Шло время, стало темнеть, и волнами, как прилив и отлив, накатывались на Шатуна то надежда, то злоба. Иногда ему казалось: всё обойдётся, его не заметят, разъедутся, а ночью он найдёт способ выбраться отсюда, хотя бы тем же путём, что и Шнурок – он сильнее напарника, хладнокровнее… Но вот вновь внизу появлялась фигура капитана – то с командой пожарников, то с рупором, то на подножке милицейской машины, – и тогда Шатуну казалось, что этот парень ходит кругами, каждый раз сужая их, а в центре цель – его кабина. И, сжимая зубы, Шатун думал: "Нет, не возьмёшь!" Оглядывался на прижавшихся друг к другу своих тихих пленников: "Передушу! Ты, гад, отвечать будешь!"
Зажгли прожекторы. Сюда, в центр, под его кабину, сходились пожарные, подъехали машины. И когда капитан и лейтенант-пожарник с рацией заспешили навстречу друг другу, напряжение, взвинченное до предела, лопнуло, как струна, и Шатун, казалось, расслышал, что там, внизу, говорят о нём, увидел почти неуловимый кивок капитана на его кабину, и закричал, уже не владея собой:
– Стой на месте, гад легавый, сюда смотри!..
* * *
Внешне Антон остался спокоен. Он словно не удивился тому, что произошло. Ещё после бегства курсанта в нём незаметно застучал маятничек: "Тик-так, что-то не так!" Стучал тихонько, не отвлекая от дела, но постепенно нагнетая тревогу… В наступившей тишине только машины продолжали гудеть. Он обернулся, приказал громко:
– Остановите моторы!
Когда те, фыркнув, замолкли, крикнул вверх:
– Покажись!
Из кабины раздался смех.
– Ясно, – крикнул Антон. – Но заложников показать придётся.
– Смотри, – ответил голос уже спокойнее. И тут же один из прожекторов развернулся прямо на кабину. В жёлтом свете над кромкой кабины мелькнули два испуганных, словно детских лица. Да, точно вьетнамцы. Знал Антон, что они там, но увидел – и сердце заныло.
– Уберите фонарь! – В голосе опять появились истерические ноты. – Думай, капитан, скорее!
– Я не могу сам решать, – Антон старался потянуть время как можно дольше. "Неужели никто не догадается зайти в мою машину и связаться по рации с дежурным?" – думал он. Но, похоже, мысль его соперника работала синхронно, потому что сверху тут же крикнули:
– Фонарь вниз, чтоб я всех мог видеть! И не двигаться! Скорее, а то прирежу одного!
– Быстро, свети вниз! – махнул рукой Ляшенко. Он понимал, что сидевшему наверху человеку терять нечего. Прожектор, описав полукруг, осветил всех, стоящих на поляне. И опять успокоившись, бандит сказал:
– Решай сам, начальник. Тебе отвечать. Две минуты даю. На третей сброшу вам одного – заколю и сброшу.
Две минуты – это много. За две минуты Антон прокрутил в голове несколько вариантов своих действий. Но не смог выбрать, ни один не давал стопроцентной уверенности в успехе. Наконец он решился:
– Хорошо! Мы тебя выпустим. Но как?
– Подашь машину с лестницей. Я с девкой сойду. Стрелять не вздумайте – ею прикроюсь. Уйду с ней в лес, если всё будет тихо – оставлю невредимой, потом найдёте. А парня в кабине сами возьмёте.
Антон чувствовал, что дрожит, словно замёрз. К ночи и вправду стало прохладно, но то была иная дрожь, от нервного напряжения. Противник его был способен на всё. Вряд ли девушка, уйдя с ним в лес, останется живой. Она ведь может закричать, навести на след… Между тем, говорить он продолжал спокойно:
– Нет, пусть парень сойдёт первым. А потом вы вдвоём.
Сверху донеслась грязная ругань:
– … падла! Мною не командуй! Делай, как я сказал! – И после паузы уже спокойнее добавил. – Он не спустится сам, ноги от страху отнялись. А никому из ваших сюда подняться я не дам!
– Хорошо, – сразу согласился Ляшенко. Теперь точно представляя, что будет делать, он не хотел мешкать ни минуты. – Я сам подам тебе лестницу.
– Подавай, – согласился бандит, хохотнув. – Но когда подашь, уйдёшь из машины подальше. И все пусть отойдут вон к тем деревьям.
Антон и Михаил Корнеев быстро пошли к машинам.
– Миша, рация! – прошептал капитан. – Что же ты!..
– Да барахлит она всю дорогу, – прерывающимся от злости голосом ответил тот. – А сейчас совсем отключилась!
Они были уже рядом с машинами. Ляшенко крикнул:
– Куда отходить? К тем деревьям? – он махнул рукой, указывая, и, одновременно тихо сказал старшине, сидящему в машине:
– Отведи прожектор!
Тот расслышал его, понял. Прожектор метнулся в сторону, в конец поляны, к группе названных деревьев. И в эти несколько секунд Антон сорвал с себя китель, набросил его на Корнеева, надел тому на голову свою фуражку, сказал хрипло:
– В машину!
Сам же, схватив из кучи сваленных штурмовых лестниц верхнюю, метнулся вместе с ней к стволу огромного дуба, стоящего у самой канатки. Успел ещё шепнуть старшине, управляющему прожектором:
– Следи за мной, поможешь!..
Всё это длилось несколько мгновений.
– Да, – подтвердил голос сверху, из кабины, – туда все отходите, туда. – И тут же заволновался. – На место фонарь, на людей! Где капитан? Где капитан?
– Здесь я, – крикнул из машины Корнеев и включил мотор. В то время как все, кроме управляющего прожектором старшины отошли на край поляны, автолестница медленно подъехала к канатке. Разглядеть лицо и фигуру сидящего за рулём было трудно, но в свете фар блестели капитанские погоны на кителе, кокарда на фуражке. Отблеск фар с трудом добирался до висящей в воздухе кабины, но бандит потребовал, чтоб прожектор постоянно освещал людей внизу.
– Мне и этого света хватит, – сказал он. – А вам меня видеть не обязательно.
Машина слегка поёрзала, примеряясь поудобнее, потом медленно стала подниматься лестница: одно колено, второе, третье…
Этот дуб Антону сегодня примелькался. Поднимаясь в кабины, он постоянно видел его могучие ветви то слева, то справа. А сколько раз проходил мимо необхватного ствола – не сосчитать! Сейчас, когда и мускулы, и разум были сосредоточены на одной цели, память работала необыкновенно чётко. Он представил – нет, словно со стороны увидел себя с мальчиком на руках, взгляд вдоль линии, две черноволосые головы через одну кабину… Да, верно, большая пышная ветка нависает над ними… Не совсем "над", но выше и близко. Впрочем, кажется, не так уж и близко. Но выше… Это хорошо, это шанс, что можно допрыгнуть до кабины…
Даже сейчас, в темноте, в тусклом отсвете прожектора, Антон видел эту ветвь. Ниже неё – ещё одна. А машина уже зафырчала, Корнеев повёл её к канатке. Пора. Шум мотора поможет ему!
Когда-то, ещё курсантом, Антон серьёзно увлекался пожарно-прикладным спортом. А в подъёме по штурмовой лестнице поставил даже несколько рекордов. И хотя уже давно не брался за свою любимую штурмовку, её края легко и привычно легли ему в ладони. Короткий замах – лестница точно зацепилась за высокую первую ветвь. Взлетев вверх, помогая себе в темноте руками, он нащупал опору – боковую вертикальную ветку, прислонился к ней спиной, втащил лестницу. Темно, плохо видно. Но хорошо, что так: тот, в кабине, ничего не должен заметить. Не должен – он наблюдает за машиной и людьми… Антон вновь вскинул лестницу. Вверху захрустели, ломаясь, сучья, веточки… В тот же миг Корнеев поддал газу – молодец! Капитан сильно дёрнул лестницу, но она держалась крепко. Мгновенно взлетев по ней, он очутился на той самой ветви, конец которой уходил к кабине. Туда, к этому концу, быстро, но бесшумно! Ведь второе колено автолестницы уже ползёт вверх, и человек-оборотень в кабине уже приготовился, и люди, его друзья внизу, переживают за него, и два маленьких перепуганных вьетнамца тоже надеются на что-то…
Третье колено автолестницы никак не могло в темноте нащупать край кабины – раз промахнулось, второй… "Правильно, правильно!" – думал Антон, стоя на краю ветви, собранный и напряжённый. Он знал, что сейчас должно последовать, потому что противник его на пределе нервного напряжения. И точно:
– Свети сюда! – заорали из кабины.
Был риск, что мимоходом прожектор мазнёт по дереву, выхватит его фигуру. Но Антон верил в старшину и не ошибся. Тот подвёл свет с другой стороны, остановился чётко на кабине. И на то короткое время, пока край лестницы нащупал кабину и утвердился около неё, Ляшенко сориентировался и всё рассчитал. Допрыгнет, обязательно допрыгнет! Если бы можно было сделать разбег… Но что думать об этом! Сейчас бы прыгнуть, когда есть свет! Но рано, рискованно – для заложников рискованно…
Чуть лестница упёрлась в кабину, оттуда закричали истошно:
– Фонарь вниз! На людей!
Прожектор ушёл, но Антон уже знал цель и не отводил от неё глаз. Прошло несколько минут. Человек в кабине, видимо, напряжённо всматривался вниз – все ли его противники на месте. Потом крикнул:
– Капитан, уходи из машины, быстро, к тем деревьям!
Корнеев заглушил мотор, не поднимая головы, спрыгнул с подножки и быстро пошёл к очерченному прожектором светлому кругу. Наступила тишина. И Антон понял, что сейчас, через несколько секунд, ему прыгать.
…Когда его, Тоши, ещё не было на свете, дед его, Антон Ляшенко, всходил на эшафот. Он был избит и оборван, и не было даже грубого помоста, лишь узкая скамья, куда его втащили, да верёвка, свисающая с железной балки. И всё же это был эшафот, потому что осуждённый глядел светло и спокойно, крепко сжав губы… О чём думал он за несколько секунд до того, как петля захлестнула его горло?.. Что думал, что чувствовал подполковник Ляшенко в те несколько секунд, когда горящие брёвна падали на него и огонь уже бежал по брезентовой куртке?.. Думал ли обо всём этом Антон, готовясь к прыжку, который может стоить ему жизни? Он и сам бы не смог ответить, вспомнил ли в те секунды деда и отца. И открывается ли человеку в миг наивысшего риска главная истина жизни…
Прыжок!.. Тот, в кабине, не знал, а Антон знал, что случится. Конечно, бандит не пойдёт первым, прикрываясь, толкнёт на лестницу девушку-заложницу. Но как только та ступит на перекладину и отпустит борт кабины, кабина и лестница на несколько мгновений разойдутся. Она инстинктивно вцепится в перекладину – намертво. Должна вцепиться… Уловив болевшими от напряжения глазами смутное движение у тёмного пятна кабины и услышав железный лёгкий стук, Антон прыгнул. Одновременно с ним метнулся к кабине луч прожектора, и ослеплённый бандит шарахнулся от борта, не успев дотянуться до качающейся лестницы, где – да, именно так, намертво! – вцепившись в перекладину замерла маленькая фигурка.
Выворачивая, рвануло руки. Но он всё же удержался о край кабины, перебрасывая тело внутрь, ногами ударил в грудь орущего с перекошенным лицом человека и, падая на него, уже понимал, что выиграл, выиграл… хотя нож и задел его. Он слышал топот ног о землю, о лестничные перекладины. Когда другие, сильные руки, оттеснив его, стали связывать бандита, он увидел, что это Миша Корнеев в его капитанском кителе. Встав на ноги, Антон глянул вниз. Девушка уже сидела на земле, а по лестнице, на руках, как ребёнка, пожарник сносил паренька.
– Подожди, Антон, – сказал лейтенант. – Сейчас лестница освободится, кто-нибудь поднимется, подстрахует тебя.
– Зачем? – Ляшенко глянул на окровавленные лоскутья рубахи у левого плеча. – Царапина. Я на одной правой спущусь. Давай этого зверя сначала опустим.
Лейтенант осторожно умастил китель на плечах Ляшенко, пристегнул пойманного к себе страховочным поясом.
– Пошли, – сказал. – Только тихо. Глянь вниз.
Внизу уже стояли две оперативные машины и милицейское оцепление. Шагнув на лестницу, Шатун, до того не сводивший глаз с Антона, вдруг сказал:
– Капитан… Я тебя сразу заметил. Словно чуял…
– Давай!.. – У Корнеева сузились глаза, но он сдержался. И полез следом по лестнице, конвоируя.
Бандита увезли, вьетнамцев лейтенант распорядился на пожарном "РАФике" отправить в больницу – очень уж плохо они выглядели.
– Капитан, – сказал и ему Корнеев, – езжай с ними. Тебя там перевяжут, укол какой надо сделают.
– Пожалуй, – согласился Антон. – Справитесь тут без меня?
По ночным улицам города мчалась небольшая пожарная машина. Огни мигающих светофоров сливались в одну сплошную линию. В открытое окно врывался ветер, упруго хлестал по щекам, трепал волосы. "Надо же, – думал Антон. – Майор Кандауров как предвидел – предупреждал…"
…А потом события неожиданно сделали вновь поворот в сторону дела Лидии Карамышевой. Дела, которого Антон по-настоящему никогда и не забывал.
Глава 12
Капитан Ляшенко встретил своего коллегу капитана Лоскутова в городской тюрьме. Оба, как оказалось, навещали здесь своих "подопечных" – уже арестованных и начавших давать показания по тем делам – разным, конечно, – которыми занимались оба офицера.
– Вот где встретились "две капитана", – пошутил Антон, пожимая руку сослуживцу. Ему нравился Михаил Лоскутов – человек, года на три его постарше, высокий, худощавый, светловолосый. Хотя близкими друзьями они не были: просто судьба не сводила их в расследовании одного дела. Лоскутов всегда работал в паре с майором Кандауровым – личностью, почти легендарной в управлении. Помимо того, что майор был отличным оперативником, раскрывшим много запутанных дел, он ещё и происходил из семьи потомственных сыскарей. В городском музее криминалистики собраны интересные материалы о предке Кандаурова – знаменитом следователе Викентии Павловиче Петрусенко. Он был одним из лучших и известнейших сыщиков Российской империи в конце прошлого и начале двадцатого века. И дед майора, и отец, каждый в своё время, нагонял страху на уголовников. Сам Кандауров – Викентий Владимирович, – нравился Антону всем: внешностью, характером, деловыми качествами. Он бы хотел как-нибудь поработать с майором, но – не выпадало! Впрочем, Ляшенко был большим индивидуалистом, любил вести самостоятельно дела…
– Трамваем приехал? – спросил Лоскутов, когда они получили свои документы на выходе.
– Так же, как и ты, – парировал Антон.
Последнее время в управлении со служебным транспортом стало туговато. Так что, если расстояние и время позволяло, сотрудники пользовались транспортом общественным.
– Тогда может скинемся на такси? – предложил Михаил. – Ты, надеюсь, в управление?
– Да, туда. Лови машину.
А в машине Лоскутов вдруг вспомнил:
– Кстати, Антон, ты вёл дело о мнимом самоубийстве в научном городке?
– Александра Карамышева? Да, я.
– Так вот: если тебе скажут, что снаряд не попадает дважды в одну воронку – не верь.
– А что такое? – Антон неожиданно для себя разволновался, насторожился.
– В том же доме, том же подъезде, на пятом этаже ограблена квартира.
– На пятом… – Антон стал вспоминать. – Да, точно, одна квартира там была заперта, хозяева в отъезде. Она?
– Да. Это квартира профессора из того же института, где работал когда-то убитый… Карамышев. Только профессор ещё до закрытия института ушёл на пенсию. А его сын, специалист в той же области, несколько лет назад уехал в Штаты, работает там в научном центре.
– Ну конечно! – Антон вспомнил. – Здесь они, такие как Карамышев, оказались никому не нужны. А там – пожалуйста!
– Верно… Вот профессор и его жена поехали навестить сына – месяца два назад. Только вернулись, а им такой сюрприз! Буду вести это дело.
Антон успокоился, пожал плечами:
– Так время вон сколько прошло. Это совсем уже другая "воронка".
– Не скажи, Антоша! – Лоскутов хитро усмехнулся. – Я тут уже начал копаться, и получается, что ограбление произошло чуть ли не в ту же ночь, что и "твоё" убийство.
– Ого! А из чего это следует?
Но они уже подъехали к управлению, потому Лоскутов, состроив суровое лицо, изрёк:
– Секретные данные расследования разглашению не подлежат!
Весь день Антон пребывал в сильной задумчивости. Вечером, дома, мать пару раз поймала его на том, что, машинально кивая головой, он её вовсе не слышит. Он и вправду что-то решал для себя. Вспоминал.
Лидия Карамышева осуждена, уже отбывает срок в колонии под Рязанью. Семь лет получила… Это очень много для такой женщины. Сейчас Антон почти убеждён в том, что Карамышева мужа не убивала. Но она сама избрала свою участь. Выдержит ли? Может быть, эти несколько недель заставили её понять, что же она наделала, на что себя обрекла! И стоило ли? Ведь "тот" человек, третий, не объявился, не поспешил ей на выручку… Возможно, она уже жалеет о взятой на себя вине? Хочет всё исправить? И если он поможет ей в этом, даст настоящий повод, то Карамышева сознается… Скажет всю правду…
Утром управление взбудоражила новость: объявился знаменитый маньяк – убийца и каннибал. Его больше года разыскивают по всей стране, и вот теперь в их городе обнаружен его "след" с характерными признаками. А расследование поручено майору Кандаурову… Услышав это, Антон принял окончательное решение.
Днём Антон увидел Кандаурова в служебной столовой. Капитан знал, что с раннего утра майор был на выезде – на месте обнаружения жертвы. Потом проводил оперативное совещание. Теперь он сидел за столиком у окна, один, уже пил сок – не торопясь, явно растягивая минуты недолгого отдыха. Ляшенко подошёл, козырнул – не по уставу, поскольку оба были не в форме, а так, приветствуя. Кандауров улыбнулся, кивнул:
– Садитесь, капитан. Что, уже в курсе?
– Как все, – ответил Антон. – Вот в связи с свалившейся на вас новой заботой, хочу предложить, Викентий Владимирович. Освободить вас от одного дела.
– Правда? Это было бы сейчас кстати. А что именно?
– Вчера капитан Лоскутов мне рассказал об ограблении профессорской квартиры в научном городке. Я предполагаю, что это происшествие может быть связано с делом, которое я недавно вёл. Хочу покопаться. Не возражаете?
– Отнюдь! – Кандауров был доволен. – Я вам, Антон, благодарен.
Он сделал последний глоток, встал и, прощаясь, добавил:
– Поставлю в известность начальство и сегодня же перешлю вам папку с делом. Она ещё тоненькая: мы только начали, как вы говорите, "копаться".
И тоже козырнул, уходя.