- И здесь и в Голливуде одни проблемы. А они, мне кажется, не ладили?
- Всякий раз, когда Флетчер упоминал имя Полин, он начинал брызгать слюной от злости.
- Вот и еще один подозреваемый.
- Можно подозревать всех, как я уже и сказала, - тихонько рассмеялась Айкенберг, она снова коснулась его руки и вздохнула.
Смит не понял, собиралась ли она сказать что-либо серьезное или это был вздох удовлетворения. Ее последующая реплика не дала ответа на этот вопрос.
- Вам бы хотелось увидеть письма? - без всякого выражения проговорила она.
Смит был удивлен, что она заговорила о такой возможности.
- Да, - ответил он, - конечно, хотел бы.
- Значит, вы все же адвокат Тирни, - сказала она, наклоняясь вперед, лицо ее просветлело.
- Нет, я не адвокат его. Вы предлагаете мне посмотреть письма?
На ее лице отразилось раздумье, Дарси словно решала, заслужил ли ребенок награду. Они посмотрели друг другу в глаза.
- Нет, - ответила она. - Но это относится к сегодняшнему дню, а есть, как вы говорите, еще и завтра.
- Иногда для тех, кто попал в затруднительное положение, "завтра" может и не наступить, - резко проговорил Смит. - Ну ладно, ваши слова о письмах звучали многообещающе, хотя вы и не сказали мне больше того, что сообщили Венделю. Думаю, что мне не стоит вас винить в этом. Мне нравятся люди, играющие по правилам. Но возможно, вы мне поясните, насколько это личные письма.
- Вы хотите знать, есть ли там откровенные описания их любовных ласк, воспоминания о минутах, полных страстных стонов и вздохов. Нет, ничего подобного там нет. Их можно назвать так, как я их назвала сразу, - это любовные письма. Определение достаточно точное. Эти письма писал мужчина, который сильно влюблен.
До этого момента Смит не определил четко для себя, писал или не писал Тирни эти письма. Сейчас же у него появились сомнения. Возможно, Тирни и Полин состояли в интимных отношениях, но расчетливый и сухой, в высшей степени деловой человек, Вендель вряд ли был способен на пылкую любовь, еще менее вероятно, что он начал бы изливать свои чувства на бумаге. Но Смит не стал вслух говорить о своих сомнениях. Он ждал, что еще скажет Айкенберг. И у нее действительно было, что сказать.
- Мне кажется, будет справедливо сообщить вам, Мак, что кто-то дал информацию о письмах… - Она назвала его Мак, и от этого Смиту стало одновременно беспокойно и приятно.
- И кому же была передана информация? Прессе? - Смит весь напрягся в своем кресле.
- Боюсь, что так. - Она избегала его взгляда и смотрела в тарелку с недоеденным ленчем.
Смита охватил гнев.
- Они появятся в газетах завтра утром. - Теперь она подняла глаза и грустно покачала головой.
- Вы хотите сказать, что не можете передать эти письма Венделю Тирни, и в то же время их завтра напечатают в этих дурацких газетах.
- Не говорите так. - Она подняла руки, словно защищаясь. - Я к этому не причастна.
- А кто? В чьем ведении они находились?
- В отделе вещественных доказательств.
- Хороший отдел!
- Да, да, я согласна. Я потребовала провести расследование, чтобы установить источник утечки информации.
- Не поздно ли запирать конюшню, когда лошадь сбежала?
- Но я не могла предположить, что "дверь" оставят открытой.
- Были переданы подлинники?
- Нет, нет. Письма продолжают находиться в папке с делом. Насколько я понимаю, кто-то передал репортеру их содержание.
"Слабое утешение", - подумал Смит. И хотя был очень рассержен, он понимал, что не стоит срывать зло на Айкенберг.
- Ну что ж, - покорно вздохнул Смит, - я благодарю за информацию. Передам все Венделю. Для него и его семьи последствия будут катастрофическими.
В первый раз с момента своего прихода в кафе Дарси казалась смущенной. Она заговорила, потом оборвала себя, затем продолжила:
- Мне искренне жаль, Мак, что так хорошо начавшийся ленч завершается подобным образом. Могу уверить вас только в одном. Меня, как и вас, глубоко возмутило произошедшее. Надеюсь, что вы скажете об этом мистеру Тирни.
- Обязательно. Мне пора идти. - Он потянулся к чековой книжке, но Айкенберг остановила его.
- Мое предложение о ленче, я и плачу.
- Мы можем его повторить когда-нибудь? - спросила она уже на улице, протягивая на прощанье руку.
И хотя Мак намеревался ответить что-либо типа: "Думаю, что это не лучшая мысль", он сказал:
- Возможно, спасибо за ленч и за информацию, - и пожал протянутую руку.
Из ресторана Смит прямиком отправился в спортивный комплекс при университете Джорджтауна, чтобы привести в порядок мысли и немного встряхнуться. Он много лет приходил сюда потренироваться и привык посещать именно этот спортивный зал, хотя мог заниматься в своем университете. Он провел два интенсивных часа у тренажеров, а затем несколько раз пересек бассейн, почувствовав в итоге полное изнеможение.
Домой Смит приехал в 16.30, купив на ужин две порции меч-рыбы и набор продуктов для салата. Он позвонил Венделю Тирни, но тот уехал на день по делам. Смит настоятельно просил сообщить ему, где он может застать Тирни. Ему дали номер телефона отеля "Уолдорф Астория". Смит оставил для Венделя сообщение, в котором просил обязательно позвонить.
Анабела вернулась, когда Мак собирался жарить во дворе рыбу на жаровне. Она прошла в спальню, несколько минут провела за письменным столом, затем переоделась в спортивный костюм и вышла к мужу. Они поцеловались.
- Как прошел день? - спросил он.
- В основном он был суматошный и бестолковый, - ответила она. - А как у тебя?
- Думаю, что могу сказать то же и о себе, хотя мне и удалось интенсивно потренироваться.
- Ты поговорил с детективом Айкенберг?
- Ты знаешь, да. Плохие новости для Венделя. Кто-то из полиции передал содержание писем прессе. По словам Айкенберг, завтра информация об этом появится в газетах.
- О Господи, - охнула Анабела. - Это же ужасно.
- Именно так. - Через раскрытое окно до них донесся телефонный звонок.
- Возможно, это Вендель. Я звонил ему в Нью-Йорк. Извини.
- Может, ты хочешь, чтобы я чем-то помогла? - спросила Анабела.
- Нет, но все равно спасибо. Все под контролем. Более или менее.
16
На следующее утро
В то утро вторника все вокруг словно договорились перессориться.
Именно тогда частный детектив Антонио Буффолино (Буффолино - через О, как он всегда настойчиво повторял секретаршам) покинул свой дом в 5 часов. В ушах его не переставали звучать "нежные" напутствия Алисии: "Ты никогда не переменишься. Безответственный, равнодушный, черствый болван".
Перепалка между Тони и его третьей женой пробила брешь в довольно долго продолжавшемся периоде спокойствия. Два предыдущих брачных союза не отличались длительностью мирных передышек. Два дня без стычек казались годами мирного сосуществования.
С Алисией все обстояло иначе. По крайней мере его отношение к ней отличалось от поведения с двумя предыдущими супругами. Возможно, она смогла подобрать к нему ключ. Может, отсутствие детей смягчило атмосферу в их семье (его дети от двух браков жили со своими матерями) или он стал с возрастом мягче характером. Такая возможность время от времени приходила ему в голову, но он быстро отвергал ее. Он предпочитал, чтобы дело было в Алисии или в отсутствии постоянной детской возни. Непредвиденный взрыв произошел за обедом накануне, когда Тони объявил, что до окончания дела он переезжает в дом к Тирни, где ему отвели комнату.
- Он хочет, чтобы я находился на службе двадцать четыре часа в сутки, - пытался Буффолино объяснить жене свой переезд.
Аргументы Алисии выглядели логично. Особняк Тирни находился в тридцати минутах езды от их дома. Тони пытался возражать, подчеркивал, что инициатива исходила от Тирни. Их богатый клиент пожелал, чтобы он, Тони, жил рядом.
- А что мне надо было сделать, Ал, послать его подальше? Ты мне все уши прожужжала насчет баксов. Теперь я заколачиваю их у Тирни, мне кажется, тебе надо радоваться.
- Радоваться? С чего это? Не оттого ли, что ты будешь болтаться неизвестно где и с кем? Ты женатый человек, Тони.
И так далее, в том же духе. Перебранка продолжалась до самого его ухода. Тони вышел из дома, едва сдерживаясь.
- Я позвоню, - бросил он жене.
- Можешь не беспокоиться, меня не будет, - не осталась в долгу Алисия.
Тони приехал в особняк Тирни и распаковал вещи в отведенной для него небольшой, тесноватой комнате над гаражом. Там стояла узкая кровать, металлический ящик, служивший шкафом, рядом в ванной комнате были раковина, душ, который не мешало почистить, а также туалет - вот все удобства, ждавшие Тони в его новых апартаментах. Закончив устраиваться, Буффолино спустился вниз, во двор, окаймленный хозяйственными постройками, и отправился делать обход. Он подошел к трем нанятым им охранникам. Один из них был на пенсии, второй на инвалидности, а третий продолжал служить в полиции, но нуждался в дополнительных деньгах. Перекинувшись с ними несколькими словами, Тони обошел дом и остановился рядом с маленькой закрытой верандой, расположенной непосредственно под окнами спальни хозяев. До него донесся женский плач.
- Пожалуйста, возьми себя в руки, - раздался голос Венделя Тирни.
Буффолино застыл, затаив дыхание.
- Ты опозорил семью, - проговорила женщина громко, пытаясь сдержать рыдания.
- Я не могу отвечать за других, - оправдывался Вендель. - Я не писал этих писем, и я вне себя из-за того, что они стали достоянием прессы. Но я не в силах что-либо сделать, Мэрилин.
- Но ты мог бы держать себя в рамках с этой женщиной. - Голос принадлежал другой женщине. Буффолино предположил, что говорила дочь Венделя - Сюзен.
- Тебе лучше помолчать, - отрезал Тирни.
- Держал бы брюки застегнутыми, и мы не оказались бы в таком неприглядном положении, - выпалила Сюзен в ответ.
Воцарилось молчание, затем хлопнула дверь. Буффолино представил себе комнату наверху и сделал вывод, что Сюзен ушла.
- Она права, - сказала Мэрилин.
- Она просто маленькая потаскушка и больше ничего, ты это прекрасно знаешь.
В ответ прозвучал сдавленный, холодный смех Мэрилин.
- Кстати о потаскушках. Ты не смог сохранить в тайне свои делишки. Спать с Полин - одно дело, но писать ей пылкие письма это глупо.
- Я уже говорил тебе, что не писал никаких писем. И не спал с Полин. Господи, Мэрилин, все это тяжело и без твоих упреков. Почему ты не можешь мне поверить?
Миссис Тирни говорила тихо, Буффолино едва различал слова. Он склонил голову набок и приложил ладонь к уху, чтобы лучше слышать.
- Я верила тебе долгие годы, Вендель, мирилась с твоей самонадеянностью и необузданными инстинктами. Больше я этого делать не буду.
Дверь снова громко хлопнула. Буффолино прислушивался к разговору наверху и не заметил, как к веранде подошел Чип Тирни. Молодой человек кашлянул, Буффолино оглянулся и изобразил на лице улыбку.
- Доброе утро, Чип, - поздоровался Тони. - Похоже, день будет хороший.
Молодой Тирни промолчат.
- Ваши дома? - вежливо осведомился Буффолино.
- Думаю, да. - Губы Чипа искривила язвительная усмешка. - Извините. - Он исчез в доме.
Буффолино повернулся на шуршание шин по гравию дорожки. Машина остановилась, и из нее вышли двое мужчин - дневная смена охранников. Но их должно было быть трое. Тони поинтересовался, где третий.
- Мы заскочили за ним, - ответил один из приехавший, - но жена нам сказала, что он сегодня не выйдет на работу.
Буффолино выругался сквозь зубы. Всегда возникают проблемы, когда для выполнения задания приходится привлекать других людей. На них нельзя положиться, даже на полицейских, особенно на полицейских.
Тони обошел дом и спросил у охранника, дежурившего ночь, не согласится ли он остаться еще на одну смену. Тот начал недовольно вздыхать, потер глаза, встал, потянулся.
- Полуторная ставка, - пообещал Буффолино.
- Ладно, Тони.
Буффолино вернулся во двор и вошел в дом через заднюю дверь. Хотя ему было сказано, что он может свободно распоряжаться в доме, он понимал, что ограничения существуют. Он набрал номер Смита.
Мак ответил сразу.
- Ты как будто дожидался моего звонка.
- Вовсе нет. Вот сижу и стараюсь понять, почему повысился налог на дом, а еще я читал эту желчную статейку в газете о письмах, найденных в квартире Полин Юрис. А ты где?
- В резиденции Тирни.
- Реакция твоего клиента была бурной?
- Достаточно сильной.
- Представляю. Нравится новое задание?
- Еще бы. Это очень многообещающее дело, не знаю, как тебя благодарить, что ты свел меня с этим клиентом. Но думаю, что это перестраховка с его стороны. Здесь система охраны, как на военной базе.
- Ты сказал ему об этом?
- Я что, чокнутый? У тебя есть на сегодня планы?
Обычно беседы Смита и Тони были редкими и короткими. Но в то утро частный детектив вел себя, словно старый друг, приглашающий приятеля на партию в гольф.
- Почему ты спрашиваешь? - поинтересовался Смит.
- Подумал, не согласишься ли прокатиться со мной.
- Прокатиться? Куда?
- Вверх по реке. Мои люди на местах, полагаю, что могу пару часиков отдохнуть на воде. Может быть, и перекушу в одном из прибрежных кафе.
"Он действительно приглашает меня прогуляться", - подумал Смит.
- Знаешь, Тони, у меня на сегодня нет ничего особенного, надо только купить кое-что к ужину, может быть, позанимаюсь в зале или порасспрашиваю тебя о деле Юрис.
- Значит, ты адвокат Тирни, - довольно крякнул Буффолино.
- Не говори чепухи.
- Я сам слышал.
- О чем?
- Что ты снова на коне.
- И где, черт возьми, ты об этом слышал?
- Весь город говорит, Мак. Ты же знаешь Вашингтон. В любом случае для меня большая честь быть с тобой в одной лодке. Сможешь подъехать к Тирни к десяти?
У Смита появилось ощущение, словно его неудержимо влечет к себе мощный магнит. Ему не хотелось ехать. Смит был так воспитан, что считал зазорным болтаться без дела в рабочее время. Иногда он обещал себе, что как-нибудь днем обязательно сходит в кино, но так никогда на это и не решился. И неважно, что он мог дремать в своем кресле или убивал время, листая каталоги и информационные бюллетени. Он не видел в этом ничего предосудительного. Но вот кино днем? Или прогулка по реке с Тони Буффолино?
А почему, собственно, и нет?
Сюзен Тирни пулей вылетела из дома, села в машину и долго сидела в ней, приходя в себя. Отца она ненавидела, но ее чувства не распространялись на машину - "Крайслер ле Барон" выпуска 1992 года с откидным верхом, которую он купил ей два месяца назад. Отец всегда был властным и деспотичным. Как могла мать мириться с этим столько лет? Он настаивал, чтобы все в доме поступали так, как считает нужным он, подчинялись установленным им правилам. Одно это доставляло мало радости, а тут еще письма к Полин.
Сюзен в какой-то степени даже радовало, что письма обнаружились. Пришла пора раскрыться обману. Об отношениях между отцом и Полин знали все. Нужно было быть просто глухим и слепым, чтобы ничего не замечать. Естественно, в доме таких не имелось. Мать закрывала на все глаза и предпочитала, как сказано в Писании: "подставлять другую щеку". И все из-за того, что она любила деньги, ей нравилась дорогая обстановка дома, сам дом, поездки в Европу, Южную Америку. Как можно за это продаваться?
Много раз она умоляла мать уйти от отца. Но безрезультатно. Мать рассказывала, каким унижением было для нее играть роль радушной хозяйки, принимать его друзей и деловых партнеров, как нестерпимо было видеть, что он возвращается в три-четыре часа утра, не потрудившись объяснить, где и с кем проводил время. В минуты откровения мать признавалась ей, что семья значила для нее больше, чем ее личные переживания. Чушь и вранье. Сюзен любила мать, но знала, что деньги и только деньги крепче цепей приковали мать к отцу. Что же это за жизнь? По крайней мере, у нее, Сюзен, хватило духу порвать с этим. Уехать прочь… на машине последней модели, купленной отцом.
Она поставила автоматический перевод передачи в нижнее положение, машина отъехала, из-под задних колес брызнул гравий. Рядом с ней на сиденье лежала застегнутая на молнию пустая полотняная сумка. Сюзен едва успела в аэропорт, чтобы сесть на девятичасовой рейс в Нью-Йорк.
Угрюмый, неразговорчивый водитель такси довез Сюзен до Школы драматических искусств Саула, расположенной в нижней части Бродвея. При виде скудных чаевых араб-водитель разразился потоком брани - здесь его английский был доведен до совершенства.
Сюзен торопливо открыла дверь и побежала вверх по испачканной всевозможными надписями лестнице, перепрыгивая через две ступеньки. И вот она в основном репетиционном зале, где еще тридцать полных честолюбивых замыслов актеров и актрис ожидали появления основателя школы и ее гуру - духовного вождя. Многих из присутствующих Сюзен знала, она поздоровалась со всеми, обнялась с некоторыми, толкнула в грудь молодого человека, позволившего себе легкомысленное замечание в ее адрес.
И вот вошел он.
Небольшого роста, с отмеченным оспинами лицом, черными волосами, волнистыми прядями, ниспадавшими на плечи. Темные глаза блестели за стеклами больших очков в тонкой оправе. К груди он прижимал пачку сценариев. Сам Артур Саул прошествовал мимо своих студентов и занял обычное место в центре импровизированного репетиционного зала. Его более молодой помощник, высокий, с крашеными светлыми волосами, явно не пытавшийся скрывать свои гомосексуальные склонности, оглядел собравшихся, как пастух, выбирающий овцу для заклания.
- Сюзен Тирни, - произнес он с присвистом.
- Я первая? - нервно выкрикнула Сюзен, окидывая взглядом зал. Она была готова отказаться, попросить, чтобы начинал кто-то другой, но вовремя вспомнила, что произошло в прошлый раз. Саул пришел в ярость.
- Знаешь, моя миленькая, богатенькая дрянь, - взорвался он, вскакивая со стула, - передай своему режиссеру, что тебе еще нечего здесь делать.
Вспомнив эту сцену, Сюзен поднялась по трем ступенькам, отделявшим ее от сцены, вышла на середину и посмотрела на Саула.
- Как дела, мисс Тирни, каков денек выдался? - усмехнулся он.
- Все прекрасно, Артур. Я в порядке, прилетела сегодня утром.
- На папочкином личном самолете?
Лицо ее вспыхнуло смущением и гневом.
- Нет, - ответила она, - я прилетела обычным рейсом.
- Как демократично, - с притворным одобрением захлопал в ладоши Саул. - А как поживают ваши состоятельные мама с папой?
Она стояла, прижав к бокам руки со сжатыми кулаками, и беспомощно оглядывалась.
- Почему ты все время напоминаешь мне о семье? - спросила она, выходя на авансцену. - Я приехала учиться, мне хочется стать хорошей актрисой. Причем здесь моя семья? Я не выбирала, где мне родиться. Я знаю, где я сейчас и чем хочу заниматься.
- Рвешь связывающие тебя путы, - еще громче зааплодировал Саул, неправдоподобно высоко поднимая брови. - Ты, видно, сильно взволнована. Неприятности дома?
Сюзен глубоко вздохнула и сунула руки в карманы джинсов. Она немного помолчала, глядя в пол, затем подняла голову.