Она знала женщин, сама была из их числа. Она знала мужчин, знала, как бывают они хрупки, когда хотят быть слабыми. Но в этот раз не мальчик встретился с девочкой. Бишоп, который мог обуздать свой темперамент и отразить атаки любой амазонки, встретил Мелоди, которая обжигала своей сексуальностью, как огнем, если хотела добиться определенного мужчину. Вчера вечером эта женщина явилась сюда за добычей; Горри сама ее впускала, Горри знает. А наутро Хьюго оказывается в глубоком трансе, словно его заморозили, в таком состоянии, что даже она, Горри, не может до него достучаться. Он был холодным, вежливым, разговорчивым, намеренно обычным, но ее не обманешь. Бишоп прочно закрылся в своей твердой стальной раковине. Заполз в нее, как рак-отшельник. Мисс Горриндж ничего не имела против этого. Ей нравилось это, потому что так и должно было быть, раз Мелоди в городе.
Но он заказывает билеты на дневной самолет просто потому, что Мелоди об этом попросила.
Мисс Горриндж смотрела на телефон, раздумывая, достаточно ли прочны створки раковины. Ведь Бишоп всего лишь мужчина, а мужчины имеют еще одну слабость, кроме прочих; и сейчас он подвергал себя испытанию как раз с этой стороны.
* * *
Солнце косыми лучами падало через окна и ярко вспыхивало на хромированных и металлических поверхностях, на инструментах, темных сгустках машинного масла. На тонком тряпичном мате лежал человек, только ноги торчали из-под машины, будто тело его там защемило, и он не мог даже крикнуть. На ногах его были широкие рабочие брюки, лицо перепачкано маслом и грязью, собравшейся в длинном рифленом поддоне. Двигалась его рука с гаечным ключом, осторожно закручивая гайку: лишний поворот - и можно сорвать резьбу или срезать штифт, и тогда придется тратить не меньше часа, чтобы исправить ошибку.
Механик закончил завертывать гайку и опустил голову на мат. Мускулы шеи свело от напряжения. Пот скопился в складках век. Он закрыл глаза, а когда открыл, увидел лицо в треугольнике между поддоном картера и осью рулевого управления. Повернув голову набок и скосив глаза, он посмотрел на принадлежащие человеку ботинки. Замшевые, коричневые, они стояли на некотором расстоянии друг от друга.
Механик стал выбираться, стараясь не задеть лицом залепленное грязью крыло автомобиля. Кровь отлила от головы, когда он встал на ноги, и несколько секунд он чувствовал головокружение. Потом отключил яркую лампу и поднял глаза на посетителя.
- Будете осматривать машину?
Бишоп слегка повернул голову.
- Да, - сказал он, разглядывая останки "вентуры", размещенные рядом с другим автомобилем. Неделю назад "вентура" лежала на боку; теперь он впервые видел ее в нормальном положении, и она производила совсем другое впечатление. Бишоп уже отметил несколько деталей, которые ускользнули раньше от его взгляда. Неисправности двигателя лучше всего видно тогда, когда машина стоит прямо; если перевернуть ее на девяносто градусов, то вся она покажется неисправной.
Бишоп начал обходить "вентуру" кругом. С ветрового стекла и с руля управления смыли кровь. На корпусе сохранились свежие следы тросов, которыми цепляли машину, когда вытягивали ее на дорогу, на заднем бампере остался обрывок веревки. В трещинах виднелась белая и черная краска, содранная с дорожного ограждения; листик, застрявший в разбитой фаре, пожух и пожелтел. Единственный представитель живого мира в этой груде мятого металла, и тот уже умирающий.
Капот по-прежнему был поднят, открывая взгляду двигатель, и все так же напоминал посиневший рот мертвеца. Под капотом, напротив одной из перекрестных стоек, лежал смятый мотылек. Он превратился в темно-золотое пятно. Должно быть, ударился о стойку и разбился. Учитывая скорость его полета и скорость машины, не удивительно, что мотылек превратился в сплошное месиво.
Бишоп продолжал осматривать "вентуру". Он надолго задержался возле решетки радиатора и вентиляционных отверстий для передних тормозов, а затем, прищурившись, сделал множество мысленных снимков корпуса между радиатором и передними дверцами.
Прежде чем уйти из гаража, Бишоп еще раз взглянул на мотылька. Видимо, он был довольно крупным по размеру, прежде чем его смяло. Слишком крупным, чтобы залететь через решетку радиатора или через сетку вентиляционных отверстий. Не мог он попасть и через прорези по бокам капота, потому что их просто не было. И снизу не мог проникнуть, так как там шла глухая металлическая панель, ограждающая двигатель; она находилась между картером и корпусом двигателя и препятствовала попаданию грязи, сырости и пыли, летящих с дороги. И мотыльков в том числе.
Бишоп долго разглядывал мотылька, понимая, что это как раз то, чего ему раньше не хватало. Он вел разговоры с Мелоди и Софи; он выслушал то, что рассказали люди во время дознания; он получил исчерпывающие сведения о Брейне от мисс Горриндж. Но ничто не удивило его так, как смерть этого насекомого.
Он посмотрел на часы и обнаружил, что у него есть еще минут десять. Главный механик находился на участке регулировки двигателя - длинном, выкрашенном белой краской ангаре, где работал конвейер. Бишоп подошел к нему:
- Спасибо, что позволили мне еще раз осмотреть машину.
Мужчина поднял на него взгляд, вытер пот со лба. Здесь было жарче, чем в главном помещении.
- Да не за что, - ответил он.
- Ничего нового я не нашел. Единственная есть там задачка - из таких, что всю ночь можно думать и все равно не решить.
- Да?
Бишоп кивнул.
- Да. Я подумал, вам может быть интересно; но вы, наверное, очень заняты.
Механик пожал плечами, ухмыльнулся и пошел с Бишопом в главный пролет гаража. Подойдя к смятой "вентуре", Бишоп указал на капот и спросил:
- Вы видели там мотылька?
- Да, - ответил старший механик.
- Как он туда попал?
- Ну, наверное через… - с ходу начал было человек, но замолчал, наклонился и заглянул внутрь. Потом согнулся над смятым крылом и осмотрел защитную панель, идущую вокруг двигателя. Снова отступил и уставился на мотылька.
Бишоп протянул ему сигарету и отправился к своей машине. Он уже отъезжал, а старший механик все стоял перед "Вентурой". И Бишоп знал, что он так и не нашел ответа на вопрос и вряд ли найдет. Потому что это одна из тех задачек, над которыми можно корпеть всю ночь, но так и не решить.
Ход девятый
Дождь загонял людей в бары, на террасы, в казино и клубы. Они бежали с пляжей, с теннисных кортов, из парков и скверов. Там, где не было крыши над головой, стало безлюдно; по улицам ехали только машины, и дождь барабанил по их крышам; "дворники" усердно гоняли влагу по ветровому стеклу. Небо было тусклого, серо-стального цвета.
Капли дождя еще падали с навеса на тротуар, когда Бишоп вышел из такси, которое привезло их из аэропорта, и помог выйти Мелоди. Она подобрала широкую белую юбку, предназначенную для лета, и бросилась бежать, поскольку вода лилась по булыжной мостовой и ручьями стекала вниз к дороге.
Оставив свой багаж носильщикам, Бишоп последовал за спутницей. В вестибюле Мелоди обернулась, в улыбке мелькнули ее белые зубы.
- Какую ностальгию по Бирмингему все это у меня вызывает!
- Но дождями славится Манчестер, насколько я знаю.
- Да? Ну, все равно, я не была ни в одном из этих городов.
- Но здесь ты бывала.
Она кивнула. Улыбка сбежала с ее лица.
- О, да. Дважды. Вместе с Дэвидом. - Они подошли к стойке регистрации. - Один раз он ездил в "Гран-при де Монако". Ничего не выиграл, проигрался в пух и прах. Во второй раз мы приезжали сюда играть, когда вообще были без денег. Тогда у него получилось. Мы выиграли полмиллиона франков. Нам хватило этого на месяц. - Голос ее потеплел, зазвучал мягче среди мраморных стен, поднимаясь к мозаичному потолку. - Дэвид любил повеселиться. Он тратил деньги в десять раз быстрее, чем король в изгнании. Но и удовольствий получал в десять раз больше.
Она говорила так, будто только что рассталась с Брейном и теперь с благодарностью вспоминала о нем. Бишоп улыбнулся и сказал:
- На этот раз, если мы будем вместе, придется притормозить с расходами. У меня строгий финансовый инспектор, мне с ним не справиться.
Мелоди стояла близко от него.
- Я не собиралась швырять деньгами, Хьюго. Я просто хочу скрыться от всего мира здесь, с тобой.
Он подошел к стойке.
- Скрыться от мира? В Монте-Карло?
- От того, другого мира. Этот существует отдельно. Он островок прежней жизни, милое старое привидение.
Записываясь в журнале регистрации, Бишоп думал о том, что Мелоди изменилась. Не так уж далеко они уехали: всего несколько часов на самолете, а она утратила девяносто процентов своего нервного напряжения. Потому ли, что сбежала из "внешнего" мира? Или потому, что избавилась от Струве? Он не мог решить.
Она записалась после него. Еще из Лондона Мелоди заказала двухкомнатный номер на двоих. Он аннулировал заказ, попросив два однокомнатных. Она легко согласилась на это, и он знал, почему. Она считала, что власть, которую она имеет над ним, прочно принадлежит ей и не зависит от стен.
- Я пойду отдохну, Хьюго.
- Хорошо. Увидимся за ужином?
- Нет, пораньше. В шесть. В баре на террасе. - Прежде чем отойти от него, Мелоди обернулась и добавила: - Если тебе не станет скучно еще раньше.
- Если бы стало скучно, я бы все равно не пошел тебе мешать. Это было бы нечестно.
Ничего не ответив, она отошла. Бишоп заметил, что половина находящихся здесь мужчин сразу забыли про своих жен, любовниц, про газеты и носильщиков. Когда Мелоди шла, люди смотрели ей вслед. Он подождал, подобно им всем, пока она войдет в лифт; потом опять опустил руку на регистрационную стойку и небрежно перевернул несколько страниц журнала для посетителей.
Ему пришлось пролистать три месяца, прежде чем он встретил знакомые имена: мистер и миссис Брейн. Номер 11. Англия.
Она сама предложила ему этот отель, сказав, что знает его, что он хороший. Но он понимал, почему она его выбрала, и журнал подтвердил его догадку. Они по-прежнему шли по следам мертвеца. Бишоп был доволен. Он приехал сюда, чтобы побольше разузнать о Брейне; а здесь они снова находились поблизости от него.
* * *
В шесть бар на террасе стал заполняться. Люди приходили выпить коктейль. Бишоп занял шезлонг в углу.
Перед ним на круглом плетеном столике стояла бутылка "чинзано", взгляд его был устремлен за балюстраду террасы. Фиолетовый туман расползался внизу, окутывая белые стены; яркие паруса пятнами выделялись на водной поверхности гавани, словно цветущие на синем фоне орхидеи. Дождь прекратился несколько часов назад, и Монте-Карло снова оделся в пестрые цвета - расхожая картинка, омытая дождем глянцевая открытка, напечатанная миллионными тиражами, которая сообщала: вот рай, ты должен попасть сюда - прекрасная пища, комфорт, развлечения; успей послать заказ прямо сегодня…
К семи часам терраса вновь опустела. Бишоп не двинулся с места. Он сидел, наблюдая за маленьким греком, взгромоздившимся на высокий стул и задумчиво склонившимся над стаканом вина. Оставшиеся без дела официанты собирались группами за стойкой бара и вдоль балюстрады. Породистый пудель, принюхиваясь, ходил меж столов, отыскивая след хозяина.
Мелоди не появилась и в десять минут восьмого. Бишоп ушел из бара и поужинал один. Потом вслед за остальными побрел в казино. Словно шарики из слоновой кости, посланные в лунки рулетки, люди тянулись в салоны, собирались там вместе, чтобы пережить еще одну ночь, победить или проиграть, дав волю азарту.
Когда Бишоп купил входной билет и вошел, зал был заполнен меньше чем наполовину. Мелоди, если она здесь, не будет играть в крэп, баккара или "красное и черное"; поэтому Бишоп отдал предпочтение залу, где стояла рулетка. Эта игра имела особое свойство, еле уловимое и редко осознаваемое: вращающееся колесо оказывало гипнотическое действие. Оно крутилось, и пока происходило это движение, ты больше ничего не видел вокруг. Безмолвное верчение казалось более значительным, чем судьба шариков и твоих ставок. Ты оказывался ребенком, предвкушающим удачу до тех пор, пока колесо фортуны не остановится.
Бишоп играл около часа и проиграл на несколько франков больше, чем выиграл. Потом уступил свое место бледной американской девушке. Она с вымученной улыбкой поблагодарила его, и когда выложила свои фишки, он подумал, что ей, вероятно, пришлось отдать за них все, что она имела. Бишоп опять побрел в бар и выбрал место у стены, лицом к двери. Он сразу увидел Мелоди, она не смотрела в его сторону. Она сидела за столом возле крупного мужчины с мягким, гладким лицом. Ежедневный массаж так выхолил это лицо, что лишил всяких признаков характера, и только выражение глаз ничто не могло изменить. Это были глаза тихого рака-отшельника; они выглядывали из самой глубины раковины, в которой он скрывался. Если кто-то смотрел в них слишком долго, он опускал глаза, и гладкие щиты век отрезали его от внешнего мира.
- Ты хорошо выглядишь, Жофре, - говорила Мелоди. - Но в общем-то ты всегда хорошо выглядишь.
- А ты выглядишь просто восхитительно. Но в общем-то ты всегда так выглядишь.
Они пили "американос".
- Но ты немного все же изменилась, - с широкой улыбкой добавил мужчина. - Правда, не во внешности.
- В чем тогда?
- Ты теперь еще меньше любишь жизнь, чем когда я видел тебя в последний раз.
- Ты хочешь сказать, что я ее еще больше ненавижу?
Он пожал плечами.
- Ко мне это не относится.
- А ты, Жофре, нисколько не изменился. На тебя ничто не действует, так ведь? Ну и как тебе жилось на твоем необитаемом острове все эти годы?
- Его нельзя назвать необитаемым. Он уединенный и хорошо укрытый. Я затворник, а не изгнанник. - Минуту Жофре разглядывал свои квадратные, аккуратно подстриженные, ухоженные ногти. - Живется очень хорошо. Иногда, правда, очень редко, я чувствую, будто чего-то не хватает. Вот и все.
- Это жизнь?
- Нет. Существование. Но в наше время… - Он снова пожал плечами и оглядел помещение.
- Жофре, - сказала Мелоди, - ты начинаешь толстеть. Заметил?
- Прихожу в норму. Мой отец тоже был таким. В течение тридцати лет играл в сквош, теннис, гольф. В свободное время ездил верхом, плавал, поднимался на скалы, стрелял. И весил почти сто килограммов, когда умер от ожирения сердца.
Мелоди широко улыбнулась.
- С тобой этого никогда не случится, милый. Ты похож на Льва из "Волшебной страны Оз"… но пусть тебя это не беспокоит. Сердца нынче недешевы и к тому же перестали быть предметом гордости.
- Да, тебе пришлось пережить трудные времена. Это так на тебя не похоже, Мелоди.
- Ты ошибаешься. У меня были прекрасные времена. Никому не удастся разбить мне сердце, потому что его у меня просто нет. - Двумя пальцами она взялась за ножку бокала. - Не так давно я влюбилась в одного человека, и теперь он мой до конца жизни.
- Я рад за тебя, - произнес Жофре удивленно, но Мелоди даже не взглянула на него, а только заметила:
- И поражен.
- Да, несколько. Никогда не думал, что услышу от тебя такое - "влюбилась"!
- А я и не говорю об этом. Просто упомянула между прочим. И не спрашивай, почему это заставило меня еще больше возненавидеть жизнь. Это ни при чем. С тех пор, как я видела тебя в последний раз, прошло шесть месяцев. Понимаешь, я прожила на свете еще полгода - а любви все так же хочется. - Мелоди подняла глаза. - Но пусть тебя это не мучает. Можешь по-прежнему говорить, что все такое от тебя далеко.
- Бедная Мелоди… Интересно, что ты сейчас готова отдать, чтобы попасть на мой остров, который ты так презираешь…
- Ничего. Пока ты там.
Лицо Жофре дрогнуло, он опустил глаза, но улыбка осталась, рот привык к ней.
Мелоди утратила к нему интерес. Она посмотрела на входящих и выходящих людей.
- Привет, - сказал Бишоп.
Она взглянула на него.
- Привет, Хьюго. - Он обратил вежливый взгляд к загорелому мужчине с гладким лицом. Мелоди представила их: - Жофре де Витт, Хьюго Бишоп, два моих друга.
Де Витт встал, разглядывая Бишопа.
- Может быть, присоединитесь к нам? - предложил он.
- Пожалуйста, Хьюго, - проговорила Мелоди без особых чувств.
Они сели, и де Витт подозвал официанта. Когда заказ был принят, де Витт спросил:
- Вы уже играли?
Мелоди не отрывала глаз от двери. Бишоп глядел на человека, который пил абсент у стойки бара. Оба повернулись к де Витту. Тот смотрел на Бишопа.
- Да, - ответил Бишоп, - но не серьезно.
Де Витт улыбнулся:
- Рисковали?
- Ну, не совсем. Так, чуть-чуть.
- Видели герцога де Виланжа?
- С двумя телохранителями?
Де Витт кивнул.
- Да, он был там примерно час. Играл удачно. Когда я уходил, он уже удваивал тысячи. Если хотите, мы можем минут через десять вернуться и посмотреть, как он еще выиграет.
- Ты выиграл? - спросила Мелоди и коснулась лежащей на столе руки Бишопа. Де Витт наблюдал за этим.
- Нет. Никому не везло. Виланж все выигрывал, а мне всегда интересно смотреть, как пара старинных замков переходит из рук в руки над вращающимся колесом фортуны.
- Как ему удается все время выигрывать? - поинтересовалась Мелоди.
Де Витт отвел глаза от руки.
- Удваивая, - сказал он. - Если ты продолжаешь удваивать, то будешь всегда выигрывать. Но на прошлой неделе Виланжу пришлось семнадцать раз удваивать, прежде чем вышел его номер. Первоначальная его ставка равнялась семнадцати тысячам франков - стоимость скромного ужина. А выиграл он сто тридцать миллионов.
- А что будет, если удваивание дойдет до двадцати раз? - задал вопрос Бишоп.
- Ему придется выставить на кон тысячу миллионов франков.
- Интересно было бы на это посмотреть, - проговорила Мелоди.
Де Витт кивнул.
- Да, интересно. - Он грустно улыбнулся. - Не знаю, сколько администрация платит ему за то, что он все время выигрывает. Говорят, этого хватает, чтобы снимать виллу здесь, в городе. Довольно дешево, потому что у него поразительная популярность, и другие тоже вслед за ним ставят на те же числа. - Он пожал плечами. - Но в эти дни мало кому такое удается, не хватает общего одобрения, поддержки.
Бишоп наклонил голову.
- Прелестная история, - сказал он, - однако явно выдуманная.
Де Витт снова пожал плечами.
- Некоторые верят. Что же касается меня, то я считаю, за это можно выпить. В главном я никогда просто так не вру; и подобно герцогу де Виланжу мне надо жить.
Через десять минут он извинился и покинул их. Тогда Мелоди проговорила:
- Бедняга Жофре. Никогда не выходит из своей скорлупы.
- Чего он боится?
- Боится, что его вытащат из раковины. В определенном смысле он полная противоположность Дэвиду. Им приходилось иногда здесь встречаться, и за этим интересно было наблюдать.