ГЛАВА 48
Звонок в милицию
Председатель колхоза Ахан Бекбулатович Шакенов с трудом добрался до аула. Костюм был безнадежно испорчен грязным тросом. Ноги саднили мозолями, отвык председатель так долго топать ножками. Голова противно гудела – крепко студент кулаком саданул. Около правления рядом с председательским "козликом" безмятежно курил водитель Ильяс, поигрывая любимым кнутом.
– Ты где мотался? – злость и усталость душили Шакенова.
– Я вас здесь жду. Как договаривались. Вы же уехали с майором.
– Майор, майор. Никакого майора больше нет! Если я пропал, надо беспокоиться, искать! Тут убить могут – и ни одна собака не почешется.
Председатель пожирал водителя глазами, будто перед ним – главный виновник злоключений. Ильяс затравленно придавил окурок и убрал кнут.
– Так я же к студентам мотался. Как вы приказали. Шакенов заинтересованно встрепенулся, словно вспомнив о чем-то, и спросил:
– Все сделал, как я сказал?
– Да. Конечно. Сначала на дальнюю гнилушку пришлось смотаться.
– Никто не заметил?
– Нет, что вы. Я им свежий хлеб для отвода глаз привез. А сам прошелся – вроде как вентиль на цистерне проверил, крышку подвинтил и плеснул в воду.
– Это хорошо, – складки на лице Шакенова разгладились. – Скоро мы от них избавимся. Прикроем это чертово место.
– Да уж точно, – поддержал председателя Ильяс. Потом хитро прищурился и тихо добавил: – А Бекбулат ваш съехал оттуда.
– Как?! – На лице Ахана Шакенова отразилось возмущенное удивление.
– Свернул манатки, юрту собрал и отчалил вместе с Муратом. Голое место осталось. Неприкрытое.
– Шайтан его подери! – Ахан Бекбулатович задумался. – С колдуном потом разберусь. Сейчас надо срочно звонить в город.
Шакенов зашел в правление. Водитель следовал за ним.
– Побудь на улице. Машину готовь, – приказал ему председатель колхоза.
Ильяс нехотя вернулся, зло и размашисто пнул машину по колесу.
– Готовь тачку, готовь тачку. Будто она не готова, – бурчал он.
Ильяс достал кнут, резко взмахнул – раздался щелчок и узелок на конце хлыста расшиб голову воробью, копавшемуся метрах в пяти от машины. Ильяс улыбнулся и нежно собрал кнут.
Шакенов плотно прикрыт дверь в кабинет и поспешил к телефону, на ходу скидывая ненавистные ботинки. Межгород, как обычно, сбоил, палец выскальзывал из дырочек телефонного диска. Шакенов одной рукой с болезненным наслаждением разминал натертые ступни, а другой продолжал накручивать диск. Когда в трубке послышались длинные гудки, Ахан Бекбулатович замер в скрюченном положении, опасаясь разрушить хрупкую связь.
– Алло, алло! Кто это? – как только прекратились гудки, нетерпеливо крикнул Шакенов.
– Дежурный слушает, – прохрипела трубка.
– Федорчук, вы? – Председатель обрадовался, услышав знакомый голос.
– Сержант Федорчук у телефона.
– Говорит Шакенов, председатель "Красного пути". У меня важное сообщение. Ваш начальник, майор Петелин, застрелился. – Шакенов бережно снял мятую шляпу, провел рукавом по потному лбу. – Приехал к нам. Позвал меня, ничего не объяснил – и в степь. Я только вижу, что он смурной и не в себе. А там такое!
Председатель потянулся за стаканом, жадно глотнул воды. Назойливая муха кружила перед глазами, норовя спикировать на влажную щеку.
– Что там? – не выдержав долгой паузы, заскрежетал голосом Федорчука наушник.
– Там труп вашего лейтенанта лежал. – Шакенов нервно переложил трубку из одной руки в другую. – Совсем мертвый.
– Мартынова?
– Я не знаю. Майор его называл Андрюшей. Сказал, что случайно застрелил на охоте. Мне кажется, он до конца не верил в это. Ехал и на что-то надеялся. А как увидел присыпанного землей парня, стиснул зубы и тут же пустил пулю в висок.
Трубка долго и шумно сопела. Потрескивание и прочие помехи стушевались перед этим напором.
– Что с ним? Он погиб? – с трудом, как застрявшие камни, вытолкнул слова Федорчук.
– Да. Я бросился ему помочь, но там – кровавая каша. А из закрытых глаз продолжали сочиться слезы.
– Ничего не трогать! Я выезжаю.
– Да, конечно. Я так и хотел сделать. Все, как вы говорите, – ринулся в объяснения Шакенов. Он перевел дух. Предстояло подать в нужном свете самое главное. – Я только хотел привезти в аул их тела. Степь далеко, сами понимаете, я бы не смог дойти быстро. Я хотел как лучше. Но на меня напал студент.
– Студент? Как он там оказался?
– Не знаю. Прямо около трупа затаился. Это тот крепкий парень, что ездил в первый день с нами в поле. Он, по-моему, свихнулся. В наших местах с городскими гражданами такое бывает. Я еле от него сбежал. Его надо срочно арестовать, он чуть меня не убил.
– Выезжаю!
В ухе хрястнуло, Шакенов вздрогнул, отвел руку и уставился на зачастившую гудками трубку.
ГЛАВА 49
Пришла беда – открывай ворота!
Жахнувший на том конце провода по аппарату Федорчук выматерился так, что содрогнулись стекла пустого отделения милиции. Все люди работали по чрезвычайному происшествию. Впервые в городе украли младенца. Федорчук, единственный из сотрудников, сидел на телефоне, ожидая звонков как от коллег, так и от бдительных граждан. Пока не обнаружилось ни единой зацепки.
И еще старший сержант надеялся, что позвонит наконец уехавший в район Петелин и возьмет руководство столь ответственной операцией на себя.
А тут – такой облом! Хотел звонок из района – получи!
Мартынов! Петелин! Оба трупы! В голове не укладывается.
Эх, правильно говорят: пришла беда – открывай ворота!
Федорчук покинул отделение и подъехал к злополучному дому, где пропал младенец.
– Что-нибудь нарыли? – хмуро спросил он у Евтеева.
– Составлен портрет подозреваемого, установили приметы. Вот!
Евтеев развернул листок. Полное добродушное лицо патлатого парня пялилось на старшего сержанта.
– Что-то выглядит шибко ласково. Как домашний кот.
– Девчонка говорит, что таков и есть. Бандитской харе она разве доверилась бы?
– Ну и что?
– Никто из местных его не опознал. Одет в модные шмотки. Судя по описанию, студент или командированный из столицы. Сейчас на приземление космонавтов журналисты, телевизионщики наехали. Показываем рисунок в студенческом общежитии и гостиницах. Пока глухо.
– Ну а куда он мог деться с ребенком?
– Тут есть зацепочка. Опросили жильцов. Двое запомнили зеленый "Москвич", припарковавшийся в кустах в это время.
– Ну? Номер известен?
– Ищем, – развел руки Евтеев. – Номер, конечно, никто не запомнил.
– У нас еще одна хренотень. – Федорчук огляделся и отвел Евтеева в сторонку от любопытствующих жильцов. – Петрович застрелился. Да не смотри ты на меня как придурок! Я сам еще не отошел. Председатель колхоза Шакенов звонил. Говорит, что все при нем случилось.
– Петрович? Застрелился?
– И это еще не все. Там же в степи труп нашего Андрюхи нашелся. Вроде как Петрович его на охоте случайно положил. А сейчас раскаялся, и вот…
Глаза Евтеева округлились, нижняя губа приоткрыла прокуренные зубы. Милиционер вытянул из кармана пачку "Примы". Сигарета никак не хотела выщелкиваться из мятой пачки, пальцы грубо разодрали неподатливое бумажное брюшко. Милиционеры закурили.
– Я поеду, чтобы разобраться с этим дерьмом, – отмахнув ладонью терпкий дым, сказал Федорчук. – А вы ройте землю носом, но сволочь эту, – старший сержант постучал пальцем по портрету подозреваемого, – найдите!
Послышался нарастающий гул несущегося уазика. Взвизгнули тормоза, детонирующий двигатель после отключения еще пытался нервно вздрагивать под широким капотом, но сокрушительный удар захлопнутой дверцы прекратил эти потуги.
Выскочивший из автомобиля полковник авиации Василий Тимофеев ястребом налетел на милиционеров:
– Где этот гад? Поймали? Ваньку вернули?
Евтеев вытянулся перед грозным полковником, не решаясь выбросить спрятанную в кулаке сигарету. Федорчук глубоко затянулся, пыльный ботинок вмял в землю окурок, ноздри выпустили два дымных шлейфа.
– Работаем, товарищ полковник, – спокойно ответил старший сержант.
– Чем я могу помочь? – спросил полковник. – Жена только сейчас позвонила. Скрывала.
– Вы знаете этого человека? – Федорчук протянул рисунок.
– Нет, – повертев бумажку со всех сторон, ответил Тимофеев. – Надо Толика спросить. У него могут быть такие знакомые.
– Где ваш зять?
– Уехал в колхоз. На риса.
– Ну тогда я сам его расспрошу. Я сейчас туда еду. А вы побудьте дома, вдруг какой звонок. Тогда сразу нам сигнализируйте.
– Да, конечно. И вы меня держите в курсе. В случае чего со мной всегда можно через диспетчера на аэродроме связаться.
ГЛАВА 50
Конфликт поколений
Ахан Шакенов нашел юрту отца за околицей аула. Сюда не долетал свет окон засыпающих домов, темный покатый войлочный купол сливался с ночным небом. Бекбулат уже много лет сельскому глинобитному дому предпочитал древнюю национальную юрту.
Ахан в очередной раз подивился упорству отца. За один день аксакал и внук сумели сняться с обжитого места и установить юрту на новом. Так делали только предки-кочевники.
Председатель раздвинул войлочный полог, обращенный в степь. Дед и внук пили чай при свете керосиновой лампы. Ахан звучно кашлянул в кулак, острый клин седой бороды Бекбулата приподнялся на звук.
– Надо поговорить, – буркнул Ахан по-казахски. К отцу он уже давно обращался как к безликому безымянному существу.
– Салам алейкум. – Аксакал жестом указал на подушку рядом с собой.
– На воздухе лучше, – упорствовал Ахан и многозначительно посмотрел на сына.
Аксакал глотнул дымящийся чай из пиалы, рука бережно опустила чашку, скрещенные ноги пружинисто распрямились. Дрожащие блики лампы на начищенных сапогах аксакала проследовали к выходу.
– Ты почему съехал с нашего места? – спросил Ахан отца, когда они отошли в сторону.
Узкие щелки глаз Бекбулата расширялись, глаза привыкали к темноте. Старик молчал.
– Не мог подождать, пока студенты отправятся домой! – Ахан для убедительности ткнул пальцем в темноту. Выступая на колхозных собраниях, он привык подкреплять речь жестами. Так всегда поступали большие областные начальники.
Старик молчал. Его глаза настроились на темноту и привычно смотрели в степь.
– Ты что, испугался этого парня? – не унимался Ахан.
– У него есть карта, – аксакал говорил не оборачиваясь. Он не смотрел в глаза сыну.
– Ну и что! Да, пока ему везет. Но недолго осталось.
– Я сообщил тебе о карте. Дальнейшее меня не касается.
– Легко решил отделаться, – Ахан повысил голос, норовя заглянуть старику в глаза. – Гюрзу брали у тебя. Скорпионы тоже твои. Что молчишь?
– А отравить воду – это твоя задумка? Вода в пустыне – это святое! Как ты мог на такое пойти?
– Это не моих рук дело. Но я в этом крае хозяин! Я! И только я! Все, кто мог мне помешать, предстали перед Аллахом. И ты это знаешь. Почему какой-то пацан должен все изменить?
– Я не хочу больше в это вмешиваться. Это твоя жизнь, я к ней не причастен.
– Шайтан тебя подери! – Ахан сжал кулаки, смерив отца ненавидящим взглядом. – Не мог несколько дней подождать? Но это уже не важно. Завтра студентов срочно эвакуируют. А настырный парень… с ним мы решим отдельно.
– Ничего не получится. Он заговоренный.
– Брось эти колдовские штучки! Здесь не бабские посиделки. Забыт, чьими трудами создавалась твоя легенда?
– Как знаешь. Я предупредил.
Ахан Шакенов вспомнил кавказскую овчарку, вернувшуюся с разорванной пастью, свои отчаянные потуги сбить парня уазом. Да, пока пареньку везет. Но, может, все это время не с того конца заходили?
– Я слышал, Шиха опять вернулась? – задумчиво спросил Ахан.
Аксакал встревоженно обернулся:
– Тебе она зачем? Второй раз не получится.
– Это почему? – Ахан взъярился. – Ведь в прошлый раз получилось! Все вышло, как я задумал! – Ахан тряс немощного старика и твердил: – Все получилось, все получилось! Ведь так?
Ахан оттолкнул старика, но тот устоял.
– Как получилось, ты знаешь сам. – Аксакал сурово смотрел на взрослого сына.
Ахан в ярости замахнулся на старика.
– Дедушка! – раздался от юрты крик Мурата.
Внук метнулся к деду. Ахан сдержал движущийся кулак, рука опустилась, пальцы медленно разжались. Он резко повернулся и пошел прочь. Через несколько шагов остановился и крикнул сыну:
– А ты возвращайся в дом! Нечего здесь делать. Мурат обхватил деда за плечи. Приземистая фигура председателя колхоза растворилась в темноте. Вскоре стих и скрип песка под подошвами.
ГЛАВА 51
Молоко верблюдицы
Заколов сидел рядом с догорающим автомобилем, грязные руки растирали песок по влажным от слез щекам. Хотелось выть и кричать. Но ничто теперь не вернет малыша.
Шум огня стих. Тихон осмотрелся. Где этот толстый подонок? Ему показалось, что слышны шаги убегающего. Ну держись!
Тихон бросился в темноту.
Он бежал так быстро, как не бегал никогда. Исхудавшее за день тело легко разрезало прохладный вечерний воздух. Этот воздух врывался в жадно открытый рот и почему-то обжигал пересохшую глотку. Легкие раздувались в отчаянном усилии, а сердце колотилось где-то под горлом. Но ступни исправно пружинили, колени взметались вверх, а руки, согнутые в локтях, молотили встречный поток воздуха.
Вскоре Тихон уже видел спину ковыляющего толстяка. Сальные мешки тряслись на жирных боках, толстые ноги неуклюже шлепали по песку. Толстый Славян попискивал, как испуганный ребенок. Вот он споткнулся, упал, пыль взметнулась вокруг жирной туши. Славян успел встать и вновь заковылял вперед. Но Тихон был уверен, вот-вот он его достанет, и тогда…
Славян и писк разделились!
Взгляд Заколова остановился на пестром свертке, оставшемся после падения Славяна. Неужели? Тихон с ходу свалился на колени, штанины разодрались, мелкие песчинки застряли в царапинах.
Сверток тихо и устало пищал. Пальцы студента бережно приподняли завернувшуюся ткань. В открывшемся проеме показались запыленные пухлые щечки, утопающая меж них носопырка, зажмуренные глазенки и разинутый в безнадежном крике красный ротик.
– Успокойся, малыш. Все страшное позади. Я верну тебя маме. К мамке хочешь?
Младенец замолк, приоткрыл глаза. Голубенькие влажные пятнышки уставились на Тихона.
– Мама. Скоро будет мама. Потерпи, теперь все будет хорошо, – убеждал Тихон и не мог остановить нахлынувшие слезы. Хорошо, что его никто не видит, а то разнюнился сегодня, как девчонка.
Ребенок скривил мордашку, но плакал уже не тоскливо, а просительно.
– Эх, сколько же ты мотаешься с этими уродами. Не-не-не, не плачь, их уже нет. Придется посмотреть, что тебя тревожит, – Заколов расстегнул пакет, пальцы коснулись теплой влаги. – Мокренький. Ты извини, я никогда этого не делал, сейчас попробую перепеленать. Так. Да ты пацан! Я так и думал. Фу, какая бяка. Придется выбросить. Чем же это заменить? – Заколов пощупал свою футболку. С утра была свежей, а сейчас… – Ничего другого нет, малыш, – объяснял Тихон, разрывая снятую футболку. – Джемпер Боне отдал, это такой смешной дядя, я потом тебя познакомлю. А тебе футболочка досталась. Сейчас, сейчас, как же ее? Вот так сойдет? Все лучше, чем та мокряндия. Ну можно застегиваться.
Тихон вжикнул боковыми молниями пакета и позавидовал малышу:
– Теперь ты в тепле и сухости. Больше не пруди. А я… – Заколов поежился голым торсом. – Прохладно, однако. Ну ладно, потерпим. Пора нам топать к папке с мамкой.
Остаток футболки Тихон запихнул в карман. Пригодится по дороге. Крепкие руки неловко прижали маленький сверток к груди. Такая ноша для парня была впервой. Он шел обратно, пытаясь определить кратчайшее направление к лагерю. Там, во-первых, есть папа малыша, во-вторых, девушки, подружки Любы. Уж кто-нибудь из них сумеет понянчить и накормить ребенка, пока не приедет мама.
Заколов прошел мимо сгоревшего автомобиля. Впереди раздавались странные чавкающие звуки. Тихон разглядел силуэт верблюдицы. Подойдя ближе, он увидел верблюжонка, жадно чмокающего под мамкиным животом.
Шиха скосила большой глаз на Заколова. Молодому человеку показалось, что она смотрит на прижатый к груди сверток. Тихон опустил взгляд на детскую мордашку. Малыш крутил глазенками, дергал губами, рот жадно искал, за что бы уцепиться.
Тихон посмотрел в спокойные глаза Шихи. В ее взгляде сквозило равнодушное понимание. Тихон подошел ближе. Верблюжонок оторвал мордочку и с любопытством уставился на чмокающий сверток. Тихон, глядя на мощные ноги верблюдицы, осторожно приблизил малыша к соску. Капля жирного молока упала малышу на щеку. Тот потянул курносым носиком и жадно вцепился в оттянутый сосок. Пока он чмокал, верблюжонок заинтересованно наблюдал, а Шиха равнодушно взирала на проявляющиеся вверху звезды.
Тихон вспомнил о Сашке Евтушенко. Он надеялся, что друг уже вернулся в лагерь, и с ним сейчас все в порядке.
Шиха встревоженно дернулась. Тихон успел прижать малыша, прежде чем огромная нога животного резко подалась вперед. Шерсть упруго скользнула по голым рукам Заколова, широкое кожистое копыто вмяло песок, придавив кончик мизинца. Шиха и верблюжонок затрусили в ночную степь.
Тихон обтер губы мокрой от молока ладонью и посмотрел на свою примятую обувь. Если бы верблюдица ступила на пару сантиметров левее, она раздавила бы ему пальцы.