Патриция подумала, что Стася была вусмерть пьяная и дрыхла без задних ног или врёт как сивый мерин. И врёт сознательно, отчаянно и без малейших колебаний. Не понимает, дурёха, в какую чужую игру она вляпалась.
Журналистка ещё больше утвердилась в своих первоначальных прозрениях, извлекла блокнот и, пользуясь тем, что диктофон фиксировал все перипетии допроса, принялась стенографировать собственные догадки. Стенография была для неё делом привычным, а материал для предстоящей милой беседы с Кайтусем доставлял дополнительное удовольствие. В настоящий же момент беседа представлялась безнадёжно односторонней.
Судья по ему одному известной причине тяжело вздохнул и продолжал:
- Ну и что было дальше? Климчак тоже вышел?
- Вышел и взял меня за руку, я сделала пару шагов и очутилась уже за калиткой, а когда обернулась, увидела, что такси вместе с Гоноратой и Павловской уехало.
- И не вырывалась?
- Он за руку меня повёл через капусту, и я начала вырываться.
- Там же собака была, вы её видели?
- Нет.
- И не слышали, как лаяла?
- Нет.
Интересные последствия алкогольного опьянения! Большая шумная собака становится невидимой и неслышимой, а на первый план на этом пленэре выходит капуста, по природе своей существо, скорее, молчаливое. Что за чушь эта Стася городит?
- И что было дальше?
- Он вынул из-под пиджака простыню и разложил в углу участка.
- И что?
- Я хотела пойти домой. А он сказал, отсюда уже не выйдешь. Хотел, чтобы я ему отдалась.
- Вы проверяли, закрыта ли калитка?
- Нет, он сказал, что заперта, а я поверила.
- А как вы очутились в подвале?
- Я хотела оказаться поближе к калитке, говорила, что мне зябко. Он заволок меня в подвал.
- И что её так тянуло к этой запертой калитке, которую она даже не проверила? - яростно прошипела Патриция. - А судья даже не спросит!
Нет, старый хрыч голову себе калиткой не забивал, ему гораздо интереснее был подвальный стриптиз. Но Стася ожиданий не оправдала, описала раздевание весьма сумбурно, только возмущалась, что Климчак оторвал ей пуговицу на юбке. Один из заседателей вдруг оживился, сунул руку под стол, покопался в каком-то ящике и с триумфом извлёк на свет божий толстый пакет, достал из него что-то махонькое в целлофановом пакетике. И вручил судье.
Судья терпеливо переждал все его манипуляции и, с отвращением взяв сей предмет кончиками пальцев за уголок, потряс перед публикой.
- Это та пуговица?
Стася имела полное право со своего места не распознать предмет из слегка помятого и отсвечивающего целлофана, однако ответила без тени сомнения:
- Да, это она По цвету узнаю.
- "Обвиняемая опознала вещественное доказательство…"
- Пострадавшая! - прошипел в ярости прокурор.
- Что? А… "Пострадавшая опознала вещественное доказательство", - торжественно продиктовал бесценный динозавр и отдал реликвию заседателю, который принял ее чуть ли не с поклоном.
По всей вероятности, это было единственное вещественное доказательство, полученное в ходе следствия. Судебное разбирательство продолжилось. Наступило самое интересное.
- Ну ладно, Климчак оторвал пуговицу. А сам он что?
- Держал меня за руку, а сам снял брюки. Тогда я снова начала сопротивляться.
Ясное дело, когда его руки опять были свободны…
- Громко кричать я не кричала, но кричала. Всё равно тебя никто не услышит, так он сказал, да ещё здесь, в подвале.
- Любой дурак знает, лучший способ избежать насилия - это укрыться с насильником в подвале… - услышали скрытая косыночкой брошка и представитель обвинения. - Что эта дурында несёт?
- Так почему же вы не бежали?
- Потому что он затащил меня в угол и там удерживал.
- А ты говорила, что девственница? Когда?
- Постоянно, - проворчала Патриция. - И при всяком удобном случае.
- Говорила в подвале, - твердо заявила Стася.
- Зачем?
- Потому что он хотел, чтобы я ему отдалась. А я сказала: "Нет!". А он сказал: "Ты точно не девушка". А я сказала: "Точно девушка"!
Решительно, гордо и с вызовом. Кайтусь непроизвольно заскрипел зубами.
- И после полового акта он сказал, что ты не девственница?
- Да.
- А ты что?
- Ошибаешься.
На какой-то момент заклинило не только Патрицию, но и Кайтуся, и, похоже, даже судью, который собрался было вознегодовать, да так и застыл. Предметность возникшей после изнасилования дискуссии как обухом поразила присутствующих. Принципиальнейшая позиция Стаси отодвинула сам факт насилия на второй план, сделав главным вопросом эту её чёртову девственность. Возникло ощущение, что ей удалось изменить весь ход судебного следствия. Похоже, и не возникло бы у неё никаких претензий к Климчаку, если бы он не оскорбил её до глубины души своим заявлением, которое лишало Стасю её исключительности, а что ещё хуже, связанных с ним надежд. Чего она стоила без своего сокровища?! Ничего удивительного, что в конце концов она сломалась и расплакалась в том самом подвале.
Судья совсем растерялся, не спросил даже о том, чем романтичное свидание закончилось, и, чтобы отвязаться, передал Стасю в распоряжение сторон.
Господин прокурор класса не показал. Его явно подкосило непослушание жертвы, на которую он столько времени угрохал под лестницей, втолковывая, что плакать надо здесь, перед судом, а не в том дурацком подвале. Подвела его, что и говорить, выбила оружие из рук. Патриция не отказала себе в удовольствии:
- Поздравляю с ученицей, - шепнула она издевательски.
Кайтусь покосился на неё и сухо обратился к пострадавшей:
- Кто был инициатором поездки в Лонцк?
- Климчак, - уверенно ответила Стася.
- Он поехал с Зажицкой?
- Ну да.
- А Зажицкая приходила к вам и говорила об изменении показаний?
Стася заколебалась. Несомненно, девчонки не раз обсуждали эту драматическую тему, и ей сейчас трудно было ответить на такой вопрос. О каком изменении и каких показаний шла речь? На сколько Патриции удалось сориентироваться, это Зажицкая подбивала Стасю выступить против своего любовника, затем Зажицкая в союзе с Гоноратой пытались его обелить, представляя Стасю распутной гетерой. На каком-то этапе следствия Климчак облил грязью бывшую любовницу, а она принялась вешать на него всех собак, чем и продолжает заниматься. Скорее всего, и Гонората пробовала Стасю уломать.
Судья отдохнул и встрял в свойственной ему манере, путая обвинению все карты:
- Разве Гонората не приходила с разговором о показаниях?
Стася поняла:
- Обе они с Павловской приходили, но меня не застали, только в третий раз, у Зажицкой…
- И что?
Ему удалось-таки здорово смутить Стасю.
- Павловская позвала меня к Гонорате. Та ждала во дворе и просила меня отказаться от обвинения…
Ну и что? Судье этого хватило, и дальше он не расспрашивал. Похоже, прокурор потерял дар речи. Такого идиотского допроса ещё поискать!
Адвокат пришёл к выводу, что теперь его очередь, и затронул две проблемы, вполне даже существенные. Бывала ли Стася в гостях у разных друзей и знакомых? Бывала, конечно.
- А водку там пили?
- Когда, к примеру, именины, то пили.
- Значит, вы не первый раз пробовали водку и знаете, какие бывают последствия?
- Ну… Да… Но…
Защитник выдержал осуждающую паузу, а затем как-то так собрался, что судья, который уже в нетерпении открыл было рот, захлопнул его с отчётливо слышным стуком. Защита неожиданно вызвала у старикана интерес:
- Вы знали, что Зажицкая - любовница Климчака?
Вопрос прозвучал строго, но Стася опять упёрлась.
- Нет, не знала.
- Брехня, - шепнула Патриция в брошку не менее упрямо.
- И вам не известно было, что они встречаются, вместе уезжают? Вы ни о чём не догадывались?
- Нет, я ничего такого не заметила.
- И никаких сплетен вы не слышали?
- Нет, не слышала.
Стася окаменела в своём упрямстве, не иначе как сама себя убедила, что ничего не знает.
Защитник тяжело вздохнул:
- А там, в том подвале… Расскажите подробнее, как все происходило. Ведь когда он брюки снимал, вас отпустил?
- Ничего подобного, держал меня.
- Как это? У него же нет третьей руки?
- Зубами, - не преминула подсказать Патриция шёпотом. - Силой воли.
Стася предпочла иное объяснение:
- Одной рукой держал меня, а другой снимал брюки, - стояла она на своём.
- Значит, одна рука у вас была свободна. Почему же вы не защищались, не вырывались?
- Я вырывалась, а он держал за обе руки.
Патриция машинально взглянула на руки обвиняемого. Тот сидел, облокотившись на перегородку и свесив наружу эти самые руки. Можно было легко убедиться, что на лопаты они не походили - нормальные ладони среднестатистического мужчины. Сравнив их со Стасиными, журналистка подумала, что они могли бы носить перчатки одного размера.
Адвокат развивал начатую тему с вполне объяснимым недоверием:
- Он одной своей держал вас за обе руки?
- Ну да.
- И при этом ещё снимал брюки…
Защитник всем своим видом демонстрировал осуждение столь неправдоподобных показаний и сумел добиться недоверчивого перешёптывания в публике. Стася энергично подавила в себе зашевелившееся было смущение, мобилизовав всё своё упорство.
Господин адвокат снова вздохнул:
- А сие вещественное доказательство - эта ваша пуговица, когда была обнаружена? При обыске?
- Каком… - начала Стася, но, спохватившись, быстро поправилась: - Ну… Нет… Это раньше…
- Когда "раньше"?
- Ну… сразу.
- Так кто же её нашёл, вы или милиция?
- Ну, собственно… вроде как я…
- Это я нашёл, - заявил со своего места Климчак.
Адвокат не замедлил воспользоваться случаем:
- Так всё же вы или обвиняемый?
Замешательство Стаси разрослось до неимоверных размеров, лопнуло и сменилось отчаянным упрямством:
- Я сказала, что он оборвал, а я её искала, и он тоже искал, и вот, лежит, сказал, возьми свою пуговицу, вот я и забрала и представила как доказательство…
- Что же это получается, господа? Жертва и насильник после всего, что произошло, вместе в мире и согласии убирались в подвале?
- Не то чтобы убирались… Но я хотела отыскать пуговицу…
Адвокат выдержал паузу настолько долгую и столь многозначительную, что весь зал разуверился, будто какое бы то ни было насилие имело тут место. А изнасилование без насилия?
После очередного вздоха защитник продолжил:
- В котором часу вы тогда вернулись домой?
- Около двадцати четырех.
- И кто вам открыл?
- Отец.
- А отец не сердился, что вы так поздно пришли домой, он вас не бил?
- Нет.
- У вас на лице были следы побоев, разве отец не заметил?
- Я не зажигала свет…
По мнению Патриции, отец бы не заметил, даже если бы Стася вернулась и вовсе без головы, или в окровавленной шиншилловой шубе с мясницким ножом в руке, или с "Калашниковым". Гораздо более важными представлялись утренние наблюдения женской части семьи, но, оказалось, что Стася довольно ловко смогла их избежать.
- Сестра не видела, она во дворе была. А мама пошла в магазин, вот я тогда и вышла.
- К Зажицкой?
- Ну да.
- Она ваша лучшая подруга?
- Нет.
- А кто?
- На самом деле Мельницкая…
Судья во время допроса Стаси малость заскучал, поэтому, решив взбодриться, ухватился за прозвучавшую фамилию и велел вызвать Мельницкую, отставив пока что в сторонку жертву вместе с адвокатом. Последний не протестовал.
Патриция была приятно удивлена, увидев милую культурную девушку, очень красивую, спокойную и явно отличающуюся от виденной компании. Совсем другой уровень, на порядок выше. Покажи мне твоих друзей, и я скажу, кто ты. Если это была лучшая подруга, то как же Стася умудрилась затесаться в такое неподходящее общество? Разве что, действительно, без памяти втюрилась в этого Лёлика?
- Как давно вы знакомы с Руцкой? - спросил судья весьма вежливо.
- С детства.
- А Климчака вы знали?
- Раньше нет. Меня с ним Зажицкая познакомила, в гастрономе.
- Вы там о чём-то говорили?
- Мы собирались через час поехать в лесопарк. Зажицкая с Климчаком тоже собирались, вот мы и сговорились встретиться в "Русалке".
- Кто был инициатором встречи?
- Это Климчак предложил.
- И что было дальше?
- В лесу в кемпинге я встретила друзей из Варшавы. Они там учатся, а я собираюсь поступать на будущий год… Я познакомила их с Руцкой, а потом мы как-то разошлись. Возможно, Руцкая пошла в "Русалку" и уже не вернулась?
- А почему вы не вернулись вместе с ней?
- Она ушла, а я даже не знала, где её искать.
- В котором часу вы вернулись?
- В восемь вечера.
- Что вам известно об этом изнасиловании? Вы виделись с Климчаком?
- Нет, с тех самых пор я Климчака не видела.
- Вы помните, как предостерегали Руцкую от дружбы с Зажицкой?
Мельницкая слегка удивилась:
- Я такого не помню…
Тут счёл нужным вмешаться господин адвокат:
- Я просил бы госпожу Руцкую напомнить, как было дело с этим предостережением.
Стася сорвалась с места:
- Подруга явно забыла. Тебя звали на Современную…
- А, был такой случай. Я встретила Зажицкую, которая мне сказала, что Гонората ждёт на улице Современной, мол, у неё ко мне есть дело, но я не пошла.
- Почему? - полюбопытствовал судья.
- Зажицкая говорила, что Гонората просит, чтобы я дала показания в пользу Климчака против Руцкой. Я не согласилась.
- Похоже на то, что это пока единственный свидетель, который не врёт, - пробормотала Патриция. - Ничего удивительного, что не к ней эта Стася помчалась со своей историей об изнасиловании…
* * *
Судье везло на контрасты. Обнаружили Карчевскую.
Место свидетельницы заняла абсолютная противоположность Мельницкой. Девушка молодая, красивая, с ошеломляющим начёсом, уродливо увеличивающим голову, сзади здорово всклоченным и помятым, а значит, собственноручного производства. Одетая в такое куцее мини, что короче просто некуда, а будь чуть поуже, то просто бы лопнуло. Стройная, даже, можно сказать, худая, нагловатая и пребывающая в состоянии полного отчаяния. Зажицкая на её фоне выглядела чуть ли не великосветской дамой.
Попутно Патриция похвалила вкус Лёлика, который выбирал себе девиц, не превосходивших его ни ростом, ни прочими параметрами. Стася, почти одного с ним роста, и в самом деле могла ему не понравиться. Рядом с ещё более крупной бабой и вовсе бы выглядел смешно…
Судья обошёлся без ненужных вступлений:
- Климчак был вашим женихом, да?
- Да.
- Вы с ним сожительствуете?
Карчевская, вся на нервах, прилагала неимоверные усилия, чтобы не глядеть ни на Климчака, ни на Стасю, но тут вдруг прямо раздулась от гордости:
- Да.
- Вы в тот день работали на даче?
- Да, подавала бетон.
- А Гонората не работала?
- В тот день Гонораты не было.
Привычка скакать во времени у судьи не прошла, да и с местом действия он не заморачивался.
- Почему вы не входили в комнату?
Да уж, для Карчевской вопросы были не особенно приятными. Она отчаянно пыталась подобрать подходящий на её взгляд ответ, но получалось из рук вон плохо. Поразмыслив, она решила изобразить гордое пренебрежение, из-под которого во все стороны торчала неловко скрываемая подавленность.
- Когда я вижу своего жениха в обществе других женщин, то начинаю ревновать. Я услышала голоса и решила не выходить.
- Климчак приносил вам на кухню водку?
Опять двадцать пять! Давненько о транспортировке спиртного не вспоминали. Было очевидно, что снова заскучавшему птеродактилю на эти бабские антипатии глубоко плевать. Предосудительным чувствам он предпочёл предосудительные факты.
А свидетельнице так было только легче.
- Нет, - ответила она твёрдо. - Не приносил.
Стася не стерпела. Карчевская на неё не смотрела, она же, напротив, не сводила с конкурентки глаз. И не смолчала:
- Ещё как приносил, - вывела она злыдню на чистую воду.
Карчевская тоже не выдержала, обернулась к Стасе и повысила голос:
- Нет, не приносил!
Стася вскочила со своего места:
- Нечего кричать! Приносил!
Карчевская развернулась к сопернице, откровенно выказывая своё отношение к Высокому Суду вместе с его столом и заседателями. Она так и дышала ненавистью:
- Последний раз говорю для особо понятливых, что не приносил, и я не стану тут ни перед кем отчитываться!
Стася уже стояла посреди зала, практически нос к носу с Карчевской. В долгу она не осталась: её ненависть была ничем не хуже:
- Ещё как станешь! Перед судом!
- Да уж не перед тобой!
Ещё секунда, и обе дамы вцепились бы друг дружке в патлы. Патриция не сдержалась - наконец-то настоящая сцена ревности, в искренности которой можно не сомневаться!
- Папаша Климчак, что, совсем не пьёт? Даже за ужином ни капли? - яростно прошипела она, чуть не оглушив Кайтуся.
Тот только сердито зыркнул в её сторону.
Судья от души наслаждался скандалом, но, вспомнив про свои обязанности, с видимой неохотой привычно грохнул молотком по столу:
- Попрошу тишины! Свидетель Руцкая, вернитесь на своё место!
Стася нехотя уселась на лавку. Разбушевавшаяся Карчевская, вспомнив, где находится, повернулась лицом к судье. Прикольный старикан не замедлил похвастаться своей тактичностью:
- Когда вы узнали, что он её изнасиловал?
Карчевской удалось перевести дух, и она с трудом выдавила:
- В прокуратуре, после ареста.
- Вы верите, что изнасилование имело место?
- Нет, не верю!
- Почему?
- Он совсем не такой, я по себе знаю… Он невиновен!
- Так ведь он сам признался.
- Нет!
Господи, до чего же отчаянно это прозвучало. Перед судом разворачивалась настоящая трагедия. Просто горе горькое.
Судья чихать хотел на горе и трагедию.
- Подсудимый, как было дело?
На этот раз Климчак отвечать не рвался, встал медленно.
- Я её не насиловал.
- Но половой контакт был?
- Был.
- Вот видишь, - упрекнул свидетельницу бесчувственный старый пень.
Отчаявшаяся Карчевская лихорадочно искала, что ответить.
- Если сама набивается, а потом жалуется, как такую назвать?
Патриция могла бы ей подсказать. Коварной злодейкой, змеёй подколодной. Вот только коварства у Стаси не было ни на грош, равно как и необходимых знаний. Слишком уж она уверовала в свою драгоценную добродетель, а о собственной физиологии понятия не имела. Нет чтобы нужную книжку почитать, небось даже о существовании такой полезной литературы не догадывалась. Патриции вспомнилась подружка времён ранней молодости, чей жених, впоследствии муж, имел подобные претензии. Сколько слёз пришлось тогда вытирать у оскорблённой незаслуженными подозрениями…