасывать только из-за того, что не можешь понять.
Я киваю.
- Ты оставляешь его у себя. Хранишь в надежном месте. Может быть, в сейфе у себя в офисе.
- Или дома.
- Верно. Проходят годы, и появляется мальчишка, который вместе со своим другом совершает прорыв в понимании "Гипнеротомахии". Их успех даже больше, чем ты ожидал. Они делают то, что не удалось тебе в лучшие годы. Мальчишка находит зашифрованные послания Франческо.
- И ты начинаешь думать, что дневник все же может быть полезен.
- Точно.
- Но ты не говоришь об этом мальчишке, потому что тогда он поймет, что именно ты его украл.
- Но, - Пол поднимает палец, - допустим, что однажды этот дневник кто-то находит.
- Билл.
Пол кивает:
- Да. Он часто бывал у Винсента в офисе и дома, постоянно делал что-то для него. И Билл знал, какое значение имеет дневник. Если бы он его нашел, то уже не вернул бы на место.
- А принес тебе.
- Верно. А мы показали его Ричарду. И Ричард явился на лекцию.
Я качаю головой.
- Но разве Тафт еще раньше не понял бы, что дневник исчез?
- Конечно. Он сразу понял, что его взял Билл. Но как ты думаешь, какова была бы его первая реакция? Не сомневаюсь - найти Билла.
Теперь я понимаю.
- По-твоему, он сразу после лекции отправился к Биллу?
- Винсент был на приеме?
Сам Пол не был, потому что уже пошел к Стайну.
- Я его не видел.
- Диккинсон-Холл и лекционный зал соединены коридором. Винсенту даже не понадобилось выходить из здания.
Он замолкает, предоставляя мне возможность сделать собственные выводы.
- Так ты думаешь, что это Тафт его убил? - спрашиваю я.