– Да, представьте себе, он забыл дома телефон. Так вот, я увидел там два активных номера, по которым он звонил в последнее время: это номер телефона Норкиной, обозначенный как "Эля", и еще номер, принадлежащий какой-то или какому-то "Ро". Я позвонил, попал на эту женщину, Розу. Мы с ней потом виделись, и она мне все рассказала, подтвердила, что они с Александром встретились в половине третьего на Лубянке и отправились обедать в кафе "Му-му", где заказали куриную лапшу, отбивные и яблочный пирог, все, как в счете… Роза – давняя приятельница Александра, однако ей ничего не известно о его планах жениться на Норкиной. Он наплел ей, что работал в Сочи, теперь вот вернулся с деньгами, что ему надо было купить подарки детям… То есть Роза была как бы его официальной, что ли, любовницей, смирившейся с тем, что ее возлюбленный женат и не собирается бросать семью…
– Все это указывает на то, что это не он убил Норкину, – сказала Лиза. – Алиби у него стопроцентное!
– Выходит, что так, – сказал Шитов. – Роза рассказала, что после обеда они поехали в магазин, где Шитов купил ей блузку…
– Ну не свинья?! – сказала Земцова в сердцах. – Тратит деньги Норкиной на свою любовницу. Ненавижу мужиков!
– Да… купил блузку, и после этого они поехали к Розе, на ее машине, а живет она в центре, на Петровском бульваре. Александр провел у нее ночь, а утром вернулся домой. Вот только куда он делся после того, как приехал домой и оставил подарки детям? Куда-то отправился, по словам жены, и, видимо, так спешил, что даже оставил свой телефон дома. Хотя жена предполагает, что у него был еще один телефон. Мы проверили, на его имя зарегистрирован только один номер, как раз того телефона, что он оставил дома.
– Да ему Норкина могла купить десять телефонов… Только бы он ей звонил, – заметила Лиза. – Вы представляете, как она нервничала все то время, когда Саша отправился домой и пропал. Да-да, пропал! Она отпустила его для того, чтобы он договорился с женой о разводе, чтобы выяснил, какая сумма ему будет нужна, чтобы откупиться от жены, а он пропал…
– Я тоже об этом подумала, – сказала Юля. – Норкина сидела у себя дома как на иголках, ждала его звонка. Представляла себе его встречу с женой, их разговор…
– Да, Зимина сказала, что он предложил ей десять тысяч евро за развод, но она отказалась. Хотя потом она сказала, что просто решила поторговаться, поняла, что его уже не вернуть, и решила содрать побольше денег со своей соперницы, – сказал Шитов.
– Я думаю, что этот Саша не имеет никакого отношения к убийству Норкиной, – сказала Лиза. – Уверена, что он на самом деле решил развестись с женой и уехать с Норкиной в Лазаревское и там зарегистрировать брак. Норкина была богатой женщиной, и ему не имело смысла нарушать свои планы… Жизнь в Лазаревском на правах ее мужа открывала перед ним, перед этим котярой, огромные перспективы… При деньгах, молодой, со смазливой рожей, он бы гулял от Норкиной только так!!!
– Но тогда что получается? – нахмурился Шитов, цепляя вилкой кусочек помидора. – Зимин ее не убивал, Зимина…
– Зимина? – воскликнули одновременно Земцова и Лиза.
– Ах да, я забыл сказать… Зимина была там, у Норкиной, в день убийства… И время совпадает…
В комнате стало очень тихо. Все смотрели на Шитова.
– Да нет… – он покачал головой. – Я понимаю, у нее мотив, причем железный… Но она вошла в подъезд в четырнадцать часов десять минут, а вышла в четырнадцать восемнадцать… Восемь минут! Нет, она не могла убить ее за столь короткий промежуток времени. Ведь ей надо было подняться, позвонить…
– А как она узнала ее адрес? Ей что, муж сообщил?
– Нет, она мне рассказала, каким образом узнала адрес. Воспользовалась телефоном мужа, позвонила Норкиной и, представившись Сашиной сестрой, договорилась о встрече, мол, поговорить надо. Норкина дала ей свой адрес…
– Знаете что… – сказала Лиза. – Конечно, она, как никто, хотела смерти Норкиной, но когда она подошла к ее двери и позвонила и когда не получила ответа, она просто ушла. Ушла, понимаете? Сейчас объясню… Думаю, что где-то в глубине души она побаивалась этой встречи, ей было тяжело увидеть ее… Вы только представьте себе, вот она подходит к дому, поднимается к своей сопернице и чувствует, какая пропасть разделяет их… ведь тот образ жизни, что ведет Норкина, и жизнь самой Зиминой… Да может, она даже и не позвонила в ее дверь…
– Возможно, так все и было… Я как-то не верю, что Норкину убила Зимина. Вот если бы она совсем повредилась рассудком… Она не могла не помнить о своих детях, для которых ее арест и тюрьма станут настоящей трагедией! Нет… нет…
– Я тоже так считаю, – согласилась я, – да только не согласна, что женщины, которые в порыве чувств совершают убийство, думают в этот момент о детях. Кто-то, может, и думает, но далеко не все…
– Тоже правильно.
– Да нет, она не убивала, – сказал Шитов. – Но когда узнала о ее смерти, честно призналась мне, что рада этому…
– Хорошо, подведем итог, – сказала Лиза. – Итак:
Саша – не убивал, потому что нет смысла.
Зимина не убивала, потому что у нее дети…
Горелов не убивал, потому что это не его тетка и он сам не беден.
Наталия, домработница, не убивала, потому что она не знала о том, что является наследницей. Знай она об этом и реши она убить свою хозяйку, уж точно тщательно спланировала бы убийство и побеспокоилась бы о своем алиби. К тому же она не летала бы тайно в Лазаревское, чтобы забрать все ценные вещи и деньги, они бы достались ей и так. Повторяю, если бы она запланировала убийство Эльвиры, то подготовилась бы…
– Постойте! – сказал Шитов. – Откуда вам известно, что она летала в Лазаревское?
Лиза вкратце рассказала.
– Я же сказал ей сидеть дома! – возмутился Шитов.
– Между прочим, – тихо заметила я, – так поступили бы многие… И я в том числе… Вы только представьте себе, что могло бы быть, если бы там, в Лазаревском, узнали о смерти Норкиной… Все же знали, что Наталия – домработница. Ограбили бы дом, охотников до чужого имущества везде хватает. А она все-таки жила вместе с Норкиной, может, поначалу и была домработницей, а после стала близким человеком. Подругой.
– Зато это лишний раз доказывает ее непричастность к убийству и подтверждает тот факт, что она не знала о том, что является единственной наследницей.
– Но тогда получается, что у нас вообще нет подозреваемых! – сказал Шитов.
– Будем работать, – пожала плечами Земцова.
– А что там с камерами видеонаблюдения? – спросила Лиза. – Кто еще появлялся в подъезде Норкиной в момент убийства?
– Мы всех проверили. Это в основном жильцы дома, жильцы из соседнего подъезда, участковый, слесарь-водопроводчик… Но у них у всех есть алиби.
– В том числе и у слесаря?
– Да, в одной из квартир прорвало трубу, там был настоящий потоп, и вся семья убирала воду, пока слесарь устранял причину аварии… Участкового тоже проверили, он заходил к одной пенсионерке, у которой внук наркоманом был… Соседи же – мирные пожилые люди… Да и с Норкиной никто не знаком.
– Но не могла же она сама себя треснуть пепельницей по голове?! – сказала Земцова. – Не знаю, как вам, а мне история с племянником показалась не очень убедительной… Столько лет он не был в Москве, а тут вдруг объявился и сразу же напоролся на труп… Да к тому же еще и чужой тетки… Надо поработать в этом направлении.
– А я бы обратила внимание на Лидию, – тихо сказала я, понимая, что буду единственным человеком, кто вообще помнил о нашей клиентке.
– А что с Лидой-то? – удивилась Лиза.
– Столько времени прошло… Почему она тогда, когда ее подруге требовалась психологическая помощь, ничего не предприняла… А вспомнила о ней сейчас? И это время как раз совпало с ее смертью… Вернее, со смертью двойника Норкиной?
– Да, это на самом деле ее двойник, мошенница, – кивнул головой Шитов. – Вот только подробности этой колоссальной аферы мы уже никогда не узнаем.
– И не будем забывать про Сашу. Он-то куда делся? – спросила Земцова.
– Я предупредил его жену, Женю, чтобы в случае, если он объявится, она позвонила мне. Раз не звонит, значит, его нет. Кто знает, может, у него кроме Розы есть еще кто-нибудь на стороне… – сказал Шитов. – Словом, мы плотно занимаемся его поисками.
Компания сложилась теплая, и ближе к ночи мы все уже были на "ты", Шитов взял гитару, сыграл нам и спел одну из сочиненных им песен. Было душевно, мило. Я же мечтала перед сном поговорить с Земцовой и напроситься с ней в санаторий "Золотая ель", где отдыхала и лечилась когда-то настоящая Норкина.
А еще мне так и хотелось высказаться по поводу Лидии… Взвалила на нас поиски своей подруги, а сама умчалась к своему любовнику… Я и сама не знала, почему во мне вдруг разрослось чувство неприязни к этой даме. "Мутная она…" – сказала я Лизе уже перед самым сном. Но она мне ничего не ответила.
12. Эля Киреева
Я стала заходить туда каждый день, благо на почтальонов никто никогда не обращает внимания. Я запиралась в чужой квартире и словно вживалась в нее. Пыталась понять, чем жили ее обитатели, что любили, чем дышали. Поняла, что хозяева – семейная пара, без детей. Что муж моей тезки умер, однако в альбомах, которых оказалось много, в некоторых фотографиях муж (если судить по снимку) был аккуратно вырезан ножницами. Там, где Эльвира смотрела с фото счастливой женщиной, ее спутник был изъят, уничтожен. Понятно, что такие вещи женщина делает либо в сердцах, либо, наоборот, все хорошенько продумав и решив для себя что-то очень важное. Получалось, что в санатории Норкина лечила не только свою сердечно-сосудистую систему, но и зализывала душевные раны. Что уж такого ей сделал Евгений Борисович Норкин, оставалось только гадать. И когда она поняла, что между ними все закончено? До его смерти?
Эльвира Андреевна была женщиной со вкусом, все вещи в доме были дорогими, качественными, вплоть до постельного белья. Хорошая хозяйка, она содержала квартиру в идеальном порядке, у нее все было разложено на своих местах аккуратными стопками. Еще была запасливая, в кладовке я нашла большое количество консервов, а морозильная камера ломилась от мяса и рыбы. Духами пользовалась хорошими, мылом и шампунями. А вот одежду выбирать не умела, на мой взгляд. Возможно, виной была ее комплекция, она была немного ниже меня, полненькая. А еще очень серьезная. Обо всем этом я судила по ее многочисленным фотографиям, документам и всему тому, что я увидела в ее квартире. Мужских вещей к тому времени, как я проникла в чужое жилище, уже не было. Наверное, хозяйка избавилась от одежды и обуви, возможно, отнесла в церковь, раздала бедным. Ни одной вещи, которая принадлежала бы ее покойному мужу, я так и не нашла.
Что я делала там? Сначала принимала ванну, пользуясь ее ароматическими итальянскими маслами и пеной. Щекотала себе нервы. Сколько раз я представляла себе, что вот сейчас откроется дверь ванной комнаты и я увижу ее, Норкину. Да ее кондратий хватит, когда она увидит женщину в своей ванне! Спросит: вы кто? И что я отвечу? Вариантов было много… Первый и самый надежный: я родственница Анны Михайловны из Ялты, приехала на недельку, и она дала мне ключи от вашей квартиры… Почему из Ялты, я и сама не могу объяснить. Вроде как издалека, но не из какой-нибудь там тьмутаракани, где у такой женщины, как Анна Михайловна, родственников не может быть по определению, а с морского курорта… И пока Норкина будет приходить в себя, я быстренько оденусь и исчезну. Правда, придется сразу же уволиться. Но уж устроиться почтальоном в другое почтовое отделение в Москве – точно не проблема.
Вот так щекотала я себе нервы до тех пор, пока не поняла, что зашла уже очень далеко. Что практически уже переехала в эту квартиру, что ночую в постели Норкиной, ем с ее тарелок и пью из ее чашек.
Время шло, напряжение мое росло, и мне нестерпимо захотелось увидеть ее! Где она, в каком санатории? Ответ на этот вопрос я нашла легко, порывшись в ее письменном столе. Рекламный проспект санатория "Золотая ель", специализирующегося на лечении сердечно-сосудистых заболеваний, сулил здоровье и покой. Адрес, номера телефонов… Так. Теперь деньги… В квартире имелись и деньги Норкиной. В платяном шкафу, между стопками белья, как и положено. Взяв немного, ровно столько, чтобы хватило на недельный отдых в санатории, я отправилась туда с единственной целью – увидеть Норкину, сравнить ее с тем образом, который я успела себе нарисовать за полмесяца проживания в ее квартире, ну и познакомиться!
И когда я ее увидела, сердце мое сжалось и заколотилось так, как если бы мне навстречу по березовой тенистой аллее шла не сильно исхудавшая реальная женщина, а ее призрак – настолько изменила ее тоска ли, болезнь…
Я поздоровалась, задала несколько дежурных вопросов, потом завязалась ни к чему не обязывающая беседа о распорядке дня, меню, условиях проживания. При знакомстве я назвала себя Тамарой. Сама не знаю, зачем я это сделала, словно кто-то руководил мною, моими поступками…
Эльвира Андреевна оказалась человеком очень приятным в общении, деликатной, культурной, начитанной, склонной к философствованию. Прошло целых три дня, прежде чем я осмелилась спросить ее о семейном положении, о муже. Выяснилось, что она вдова. И что ее не так и подкосило вдовство, как вскрывшиеся после смерти мужа многочисленные его измены. И я поняла, что была просто послана ей, этой раздавленной предательством и подлостью мужа женщине, чтобы она смогла хотя бы выговориться! Я слушала ее молча, давая возможность высказать все наболевшее. Я же придумала свою историю о своей женской болезни, которая не позволила мне иметь детей и явившейся одновременно причиной нашего с мужем расставания. И попала этой историей прямо в сердце Норкиной. Оказалось, что у нее еще в молодости была удалена матка…
Мы ели с ней на завтрак творожную запеканку, пили сладкий чай, гуляли по лесу, принимали процедуры, купались в бассейне, обедали гороховым супом и котлетами, подолгу спали, а вечером снова гуляли, гуляли, говорили…
Я начала привязываться к ней и думала о том, что нашу дружбу можно будет перенести в Москву, встречаться там, ходить в театры, кино, просто приглашать друг друга в гости. Я даже видела ее, собирающую яблоки в нашем с отцом саду…
Возможно, все так и было бы, если бы не то, что случилось однажды, в пасмурный осенний день… И, бог свидетель, все случилось не по моей воле… Однако и это я восприняла как знак…
Я возвращалась в свою комнату после ужина, чтобы переодеться для вечера старинного романса, устраиваемого в холле центрального корпуса. Мы с Эльвирой не любили танцульки, но вот тематические вечера или небольшие концерты в санатории никогда не пропускали.
Однако вечер начался, хрупкая изящная певица, закутанная в кружевную шаль, уже спела романс, а Эльвиры не было видно. Она за день до этого жаловалась на недомогание, я знаю, что ей даже сделали укол, поэтому сразу же бросилась к ней в комнату, чтобы выяснить, что с ней случилось. И в коридоре, в метре от двери в ее комнату я столкнулась с какой-то женщиной. Она шла мне навстречу в развевающемся длинном плаще. Лица ее я не успела разглядеть.
– Эльвира Андреевна! – я распахнула дверь, забыв постучаться, и ворвалась в комнату моей новой подруги. Мне показалось в сером свете дождливых сумерек, что Норкина словно уменьшилась и стала похожа на куклу. Она сидела неподвижно на диване, прижав к груди какую-то большую книгу, вернее альбом.
– Вы позволите? – Мы с ней все еще были на "вы".
Я включила свет, и эта оранжевая яркая вспышка ослепила ее, Эльвира даже закрыла ладонями лицо.
– С вами все в порядке? Там уже началось… – я имела в виду вечер романса.
Она отняла ладони от глаз, осмотрелась. Я заметила яркий переплет книги, на котором была изображена голова дракона рядом с женской головой. И название книги: "Oscar Osborne. Painting".
– Что это?
– Так… подарок…
В эту самую минуту послышался странный звук, какой-то шорох, и мне показалось, что в темноте маленькой прихожей промелькнула чья-то тень и сильно запахло чем-то ядовито-сладким. Так пахнут чистящие препараты.
Эльвира повернула голову на звук.
– Что это?
– Может, мышь? – предположила я.
– Мне показалось, что там кто-то есть… – Она вздохнула, поднялась и уверенно прошла в ванную комнату, я услышала, как щелкнул выключатель.
– Должно быть, действительно под ванной пробежала мышь и разлила что-то… Чувствуете, как пахнет…
– Так вы идете на вечер? Если вы не пойдете, я не обижусь, правда. Могу остаться с вами, если вам нездоровится, а могу уйти…
– Нет, что вы… – она улыбнулась, и эта улыбка до сих пор мерцает перед моими глазами. – Давайте лучше с вами посидим, почаевничаем… Я сейчас чайник поставлю… У меня есть хороший чай…
– В шариках?
– Да… посмотрим, как будут распускаться наши чайные цветы…
– А у меня остался кекс, хотите, принесу? – предложила я.
– Конечно, принесите! Думаю, что это будет наше последнее чаепитие здесь, в "Золотой ели"… – голос ее звучал очень слабо.
– В смысле?..
– Я завтра уезжаю. Хватит уже. Пора возвращаться домой, в Москву. Да и дела нарисовались… в детском доме…
Мне показалось, что, произнося эти слова, она смотрела на альбом.
Я отправилась в свою комнату за кексом, а когда вернулась, Эльвира уже не дышала. Она умерла. Тихо-тихо.
Я заперлась и долго сидела рядом с ней, не в силах даже пошевелиться.
Что случилось? Что это за альбом? А эта женщина? Я не видела ее раньше. К тому же мне показалось, но в комнате, где лежала мертвая Эльвира, пахло теми же духами, какими и в коридоре, когда мимо меня прошелестела та высокая дама… Что она сделала с Эльвирой?
Почему я не спросила ее об этой женщине? И что делать? Вызвать врачей, чтобы они констатировали смерть несчастной? Была Эльвира Андреевна Норкина, а теперь ее нет.
Из долгих разговоров с ней я поняла, что она совсем одна, что у нее нет ни детей, ни сестер, ни братьев… племянники – не в счет. У них есть свои родители.
Кому отойдет квартира на Остоженке? Квартира, в которой я вот уже больше месяца чувствовала себя хозяйкой. Заигралась ли я? Да, заигралась. Но мне нравилась эта игра. И я хотела ее продолжить.
Эльвира Андреевна умерла. И Эльвира Андреевна продолжала жить. Это было мое имя. Только она была Норкина, а я – Киреева.
Но женщине поменять фамилию ничего не стоит. Вполне законная операция.
Я подошла к окну, распахнула его. Начинался дождь. Было темно. Все набились в холл первого этажа, где выводила своим сладким голоском певица в кружевной шали.