– И что тут странного?
Она отвела взгляд в сторону и шмыгнула носом.
– Понимаешь, – задумчиво ответила Марийка, – он эти перчатки надевал только на прогулку. В город – никогда. У него новые были…
– Может, не нашел новые и надел старые, – предположила я.
– С вечерним костюмом?
Я пожала плечами.
– Ну, не знаю. А где лежали новые перчатки?
– Они лежали в машине, – ответила Марийка.
– Откуда ты знаешь? – удивилась я.
– А я видела, – объяснила Марийка.
– Что видела?
– Видела, как Александр Николаевич их оттуда забрал.
Я утратила дар речи. Просто стояла и пялилась на собеседницу, как языческий истукан.
– Пришел, меня расспросил, – рассказывала Марийка, – зашел в комнату. Осмотрел все с порога и пошел назад.
– Ты ему про перчатки сказала? – спросила я.
– Сказала, – подтвердила Марийка. – Я в самую первую минуту про перчатки подумала. Как только увидела Стефана Викторовича.
– А что тебе ответил Саша?
– Ничего не ответил, – сказала Марийка задумчиво. – Но я заметила, как он взял ключи от машины. Они валялись на банкетке, возле вешалки.
– А потом?
– А потом я подошла к окну и увидела, как Александр Николаевич открывает машину. Повозился в ней минуту, достал что-то черное и сунул в карман.
Она снова задумчиво шмыгнула носом.
– Я уверена, что он забрал оттуда новые перчатки Стефана Викторовича. А потом он вернулся в дом и бросил ключи туда же, где они лежали. На банкетку.
Я молчала.
– Как ты думаешь? – спросила Марийка, посмотрев на меня, – следователю нужно об этом рассказать?
– Не знаю, – ответила я через силу.
А в голове закрутились два предложения:
Ай, да Саша!
Ай, да сукин сын!
Домой я пришла не сразу.
Погуляла минут десять по улице, прикидывая неожиданный поворот событий.
Зачем он это сделал?
Я не понимала.
"На память взял", – высказался ехидный внутренний голос.
"Брал бы тогда что-то посущественней! – возразила я. – Возле кровати кейс стоял, а добра в том кейсе… Видимо-невидимо! И пачки баксов на комоде".
Однако не польстился.
Кстати, о кейсе… Насколько я понимаю, это те самые ценности, якобы похищенные из магазина бухгалтером на пару с продавщицей.
Говорила же я, что Стефан имеет ко всему случившемуся прямое отношение!
Тут мной овладело уныние. Подозреваю, что Стефан был последним человеком, знавшим, что там произошло. И правду мы – увы! – никогда не узнаем.
Домой я шла неохотно, волоча ноги. События последних дней, происходившие в поселке, наглядно иллюстрировали, насколько мудры были создатели сериала "Богатые тоже плачут".
Точнее не скажешь.
Охотнее всего я бы отсюда уехала. Но это было бы подлостью.
Нет. Только не сейчас.
Не успела я открыть дверь дома, как в ужасе отпрянула назад. Но тут же снова рванула дверь на себя и ринулась на кухню.
Судя по дикому, истошному крику, эпицентр событий находился именно там.
Я вбежала в открытую дверь и замерла на месте.
Похоже, в просторной кухне собрался весь дом. Элла стояла у стены. Ее губы были плотно сжаты, брови сошлись у переносицы. Она выглядела странно: словно что-то напряженно обдумывала.
Неподалеку от нее в стену вжималась горничная. Девица наблюдала за происходящим одновременно со страхом и любопытством.
А в центре кухни шла неравная борьба.
Максим, Толик и Марья Гавриловна пытались скрутить прелестную девушку Женю, размахивавшую огромным кухонным ножом.
Правда, узнала я ее не сразу.
Это перекошенное безумной гримасой лицо и растрепанные волосы, разметавшиеся по нему, могли принадлежать кому угодно, только не прелестному ангелочку, которого я привыкла видеть.
– Он умер! – визжала Женя так оглушительно, что у меня немедленно заложило уши. – Пустите меня! Я не хочу жить! Димка умер! Я знаю!
Ее руки были залиты кровью.
– Женя, доченька, – пыталась вклиниться между криками Марья Гавриловна, – выслушай меня…
– Он умер! – еще оглушительней завизжала Женя. – Я не хочу! Отпустите меня!
Мужчины молча пыхтели, пытаясь выхватить нож из Жениной руки. И самым страшным было то, что это им никак не удавалось.
– Димка! – надрывалась Женя, выкручиваясь из чужих рук. – Димка!!
Димка. Какой Димка?
Я медленно подняла руки и изо всех сил стиснула уши. Господи, не дай сойти с ума!
Наконец усилиями троих людей, семнадцатилетнюю девочку удалось обезоружить. Марья Гавриловна выскочила из кухни и через минуту вернулась с домашней аптечкой.
Выхватила из нее одноразовый шприц, разорвала бумажную упаковку и воткнула иглу в пластмассовую ампулу.
Привычным движением вытянула нужное количество жидкости и, не раздумывая, всадила шприц в руку дочери.
Женя замерла. Подняла голову и уставилась в пространство. Лицо девушки конвульсивно дергалось. Мужчины, тяжело дыша, ждали результата.
Через три минуты глаза Жени тихо закрылись, голова свесилась вниз.
Ее мягко опустили на пол.
– Где бинты? – отрывисто просил Максим.
– Вот, вот…
Марья Гавриловна торопливо сунула ему стерильную упаковку.
– Антисептик дайте!
– Кончился!
– Любой! Водку откройте!
– Сильно порезалась? – дрожащим голосом спросила Марья Гавриловна, подавая Максиму вату, смоченную в спирту.
– Сильно, – отрывисто ответил он. – Толик! Выводи машину! Поедете в больницу.
– И я!
– Конечно, Марья Гавриловна, и вы, – согласился Максим, перетягивая Женины руки эластичной повязкой.
Толик выскочил из кухни. Максим поднял обмякшее тело девочки на руки и понес во двор.
Следом торопливо бежала Марья Гавриловна.
Женю погрузили в машину, Марья Гавриловна уселась рядом с дочерью.
– Быстро, но осторожно, – велел Максим шоферу, и Толик испуганно кивнул.
Джип сорвался с места и, взвизгнув на повороте тормозами, исчез из глаз.
Несколько минут мы в оцепенении стояли перед распахнутыми воротами.
Наконец Максим опомнился.
Закрыл ворота, вернулся к нам, не глядя, сказал:
– Идите домой. А то простудитесь.
И вошел первым.
– Сумасшедший дом, – тихонько сказала Элла.
– Кто этот Димка? – спросила я.
Элла тяжело вздохнула.
– Она так своего ребенка называет.
Я приложила руки к щекам. Какой кошмар! Скорей бы он кончился!
– А с чего все началось?
– Не знаю, – ответила Элла безразлично. – Наверное, услышала о смерти Стефана… Ну, и вспомнила свое несчастье.
– Бедная девочка, – прошептала я.
– Да.
Элла посмотрела на меня.
– Что там происходит? – спросила она все с тем же поразительным равнодушием.
– Думаю, что это самоубийство.
– Ты думаешь, или они думают?
– Мы все думаем.
Элла молча кивнула.
– К нам когда заявятся?
– Не знаю. Сказали, закончат, и придут.
Элла взяла меня под руку и повела в дом. Мы вошли в библиотеку и уселись в кресла.
– Где Генриэтта? – спросила я.
– Я ее с утра к маме отправила, – ответила Элла. – Толик только-только назад вернулся, и нате вам! Новая напасть…
Мы замолчали.
– Интересно, кто у тебя погром устроил? – спросила Элла.
Я пожала плечами.
– И что искали?
Я повторила прежний жест.
Элла вздохнула и обхватила ладонями голову. Ее глаза стали мрачными.
– Ничего не понимаю, – сказала она устало. И повторила по слогам:
– Ни-че-го…
* * *
Следователь со своей бригадой явился к нам через час.
Труп Стефана увезли в город, причем Элла не сделала ни одной попытки его увидеть. Не знаю, хорошо это или плохо.
В моей комнате эксперты работали недолго.
Мы с Эллой и Максимом сидели в библиотеке и мрачно молчали.
На допрос нас вызывали по одному.
Вернувшись из своего кабинета, где обосновался мальчик Николай Сергеевич, Максим сказала нам вполголоса:
– Я думаю, не стоит упоминать об Аниных… проблемах.
– То есть? – не поняла Элла.
– Аня сказала следователю, что она у нас в гостях. Правда?
Я пристыженно кивнула.
– Как-то неловко обо всем рассказывать, – пояснила я свою неразговорчивость.
– Вот именно, – поддержал Максим. – К делу это отношения не имеет. Поэтому предлагаю всем держаться той же версии. Аня у нас в гостях.
– Согласна, – сказала Элла.
– Спасибо, – ответила я.
Максим кивнул.
Дежурная бригада отбыла через два часа, забрав с собой только шприц, наполненный неизвестным составом.
Перед отъездом следователь завернул к Вике, но о чем он с ней говорил, не знаю.
Этой ночью мне приснился плохой сон.
Вообще-то, этот сон был моим постоянным дежурным кошмаром. Но в последнее время он вроде бы забыл дорогу к моей кровати.
А в эту ночь – вспомнил.
Мне снилось пустое пространство. Здесь никогда не росли деревья, никогда не пели птицы, никогда не жили животные.
Здесь до самого горизонта простиралась унылая болотистая равнина с одинокими каменными обелисками, похожими на надгробья.
Я брела по этой пустоши и что-то искала.
Что?
Не помню… Что-то очень важное.
Горячий ветер, летевший из раскаленной пустыни, обжигал мне щеки. И это было единственное движение на много километром вокруг.
– Дима! – закричала я.
Тишина.
– Дима!
Нет ответа.
Я присела на камень, вросший в землю. Идти дальше просто не было сил.
– Где же ты? – спросила я вслух и тихо заплакала.
– Я здесь, – прошелестело над ухом.
– Где?!
Я вскочила с камня и начала озираться кругом.
Тишина. Безлюдье.
– Здесь, – снова шепнул мне на ухо знакомый голос.
– Где ты?! – закричала я пронзительно.
Чья-то рука взяла меня за плечо и сильно встряхнула. Я подскочила на постели и открыла глаза.
Рядом стояла Элла. Смотрела на меня тревожным взглядом и трясла за плечо.
– Аня!
– Я проснулась, – проинформировала я.
Сильно растерла лицо и спросила:
– Что ты здесь делаешь?
– Ты кричала во сне, – объяснила Элла.
– Громко?
– Громко.
– Плохо дело, – пробормотала я.
– Звала какого-то Диму, спрашивала, где он…
– Мне приснился плохой сон.
– Я догадалась.
Элла положила руку на мой лоб.
– Нет, температуры нет.
Я засмеялась.
– А ты думала? – ощетинилась Элла. – Это Женька тебя завела! После того, что вчера случилось, у кого хочешь, шок наступит!
– Нет у меня шока, – ответила я спокойно. – Просто немного перенервничала.
– Вот именно!
Элла взяла с тумбочки пару таблеток, подала мне стакан воды.
– Пей.
– Это что? – спросила я подозрительно.
– Мышьяк! – припугнула приятельница шепотом. Усмехнулась и объяснила:
– Обыкновенное успокоительное. Я его пью каждый день.
– Помогает? – осведомилась я, бросая таблетки в рот.
– Не-а…
– А зачем тогда…
– Психологическая помощь, – объяснила Элла. – Помнишь, как у Довлатова: "С утра выпил, – день свободен!". Так и здесь. Выпил успокоительное – и свободен!
Я снова тихо рассмеялась.
Элла присела на край моей постели.
– Что слышно о Жене? – спросила я.
– Да ничего хорошего, – ответила Элла безрадостно. – У нее глубокий шок. Оставили в больнице. Что будет дальше – никто не знает.
Я вздохнула.
– Что происходит? Не понимаю, – продолжала Элла.
– Нарыв прорвался, – ответила я.
– Что? – удивилась Элла.
– У меня такое ощущение, что здесь зрел нарыв, – объяснила я. – Зрел, зрел и прорвался.
– Может быть, – протянула Элла задумчиво.
Помолчала и повторила:
– Даже очень может быть…
Несколько минут в комнате стояла тишина. Потом Элла сказала:
– Знаешь, что самое странное?
– Что?
– Кто-то стер запись видеокамеры за прошедшую ночь, – сказала Элла.
– Нашей видеокамеры? – уточнила я.
– Ну, да! Той, что над воротами висит! Выходит, в твоей комнате рыскал кто-то чужой! С улицы пришел!
– Или соседи…
– Или соседи, – согласилась Элла. Споткнулась, вскинула на меня удивленный взгляд и спросила:
– Знаешь кто?
– Догадываюсь, – ответила я.
– А кто стер запись, тоже знаешь?
– Тоже догадываюсь, – поправила я.
Элла пожала плечами.
– Ерунда какая-то… Не взяли ничего.
– Ничего.
– И шприц этот… Интересно, зачем его принесли?
– Думаю, затем, чтобы меня вырубить, – объяснила я. – Уверена, что там сильное снотворное.
– И кто это был?
Я вздохнула. На мой взгляд, это очевидно.
– Тот, кто не знал, что я ночую в доме Стефана.
– То есть?
– То есть, кто угодно, кроме тебя и Максима. Вы знали, что я остаюсь с Марийкой. Значит, усыплять меня у вас не было никакой необходимости.
– Действительно, – согласилась Элла. – Не было. А кто запись стер?
– Вот этого я не знаю.
– Я не стирала, – сказала Элла. Посмотрела на меня и спросила:
– Веришь?
– Верю, – ответила я. – Я тоже не стирала. Веришь?
– Верю.
– Вот и отлично. Значит, на двоих подозреваемых стало меньше.
– Уже хлеб, – порадовалась Элла.
– Да.
Несколько минут мы обдумывали последние события. Затем Элла поднялась с кровати.
– Ладно, пойду… Спать-то хочешь?
– Да, пожалуй…
– Вот и спи, – пожелала Элла. Поправила одеяло и сказала:
– Доброй ночи.
– И тебе, – ответила я сонным голосом.
Успокоительное меня и вправду успокоило.
Остаток ночи я провела без снов.
На следующий день я спросила Максима:
– Разрешите мне с Толиком поехать в больницу к Жене.
– Господи! – обрадовался Максим. – А я не знал, как вас об этом попросить! Сам не могу, дел полно, Элла не хочет. Одного Толика отправлять – дохлый номер. Он у нас мальчик дубоватый…
– Я съезжу, – успокоила я.
– Это прекрасно. Да, Аня…
Максим нерешительно споткнулся.
– Что?
– Давай на "ты", – предложил Колобок от всего сердца. – Ты с нами через такое прошла, что глупо "выкать".
– Согласна, – ответила я.
– Отлично. Подожди минутку…
Максим ушел в свой кабинет и вернулся назад через пять минут. В руках у него была чековая книжка.
– Зайди к главврачу, – попросил он. – Пускай счет выпишет. Я расписался внизу, тут только сумму проставить нужно. Проставишь?
– Проставлю.
– Марье Гавриловне не говори, – предупредил Максим.
– Почему? – удивилась я.
Макс пожал плечами.
– Гордая она… чрезмерно. Я ей помощь с самого начала предлагал. Ни в какую!
– Почему? – повторила я.
– Не знаю. Не хочет обременять, наверное… И еще: узнай у врача, что можно сделать для девочки по самому высшему разряду. Если у нас не могут ей помочь, могут ли за границей. В общем, на что способна медицина в принципе. Поняла?
– Поняла, – ответила я.
– Ну, счастливо.
В больницу мы приехали быстро. Утренние дороги были почти пустыми.
Найти Марью Гавриловну не составило никакого труда. Она сидела в приемном покое. Костюм, который я привыкла видеть идеально отглаженным, помялся, блузка пестрела разноцветными пятнами. Лицо Марьи Гавриловны потемнело и осунулось. Но, как ни странно, все это вместе взятое сделало ее в моих глазах живым человеком, а не роботом, которого я немного побаивалась.
– Как вы? – спросила я участливо.
Марья Гавриловна подняла голову и вышла из ступора, в котором пребывала.
– Нормально, – ответила она. Подумала и добавила:
– Спасибо.
– А Женя как?
Она вздохнула.
– Никак. У Женьки глубокий шок.
– Что это такое? – спросила я.
– Это похоже на кому, – объяснила Марья Гавриловна.
– Но из нее выходят?
Она посмотрела на меня с кривой усмешкой.
– Выходят. Только не известно, выйдет человек с мозгами или без них.
Я не стала ее утешать. Да и что я могла сказать утешительного в такой ситуации?
Я села рядом с ней на кожаный диванчик и спросила:
– Это Стефан? Отец ребенка?
Марья Гавриловна сильно вздрогнула и медленно повернулась ко мне всем телом.
Несколько минут внимательно рассматривала меня, потом молча наклонила голову.
– И вы ему это спустили? – горько попеняла я.
Марья Гавриловна молчала.
– Неужели ничего не предприняли?
Домоправительница разомкнула пересохшие губы и ответила ужасающим спокойным голосом:
– Сначала хотела убить.
– И почему не убили?
Она бросила на меня короткий взгляд.
– А Женька?
– Это верно, – согласилась я. – Но вы могли его посадить. За совращение несовершеннолетних.
– Ага, – ответила Марья Гавриловна все с тем же неприятным спокойствием. – А потом Элла Сергеевна нас обеих уволила бы.
– Думаете, уволила бы?
– А вы думаете, нет?
Я промолчала.
Конечно, видеть Женю каждый божий день для Эллы после этого было бы невыносимо.
– Я по-другому решила, – продолжала Марья Гавриловна, хотя я не расспрашивала. – Пускай платит. Женьку лечить нужно. Правда, неизвестно, будет ли толк… А если не будет, ей на что-то жить нужно. Вот я и решила: пускай обеспечит мою девочку.
– Обеспечил? – спросила я.
Марья Гавриловна молча усмехнулась.
– Дал пять тысяч. Обещал дать еще, но…
– Но умер, – договорила я.
Она кивнула.
– Вы со Стефаном разговаривали две недели назад? – спросила я. – Ночью, по телефону?
– Да, – равнодушно ответила Марья Гавриловна, не удивляясь моей осведомленности.
– А когда вы его видели? – поинтересовалась я.
– В ночь на воскресенье, перед убийством.
– Да? – удивилась я. – А где?
Марья Гавриловна задумчиво потрогала растрепанную "ракушку" на голове. Вытащила пару шпилек, снова скрутила волосы и аккуратно заколола.
– Я никак заснуть не могла, – начала она. – Спустилась на кухню за коньяком… Слышу, замок поворачивается…
Она посмотрела на меня.
– Я решила, что это ты гулять ходила. На всякий случай спряталась за дверью.
– Почему? – спросила я, пропуская мимо ушей панибратское "ты". – Почему вы за мной шпионили?
– Я думала, ты как-то связана со Стефаном, – ответила Марья Гавриловна. – Он меня боялся. И недаром. Честно говоря, не удивилась бы, если б он решил меня убить.
– С моей помощью? – догадалась я.
Домоправительница пожала плечами.
– А что еще можно подумать? Является человек с улицы, ни документов, ни имени… Вот я и подумала самое неприятное: что вы с ним работаете вместе.
– Понятно. Что было дальше?