– Не знаю, не знаю, Крупнов. Вот вы ничего говорить не хотите, а сейчас Шульгин и Трутко в другом кабинете дают показания и наверняка опередят вас. А это не в ваших интересах, Крупнов. Поэтому советую подумать.
На лице Крупнова и так отражалась напряженная умственная деятельность. Кодекс он наверняка знал, и что грозит за торговлю оружием – тоже. Но с другой стороны, продавать Балабана, а он, как мы уже поняли, был большой шишкой в нелегальной торговле оружием, Крупнов не хотел. Просто потому что его могли потом достать где угодно – хоть в лагере, хоть в его Люберцах и даже на родине – в колхозе "Светлый путь" Светлогорского района Гомельской области. Несмотря на то что это уже заграница.
Но Крупнов подумал и поступил так, как поступали до него очень многие уголовники, и, я надеюсь, сделают еще не раз. Он начал торговаться.
– А если я все скажу, что вы хотите, вы меня отпустите, гражданин начальник?
– Ну о том, чтобы просто так вас отпустить, не может быть и речи. Ведь для чего-то же вы пытались купить оружие. А обычно оружие покупают для того, чтобы стрелять из него.
– Нет, – вставил Крупнов.
– А для чего же? – удивился Слава.
Крупнов помялся, но, видимо решив, что колоться все равно придется, махнул рукой и сказал:
– Покупал я у них первый раз. Сам, я имею в виду. Решил наварить для себя пару сотен баксов. Попросили друганы купить.
– Для чего?
– Ну, это уж я не знаю. У нас об этом спрашивать не принято.
– Понятно. А откуда их знаете?
– Кого? – не понял Крупнов.
– Трутко и Шульгина.
Крупнов ненадолго задумался, вздохнул и сказал:
– Ну ладно, начальник. Расскажу тебе все как на духу. Только смотри, обещал, что поверишь в то, что я просто пошутить хотел…
Грязнов кивнул:
– Ну прямо так поверить я не обещал, но за добровольную помощь следствию участь твою смягчить постараюсь.
Крупнов пристально посмотрел в честные глаза Славы, словно пытаясь вывернуть его наизнанку и понять – врет он или нет. Но в глазах Грязнова прочитать что-либо было трудно, поэтому Крупнову пришлось положиться на его слово.
– С Балабаном я познакомился на зоне. Я уже два года сидел, когда его привезли. Это в Узбекистане, в Сурхандарьинской области, было. Жара там, я вам скажу, – не то что асфальт, стекло плавится. Так и стекает в рамах, и через три года если не разбили, то сверху уже не толще миллиметра, а внизу соответственно толще.
– Ближе к делу, Крупнов, – прервал его живые воспоминания Грязнов.
– Ну вот я и говорю: привезли его летом, в самую жару. Он еще первые дни все никак не мог поверить, что температура под пятьдесят там норма. Хотя и в этом тоже есть свои положительные стороны – воздух сухой, целебный для легочных больных. И в лагере за многие годы ни одного случая туберкулеза не было, хотя в других зонах – сами знаете. Там неподалеку, около Термеза, даже курорт дли чахоточных есть. Враз вылечиваются…
– Итак, – нетерпеливо произнес Грязнов, – вы познакомились с Балабаном. Кстати, почему у него такая кличка?
– Очень просто. Фамилия у него Балабанов. Оттуда и пошло. Ну и к тому же оказался он шутником. Анекдотов знал… И откуда все в голове умещалось? Значит, я попал на зону в восемьдесят втором, плюс три года, в восемьдесят пятом привезли Балабана. Это я хорошо помню – как раз Горбатый начал всем уши шлифовать. Нас, помню, кум – Заместитель начальника колонии по воспитательной работе заставлял каждый день в красном уголке собираться. Сначала сессию смотрели, потом съезд, потом какую-то партконференцию… Лафа, одним словом. Вместо того чтобы на жаре цемент таскать, сидишь себе слушаешь, как они в "ящике" баланду травят. Хорошо! А потом кум с лекцией выступает, чтоб, значит, мы все осознали, что там они наговорили.
– За что Балабанов попал на зону? – возвратил его в нужное русло Грязнов.
– Он говорил, что за валюту. Тогда за это сильно за уши трепали.
– Так, и что дальше?
– Мне дали шестерку. Так что через три года я освободился. А Балабан оставался на зоне. Ему еще два года оставалось трубить.
– Значит, он должен был выйти в девяностом году?
– Не только должен, но и вышел. Я ему оставил адрес своей подруги, а теперь жены моей. Ну в Люберцах. И где-то в конце девяносто первого заявляется. Разодетый, расфуфыренный, одеколоном каким-то воняет. Ну будто не из зоны год назад вышел, а из Парижу приехал. На машине иностранной! И человек у него за плечами стоит, охранник, значит. Ну, сели мы с ним, выпили, закусили. Он говорит: "Ты, Кочан, мне на зоне много помогал. И теперь хочу тебе помочь". И вынимает из кармана пачку долларов. А тогда их только-только разрешили обычным людям иметь. "Вот, говорит, это мой тебе небольшой подогрев". Побалакали мы с ним о том о сем, правда, ничего про себя, как ему удалось подняться, он не рассказывал. Я и до сих пор не знаю. Ну в полпервого ночи отчалил, и визитку мне свою оставил. Будет трудно, говорит, звони. Ну я, понятно, до следующего утра еле дотерпел. Все денежки ощупывал. А с ранья с самого побежал в город, баксы, значит, продавать. Продал их – почти за двести тысяч! Это ж деньги тогда были, не то что сейчас. Ну и гуляли мы на них! Эх, ребята, как гуляли!
Крупнов, похоже, совершенно забыл, где находится. Он мечтательно закатывал глаза, ерзал на стуле, размахивал руками.
– И что, все двести тысяч пропили? – весело спросил Грязнов.
– Ну нет. Не все. Ляля, жена моя, ночью из кармана вытащила, зараза, пока я спал. Наутро пытался найти, даже поколотил ее – нет. Так и не сказала. Вот баба, крепче танка встала и молчит, как Зоя Космодемьянская. Хоть на мороз выводи и водой обливай. Но мы и на оставшиеся деньги погуляли! Месяц не просыхали! Одним словом, отдохнули на все сто. И ни в какие Сочи ехать не надо, все есть, под рукой. Лишь бы деньги были. Ну Лялька, понятно, на эти деньги детишкам вещичек накупила, себе платьев, даже мне приличный костюм – до сих пор в шкафу пылится. Ну и вообще, жили мы на них долго – пока Гайдар всех по миру не пустил и не превратились наши деньги в ерунду фуфловую, мать его за ногу…
– Значит, через некоторое время все-таки пришлось позвонить по телефону на визитной карточке?
– Да.
– Когда именно?
– Ну это… мы с ребятами магазин взяли. В общем-то ерунда, так, по мелочи. Но на следующий день нас повязали. Короче, светило мне несколько лет. А на зону ну так не хотелось, так не хотелось, прямо до невозможности! И моей Ляльке тоже, шутка ли, с двумя детишками на шее, пока я буду на зоне прохлаждаться. Ну и она разыскала среди старых квитанций за свет и за газ эту самую карточку. И позвонила.
Крупнов помолчал, почмокал губами и продолжил:
– Дальше как по волшебству все было. На суде всем под завязку дают, а мне – два года условно. Представляете? И отпускают из зала суда. Я сразу понял, чьих это рук дело. Ну и, конечно, решил Балабана отблагодарить как-то за то, что меня с кичи снял. А как его отблагодаришь? Пузырь не купишь – он водкой хоть бассейн наполнить может, а еще как можно – я не знал. Ну и пошел к нему, так мол и так, спасибо тебе, Балабан, теперь я навек должник твой. Он засмеялся и сказал, что я ему ничего не должен, а старые друзья друг другу должны помогать. Но если, говорит, хочешь подзаработать, то вот, позвони, мол, моему помощнику. Звоню ему. А он говорит: найди покупателей на оружие. Не впрямую, а намеками, недомолвками. Ну ясно, я для него человек чужой, хоть и рекомендовал сам хозяин. Я, помню, еще спросил, на какое оружие. А он улыбнулся и говорит, что хоть на танки и БТРы, все может достать. Тогда я и понял, откуда у Балабана деньги.
– И что дальше?
– Где ж я покупателей найду? Среди дружков-алкашей, что ли? У них на пузырь не хватает, не то что на пушку. Ну я ему не звонил, этому типу. А тут случайно в разговоре услышал, что у одного моего приятеля есть брат, которому позарез "калаши" нужны. Ну я и говорю, что могу, мол, достать. Позвонил помощнику Балабана, он прислал своих ребят… Дальше вы знаете.
Все это было похоже на правду. Во всяком случае, мы легко могли это проверить.
– Как звали помощника?
– Леня. Больше ничего не знаю.
– Телефон Балабана не потерял?
– Нет. – Крупнов вынул из кармана потертую и засаленную книжку, послюнявив палец, перевернул несколько страниц и наконец положил ее перед Грязновым, показав пальцем нужный телефон: – Вот.
– Так, гражданин Крупнов, – сказал Слава, отдав книжку своему помощнику проверить, на чье имя зарегистрирован и где находится телефон, – а теперь вы должны позвонить Балабану и назначить встречу. То есть скажете, что надо встретиться и вы хотите приехать к нему. Чтобы он назначил время.
На лице Крупнова отразилась внутренняя борьба. Однако если говоришь "а", то надо говорить и "б", и он, помявшись, согласился.
Он набрал телефонный номер Балабана. И нам, наверное первый раз за этот длинный день, повезло. На том конце провода взяли трубку.
– Слушаю, – ответил чей-то голос.
– Передайте Балабану, что с ним хочет поговорить Кочан.
– Одну минуту.
Через некоторое время ответил уже другой голос:
– Да, я слушаю.
– Балабан, это я, Кочан, – сказал Крупнов.
Ну и народ эти уголовники! Ни имен, ни фамилий, одни кликухи поганые!
Это выглядело бы дурным спектаклем, если бы не было реальностью…
– Послушайте, я старший оперработник МУРа. Старший лейтенант милиции. Меня зовут Кот Ольга Владимировна. Надеюсь, вы понимаете, что нарушаете закон, задерживая меня? – уже в третий раз повторила Ольга.
Она строго поджала губы и уверенно посмотрела на сидящего напротив нее мужчину. Мужчина презрительно хмыкнул – между прочим, в первый раз. Все остальное время он просто игнорировал присутствие пленницы.
Она понимала, что это было абсолютно бесполезно. Бесполезно угрожать, изображать возмущение и негодование. Ольга прекрасно осознавала, что если эти люди решились на похищение, то они понимают, что делают, и ее реакция была, скорее, рефлекторной, нежели осмысленной. Рефлекторно взывая к их разуму, она словно говорила себе: ты муровец, сотрудник правоохранительных органов, с тобой ничего страшного не случится, закон на твоей стороне…
Она очнулась часов пять-шесть назад в сыром полуподвальном помещении. Сквозь небольшое узкое окно было видно иссиня-черное небо, усыпанное звездами. Такого неба не бывает над городами, и Ольга поняла, что, скорее всего, она находится где-то в Подмосковье. Ведь не по воздуху же ее переправляли! А такое чистое небо могло быть или в горах, или довольно далеко от города. Узнать бы, где именно она сейчас находится!…
Окно располагалось почти под самым потолком. Как Ольга ни пыталась, взобравшись на низкий табурет, заглянуть в окно, ей это не удалось – было слишком высоко. Первый раз в своей жизни девушка пожалела, что она не баскетболистка. Пленница подошла к двери и припала к ней ухом. Сначала она ничего не услышала, но выждав несколько секунд, Ольга различила едва заметный методичный звук. Казалось, за дверью кто-то ходит.
Кто же это?
"Часовой", – наконец догадалась девушка и тут же решительно подняла табурет над головой. Захотелось трахнуть что есть силы по дверям, заорать благим матом… Но потом она передумала шуметь и села на кровать. Старая металлическая сетка противно заскрипела.
Ольга решила терпеливо дождаться, когда ее пригласят "на беседу". Ведь зачем-то ее похитили! Захотели бы убить – то давно бы убили. Но нет же: усыпили, привезли сюда, охраняют… Значит, будет разговор. И к нему нужно подготовиться – успокоиться, сосредоточиться, собрать волю в кулак.
Спокойствие, Ольга Владимировна, только спокойствие…
– …Кто вы и откуда, я знаю, -неожиданно грубо сказал мужчина и демонстративно мотнул головой, как бы убирая со лба воображаемую челку. – И не нужно мне угрожать лишний раз.
– Я не угрожаю, а предупреждаю, – почти миролюбиво произнесла Ольга. – И потом, чем может угрожать женщина…
– И предупреждать не надо, – прервал ее мужчина, – предупреждать здесь будем мы.
– Кто это – вы?
– Мы – это мы… – исчерпывающе ответил тот.
Ольга оглядела комнату, в которой проходил допрос.
Кроме нее и мужчины в помещении находился еще один человек. Совсем еще мальчишка, подумала Ольга про себя. Во время допроса "мальчик" сидел, плотно сжав тонкие губы, и смотрел, почти не моргая, в одну точку, казалось, что он не слышит, о чем идет речь. Было в этом остановившемся взгляде что-то жуткое. Она периодически поглядывала на "мальчика", но он так ни разу и не пошевелился и ничем не выдал своего присутствия.
"Не часовой, а монумент, в самом деле", – подумала девушка и решила больше не смотреть в его сторону.
Второму, тому что вел допрос, было около сорока лет или чуть меньше. Мужчина был достаточно высок и строен, на худом лице строго выделялись скулы, редкие волосы были коротко и аккуратно подстрижены. Понаблюдав за ним, Ольга, к своему удивлению, обнаружила, что этому человеку совершенно не шло улыбаться: когда он неожиданно растягивал губы в подобие улыбки, то обнажались крупные зубы и десны. И тотчас у собеседника создавалось неприятное ощущение, как будто он случайно узнал какую-то страшную, отвратительную по своей натуралистичности правду про этого человека. Становилось неловко, даже жутко.
– Могу я узнать, кто вы такие, и где я нахожусь? – задала резонный вопрос Ольга.
– Конечно, конечно, узнаете, – резиново улыбнулся мужчина. – Только сначала ответите на мой вопрос…
Он совсем близко подошел к девушке и внимательно посмотрел ей в глаза.
– Отойдите подальше! – не дождавшись, когда он отойдет, Ольга сама невольно отстранилась.
Мужчина выдержал паузу и сделал шаг назад.
– Если вы собираетесь врать, – в голосе мужчины послышался металл, – то предупреждаю: бесполезно, так что лучше сразу говорить правду. Понятно?
– Вы меня пугаете?
– Предупреждаю…
– Даже так?
– Да. Даже так. И хватит болтать! – Мужчина поднял указательный палец вверх и почти без паузы быстро спросил: – Где папка?
– Папка?
– Только не стройте из себя девочку! И не делайте вид, что вы не поняли, о чем я говорю…
– Я поняла, о чем вы говорите, – решительно сказала Ольга. – Речь идет о папке, которую я обнаружила в офисе, ведь так?…
– Да.
– Эта папка осталась в машине.
Мужчина подошел к столу, и свет настольной лампы упал ему на правую руку. Только теперь Ольга рассмотрела на рукаве у допрашивающего черную повязку. На прямоугольном куске ткани был изображен белой краской какой-то знак: что-то среднее между свастикой и многоугольной звездой.
– Ого! – невольно вырвалось у нее.
– Что? – быстро, по-волчьи сощурив глаза, спросил мужчина.
– А я-то думала, что вы – обычные бандиты. А вы, оказывается, тут люди убежденные…
Мужчина неожиданно усмехнулся:
– Настолько убежденные, что вам и не снилось.
Ольга повернула голову в сторону сидящего без движения часового и попыталась рассмотреть, есть ли у него на рукаве такая повязка, но ничего не успела рассмотреть.
– Давайте вернемся к нашему разговору. Я же просил вас не врать, – укоризненно произнес мужчина, и Ольга с удивлением заметила в его голосе неподдельную грусть.
Ничего себе! Оказывается, злодеи действительно склонны к сентиментальности. Казалось, еще немного – и ее мучитель сядет напротив с фужером шампанского в руках и зальется цыганским плачем гитара…
Стоп! Не расслабляться. Всем свои видом Ольга изобразила оскорбленное достоинство:
– Почему вы решили, что я вру?
– Потому что папки в вашей машине не было.
Последняя фраза была сказана с расстановкой, спокойно. Возникла пауза.
Он посмотрел на нее. Она посмотрела на него.
Секунда, другая…
– Когда я покинула машину, папка находилась в "дипломате", что было потом, мне не известно…
– Зато нам все прекрасно известно, – произнес мужчина и взял в руки пульт. Ольга удивленно посмотрела на него.
В дальнем углу комнаты на низкой полированной подставке стояли большой телевизор "Панасоник" и видеомагнитофон "Шарп". Девушка повернула голову в сторону экрана и увидела саму себя, выскакивающую из машины…
Ах вот в чем дело! Оказывается, ситуация гораздо хуже, чем она думала. Ольга автоматически отметила, что в тот момент у нее растрепались волосы и был достаточно испуганный вид. Оператор успел запечатлеть этот исторический момент, но, к счастью для Ольги, камера снимала с той точки, откуда было плохо видно, что девушка в темном брючном костюме держит в руках. Полностью прикрытая летней кофтой, папка совершенно не обнаруживала себя. Замечательно! Точка съемки была выбрана таким образом, что солнце светило прямо в объектив, в следующем кадре оператор постарался справиться с естественным освещением, но теперь девушка в темном костюме вбегала в подъезд семиэтажного дома и находилась к камере спиной…
Ольга в душе поздравила себя, что догадалась прижимать папку к телу. Поскольку ее запечатлели сзади, теперь на экране вообще не было понятно – держит ли она что-то в правой руке или нет. Левая рука была свободна, Ольга на экране именно левой толкнула дверь и скрылась в подъезде… А правая? Правой, казалось, девушка запахивает пиджак. Экран потух. Все.
Один – ноль в ее пользу!
– По-моему, получилось неплохо! – Она постаралась скрыть злорадство по поводу неудачливого оператора. – По крайней мере, я выгляжу вполне симпатично.
– Сейчас речь не об этом!
– Разве?
– Кончайте дурачиться!… Когда вы выходили из машины, то держали в руках папку, ведь так? – полувопросительно произнес мужчина.
– Нет, это была моя кофта.
– Это была папка!
– Кофта.
– Папка…
– Почему вы мне не верите? – возмутилась Ольга.
– Потому что вы врете. А мы очень не любим, когда нам врут.
Ольга насторожилась, она услышала в словах мужчины неприкрытую угрозу.
– И что же дальше? Я утверждаю одно, вы – другое. Хотя только что видели на экране, что папки у меня не было…
– Тихо! – прикрикнул мужчина. – Раз вы не хотите по-хорошему…
– Вы что, будете меня пытать?
– Надеюсь, вы до этого не доведете.
– Я вам говорю правду, папка оставалась в машине… – Ольга не договорила.
– Сергеев, – мужчина повернул голову в сторону часового, – пригласи старика.
Ольга почувствовала, как уплотнился воздух в комнате и по ее телу пробежала холодная волна. Часовой встал, вытянул руку вперед и развернулся к двери. Мужчина внимательно смотрел на Ольгу.
– Это совсем не трудно – сказать правду. Не правда ли? – произнес он каким-то просящим голосом.
– Я говорю правду…
– Сейчас мы это узнаем.
Тем временем Сергеев вышел из комнаты.
Казалось, время остановилось. Шаги Ольга не услышала, скорее, догадалась, что сейчас в комнату войдут. И в тот же миг дверь действительно открылась – сначала показалась небольшая тележка, ее катил коренастый человек в темном халате и длинном фартуке, на лице человека была надета маска.
Это еще что?…