* * *
Одесса их встретила теплым солнцем и суетливым вокзалом. Носову показалось, что рынок начинается прямо с платформы: уже там что-то продавали.
На привокзальной площади назойливо предлагали свои услуги таксисты.
- Пойдем, - уверенно повел за собой Сашу Шубин, - нам туда.
Анатолий торопливо шел прочь от вокзала. Они миновали сквер, затем свернули в узкий, укрытый шатром платанов переулок. Носов только и успевал читать на украинском языке вывески и указатели.
- Малая Арнаутская! - восторженно прочел он вслух, когда они с Шубиным оказались на небольшой улочке.
Должного ответа не последовало. И вообще ответа не последовало никакого. Анатолий будто каждый день ходил этим маршрутом. Он двигался как запрограммированная машина, не останавливаясь и не глядя по сторонам.
Носов, напротив, любовался городом. Он хотел остановиться, получше рассмотреть все, что привлекало внимание, о чем когда-либо читал или слышал. Для него Малая Арнаутская была все равно что литературный памятник, созданный Ильфом и Петровым.
- Гляди! - заголосил Саша. - Это же знаменитая Канатная улица. Здесь жил сам Ришелье.
- А это! Виноград! - Носов подошел к виноградной лозе, которая обвивала фасад жилого дома. На нижних ветках плоды уже были собраны, а выше, на уровне второго этажа, большие тяжелые грозди манили к себе зелеными ягодами.
- Да что ты разошелся! Я что, винограда никогда не видел? - остудил его пыл Шубин.
- Толян, а ты уже когда-нибудь здесь был? - спросил Носов.
- Нет.
- Почему тогда так уверенно идешь?
- Я карту изучил. Вот, смотри, - он достал из портфеля план города, - мы находимся здесь, а нам надо на Маразлиевскую, десять.
Саша взглянул на карту. Город напоминал неправильную трапецию, вытянутую вдоль синего пятна моря. В окрестностях голубыми овалами расположились несколько лиманов.
- Мы стоим совсем рядом с морем! - радостно произнес он.
- Мы не купаться сюда приехали, - резонно заметил Анатолий.
В местном угрозыске их встретили с равнодушным радушием. То есть к сообщению о возможной причастности к убийству одессита Артема Рузанцева украинские оперативники отнеслись прохладно, зато выказали гостеприимство.
Начальник отдела Виктор Луценко прежде всего предложил перекусить. Для него самого пища стояла далеко не на последнем месте.
Седовласый подполковник небольшого роста, с очками на мясистом носу и круглыми светлыми глазами очень ценил комфорт. Он не мыслил себе командировку в полевых условиях. По долгу службы Луценко путешествовал редко, при любом случае старался перепоручить неудобную поездку кому-нибудь из подчиненных. Но если уж предстояло ехать самому, то к вояжу он готовился основательно: покупал билеты в лучшие вагоны, заранее бронировал гостиницу, и не какую придется, а из тех, что не ниже средней.
Его философия была такова: каждый кусочек жизни нужно прожить максимально приятно. А свою жизнь и себя подполковник очень любил и относился к оставшимся ему немногим годам трепетно.
- Подождите с делами, где вы остановились? Как нигде?
Он тут же снял трубку и набрал номер.
- Рита! И тебе того же. Прими постояльцев. Двое. Отдельные номера.
- Но мы… - хотел возразить Носов.
- За оплату не беспокойтесь, я все организую.
- С наскока дела не делаются, - говорил Луценко за трапезой в большой офицерской столовой, куда он все-таки затащил своих гостей. - Сначала устройтесь, отдохните, потом с новыми силами и работа пойдет веселее.
Шубин с Носовым в поезде позавтракать не успели, поэтому от еды отказываться не стали. Они уже насытились и снова завели разговор о цели своей командировки.
- Хорошо, - сдался Луценко, - если вам так невтерпеж, сейчас выделю молодца, он подсобит.
Виктор лениво поднялся из-за стола и вальяжной походкой направился к своему кабинету. Если бы не жадные до работы питерцы, он бы свернул сейчас в противоположную сторону - на соседнюю улицу, где находился его дом. По обыкновению подполковник после обеда устраивал себе небольшую сиесту - забирался на любимый диванчик и на часок засыпал.
По вызову Луценко к нему явился молодец - капитан лет сорока, щуплый и такой же невысокий, как и его начальник.
- Вот знакомьтесь, Боярчиков Альберт, - представил капитана Виктор. - Один из наших лучших сотрудников.
И, обращаясь уже к самому Боярчикову, Луценко добавил:
- Альберт, займись нашими гостями, от других дел ты освобождаешься. Все понял? А теперь идите.
- Идите, идите, - сказал Виктор, когда за посетителями закрылась дверь. - Вот неймется им. Не знают, в чем прелесть жизни.
Избавившись от посетителей, Луценко покинул рабочее место. Он отправился домой, с наслаждением предвкушая встречу с Морфеем.
Баярчиков оказался парнем трудолюбивым, но бестолковым. В его голове ежеминутно возникала уйма идей, противоположных по содержанию, которые он тут же порывался воплотить. Капитан являл собой образ некоего крупного транспортного узла с десятком составов, движущихся в разные стороны.
- Стоп, - остановил его Шубин, когда Альберт стал излагать очередной гениальный план поимки преступника, - я бы сначала хотел ознакомиться с досье на нашего фигуранта. У вас наверняка что-нибудь есть на каждого горожанина. Хоть какие-нибудь основные сведения.
В картотеке на Артема Николаевича Рузанцева ничего интересного не нашлось. Уроженец Одессы, до десяти лет жил с семьей в коммуналке на Гимназической улице, там же учился в обычной средней школе. Затем Рузанцевы переехали в более престижный район Лиманчик в отдельную квартиру. А еще через три года его отец, к тому времени уже преуспевающий бизнесмен, Николай Рузанцев приобрел большой коттедж на побережье. Супруга Николая, Нина, умерла пять лет назад. Повзрослевший старший сын Юрий переехал в старую квартирку и вел образ жизни аскета. Артем тоже пожелал свободы и поселился в купленных на деньги отца хоромах около Аркадии.
* * *
Гостиница, в которую их устроил Луценко, представляла собой частный дом, огороженный забором. Небольшой особняк Саше сразу понравился открывавшейся из окон панорамой, а Шубину приглянулась просторная веранда - на ней удобно курить. Хозяйка гостиницы Рита, приветливая немолодая дама с оливковым загаром, разместила их на втором этаже, как и обещала, в отдельных номерах.
Носову досталась комната на южной стороне: солнечная и уютная. Кроме большого дивана, там находился холодильник, два кресла, телевизор и журнальный столик. Апартаменты Шубина были точь-в-точь такими же, только окна выходили на север, что Анатолию нравилось - он любил тень.
Потягиваясь после душа, Носов удобно расположился на мягком диване. Он включил телевизор и стал щелкать по каналам. Ему рассказали новости на непривычном, и от этого смешном, украинском языке. Особенно веселила реклама. Слоганы, которые он привык слышать на русском, по-украински звучали, как пародия.
Порадовавшись приятному прогнозу погоды, который обещал в ближайшие дни плюс восемнадцать (это в начале-то октября!), Саша затосковал по оставленной дома книжке. Он надел рубашку и пошел в номер к Шубину в надежде раздобыть какое-нибудь чтиво.
Анатолий тоже устроился отдыхать, он сидел в кресле и смотрел футбольный матч.
- Всё удовольствие пропадает, - пожаловался он Носову, - хоть звук выключай.
Саша с сочувствием посмотрел на товарища: комментатор бойко тараторил по-птичьи.
- Ты это слышишь?! "Не поганый удар", - ворчал Шубин, - разве можно такое смотреть?
Носову была чужда трагедия коллеги - к спорту он относился равнодушно, но комментарий игры оценил.
- Толян, у тебя почитать что-нибудь есть? - еле пряча улыбку, спросил он.
- Нет, - буркнул Толик, - разве что только протокол допроса.
Настроение Шубина испортилось окончательно.
- А это что? - он заметил на подоконнике стопку газет.
- Это здесь уже было. Наверное, прежние жильцы оставили.
- Так я возьму?
- Забирай, - не глядя, махнул рукой капитан.
Судя по всему, их предшественники покинули гостиницу совсем недавно: последние номера газет были недельной давности. Самым ранним из них оказался номер "Южной Авроры". Он датировался концом июля. Все издания имели преимущественно деловой характер.
Хоть за Сашей любви к порядку никогда не наблюдалось, на него время от времени находили приступы аккуратности. Сейчас он сортировал принесенную прессу по датам и складывал в ровную стопку. Забравшись в кресло с ногами, он начал чтение с наиболее старого номера.
Одесса жила бурной жизнью: концерты, фестивали, аварии, пожары и цирковые представления. В одних домах отключали воду. Холодную, разумеется - горячей летом никогда не бывало. Другие дома затапливало.
Перед глазами Носова мелькнуло знакомое имя. Сначала он даже подумал, что это от переутомления начинает мерещиться. Он перелистнул страницу назад и убедился: не показалось. На развороте крупным шрифтом чернел заголовок:
"Покровитель искусства Рузанцев".
В следующей газете тоже обнаружилась статья о Рузанцеве, она называлась: "Настоящему гражданину посвящается". Другие издания не отставали: "Прощание с меценатом", "Одесса будет помнить" и даже "Сраженный пулей недругов".
Журналисты скорбели по безвременно ушедшему бизнесмену Николаю Георгиевичу Рузанцеву. Они представляли его как благотворителя и сравнивали с благородным купцом, столпом украинской экономики.
"Очень интересно, - подумал Носов, - ближайший родственник наших подопечных совсем недавно почил".
Автор последней статьи выдвигал свою версию скоропостижной кончины предпринимателя. По его мнению, Рузанцева застрелили. Трагедия произошла в загородном доме покойного. Когда Николай Георгиевич ранним утром подошел к окну, чтобы вдохнуть свежего морского воздуха, карауливший в саду снайпер недрогнувшим пальцем нажал на курок. Пуля попала бизнесмену в лоб и мгновенно лишила его жизни.
Журналисту также была известна судьба киллера: после рокового выстрела тому удалось прожить лишь несколько минут - его тут же убили заказчики.
А заказчиками, писала акула пера, являются молдавские нувориши. Из-под их носа Рузанцев увел прибыльный контракт.
Прочтя подпись под статьей, Саша улыбнулся: автора звали ни больше ни меньше, как Недремлющее Око.
* * *
Всю ночь Носова будоражили различные идеи. Он встал ни свет ни заря и маялся, ожидая часа икс. Уничтожив кучу бумаги, Саша систематизировал все свои версии: теперь на журнальном столике перед ним лежал лист с аккуратными записями в несколько строк.
Его мучила жажда деятельности, он готов был прямо сейчас мчаться проверять свои домыслы, но город еще спал утренним сном. Наверняка еще не проснулся и не пришел на службу капитан Боярчиков, так что все равно пришлось бы его дожидаться под дверью. Спал и Шубин, и он бы не понял, если бы его разбудили в такую рань.
Шесть утра. Солнце уже заглянуло золотистым глазом во двор гостиницы. Саша осторожно вышел из своей комнаты и прокрался по коридору на веранду.
Его окатила волна свежести, потом по телу побежал мурашками холодок. Лейтенант не торопился уходить обратно в теплый номер, он смотрел на улицу, которая выглядывала из-за высоких гостиничных ворот. Ни прохожего, ни автомобиля - вокруг приятная провинциальная тишина. Сами собой рождались мысли: а не приехать ли в этот город еще раз, а может, остаться здесь навсегда? По крайней мере, ближе к пенсии стоит всерьез задуматься о переезде.
Сашины грезы о заслуженном отдыхе прервал тихий скрип двери. На веранду, потягиваясь, вышел Шубин.
- Подняла тебя нелегкая, - проворчал он. - Ладно у меня коммунальная привычка, если спозаранку не встанешь, в санузел не прорвешься. Тебе-то чего не спится?
* * *
К своему удивлению, в восемь они застали Боярчикова. Альберт сидел за столом один в большом кабинете. Судя по количеству рабочих мест, он делил кабинет с тремя сотрудниками. Аккуратно сложенные бумаги выдавали в капитане любителя порядка. По правую руку - идеально ровная стопка папок, по левую - чистые бланки. Книга в темно-зеленой обложке, стакан с заточенными карандашами и урна без единой соринки.
Сам Боярчиков находился в этом уголке гармонии еще с половины седьмого. Он любил приходить сюда задолго до начала рабочего дня, когда никого нет. Альберт неторопливо обходил всю комнату, снисходительно глядя на заваленные хламом столы коллег. Склонностью к творческому беспорядку особенно отличался старлей Субботин. Он никогда не сидел на месте, по обыкновению всегда где-то пропадал. Забегал на полчаса, рылся в ящиках, находил в ворохе нужную бумажку и снова исчезал. Правда, у Субботина лучше всех обстояли дела с раскрываемостью. За это Боярчиков ему мысленно прощал неопрятность.
Он вообще был крайне неконфликтен, считал, что не к лицу большому начальнику и уверенному в себе человеку с кем-либо ссориться. Начальником он, естественно, не был и уверенным в себе человеком тоже. Низкорослый сорокалетний мужчина, не достигший в жизни ничего особенного, ужасно страдал от своей нереализованности. Альберт слыл добродушным простаком. В отделе его никто не воспринимал всерьез; относились к нему, как к мыши: пользы никакой, но и вреда не приносит. Все его многочисленные идеи и предложения вызывали у коллег улыбку. Начальство сразу отмахивалось - замечательные мысли, иди воплощай, потом доложишь. Уметь бы воплощать. Он - генератор, разработчик планов и сложных комбинаций, а выполнить - это каждый может, вон молодняка сколько, пусть бегают. Но он не начальник, приказывать не может, разве только предложить, посоветовать, в каком направлении следует рыть землю. Оперативники его слушали, кивали в ответ и торопились кто куда ловить преступников.
В одиночестве, с важным видом сидя за столом в высоком (чтобы выглядеть рослым) кресле, Боярчиков чувствовал себя комфортно. Сейчас он был шефом, руководителем, министром внутренних дел, мэром и еще бог знает, какими должностями и регалиями награждала его услужливая фантазия.
Когда хитрый Луценко сбагрил ему питерских сыщиков, Альберт очень обрадовался: командированные-то от него никуда не денутся, будут внимать его речам. И, только выслушав до конца, смогут понять и оценят, насколько глубоко мыслит он, капитан Боярчиков.
Носова бесила манера капитана сложно отвечать на простые вопросы. Саша ходил из угла в угол, ему так и хотелось подтолкнуть Боярчикова, чтобы тот изъяснялся быстрее. Альберт же, напротив, говорил с излишними паузами после каждого предложения, сопровождая их многозначительными взглядами, мол, вы со мной солидарны, не правда ли? Он начал издалека и, когда приблизился к сути вопроса, Саша дошел до той опасной грани ожидания, после которой возможны непредсказуемые поступки. Спокойный Шубин неподвижно сидел на гостевом диване. Если бы не открытые глаза, можно было бы подумать, что тот спит.
- Когда вы Рузанцева упомянули, я решил, что вас магнат интересует. Он в сентябре скончался. Весь город только об этом и говорил. Жаль, хороший был человек.
- От чего он умер, его убили?
- Сначала ходили разные толки: одни говорили, что его отравили, другие, что зарезали, некоторые уверяли, что он утопился. Чего только не выдумывали.
- Так что там на самом деле? - поторопил нетерпеливый Носов.
- Щас скажу. Щас, щас… - Боярчиков поудобней уселся в кресло. Он скрестил перед грудью руки и продолжил рассказ: - Николай Георгиевич был из той породы людей, что отдавались работе без остатка. Настоящий трудоголик, он совершенно забывал отдыхать и безалаберно относился к своему здоровью.
Когда у него обнаружился рак, было уже поздно - слишком запустил. Никакие деньги не помогли, а их у него было достаточно. Он был очень богат.
- Это мне начинает нравиться, - сказал Анатолий, - кому же достанется все состояние?
- Надо полагать, родственникам, но не факт. Рузанцев оставил завещание.
- И какова же последняя воля усопшего?
- Если б кто знал. Его огласят лишь через месяц. Это условие Николая.
* * *
Они без труда нашли адвоката Марка Аврельевича Шульца. Душеприказчик Рузанцева пригласил оперативников в свое бюро. Судя по тому, что Шульц обосновался в одном из престижных мест города - возле Потемкинской лестницы, дела его шли неплохо.
Статный, одетый с иголочки мужчина средних лет принимал их в со вкусом обставленном кабинете. Марк Аврельевич был сама любезность: предложил гостям пирожные и ароматный чай. Сдержанный Шубин хотел по привычке отказаться, но Саша его опередил:
- Что вы, конечно же, будем, мы как раз не позавтракали.
За чаепитием разговор пошел веселее.
- Там нет никакого криминала, - степенно рассказывал Шульц, - Николай Георгиевич умер от рака. К сожалению, он был слишком беспечен. Вот если бы обратился чуть раньше, тогда бы его спасли. А так, - адвокат развел руками, - оставалось жить всего несколько дней.
- Он составил завещание?
- Именно. Это закономерный шаг в его положении.
- Мы бы хотели с ним ознакомиться.
- Вынужден вам отказать, - сказал Марк Аврельевич, - я не могу нарушить своего слова. Огласить волю завещателя можно будет лишь через двадцать шесть дней.
- Вы чего-то не понимаете, - жестко произнес Шубин, - к вам пришли не из дешевой газетенки за свежими сплетнями. Мы расследуем преступление.
- Погоди, Толя, - остановил товарища Носов. - Марк Аврельевич, насколько я понимаю, вы обещали покойному, что о его завете раньше времени не узнают заинтересованные лица. А мы при исполнении, нас можно в расчет не брать.
Саша сообразил, что с адвокатом привычные методы не пройдут - это не какой-нибудь мазурик, на которого достаточно рыкнуть. Перед ними человек юридически образованный, к нему подход нужен.
- Чего не сделаешь ради правосудия, - сдался Шульц после некоторого колебания. Он открыл сейф и вынул из него конверт.
Прочитанное заставило удивиться даже видавшего виды Шубина. В голове Анатолия сразу же, как мозаика, стала складываться картина преступления.
Носов тоже был удивлен. Но на него содержание завещания произвело не слишком сильное впечатление, как будто молодой оперативник о нем знал уже заранее.