– Значит, нужно убрать физически. Как и когда это сделают – не знаю. Дело в том, что если покушение совершить сейчас, то всем будет сразу ясно, чьих это рук дело. Не думаю, что это соображение их остановит, но, может быть, задержит исполнение.
– И вы так спокойно об этом говорите? Почему не действуете?
– Как это "не действую"? Очень даже действую. И мой приход в вашу гостиницу – часть этих действий. Ведь когда преступники узнают, что документы у меня, они будут обращаться со мной аккуратнее.
– А как они узнают? – простодушно спросил я.
– Вы им скажете, – ответил Бондарев.
– Нет уж, разбирайтесь сами. Единственное, чем могу вам помочь, – известить о положении дел своих знакомых – следователя по особо важным делам генпрокуратуры, начальника МУРа, заместителя генпрокурора. Может быть, они, пользуясь собственной властью, вам помогут.
Бондарев задумчиво посмотрел на меня:
– Знаете, а вы, возможно, правы. Взять чемоданчик и полететь в Москву. И передать его с рук на руки заместителю генпрокурора. Но ведь это не вытащит из тюрьмы Трегубова?
– Как это "не вытащит"? Трегубов все равно выйдет, когда будет доказано, что обвинения в его адрес – липа. Не думаю, что Дежнев сможет сделать так, чтобы его отпустили на следующий день после того, как мы предъявим доказательства виновности областной верхушки. Все-таки судопроизводство есть судопроизводство...
– Что ж, – сказал Бондарев, подумав, – вы правы. Не надо действовать против преступников, используя их же методы. Будем действовать по закону. А теперь давайте так – я вам передаю чемоданчик, вы берете его и сразу же летите в Москву. Так будет сохраннее.
– Согласен. Только делать это нужно как можно более осторожно.
Бондарев кивнул:
– Давайте так – я сейчас пойду за кейсом. Мы с вами встречаемся через час в условленном месте. Потом вы едете в аэропорт и летите в Москву.
Он посмотрел на часы.
– Как раз через два с половиной часа есть рейс. С билетами проблем не возникнет – если не будет в продаже, у меня есть знакомые кассирши. Так что вы отправитесь в Москву, а я прилечу завтра.
– А почему бы нам не лететь вместе?
Он покачал головой:
– Нет, нельзя. Если нас увидят вместе в аэропорту, это значит, мы оба не улетим.
Мне показалось, он преувеличивает опасность...
– Думаете, огород горожу? – словно прочитав мои мысли, спросил Бондарев. – Нет. На самом деле в городе полно людей, которые с радостью сразу донесут своим хозяевам, те – своим, и информация дойдет до главных хозяев – Расторгуевых и Севы Маленького. А что они решат, будет выполнено точно, быстро и без проволочек. В этом уж будьте уверены. Поэтому лучше, если вы отправитесь в Москву один.
– Ну хорошо, – согласился я.
– Итак, встречаемся через час за углом гостиницы. Там место безлюдное. Только сделайте вид, что не собираетесь съезжать. Чемодан придется оставить.
Вот когда пригодился мой замечательный компактный дорожный чемодан! Ведь даже самые зоркие горничные не заподозрят то, что я не собираюсь возвращаться в гостиницу.
7
– Мне никто не звонил?
– Ребята какие-то звонили.
– А девушка? Оксана не звонила?
– Нет.
Андрей, не раздеваясь, направился обратно к двери.
– Хоть бы поел! – крикнула ему вслед мать.
Сын в ответ хлопнул дверью.
...Ксюша как в воду канула.
– Второй день домой не приходит, – не слишком обеспокоенная отсутствием дочери рассказывала Андрею ее мамаша. – Я и подружкам ее звонила. Говорят, что не видели Оксанку. Не знаю, где она. Сам ищи, если хочешь.
Андрей вышел на улицу.
Плюнуть бы на все! Кто она такая? По какому праву держит его за горло, не дает вздохнуть? С кем она сейчас? Где?
Убить бы ее, кажется, может, тогда бы легче стало, забыл бы...
Андрей отправился в "Планету". Долго сновал среди танцующих, высматривая знакомые белокурые волосы, тонкие ручонки, ноги на высоких каблуках. Спрашивал у всех знакомых:
– Ксюха была сегодня? Ксюху не видели?
Наконец решил порасспрашивать охранников. Может, видели ее, когда, с кем?
Долго никто ничего не хотел вспомнить.
– Была у нас пару дней назад, – с неохотой признался один, отведя Андрея в сторонку. – Ее чеченцы увезли.
– Как – увезли?
– Затолкали в машину и увезли. Здесь, прямо на ступеньках.
Обалдевший Андрей ничего не мог понять. Почему?
Он пошел к бару и попросил водки.
– Мы крепкие спиртные напитки не продаем, – протараторила девчонка за стойкой.
"Новенькая", – автоматически подумал Андрей. Попросил:
– Позови Ватсона.
Вышел из подсобки Ватсон – тип лет тридцати, заработавший прозвище за пышные рыжие усы. Увидев Андрея, широко улыбнулся и протянул через стойку руку.
– Здорово! Давно к нам не заходишь.
– Некогда, – пожимая руку, извинился Андрей. – Ты мне стопку не нарисуешь? А то ваша девица отказывается.
– Своим людям всегда пожалуйста!
Ватсон из-под стойки извлек полную рюмку, положил перед Андреем красную салфетку, на нее водрузил рюмку и не расплескал ни грамма.
– Красиво работаешь, – оценил Папутин.
Однако и водка не прояснила полный кавардак в голове.
Зачем Ксюха чеченцам? Она-то им что сделала?
Потом вдруг вспомнились намеки Василия: как Али-хан узнал, что это его шофер замесил Ахмета?
Андрею вдруг стало жарко. Он вспомнил, как в ярости тыкал Ахмета мордой в землю и рычал, чтобы тот отлип от Ксюхи.
"Придурок! Что ж ты наделал-то, придурок?"
Ахмет сказал своим, что его замесил незнакомый тип за девчонку. Нашли девчонку. Ксюха раскололась и сказала им про Андрея. Вот как Али-хан узнал, что его сына покалечил шофер Расторгуевых...
Андрей взялся за голову.
Что ж теперь? Где Ксюха? Что они могли с ней сделать?...
Нет, об этом лучше пока не думать.
Как ее найти? Где она? Раз не появилась, значит, чеченцы еще держат ее у себя. Если только... если только не выбросили ее труп на каком-нибудь пустыре за городскими новостройками.
И все-таки оставалась крошечная надежда, что Ксюша еще жива.
Разбуженный звонком охраны, Василий Расторгуев не мог ничего понять спросонья. Наконец пришел в себя, сориентировался.
– Кто приехал? А... Ладно, впустите, – разрешил он, зевая в трубку.
Охрана доложила, что явился Андрей Папутин – его личный шофер.
И что это ему в такую рань понадобилось?
Василий вылез из постели, накинул стеганый шелковый халат, сунул ноги в меховые комнатные туфли. Потянулся, глядя в окно на заснеженный пейзаж.
Со стороны ворот к дому медленно подъехал джип Андрея.
В ожидании, когда шофер поднимется наверх, Василий прополоскал коньяком рот и протер зубы долькой лимона. Освежился, плеснув из флакона в ладонь туалетную воду, и промокнул лицо.
Затем позвонил на кухню и попросил приготовить две чашки кофе.
У себя в доме Василий Расторгуев любил и умел быть барином с аристократическими замашками. В силу особенностей своего характера он поклонялся всему роскошному, породистому, красивому.
Когда шофер вошел, Василий первым делом обратил внимание на его ноги. Чтобы не наследить на паркетных полах, Андрей оставил ботинки внизу и поднялся в спальню шефа в одних носках.
"Мальчишка – полный ноль, ничтожество, кузнечик, – думал, глядя на него, Расторгуев. – А до чего хорош! Фотомодель... Эти его суровые скулы, вечный прищур, одна бровь выше другой. Мелкие веснушки на носу... А руки! Мне нравятся даже его грязные, обгрызенные ногти и пальцы в заусеницах. Стопроцентный мужик: грязный, пьяный, вонючий и сексапильный..."
– Извините, что беспокою вас так рано, – переступая порог комнаты, начал Андрей. – Но у меня неожиданно случилась беда.
Он тяжело вздохнул.
"Наверное, что-то с родителями, – решил Расторгуев. – Кто-то заболел или умер. Надо дать денег".
– Проходи, садись, – проявляя озабоченность, пригласил он шофера. – Что случилось? Я понял, что беда, раз ты неожиданно заявился. Ну говори, что?...
Андрей заставил себя посмотреть в глаза Расторгуеву.
– Люди Али-хана захватили мою девчонку. Я прошу вас помочь.
Василий не ожидал услышать такое. Он на мгновение даже растерялся.
– А чем я могу помочь? – развел он руками.
Андрей закусил губы. Лицо его побледнело.
– Вы же знаете Али-хана, – пробормотал он. – Вы могли бы с ним договориться. Я же обещал, что замочу журналиста.
– Постой, постой... При чем тут это? Ты выкупаешь у Али-хана собственную задницу взамен на жизнь журналиста. Это все. Больше Али-хан тебе ничего не должен.
– Они захватили мою девушку после того, как я побил Ахмета.
– Так это из-за нее?... – приподнял брови Расторгуев.
– Да. Ахмет сажал ее на иглу. Он продавал ей наркотики. Мне пришлось вмешаться.
– Так, так, – насмешливо протянул Расторгуев, слегка разочарованный признаниями своего шофера.
"Ах ты, дурак! А у меня на тебя были такие планы!.. – думал он, изучая физиономию Андрея. – Кого ты пытаешься разжалобить, мальчик?"
Андрей кожей почувствовал, что между ним и шефом пробежал холодок. Когда он ехал сюда, по дороге мысленно проговаривал будущую беседу с Василием и надеялся, что тот его поймет и поддержит. Ведь он так хорошо к Андрею относился! И вдруг...
– Послушай, ты сам соображаешь, кого и о чем просишь? – оборвал разговор на полуслове Расторгуев. – Ты приперся ко мне домой в шесть утра, разбудил меня, поднял из постели... Ради чего, спрашиваю? Какую такую спешную новость ты собирался мне сообщить? Что на меня готовится покушение? Что мой дом заминирован? Что мой брат повесился? Что?!
В его голосе слышался металл.
Андрей молча таращил глаза на шефа, ничего не понимая.
– Оказывается, мой шофер, которого я вчера спас от заслуженной смерти, предлагает мне сегодня переругаться с партнерами по бизнесу, под самим собой сук срубить. И ради кого? Ради какой-то шалавы, наркоманки, дуры набитой, которая сама же его сдала! Ты хоть понимаешь, что она тебя сдала? Ты бы уже сегодня обживал новую квартиру два метра на полтора, если бы я за тебя не вступился. Когда она тебя сдавала, о чем думали ее куриные мозги? О новой дозе. Не о том, что чеченцы тебя замочат, а о том, как получить порцию дури и отрубиться. Честно говоря, я думал, что ты умнее. Ты сам не понимаешь, о чем просишь. Твоя девчонка сама нарвалась на то, что ее давно ожидало, более того, она едва не утянула за собой на тот свет тебя за компанию, я еле-еле уговорил Али-хана... Между прочим, ты свою часть договора еще не выполнил, журналиста не замочил. Ты понимаешь, что живешь в долг? Что через неделю, точнее, уже через шесть дней тебя замочат, как щенка, если ты... И вместо того чтобы о деле думать, ты мечешься, как ошпаренный, ради какой-то дуры?
Василий замолчал.
Андрей тоже не проронил в ответ ни слова. Опустив глаза, внимательно изучал виньетки наборного паркета.
– Ты все понял? – первым нарушил паузу Расторгуев.
Он не любил недомолвок.
Андрей пожал плечами, не поднимая глаз.
– Не слышу. Ты меня понял?
– Да, – сказал Андрей, исподлобья глядя на Василия.
– И больше никаких разговоров на эту тему?...
– Да, – подтвердил Андрей и примирительно улыбнулся.
– Очень хорошо. Я знал, что мы договоримся, – внимательным взглядом изучая физиономию своего шофера, Василий пытался обнаружить следы затаенной обиды, злости, но глаза Андрея были чисты, как у младенца.
На всякий случай Василий не отпустил Андрея сразу же, а оставил у себя. После завтрака он отправил Андрея во двор упражняться в стрельбе из "аграна" под наблюдением телохранителя.
"День начался слишком рано, но это даже хорошо – думал Расторгуев. – На повестке дня стоит вопрос о Шварце... Ну что ж! Займусь им сегодня же..."
У него со вчерашнего дня зрел в голове довольно простой и изящный план.
Для окончательной проработки деталей Василий вызвал на совет брата.
Кирилл явился в своем обычном виде – небритый, с опухшим лицом, в расстегнутой до пупка мятой рубашке. Развалился в кресле, по-турецки поджав под себя ноги, и немедленно потянулся за стаканом.
– Голова трещит, – оправдался он. – Надо принять для здоровья.
Третьим на совет был вызван личный телохранитель Кирилла. Когда-то он сам входил в банду центровых, но потом испортил отношения со своими и переметнулся на сторону противника. И хотя Василий верил в поговорку "предавший однажды предаст и дважды", телохранитель брата считался человеком надежным и был незаменим, когда заходила речь о сборе информации о конкурирующей группировке.
Василий вкратце изложил свой план. Он был прост: запугать Шварца, устроив на него якобы неудачное покушение, причем так, чтобы следы явных заказчиков уводили в сторону центровых. Шварц подумает, что бывшие партнеры по бизнесу решили с ним расправиться, и тогда с ним легче будет договориться о сотрудничестве.
И Кирилл, и бывший центровой план оценили положительно. Заминка была только в деталях: как устроить покушение, чтобы Шварц понял, с какой стороны на него давят.
– У центровых фирменный знак – взрывное устройство под машину, – сказал телохранитель Кирилла. – Это сложно. Если только имитировать подрыв, то надо ювелирно рассчитать, как заложить взрывчатку, сколько.
– А может, обойтись без взрыва? – предложил младший Расторгуев. – Заложить мину, но чтобы ее вовремя нашли и обезвредили?
– Нет, взрыв желателен, – подумав, возразил Василий.
– В принципе можно рассчитать так, что и бабахнет по полной программе, и машину хорошенько разнесет, а на человеке ни царапины, – сказал бывший центровой.
– У тебя есть такой специалист?
– Есть парочка на примете. Один точно есть. Сделает в лучшем виде, гарантировано. Бывший подрывник, спец!
– Хорошо, подходит. – Василий убрал подальше от брата хрустальный графин с коньяком.
Кирилл озлобленно крутнулся в кресле.
– Договаривайся со своим спецом.
– Какая у Шварца машина?
– Служебная "ауди" и личный джип.
– Под какую закладывать?
– Давай пока под обе, чтоб наверняка, – решил Василий. – Потом по ходу действия выберем, на какую поставить. Может, даже придется на обе ставить, одну взорвем, а другую пусть Шварц разминирует.
Представив себе смешную картину: губернатор ползает на коленках вокруг своей машины, заглядывает под днище и видит торчащий металлический цилиндр и проводки, – Кирилл захохотал.
Ксюша пришла в себя от холода. Открыла глаза и не поняла, что с ней и где она. Потом вспомнила и в ужасе заметалась по подвалу, натыкаясь на стены.
Но чем больше времени проходило, тем сильнее холода, сильнее жажды, сильнее страха ее начинал мучить наркотический голод. Ксюша кусала себя за руки, выла, плакала, умоляла, билась всем телом в дверь подвала, кричала.
Так плохо ей никогда еще не было. Она представить не могла, что человек может переносить такую боль и не умереть от разрыва сердца, не сойти с ума.
Когда дверь подвала наконец открылась и в светлом дверном проеме возникли фигуры людей, Ксюша поползла к ним на четвереньках, как побитая собака.
Ее тело задрожало мелкой дрожью, глаза загорелись, когда она увидела в руках одного из мужчин одноразовый шприц, наполненный жидкостью. Мужчины смеялись, говорили на своем языке и дразнили ее, помахивая шприцем в воздухе.
Наконец это им надоело. Грязный шприц упал на пол рядом с Ксюшей. Девушка схватила его, отбежала в угол подвала и торопливо, страшась, что желанную дозу могут в последний момент вырвать из рук, сделала себе инъекцию в вену.
Выходя утром из дому, Шварц торопился на встречу с Силаевым.
Накануне поздно вечером Силаев позвонил и сказал, что возникла необходимость срочно встретиться и переговорить с глазу на глаз, потому что всплыла новая информация, которая касается лично губернатора. Более подробно обрисовать картину он отказался, сославшись на "нетелефонные обстоятельства".
Заинтригованный Шварц остаток вечера и все утро обдумывал, что такого могло случиться, из-за чего Силаев назначил конспиративную встречу на территории "Енисея"?
В десять утра, как обычно, за Шварцем заехал шофер на служебной "ауди".
Губернатор спустился вниз, вышел из подъезда на залитую слепящим солнцем улицу. Машина стояла перед подъездом, всеми своими стеклами и никелированными деталями отражая солнечные зайчики.
Специальной охраны Шварц с собой на встречу с Силаевым не брал. Роль телохранителя выполнял шофер, сотрудник частного охранного холдинга. Забравшись на заднее сиденье машины, Шварц разложил на коленях газеты, решив почитать по дороге, о чем пишет городская пресса. Шофер сел за руль, завел двигатель...
В следующее мгновение раздался взрыв.
Шварц услышал оглушительный хлопок, словно прямо у него над ухом взорвали новогоднюю петарду, и сразу же салон автомобиля заволокло едким удушающим дымом, в котором плавали желтые языки пламени. Кашляя и задыхаясь, Шварц смог распахнуть дверцу со своей стороны и совершенно не по-губернаторски вывалился из машины и покатился по грязному снегу, прикрывая обеими руками драгоценную голову и стараясь откатиться как можно дальше от опасного места. Потом, полежав немного и не услышав ни нового взрыва, ни стрельбы, Шварц приоткрыл глаза, увидел метрах в десяти пылающий остов автомобиля и по-пластунски пополз к подъезду, даже не задумавшись о судьбе своего водителя...
Приведя в действие взрывное устройство и полюбовавшись делом рук своих, сидевшие в "жигуленке" у соседнего с губернаторским дома телохранитель Кирилла Расторгуева и спец-подрывник видели, как живой-здоровехонький губернатор уполз в подъезд.
– Наложил полные штаны, – сообщил изготовивший адскую машинку спец.
Из соседних домов выбегали встревоженные жильцы, высовывались в окна любопытные. Кто-то уже оказывал легкораненому шоферу Шварца первую помощь.
– Ну что, поехали? – предложил подрывник.
– Поехали, пока менты не набежали, – согласился телохранитель младшего Расторгуева.
Неприметный "жигуленок" вырулил со двора, выехал на улицу и скрылся из виду.
Белый как полотно Шварц лежал дома в своем кабинете на диване.
При одном воспоминании о сегодняшнем покушении его зубы отбивали мелкую чечетку.
Домашние ходили на цыпочках. Телефон разрывался от звонков. То и дело заглядывали новые милицейские чины, расспрашивали, уточняли, записывали показания.
Личная медсестра закончила измерять губернатору давление, сняла с его руки манжету.
– Ничего страшного. Давление немного повышено, но в пределах нормы...
– Как это – ничего страшного? У меня предынфарктное состояние! – даже сел от возмущения губернатор. – У меня сердце выскакивает... Ох! В глазах темно.
Он снова лег и сложил руки на животе.
– Если так, можно поехать в больницу, сделать кардиограмму, – посоветовала медсестра.