- Спит... - Я прикидывала, не лучше ли будет прийти завтра. - А когда она обычно просыпается?
- Да когда будят. Ты зайди к ней, не стесняйся. И вот что... - замялась бабулька. - Ты Люське бутылку водки купи, она тогда поразговорчивей будет. А так она просто запослать может, если не в настроении.
Ага, понятно: "не в настроении" - это, значит, с бодуна. Следуя инструкциям Нины Ивановны, я вышла из подъезда, обогнула дом с правой стороны и обнаружила там небольшой магазинчик.
Отдел спиртных напитков поразил меня своим ассортиментом. Никогда бы не подумала, что существует сорок сортов водки, а их здесь было, как минимум, столько. Какую бы выбрать для Люськи?
Интеллигентного вида мужчина с чистеньким пудельком на поводке отошел от прилавка с бутылкой "Гжелки" в руках.
- Это хорошая водка? Как на ваш вкус? - поинтересовалась я у него.
Мужчина холодно оглядел меня с ног до головы.
- Не знаю, я водку не пью. Мне для компрессов.
- Какие могут быть компрессы в такую жару? - недоуменно пожала плечами немолодая продавщица, когда покупатель с пуделем вышел из магазина. - А вам что?
Меня вдруг осенило.
- Вы Фридриха Марксовича знаете?
- Кого?
- Ну, живет в соседнем доме, сухонький такой, лохматый...
- Нет, что-то не припомню.
- А Люську, тоже рядом живет? - не теряла я надежду.
- Люську? Конечно знаю, она у нас полы моет.
- А какую водку она обычно покупает?
- Ну, она не мелочится, - рассмеялась продавщица. - Уж и не знаю, на какие деньги дамочка шикует, но всегда берет только самый дорогой товар. "Абсолют", например.
Я взглянула на ценник "Абсолюта". Да, Люська действительно берет от жизни все.
- А чего-нибудь подешевле, но такого же уровня есть?
Продавщица достала бутылку замысловатой формы:
- Вот. Новая марка. "Зеленый змий" называется. По крайней мере, не подделка.
- А вы откуда знаете? - заинтересовалась я. Да уж, хватит в квартире и одного трупа - Нечаева.
- Да потому, что просто не успели еще подделать, она всего неделю как продается в Москве, - охотно объяснила продавщица.
Я пробила в кассе "змия", а также торт "Птичье молоко" для Нины Ивановны. Когда старушка своим почти беззубым ртом грызла сушку, у меня просто сердце разрывалось от жалости. А сама я в целях экономии могу, в конце концов, пару дней обойтись без сладкого. Может быть, заодно и похудею, чем черт не шутит.
На звонок Нина Ивановна открыла мгновенно, как будто ждала под дверью. Торту старушка обрадовалась необычайно:
- Ой, зачем же ты, деточка, тратилась! Спасибо большое! Надо Машеньку из сорок восьмой квартиры пригласить! Мы с ней давненько сладенького не пробовали.
Не удивлюсь, если эта Машенька, как и сама Нина Ивановна, разменяла восьмой десяток.
Бабулька проводила меня до комнаты Люськи, а сама заторопилась к своей Машеньке.
Дверь в комнату подруги Нечаева была чуть приоткрыта. Я постучала, но никто не ответил.
- Люсьена Витальевна! - позвала я.
Молчание.
Тогда я осторожно вошла. В углу на допотопной железной кровати с шишечками прямо поверх покрывала спала женщина. Я приблизилась к ней и в течение минуты разглядывала ее лицо. Выглядит лет на сорок, в молодости была, наверное, довольно симпатичной, нос курносый, короткие волосы окрашены в ярко-рыжий цвет, у корней густо пробивается седина.
Неожиданно Люська заворочалась и открыла глаза, которые оказались карими.
- Ты кто такая? - хрипло поинтересовалась она у меня, даже не отрывая головы от подушки.
- Люсьена Витальевна, я к вам пришла спросить насчет Фридриха Марксовича, - пролепетала я.
- Ишь, "Люсьена Витальевна", - со странной ухмылкой проговорила женщина, приподнимаясь с кровати. - Да ты кто такая?
У меня возник соблазн ответить: "Я - Люся", но я вовремя сообразила, что женщина решит, будто над ней издеваются. Честно говоря, мне не хотелось ничего объяснять ей про себя. Тем более, что правда звучит довольно странно, а ничего приличного я по собственной недальновидности не удосужилась придумать.
- У меня для вас вот что есть. - Вместо ответа, я достала из пакета бутылку и потрясла ею в воздухе. Так я обычно трясу перед своей кошкой коробкой с сухим кормом. Пайса тут же оживляется и начинает мяукать. У Люськи тоже появился хищный блеск в глазах.
- Давай сюда! - протянула она руку.
Э-э-э, нет. Я сообразила, что, завладев бутылкой, женщина потеряет ко мне и моим вопросам всяческий интерес. Поэтому я спрятала "Зеленого змия" в сумку, торжественно закрыла ее на "молнию" и ответила:
- Сначала надо поговорить.
Люська сразу поскучнела, но все-таки подошла к столу, указала мне рукой на потертый стул, а сама села на табуретку.
- О чем говорить-то будем?
- О Фридрихе Марксовиче, вашем... м-м-м... знакомом. Вы ведь хорошо его знали?
Женщина смерила меня тяжелым взглядом, в котором не было ни капли доброжелательности.
- Ну, не так уж и хорошо... - наконец протянула она и замолкла.
- А Нина Ивановна говорит, что вы регулярно... м-м-м... общались, - не отступала я.
- Да этой старой сплетнице только волю дай, любого оговорит, - лениво откликнулась Люська и опять замолчала.
- А вы виделись с ним в тот день, когда он умер?
- Да откуда же я помню. Может, и встречались где-нибудь в коридоре или на кухне.
Да-а-а, как-то тяжело идет разговор. Если бы не дурацкое воспитание, перешла бы я на "ты", выпили бы мы с женщиной по рюмашке, глядишь, и выложила бы Люсьена Витальевна всю поднаготную про своего хахаля.
- А жениться-то он на вас не обещал? - Честно говоря, я задала этот вопрос уже безо всякой надежды на откровенность.
- Ишь чего, "обещал"! - Женщина внезапно оживилась и даже всплеснула руками. - Ну, ты, девка, даешь! Да если хочешь знать, он умолял меня, вот прям на этом самом месте, - Люська топнула босой ногой по дощатому полу, - умолял, чтобы я вышла за него замуж!
- А вы что же? Отказали ему? - Всем своим видом я выказывала неподдельный интерес к этой истории.
- Ну, не совсем отказала, - хищно осклабилась собеседница. - Решила пока его помучить. Поставила ему условие: сначала устройся на работу, а потом поговорим.
- Так он что же, не работал?
- А зачем ему работать? У Фриди и так денежки водились.
- У кого? - не поняла я.
- Да я его Фридей звала, - объяснила Люська. - Для простоты.
- А откуда у него деньги были? Убил, что ли, кого?
- Да нет. - Люська даже перекрестилась. - Я бы с убийцей и разговаривать не стала. Вот какую историю он мне рассказывал...
И я вся обратилась в слух.
Глава 13
Незадолго до Великой Отечественной войны у крупного советского чиновника Матвея Петровича Нечаева родился сын. Матвей Петрович, который сам происходил из семьи батраков, был фанатично предан советской власти: она чудесным образом изменила его жизнь, дав ему образование и положение в обществе. А потому счастливый отец решил назвать первенца Марксом - в честь своего кумира Карла Маркса, благодаря которому, как он считал, в России наступила власть рабочих и крестьян.
- Да это же не имя, а фамилия! - возмущалась его жена Пелагея Тихоновна, которая уже давно приберегла для сыночка славное имя - Андрюша. - Ты что, хочешь, чтобы над ребенком всю жизнь потешались?
- А Карл мне не нравится, - отвечал Матвей Петрович. - Уж больно на воронье карканье похоже.
- Ну, давай назовем ребенка хотя бы Марком, все похоже на твоего Маркса, - уговаривала жена.
- Будет, как я сказал! - гаркнул своим руководящим голосом муж, тем самым закрыв дискуссию.
Первый сын оказался единственным: во время войны Пелагея Тихоновна подорвала свое здоровье и больше не могла иметь детей. Маркс рос смышленым и активным мальчиком. Мать упорно называла сына Марком, однако была вынуждена признать, что "идеологическое" имя очень даже помогает ребенку в жизни. В школе Маркса регулярно избирали старостой класса, затем - председателем пионерской и комсомольской организаций. Сын окончил школу с золотой медалью и легко поступил на философский факультет МГУ. Блестяще защитив кандидатскую диссертацию по научному коммунизму (кто бы осмелился бросить аспиранту с таким именем черный шар?), Маркс стал преподавать и вскоре удачно женился на своей студентке.
Когда у Маркса родился первый сын, Матвей Петрович настоял, чтобы внука назвали Фридрихом - в честь Фридриха Энгельса, другого кумира старого большевика. Пелагеи Тихоновны уже не было в живых, а невестка Леночка была слишком робка, чтобы спорить со своим высокопоставленным свекром. Зато когда у Маркса и Елены родился второй сын, они сами выбрали ему замечательное русское имя Артем - к тому времени дедушка уже с миром почивал на Ваганьковском кладбище.
В год, когда Артем перешел в выпускной класс, отец с матерью полетели отдыхать в Пицунду и при посадке их самолет разбился (авиакатастрофы случались и при социализме, вот только в программе "Время" населению о них не сообщали, чтобы не снижать трудовой энтузиазм). Братья остались одни. К этому времени Фридрих уже окончил все тот же философский факультет, куда его в свое время пристроил отец. Младший брат, бредивший юриспруденцией, попытался было поступить на юридический факультет университета, но без связей туда нечего было и соваться: на первом же экзамене Артему влепили двойку. Через год Артема забрали в армию.
На дворе было начало девяностых годов, только-только закончилась перестройка, не принесшая простым людям ничего хорошего. А после "прихватизации" до советского человека наконец дошло, что халява закончилась: теперь он сам должен думать о том, где будет жить его семья, на какие деньги лечиться его мать, а дети - получать образование. Фридрих огляделся вокруг и пришел к неутешительному выводу: цитаты основоположников марксизма-ленинизма никому не нужны, а это было единственное, что он знал в жизни. Пошел было мужик работать грузчиком в магазин, но с непривычки чуть не надорвался от большой нагрузки. Тогда Фридя решил разменять квартиру, доставшуюся им с братом после смерти родителей. По замыслу несостоявшегося теоретика коммунизма роскошные четырехкомнатные апартаменты на Фрунзенской набережной можно было легко превратить в две однокомнатные квартиры в "спальных" районах и значительную сумму в твердой валюте. При скромном образе жизни этих денег Фриде с братом хватило бы, как минимум, на два десятка лет. Однако директор агентства недвижимости, в которое обратился Фридя, так не думал. В ходе сомнительных операций родительская квартира (в которую, кстати, въехал этот самый директор) превратилась в две комнаты в густонаселенных коммуналках. И безо всякой доплаты. Обманутому Фриде пришлось отправляться в комнату в центре, а Артему, который вскоре должен был вернуться из армии, брат оставил метры в Капотне.
* * *
- Только врал он все, - неожиданно сказала Люська. - Никто его не обманывал. Как я поняла из его обмолвок, наоборот, это Фридя обманул брательника, пока тот был в армии. Отправил свою единственную родню в какие-то Зажопинские Выселки, чуть ли не на восемь квадратных метров, а сам получил доплату за размен. Конечно, значительную часть денег риелторы взяли себе, но и того, что заплатили Фриде, хватило ему на годы безбедной жизни. Вот на какую подлость идут люди ради презренного металла! - патетически воскликнула она.
Правда, через какое-то время денежки у Фриди все-таки начали подходить к концу. Зато он внезапно обнаружил, что его брат стал богатым человеком. Пару месяцев назад опустившийся, с недельной щетиной на щеках Фридрих слонялся в центре Москвы и случайно увидел, как в красивую иномарку садится молодой элегантный мужчина, очень похожий на Артема. На следующий день, подкараулив машину, Фридя убедился, что это действительно его брат. Бросившись с пьяной слезой на глазах ко вновь обретенной родне, Фридя неожиданно получил отпор. Артем заявил, что знать его не хочет и никогда не простит брату предательства. И вообще - по вторникам не подаю!
Вернувшись домой, Фридя разразился перед Люськой напыщенной тирадой о братской неблагодарности. "Я ему покажу! Завтра же опять туда пойду и разыщу паршивца! Пусть делится денежками! А то нажил, понимаешь, состояние, капиталист проклятый, пока я в поте лица вкалывал, чуть до инвалидности не дошел!" Люська, догадывавшаяся, как на самом деле обстояло дело, пыталась отговорить Фридю преследовать Артема. Но тот был непреклонен. Правда, его пыл немного поостыл, когда на следующий день охранник просто-напросто не пустил в офисное здание мужичонку бомжеватого вида, который не мог внятно сказать, куда ему нужно. Фридя смиренно ушел, но затею свою не оставил. Поболтавшись неподалеку в течение нескольких недель да послушав, как праздные курильщики на крыльце обсуждают всех входящих, пьянчужка выяснил, что его брат является владельцем крупной туристической фирмы "Модус вивенди". С тех пор классовая ненависть, сжигавшая его душу, разгорелась сильнее. "Половина принадлежит мне!" - стал вопить Фридя, приняв на грудь стакан водки. Видимо, он окончательно обезумел от зависти.
- В тот день, когда Фридя отравился, он тоже собирался сходить к брату, - вспоминала Люська. - Не знаю, правда, был он у него или нет. Я ведь тогда даже и поговорить с ним не успела... - И женщина смахнула с глаз скупую слезу.
В тот злополучный день Люська, как обычно, в начале четвертого вернулась домой из детской поликлиники, где работала уборщицей. Подойдя к комнате соседа, она услышала, как Фридя с кем-то разговаривает. По всей видимости, мужчина привел к себе какого-то приятеля, с которым только что познакомился на улице. Была у него такая дурацкая привычка тащить в дом кого ни попадя.
- А почему вы решили, что с Фридей был кто-то из новых знакомых? Почему не старый приятель?
- Да потому, - усмехнулась женщина, - что он рассказывал свою любимую историю, как его брат якобы кинул. Все его собутыльники этот бред давно уж наизусть знают. А тут было ясно, что кто-то попался "на новенького". Фридя кричал: "Да я ему покажу! Пусть делится с трудящимся народом!" Ну и начал, как обычно, цитатами из Ленина сыпать, что-то там про гегемон пролетариата.
- А вы его видели? Этого человека? - заинтересовалась я.
- Нет, - покачала головой Люська.
На работе женщина устала как собака, у нее разламывалась спина, ведь радикулит - профессиональная болезнь уборщицы. Люська мечтала только об одном - доползти до кровати, отдохнуть полчаса, чтобы потом идти мыть полы в продуктовом магазине, расположенном во дворе. Ей удалось даже немного вздремнуть. Перед тем как выйти из квартиры, женщина заглянула в комнату к Фриде. Тот, скорчившись, лежал на кровати, на столе стояла початая бутылка водки. Люська решила, что приятель спит, хотела и себе налить стопочку, да удержалась. Заведующая магазином Алла Борисовна не любит, когда от нее спиртным пахнет, и уже не раз грозилась уволить за пьянство. Так что женщина лишь облизнулась на бутылку и пошла на трудовую вахту. Тем более, что на часах уже было начало пятого, а в магазин ей надо приходить к четырем.
- Это меня Бог уберег, - еще раз перекрестилась Люська. - А то лежала бы сейчас в морге рядом с Фридей.
- А что за водка была?
- Хорошая, "Абсолют". Я еще удивилась, с чего это вдруг он раскошелился, обычно ведь всякую дрянь пьет. И ведь гляди ж ты, какая судьба у человека: отравился именно дорогой водярой. Знать, так ему на роду было написано...
- Значит, никаких родственников, кроме Артема, у Фриди не было? - уточнила я.
- Один он был как перст. Да и Артем этот тоже, по-моему, не считается. Когда у русского человека большие денежки заводятся, он вмиг про родню забывает, - философски заключила Люська.
Вот ведь не везет так не везет! Никакой родни у Артема, по всей видимости, не осталось. Кто же мне теперь про него расскажет? Ведь я ничего не знаю ни о его настоящих привычках, ни о его жене, ни адреса его нет, ни фотографий. Кстати, насчет фотографий...
- А где Фридя хранил семейный альбом? - невинно поинтересовалась я.
Люська внезапно замкнулась и настороженно глянула на меня. Я попыталась исправить положение:
- Ну, ведь вы же чуть было не стали его женой. Я думаю, Фридя хотел бы, чтобы все его имущество перешло к вам...
- Да какое там имущество! - так же внезапно подобрев, махнула рукой Люська. - Пара стульев да щербатые чашки. Нищета, одним словом. А деньги если у него и оставались, так, наверное, менты себе забрали, когда в комнате все осматривали. Им же тоже надо как-то жить. Я зашла после них в его комнату, так там все вверх дном перерыто...
- А у вас что, ключ есть? - осторожно спросила я.
- Зачем ключ? Замок ножом поддеть можно. А эта бумажка, что следователь на дверь приклеил, на соплях держится. А ты что же, посмотреть никак хочешь? - Люська хитро глянула на меня.
- Да, очень, - искренне ответила я.
- Пошли! - Люська резко поднялась со стула и тут же, охнув, схватилась за спину. - Радикулит проклятый! Видишь, до чего работа-то доводит. А зарплата копеечная. Никто ведь не поможет, как хочешь, так и вертись сама, Люсьена Витальевна...
Охая и жалуясь на жизнь, женщина доковыляла до соседской комнаты, осторожно отогнула бумажку с гербовой печатью, ловко поддела "язычок" замка невесть откуда взявшимся перочинным ножичком - и дверь открылась.
- Давай заходи по-быстрому, а то сейчас эта старая сплетница увидит и домоуправу пожалуется.
Я мышью скользнула внутрь комнаты, и от невероятной смеси запахов у меня запершило в носу.
- Будь здорова! - отозвалась на мой чих Люська. - Ну и что тебя тут интересует?
Я окинула взглядом небольшое помещение, скупо обставленное старой мебелью. Все здесь, а особенно вереница пустых бутылок в углу, выдавало, что хозяин давно и серьезно выпивает.
- Мне бы семейные фотографии посмотреть...
Люська уверенно подошла к кособокому серванту, в котором сохранилась только одна стеклянная дверца, выдвинула один из ящичков и начала в нем сосредоточенно копаться.
- Ничего не пойму! - Она лихорадочно вывалила все содержимое ящика на пол. - Ведь здесь же лежал пакет с фотографиями! Отлично помню, как Фридя вытаскивал отсюда снимки своих родителей, хвастался мне, какой у него отец был умный, а мать красивая.
- А фотографии Артема там были?
- Вроде да. Но только он там еще мальчик совсем, школьник.
Люська перерыла все остальные ящики, заглянула даже на полки, где Фридя хранил нехитрую одежонку, но ни одной фотографии не нашла.
- Может, менты забрали? - предположила она. - Мало ли, хотели личность уточнить.
- А разве же вы его не опознали?
- Опознала. И не только я одна, а все жильцы квартиры... Ну надо же, как сквозь землю провалились! Вон, даже кубок бронзовый на месте стоит, - Фридя говорил, что он вроде дорогой, начала века, мать его по случаю купила, а он берег в память о ней. А фотографий нет...
Дальше мучить Люську расспросами не имело смысла. Я отдала ей бутылку "Зеленого змия", которую она приняла с неописуемой радостью.
- Ты, если что, заходи еще... - пригласила она. - Поболтаем...