Неизвестно, как бы сложилась дальнейшая судьба Чепцова, но вновь формируемые разведывательно-диверсионные отряды НКВД остро нуждались в саперах. Высокое начальство дало разрешение на отбор курсантов, проучившихся не менее пяти месяцев.
Обещали присвоить "младшего лейтенанта". Да и служба в спецотрядах НКВД, формируемых для действий во вражеском тылу, привлекала молодежь романтикой. Однако брали далеко не всех желающих, тщательно проверяли анкеты и личность добровольцев.
Олег Чепцов по всем показателям подошел. Тем более имел за плечами полдесятка прыжков с парашютом в институтском аэроклубе и немного знал немецкий язык.
– Такой нам подойдет, – сразу заявил Журавлев.
Но родное училище, выдав будущему диверсанту-парашютисту новое обмундирование, сапоги и вороненый пистолет "ТТ" с запасной обоймой, жестоко обидело курсанта. Вместо обещанного "лейтенанта" Олегу присвоили сержантское звание. Хотя некоторые добровольцы получили лейтенантские "кубари".
Чепцов пошел разбираться в отдел кадров, однако нарвался на неприятный разговор. Майор-кадровик из фронтовиков с ампутированной кистью руки заявил:
– А ты чего ожидал? Летчиков и то после училища сержантами на фронт отправляют, "кубари" они в боях зарабатывают. Ты не воевал, опыта не имеешь и вообще… недоучка. Ни сапером, ни инженером не стал, кинулся на первый зов, как муха на говно.
– Я воевать ухожу, – возмущенно возразил Олег. – А вы меня с говном сравниваете.
Майор понял, что переборщил, и постарался успокоить парня:
– Извини, старина, погорячился. Молодец, что от войны не бежишь. Офицерские "кубики" ты обязательно получишь, а пока старшим сержантом походишь. Хорошее звание, помощник командира взвода.
Поэтому Олег чувствовал себя обиженным и легко срывался на ссоры, что не прибавляло ему авторитета. "Грамотный шибко, вот и выделывается", – говорили про него остальные бойцы.
Между тем, пока Николай Мальцев лежал в санчасти и встречался по вечерам с Зоей Бородиной, произошло несколько событий.
Капитан Журавлев встретился с командиром отряда "Сталинцы" Ильей Бажаном и лейтенантом Андреем Зиняковым. Собственно, отряда как такого уже не было. В лесу, в наскоро вырытых землянках, отсиживались три десятка уцелевших партизан, несколько женщин и детей. Боеприпасов почти не осталось, люди голодали, общий настрой был подавленный.
Когда Бажан, не отошедший от гибели жены и многих близких ему людей, стал дрожащим голосом рассказывать о разгроме отряда, капитан сразу его перебил:
– Ты где таких слов нахватался? Разгром и прочее… У писателя товарища Фадеева? Так он, напротив, к борьбе призывал. Чего голова трясется, контужены, что ли, Илья Карпович?
– Мина рядом рванула.
– Так тебе лечиться надо.
– Я отряд не могу бросить.
– А это что за лейтенант рядом с тобой?
– Мой помощник, Андрей Зиняков, – растерянно отозвался Бажан.
– Такой должности не предусмотрено. Он кто? Начштаба, комиссар или ординарец?
– Ну… вроде начштаба.
– Справляется со своими обязанностями?
– Вполне. Грамотный, смелый командир.
– Так чего ты переживаешь? Лечись и назначай временным командиром отряда товарища Зинякова.
Журавлев и Кондратьев через особиста Авдеева и его агентуру прекрасно знали обстановку в отряде "Сталинцы". Им было известно, что от настоящего разгрома остатки отряда спасли энергичные действия лейтенанта Зинякова. Капитан Журавлев брал быка за рога: требовалось срочно убирать вялого, потерявшего всякую инициативу Илью Бажана и помочь лейтенанту.
– У нас в санчасти и полечишься. Такого заслуженного человека мы потерять не имеем права.
– Нет, мне отрядом командовать надо, – упрямился "Карп Иваныч". – Перед райкомом партии ответ держать.
Разговор с Бажаном был продуман заранее. Вмешался особист Авдеев. Он ронял короткие жесткие фразы, от которых Илья Бажан почувствовал себя совсем неуютно:
– Вам не только перед райкомом отвечать. Бездействие погубило отряд. Вы распустили людей: пьянство, связь с полицаями. Погибло более ста партизан, женщины, дети. Пахнет трибуналом. Если бы не контузия, я мог бы арестовать вас немедленно.
Переговоры закончились тем, что Илья Бажан написал приказ о назначении лейтенанта Зинякова Андрея Викторовича временно исполняющим обязанности командира отряда "Сталинцы" в связи с необходимостью лечения.
Приказ готовился здесь же, на месте встречи. Бажан, опытный хозяйственник и партиец, обдумывал каждое слово, опасаясь будущей ответственности. Опасаться было чего. Он был назначен командиром партизанского отряда районным комитетом партии по согласованию с обкомом. Порученное задание он провалил. Отряд не сыграл никакой роли в борьбе с немцами, и Бажан лихорадочно искал выход из сложившегося положения.
Журавлев его успокаивал:
– Полечишься, придешь в себя, а товарищ Зиняков будет решать все дела по укреплению отряда.
– Временно, – тут же вставил Бажан.
– Не цепляйся ты за слова, – не выдержал особист Авдеев. – Наворотил дел, сколько людей погибло. Спасибо скажи, что камень с шеи снимаем. Нам недолго с подпольным обкомом связаться. Тогда с тебя спросят уже по-другому.
– Я младшего сына с собой возьму, – понемногу сдавал позиции Илья Бажан. – Ему всего девять годков, пусть при мне остается.
– Забирай, – согласился Журавлев. – А теперь у нас разговор с Андреем Зиняковым будет. Прежде всего поздравляю с новым назначением.
Он крепко пожал руку лейтенанту.
– Спасибо. Только поздравлять-то не с чем. Сами знаете, в каком мы положении.
– В чем нуждаетесь в первую очередь?
Андрей Зиняков достал из планшета листок бумаги.
– Если сможете помочь патронами, очень выручите. У нас два ручных пулемета Дегтярева, винтовки, три автомата "ППШ" и несколько трофейных "МП-40".
– Четыре "ППШ", – поправил его Журавлев и снял автомат с плеча Бажана. – Он вам теперь не нужен, Илья Карпович. У вас ведь пистолет имеется.
– Пожалуй, – после минутной паузы согласился тот. Наморщив лоб, потянул "ППШ" обратно и решительно заявил: – Я из отряда не уйду, буду со своими до конца. Меня партия на эту должность назначила.
– Не дурите, товарищ Бажан, – сказал Журавлев. – Вы уже приказ подписали о назначении лейтенанта Зинякова.
– Я буду исполнять обязанности комиссара.
– С девятого октября сорок второго года институт комиссаров отменен. В Красной Армии введено единоначалие, а политруки и комиссары именуются теперь заместителями командиров по политчасти.
– Я такого указа не видел, – упрямился бывший командир отряда. – Но товарищу Зинякову мешать не буду. У него военный опыт, образование, а я займусь моральным духом бойцов.
Разговор тяготил всех и напоминал торговлю. Кое-как успокоили Бажана, а Зинякову пообещали передать тысячу винтовочных и пятьсот автоматных патронов.
– Завтра получите на этом же месте, – подвел черту капитан Журавлев. – Надеюсь, они будут использованы для активной борьбы с врагом. Кстати, тридцать бойцов – это мало. Планируете расширить отряд?
– Конечно. Надежные люди есть. Вчера приняли двух ребят.
– Осторожнее с приемом. В шпионов играть не будем, но немцы вам наверняка постараются подсунуть своих людей.
– Проверяем, – коротко отозвался лейтенант.
Через двое суток наконец появился долгожданный транспортник "Дуглас". На поляну, освещенную по периметру кострами, приземлились восемь парашютистов и были сброшены четыре грузовых парашюта.
Возглавлял группу, к немалому удивлению Журавлева, его бывший политрук заставы Илья Борисович Зелинский.
В ведомстве НКВД, с подачи Лаврентия Берии, не очень-то жаловали политработников, считая, что они не нужны. Особенно в тылу врага, куда забрасывали бойцов и командиров и без того трижды проверенных, не нуждавшихся в идейных наставниках.
Почти два месяца отряд Журавлева воевал без партийного руководства, и воевал, как было признано, неплохо. Обязанности комиссара формально исполнялись парторгом, одним из сержантов. Теперь появился подготовленный полит-работник, комиссар отряда.
Но пока решался вопрос, произошли изменения в структуре политического руководства. Старший политрук Зелинский теперь являлся лишь заместителем Журавлева, но по-прежнему именовался комиссаром особого отряда.
Впрочем, встреча старых товарищей была вполне теплой. В группе Зелинского были радистка, саперы-подрывники – очень нужные для отряда люди. В грузовых парашютах находились противотранспортные мины, взрывчатка, патроны, запасные батареи для раций, медикаменты.
Получили также теплое белье, с десяток меховых безрукавок, двадцать пар утепленных сапог, шапки, фланель для портянок. В одежде и обуви люди нуждались не меньше, чем в боеприпасах. Во время длительных переходов по бездорожью сапоги буквально сгорали, а вместо портянок использовали разное тряпье.
Зелинский привез свежие газеты. Больше всего бойцов интересовала обстановка в Сталинграде.
Однако, как было заведено в советских средствах массовой информации, сведения о Сталинграде ограничивались общими фразами. Защитники города мужественно отражают вражеские атаки, город держится.
– Ну, а ты что скажешь? – спросил комиссара Иван Макарович Журавлев.
– Тяжелая там обстановка. Наши части удерживают лишь узкую полоску берега. Немцы трубят, что после взятия Сталинграда война закончится, но город не отдадут, это точно.
– На Сталинграде свет клином не сошелся, – как всегда, напрямую рубанул Федор Кондратьев. – Кроме него, еще Россия есть, а ее хрена с два одолеешь.
– Ты такие мысли при себе держи, – усмехнулся новый комиссар. – Не забывай, чье имя город носит. И речи не может быть о сдаче Сталинграда.
– А как там американцы с англичанами? – спросил Журавлев, переводя разговор на другую тему. – Про второй фронт ничего не слышно?
– Пока нет. Но в Северной Африке генерал Монтгомери нанес фрицам крепкий удар. Одних немцев и итальянцев тысяч двести в плен взяли.
– Африка далеко, хотя приятно, что Гитлер снова в морду получил.
В командирской землянке не спали до утра, жадно слушали новости с Большой земли, отметили встречу привезенным спиртом и партизанским ужином из подстреленного кабана и соленых грибов.
На следующий день устроили банный день, выставив двойные посты, чтобы немцы не испортили праздник. Николай Мальцев кроме теплого белья получил овчинную безрукавку.
– Бушлат у тебя продырявлен, от крови кое-как отстирали, – сказал старшина Яков Будько. – А безрукавка меховая, хорошо греет.
Получили безрукавки хирург Наталья Малеева и медсестры Люся и Зоя. Жердяй вместо вконец разбитых сапог получил новые кирзачи сорок пятого размера. Чепцову кроме белья достались лишь теплые портянки. Он незамедлительно съязвил:
– Командирским любимчикам – меховые жилетки, а тем, кто попроще, белье да портянки.
Леня Жердев запустил в него огрызком яблока и заявил:
– Залежался ты, Олежа, со своими царапинами в санчасти. Бурчишь, как старая бабка. Меховую жилетку он не получил – вот беда!
А Николая Мальцева вызвал к себе особист Авдеев. Протянул папиросу и, прикурив, спросил:
– Ну что, как рука?
– Заживает. Автомат удержу, если надо. А в чем дело?
– Группу формирую. Пора с Шамраем заканчивать. Может, и Филина заодно прищучим. Василь Грицевич готовится, Иван Луков из местных. Чепцова Олега думаю взять.
– Чепцова за какие заслуги?
– Я в группу людей не за великие заслуги беру. Хоть вы с ним на ножах из-за девки, но он единственный в отряде немецкий язык знает.
– Зоя не девка, а моя подруга. Невеста, можно сказать. Так что выбирай слова, товарищ лейтенант.
– Ладно, замнем, – отмахнулся Авдеев.
Когда формировался отряд, в него был включен переводчик в звании младшего лейтенанта. Он находился в группе Кондратьева и погиб в первый же день. Капитан Журавлев просил прислать переводчика, но вместо него появился комиссар отряда. Самый необходимый человек!
– Ну, если рана заживает, то начинаем подготовку к операции "Охота на Удава". Подходящее название?
– Вполне. Эта змеюка давно на мушку просится.
– Тогда поторопимся. Я и так неделю потерял, пока высадку пополнения обеспечивал. Журавлев сегодня опять напоминал. Ему отчитываться перед начальством надо. Требует, чтобы до седьмого ноября с Шамраевым разобрались.
Когда Мальцев вернулся в санчасть, узнал, что только что умер Максим Чередник.
– Фросю свою напоследок позвал, – рассказывал Леня Жердев, – а потом всхрапнул, словно поспать собрался, и отошел.
Зоя с заплаканными глазами собирала белье, она еще не привыкла к смертям. Тело Чередника куда-то унесли, а на его место положили раненного в грудь бойца. Дышал он тяжело, с хрипом, лицо было белое, бескровное.
Оказалось, что вернулась с "железки" группа подрывников во главе со Степаном Пичугиным. Воробей сработал как надо. Мина нового образца, установленная на высокой насыпи, рванула, сбросив с рельсов паровоз. За ним посыпались вагоны с людьми и платформы с техникой.
Когда группа отходила, ее обстреляли. Один из саперов был тяжело ранен. Его осматривала врач-хирург Наталья Малеева.
– Готовьте раненого к операции, – сказала она старшей медсестре Люсе.
А Степан Пичугин, прикуривая самокрутку, с досадой проговорил:
– Сапер из недавно прибывших. Минирование хорошо усвоил, а когда уходили, задержался. Смотрел, как вагоны горят и фрицы разбегаются. Ну и поймал пулю в правое легкое.
– Говорят, удачно состав рванули.
– Вроде неплохо. Десятка два вагонов и платформ под откос ушли. На платформах самоходки и танки были, а в вагонах экипажи и техобслуга. Теперь всполошатся, гады.
– Тебя, Степан, наверняка к ордену представят, – сказал Олег Чепцов, который тоже собирал вещи.
– Хоть к ордену, хоть к медали, – отмахнулся рыжий подрывник. – А Петро, я гляну, доходит. Три часа несли, кровью наполовину истек.
Сапер-подрывник умер, когда его переносили в операционную. Олега Чепцова хирург Малеева отпустила без возражений.
– Если плохо себя почувствуешь, сразу приходи.
– С чего ему плохо будет? – усмехнулась Люся. – Шкуру слегка оцарапало, так он неделю отлеживался. Теперь готов к подвигам.
– Тоска тут у вас зеленая. Люди мрут один за другим. Лучше я к своим вернусь.
– Ох и говнюк! – не выдержал Леня Жердев, а Люся выругалась матом. Старшая медсестра не слишком привечала Олега. Вначале он настойчиво привязывался к Зое, а затем подкатывался к Люсе, которая не была строгого нрава и мужиков жалела.
– Бьют вас, калечат, а приласкать некому, – подвыпив, иногда рассуждала Люся, потерявшая мужа в начале войны.
Если Чепцова выписали без проблем, то, осмотрев рану Николая Мальцева, лейтенант медицинской службы Малеева, подавленная сразу двумя смертями, устало спросила сержанта:
– Куда ты торопишься? Тебе еще минимум дней пять лежать надо. Тоже героем быть хо-чешь?
– Наталья Сергеевна, надо мне делами заниматься. А к вам я на перевязки приходить буду.
– Авдеев что-то там выдумал, – угадала лейтенант Малеева. – Пусть здоровых берет.
После короткого спора отмахнулась:
– Не нуди. Пару дней еще полежишь, а там видно будет.
На следующий день хоронили умерших от ран бойцов. Комиссар Зелинский произнес речь, в которой повторялись слова "мужество, героизм, беззаветная преданность" и прочий стандартный набор из лексикона политработников.
– Какая, к черту, преданность, да еще беззаветная! – раздраженно переговаривался Николай Мальцев со старым другом Василем Грицевичем. – Максим Чередник полторы недели с продырявленной головой умирал, жену без конца звал. И Петро, сапер, всего три дня в отряде пробыл. Зевнул и поймал пулю.
– А чего другого ты от комиссара хотел? – отозвался снайпер. – Награды хотя бы языком надо отрабатывать.
Несмотря на холодную погоду и порывистый сырой ветер, Илья Борисович стоял в распахнутом полушубке. Хотел, чтобы все видели две нашивки за ранения, медали "За оборону Москвы", "За боевые заслуги" (точно такие имел Николай Мальцев) и новенький орден Красной Звезды.
Большинство командиров и бойцов отряда стояли в потрепанных шинелях и бушлатах, прожженных у костров. В руках мятые шапки (кто не успел получить новые), пилотки, парашютные шлемы. Капитан Журавлев незаметно толкнул комиссара, подавая знак, что пора закругляться.
Треснули короткие пистолетные залпы из трех стволов. Стрелять в расположении отряда категорически запрещалось, потому и прощальный салют получился весьма скромный.
Мало кто в отряде знал, что Журавлев имел со своим комиссаром короткий жесткий разговор. Когда Зелинский попросил список коммунистов и комсомольцев, капитан, глядя ему в глаза, заявил:
– Список ты получишь, но опять вернешь его парторгу. Не думай, что в отдельной землянке будешь отсиживаться и бойцов воспитывать. На боевые задания ходят все – ты не исключение, раз в немецкий тыл напросился.
– Ты что, Иван Макарыч… – начал было комиссар, но Журавлев сделал знак, чтобы тот помолчал.
– Нас тут всего горстка. Воспитывать друг друга необходимости нет. Хотя вновь принятых будешь проверять вместе с Виктором Авдеевым.
При этих словах особист согласно кивнул.
– Насчет политработы? Дадим возможность выступать перед местным населением как представителю Красной Армии. Пусть видят твои звезды, ордена, знают, что наша армия рядом. Но основная работа: разведка, боевые операции на "железке", удары по врагу. Этим и будешь заниматься, когда приглядишься немного.
– В селах ведь немцы и полицаи, – вырвалось у Зелинского.
– Мы здесь хозяева, а не фрицы и "бобики", – припечатал ладонь к столу капитан Журавлев, давая понять, что разговор закончен.
Командир отряда пребывал не в лучшем настроении. В очередной шифрограмме ему предлагалось провести разведку и тщательно изучить систему охраны железнодорожного моста через Десну. Извилистая река пересекала Брянскую область и, пройдя путь в несколько сот километров, впадала в Днепр.
Мост, который имело в виду командование, находился возле поселка Витемля ближе к истоку Десны и представлял собой значимый объект. Уничтожение его перерезало путь на Гомель, Брянск и существенно затрудняло бы доставку немецких войск к фронту.
Об уничтожении моста речи пока не шло. Требовалась основательная подготовка, большой запас взрывчатки, а особенно – вся информация. Журавлев хотел немедленно вызвать Федора Кондратьева, но раздумал.
Не надо пока дергать людей. Старший лейтенант удачно организовал подрыв эшелона, готовился к новому выходу на "железку". Виктор Авдеев занимается Шамраем.