* * *
- А ты не можешь поехать с нами? Почему ты должен оставаться здесь? - спросила Санна, бросая в чемодан первые попавшиеся джемпера.
Кристиан не отвечал, что ее еще больше возмущало.
- Ну, ответь же мне. Ты будешь сидеть здесь один? Это полное безумие, это просто…
В ярости она кинула в чемодан пару джинсов, но промазала, и они упали на пол у ног Кристиана. Санна подошла к нему, чтобы поднять их, но вместо этого взяла в ладони его лицо. Она изо всех сил пыталась заглянуть ему в глаза, но Кристиан отворачивался от нее.
- Кристиан, дорогой, любимый мой. Я ничего не понимаю. Почему ты не хочешь поехать с нами? Оставаться в доме небезопасно.
- Тут нечего понимать, - ответил он и убрал ее руки. - Я остаюсь здесь, вот и все. Я не намерен бежать.
- Бежать - от кого? От чего? Черт тебя побери, если ты знаешь, кто это, и не говоришь.
Слезы градом потекли по ее щекам, а ладони еще ощущали тепло Кристиана. Но он не подпускал ее близко, и от этого ей было так больно. В таких ситуациях они как никогда должны поддержать друг друга. Но муж поворачивался к ней спиной, не желал с ней разговаривать. Щеки у Санны запылали от ощущения унижения, она отвела взгляд и снова стала складывать вещи.
- Как ты думаешь, сколько времени нам придется пробыть там? - спросила она, вынимая из верхнего ящика комода несколько пар трусов и носков.
- А я откуда знаю? - пожал плечами Кристиан. Он снял с себя халат, оттер красные пятна на груди и надел на себя джинсы и футболку. Ей по-прежнему казалось, что он самый красивый мужчина из всех, кого она встречала в жизни. Она любила его до боли.
Санна закрыла ящик комода и бросила взгляд в холл, где играли дети. Сегодня они были какие-то притихшие и серьезные. Нильс катал туда-сюда машинки, а Мелькер играл в своих человечков. При этом они играли молча, без обычных в таких случаях звуковых эффектов - и, что особенно странно, не дрались друг с другом.
- Ты не думаешь, что они…
В горле стоял ком. Она попыталась снова:
- Ты не думаешь, что они получили травму?
- На них нет ни царапины.
- Я имею в виду - не физическую травму.
Санна не понимала, как он может говорить так холодно и так спокойно. Утром он, как и она, пребывал в состоянии шока. Теперь же вел себя так, словно ничего не случилось - или случившееся было пустяком.
Кто-то проник в их дом, пока они спали, зашел в детскую - возможно, навсегда поселив в душах детей страх, отняв у них уверенность, что дома, в постели, с ними не может случиться ничего плохого, что никто не обидит их, покуда мама и папа рядом. Это чувство защищенности, наверное, утрачено навсегда. А их отец сидел, спокойный и равнодушный, словно его все это не волновало. И сейчас, в эту самую секунду, она ненавидела его за это.
- Дети быстро все забывают, - проговорил Кристиан, глядя на свои руки.
Санна заметила, что одна ладонь у него сильно расцарапана, и задалась вопросом, откуда эти царапины. Но не спросила. На этот раз решила не спрашивать. Возможно, это конец. Если Кристиан не в состоянии дать ей свою любовь и поддержку даже сейчас, когда им угрожает какое-то неизвестное зло, то, может быть, пора сдаться.
Женщина продолжала наобум кидать что-то в чемодан. Глаза ее затуманились от слез, и она рывком срывала вещи с вешалок. В конце концов чемодан был набит до отказа, и ей пришлось сесть на крышку, пытаясь его закрыть.
- Подожди, я помогу тебе.
Кристиан встал и навалился на чемодан всем своим весом, так что Санна смогла застегнуть "молнию".
- Я отнесу его вниз.
Он взял чемодан за ручку и понес его, пройдя мимо сыновей.
- Почему мы едем к тете Агнете? Зачем нам так много вещей? Мы что, уезжаем надолго?
Страх в голосе Мелькера заставил Кристиана остановиться посреди лестницы. Однако он тут же в полном молчании продолжил свой путь.
Санна подошла к сыновьям и уселась перед ними на корточки, изо всех сил стараясь говорить спокойным голосом:
- Мы устроим себе небольшой отпуск. Но мы поедем недалеко, к тете и вашим двоюродным братьям. Вы же так любите к ним ездить! А вечером у нас будет маленький праздник. Поскольку мы в отпуске, то можем позволить себе поесть конфет, хотя сегодня не суббота.
Сыновья посмотрели на нее с недоверием, но магическое слово "конфеты" спасло ситуацию.
- Мы поедем все вчетвером? - спросил Мелькер.
- Мы поедем все втетвелом? - повторил его младший брат.
Санна глубоко вздохнула.
- Нет, только мы втроем. Папа должен остаться дома.
- Да, папа останется и будет сражаться с плохими.
- С какими "плохими"? - спросила Санна, похлопав Мелькера по щеке.
- С теми, которые напачкали в нашей комнате, - он с гневным лицом скрестил руки на груди. - Если они вернутся, папа им покажет!
- Папа не будет сражаться с плохими. Никто сюда больше не придет.
Проведя рукой по волосам Мелькера, она мысленно проклинала Кристиана. Почему он не едет с ними? Почему он молчит? Она поднялась.
- Будет очень весело. Настоящее приключение. Я только помогу папе уложить вещи в машину и вернусь за вами. Хорошо?
- Угу, - без всякого энтузиазма ответили мальчики.
Спускаясь по лестнице, Санна ощущала спиной их взгляды.
Мужа она нашла у машины, когда он укладывал в багажник чемодан. Санна подошла к нему и взяла за руку.
- Это последний шанс, Кристиан. Если ты знаешь, если у тебя есть хоть малейшие догадки, кто преследует нас, - умоляю тебя, скажи! Ради нас. Если сейчас ты ничего не скажешь, а потом выяснится, что ты знал, то это конец. Понимаешь? Конец всему!
Кристиан замер, держа в руках чемодан. На мгновение ей показалось, что он что-то скажет. Но потом он стряхнул с себя ее руку и втолкнул чемодан в багажник.
- Я ничего не знаю. Хватит нудеть!
И он захлопнул крышку багажника.
* * *
Когда Патрик и Паула вернулись в участок, Анника остановила Хедстрёма в коридоре.
- Мелльберг проснулся, пока вас не было. Он возмущен тем фактом, что его не проинформировали.
- Я стоял и стучал ему в дверь, но он не открыл.
- Да-да, я так ему и сказала. Но он утверждает, что был так занят работой, что не слышал.
- Кто бы сомневался, - вздохнул Патрик и в очередной раз почувствовал, как устал от своего начальника. Если уж быть до конца честным, он вообще предпочел бы обойтись без него. Патрик бросил быстрый взгляд на часы.
- Хорошо, пойду проинформирую наше уважаемое начальство. Через пятнадцать минут собираемся на кухне на совещание. Предупреди, пожалуйста, Йосту и Мартина - они вот-вот появятся.
Он направился прямо к двери кабинета Мелльберга и громко постучал.
- Войдите!
Мелльберг сидел, углубившись в изучение целой кипы документов.
- Я слышал, - произнес он, - что ситуация накалилась, и должен тебе сказать: не больно-то хорошо смотрится в глазах общественности, когда мы отправляемся на такие трудные выезды без участия высшего начальства.
Патрик открыл было рот, чтобы ответить, но Мелльберг поднял руку в знак того, что еще не закончил.
- Мы подаем гражданам неверный сигнал, если не относимся к таким ситуациям достаточно серьезно.
- Но…
- Никаких "но". Твои извинения приняты. Но больше так не делай.
Патрик почувствовал, как кровь застучала в ушах. Проклятый старикашка! Кулаки у него сжались, но он заставил себя разжать их и сделать глубокий вдох. Надо вынести Мелльберга за скобки и сосредоточиться на главном - на расследовании.
- Расскажи мне, что произошло. К чему вы пришли? - спросил Мелльберг, подаваясь вперед от любопытства.
- Я думал, что мы проведем на кухне общее совещание. Если ты не возражаешь… - мрачно проговорил Патрик.
Мелльберг задумался.
- Да, хорошая мысль. К чему повторять одно и то же два раза? Ну что, начинаем работать, Хедстрём? Ты ведь знаешь, в нашем деле время на вес золота.
Патрик повернулся спиной к боссу и вышел из кабинета. В одном Мелльберг был, несомненно, прав - время на вес золота.
~~~
Он выработал свою стратегию выживания, однако с каждым годом она требовала от него все больших усилий. Переезд пошел на пользу всем, кроме него. Отец получил работу, которая ему очень нравилась, а мать с головой окунулась в обустройство дома Старухи, переделывая все на свой манер, уничтожая все следы ее пребывания. Алисе, кажется, тоже пошли на пользу смена обстановки и спокойствие, царившее в здешних местах - по крайней мере, девять месяцев в году.
Мать занималась с ней дома. Поначалу отец возражал, настаивая, что Алисе надо ходить в школу и общаться со сверстниками, что она нуждается в других людях. Но мать лишь бросила на него холодный взгляд и сказала:
- Алисе нужна только я.
Это решило исход спора.
Сам он неуклонно толстел и постоянно ел, как будто тяга к еде начала жить собственной жизнью. Он запихивал в себя все съедобное, что попадалось ему под руку. Однако это не обеспечивало ему больше внимания со стороны матери. Иногда она кидала на него полный отвращения взгляд, но в основном игнорировала его. Давно прошли те времена, когда он считал ее своей прекрасной матерью и мечтал о ее любви. Теперь он давно оставил эти мысли, смирившись с тем, что его нельзя любить, что он не заслуживает любви.
Единственным человеком, любившим его, была Алиса. Любовь урода к уроду. У нее была странная походка, говорила она невнятно, и многое у нее не получалось. В свои восемь лет она еще не умела завязывать шнурки. И все время ходила за ним как тень. По утрам, когда он шел к школьному автобусу, она сидела в окне, с тоской глядя ему вслед, приложив ладони и лоб к стеклу. Он не понимал этого, но не мешал ей.
Школа была сплошным мучением. Каждое утро, когда он входил в автобус, ему казалось, что его везут в тюрьму. Уроков он ждал с удовольствием, а вот переменки внушали ему ужас. Если его доставали и раньше, то теперь, в старших классах, все стало еще хуже. Его постоянно дразнили и толкали, ломали и расписывали надписями его шкафчик, кричали ему вслед оскорбления. Он прекрасно осознавал, что он - типичная жертва. Его жирное тело уже являлось самым страшным грехом - он выделялся. Однако от того, что он все это понимал, жизнь не становилась легче.
- Ты находишь свой член, когда мочишься, или тебе живот мешает?
Эрик. Небрежно восседающий на столе, всегда окруженный толпой приспешников. Он был страшнее всех. Самый популярный парень в школе, красивый и уверенный в себе, дерзкий с учителями, постоянно имеющий доступ к сигаретам, которые он курит сам и раздает своим приятелям. Трудно сказать, кого он ненавидел больше - Эрика, движимого чистой злонамеренностью, постоянно находящего новые способы сделать больно, или кучку ухмыляющихся идиотов, с восторгом окружающих и во всем поддерживающих его.
С другой стороны, он знал, что отдал бы все на свете, чтобы стать одним из них. Сидеть на столе рядом с Эриком, принять от него сигарету, отпускать комментарии по поводу проходящих мимо девчонок и получать в награду восхищенное хихиканье, видеть румянец, проступающий на их щеках.
- Слышишь! Я с тобой разговариваю. Отвечай, когда тебя спрашивают!
Эрик поднялся, а двое других с напряжением следили за ним. Один из них, спортсмен по имени Магнус, встретился с ним взглядом. Иногда в его глазах даже мелькало сочувствие, однако его было недостаточно, чтобы Магнус захотел впасть в немилость у Эрика. Кеннет - этот просто трус и вообще никогда не смотрит ему в глаза. Сейчас он не сводил взгляда с Эрика, готовый во всем следовать его указаниям. Но сегодня у Эрика, кажется, нет настроения доводить его, он уселся обратно и рассмеялся:
- Ну, беги, жирная свинья! Если ты побежишь быстро, то избежишь хорошенькой взбучки!
Более всего на свете ему хотелось постоять за себя и послать Эрика к черту. С должной силой и точностью он показал бы этому типу, где раки зимуют, а остальные, собравшись вокруг них, увидели бы, что их герой повержен. А Эрик, с окровавленным носом, с трудом оторвав голову от земли, посмотрит на него с уважением. После этого он станет среди них своим, его примут в компанию.
Вместо этого он развернулся и бросился бежать - понесся через школьный двор изо всех сил. В груди жгло, а жир на боках колыхался на бегу. За спиной он слышал их издевательский хохот.
~~~
Не дыша, Эрика начала проезжать развязку на Кошвеген. Напряженный ритм движения на улицах Гётеборга всегда заставлял ее нервничать, а эта развязка вообще вызывала у нее ужас. Однако она благополучно миновала ее и двинулась дальше по улице Экландсгатан, высматривая, куда ей свернуть.
Русенхильсгатан. Жилой дом находился в конце улицы, откуда открывался вид на Кошвеген и парк развлечений "Лисеберг". Проверив номер, она припарковала машину у нужного подъезда и посмотрела на часы. План состоял в том, чтобы позвонить и надеяться, что кто-нибудь дома. Если же дома никого не окажется, то они с Йораном договорились, что она посидит пару часиков у его мамы и попытается снова. В этом случае Эрика вернется домой довольно поздно - так что она мысленно молила бога, чтобы новый жилец оказался на месте. Его фамилию она запомнила, когда совершала свои звонки по пути в Гётеборг, и сразу нашла ее против кнопки домофона. Янош Ковач.
Она позвонила. Ответа не последовало. Снова нажала на кнопку телефона. Тут в динамике затрещало и раздался голос с сильным акцентом:
- Кто там?
- Меня зовут Эрика Фальк. Я хотела бы задать несколько вопросов по поводу человека, который жил в этой квартире раньше, - Кристиана Тюделя.
Она застыла, напряженно ожидая ответа. Объяснение звучало не очень-то убедительно, но она понадеялась, что обитателю квартиры станет любопытно и он впустит ее. Жужжание замка на двери подтвердило, что ей повезло.
Лифт остановился на втором этаже, и она вышла на площадку. Одна из трех дверей была приоткрыта, и невысокий толстенький мужчина лет шестидесяти внимательно разглядывал ее через щель. Увидев ее огромный живот, он тут же снял цепочку, распахнул дверь и воскликнул:
- Заходите, заходите!
- Спасибо! - ответила Эрика и вошла в квартиру. Сочный запах готовки с использованием острых приправ ударил ей в нос. Этот запах нельзя было назвать неприятным, но беременность сделала ее обоняние особенно чувствительным к сильным раздражителям.
- У меня есть кофе, хороший крепкий кофе, - сказал обитатель квартиры, показывая в сторону кухни. Эрика пошла за ним, окинув мимоходом взглядом комнату. Комната была единственная - выполняла роль и спальни, и гостиной.
Стало быть, вот где жил Кристиан до того, как переехать во Фьельбаку. Эрика почувствовала, как сердце забилось чаще.
- Садитесь!
Янош Ковач почти силком усадил Эрику на деревянный стул, подал кофе и с торжествующим выражением лица поставил перед ней на стол блюдо с печеньем.
- Печенье с маком! Венгерское национальное блюдо! Моя мать посылает мне иногда пачку печенья с маком. Она знает, как я его люблю. Попробуйте!
Он замахал руками, призывая ее брать печенье. Эрика взяла с блюда одну штучку и осторожно надкусила. Совершенно новый, но приятный вкус. Внезапно она осознала, что с утра ничего не ела - в желудке благодарно заурчало, когда туда попал первый кусок.
- Вам надо есть за двоих. Берите еще, берите сколько хотите!
Янош Ковач придвинул к ней блюдо, его глаза сияли.
- Большой малыш, - проговорил он с улыбкой, показывая на ее живот.
Эрика улыбнулась в ответ. Его веселое настроение оказалось таким заразительным.
- Дело в том, что у меня там двое.
- О, близнецы! - воскликнул он, в восторге складывая руки. - Какая благодать!
- А у вас есть дети? - спросила Эрика, не переставая жевать.
Янош Ковач гордо выпрямился.
- У меня двое отличных сыновей. Они взрослые. У обоих прекрасная работа. На "Вольво". И еще у меня пять внуков.
- А жена? - осторожно спросила Эрика, озираясь. В квартире нигде не было видно следов женской руки.
Янош Ковач по-прежнему улыбался, но улыбка стала менее сияющей.
- В один прекрасный день семь лет назад она пришла домой и сказала: "Все, я уезжаю". И с тех пор ее нет, - он развел руками. - Тогда-то я и поселился здесь. А раньше у нас была трехкомнатная квартира. Мы жили этажом ниже. - Он указал на пол. - Но когда я вышел на пенсию, а жена меня оставила, трехкомнатная стала мне не по средствам. И когда Кристиан встретил девушку и собрался к ней переезжать, то я перебрался сюда. Все к лучшему, - добавил он.
- Стало быть, вы знали Кристиана до того, как он переехал отсюда? - спросила Эрика, отхлебывая кофе. Кофе тоже оказался очень вкусным.
- Ну, не то чтобы знал. Но мы часто сталкивались на лестнице. Кроме того, я человек с руками, - продолжал Ковач, показывая свои ладони. - Так что помогаю всем, чем могу. А Кристиан - тот даже лампочку заменить не мог.
- Могу себе представить, - сказала Эрика и улыбнулась.
- Вы знаете Кристиана? Почему вы о нем расспрашиваете? Много лет прошло с тех пор, как он жил здесь. Надеюсь, с ним ничего не случилось?
- Я журналистка, - ответила Эрика, используя легенду, придуманную ей в машине по дороге в Гётеборг. - Кристиан стал писателем, а я пишу о нем большую статью, так что стараюсь узнать как можно больше.
- Так Кристиан стал писателем? Неплохо. Ну да, я всегда видел его с книгой в руке. В комнате вся стена была занята полками с книгами.
- Вы знаете, чем он занимался, пока жил здесь? Где работал?
Янош Ковач покачал головой:
- Нет, не знаю. И никогда его ни о чем не спрашивал. Нужно уважать соседей. Не вмешиваться в их дела. Если кто-то захочет что-то рассказать, то сделает это сам.
Это утверждение показалось Эрике проявлением здоровой жизненной философии. Жаль, что не все во Фьельбаке разделяют такой взгляд на мир.
- К нему часто ходили гости?
- Никогда. Мне было даже жаль его. Он всегда был один. Человек не создан для одиночества. Нам нужно общение.
Эрика внутренне согласилась с ним и понадеялась, что у Яноша Ковача есть кто-то, кто регулярно его навещает.
- Он что-нибудь оставил, когда съезжал?
- Нет, когда я въезжал, везде было пусто. Ничего после него не осталось.
Эрика поняла, что больше сведений о жизни Кристиана ей получить не удастся. Поблагодарила за гостеприимство, вежливо, но решительно отказавшись от пакета печенья, который ей предложили взять с собой.
Она уже почти переступила порог, когда Янош Ковач остановил ее.
- Кстати, как же я мог забыть! Видать, уже маразм подступает.
Он постучал пальцем по виску, повернулся и ушел в комнату, а через минуту вернулся, держа в руках какой-то предмет.