Он пытался узнать, что будет просить для него в суде Ирина, если станет поддерживать обвинение в процессе.
Кравцова будто не понимала…
А в это время около милиции появились фартовые. Близко не подходили. Но внимательно наблюдали за машиной, прибывшей из тюрьмы, вглядывались в окна, в надежде хоть мельком увидеть лица кентов.
Что задумали они? Ведь неспроста вот так открыто, средь бела дня, кружат неподалеку. Специально припугнуть или узнать что-то хотят?
Палов приказал оперативникам следить за фартовыми.
Но ни в этот день, ни на другой воры никак себя не проявили, хотя крутились около милиции, будто в нее банк перевели.
За нервы дергают, - предполагали оперативники.
Своих высматривают…
Внимание отвлекают. Небось на "воронок" налет
сделают, чтоб своих вызволить…
- Кишка тонка против шестерых конвоиров, - смеялись милиционеры.
Но фартовые будто местом для прогулок избрали милицию. Исчезали они сразу, как уезжал "воронок" с обвиняемыми. Но на следующий день всех троих снова привозили на допрос, и все повторялось сначала.
- Хоть ты их на перекур позови, - пошутил оперативник. И увидел лохматую, толстую бабу, вывернувшуюся из-за угла с криком, визгом.
Она ворвалась в милицию бурей. Платье на груди порвано. Подол снизу до пояса разодран. Под глазом синяк черней тучи.
- Спасите! Изнасиловали, деньги отняли! Чего сидите тут? У вас за углом бандюги людей паскудят!
- Кто?
- Где?
- Бегом, ребята! - встал Балов следом за оперативниками, выскочившими в дверь.
- Они вот здесь! - бежала баба в темный двор соседнего дома.
- Вот в этом подвале они! Туда меня заволокли. Пьют там! Хватайте их!
- Да тише! Вспугнешь всех! Чего орешь, поймаем твоих обидчиков, - заторопились оперативники в подвал.
"Ну, припекло фартовых, коль налетом промышлять начали. Видно, вовсе в прогаре сидят!" - подумал Балов.
- Не двигаться! Всем оставаться на своих местах! - услышал голос оперативника.
В подвале было пусто. Ни людей, ни бутылок. Пара испуганных крыс метнулись по углам от непривычного света фонаря.
- Черт знает что! Где эта изнасилованная? - оглянулся на оперативников Балов и выскочил из подвала.
Бабы около дома уже не было. Она словно приснилась.
Геннадий помчался в милицию. Оперативники, обгоняя его, вскочили в открытую настежь входную дверь, но поздно…
Ни Бурьяна, ни Клячи, ни Фишки… Оба конвоира из тюрьмы, вместе с водителем, наглухо закрыты в "воронке".
Окно в следственном кабинете разбито. Кравцова упала со стула и лежала на полу, не шевелясь. Убили? Или, может, еще жива?
Дежурный на выходе милиционер головой в стол воткнулся.
Балов растерялся. А оперативники, приведя в сознание Кравцову и дежурного, высмеивали Геннадия открыто:
- Кого-то изнасиловали, а по шее нам получать! Зато рыцари! Пожалели какую-то потаскуху!
- Зато всю "малину" разом накрыть хотели! Забыли, что фартовые не насилуют и сумки не отнимают. Это - дело шпаны.
- Да маскарад нам устроили! То дураку только не понять! И мы, как ишаки, туда же! Теперь весь город над нами смеяться будет.
- Этим не кончится. Всех под зад вышибут. И поделом. Чтоб своей головой соображали, думая, всякий ли приказ выполнять?..
Очнувшаяся Кравцова расстроилась, узнав о случившемся. Рассказала, что услышала звон стекла и одновременно нестерпимую боль в затылке. К окну она сидела спиной и не видела того, кто бросил в нее увесистый булыжник. Не слышала, как убегал Фишка - последний из допрашиваемых.
- Да, допрос затянулся. Но ведь через неделю дело должно было пойти в суд. Надо все проверить, сделать выводы, чтобы обвинение было объективным. Кто мог предположить такую дерзость? - говорила Кравцова.
Дежурный по горотделу сказал, что в дверь вошли двое. И не успел он спросить, кого им нужно, стукнули его по шее так, что дыхание перехватило. Второй - кулаком в темя… Больше ничего не знает…
Балов глянул на часы. Да, рабочий день закончился час назад. Начальника горотдела нет в кабинете, его куда то вызвали. Заместитель в командировке. Все остальные - по домам ушли.
Прислушался. Кравцова звонит прокурору. Тот, узнав о случившемся, на крик сорвался. Балова последними словами поливает. Кричит так, что Геннадию не по себе. И, пообещав разыскать начальника милиции, заверил, что и сам приедет через десяток минут. Попросил следователя подождать его.
Геннадий вошел в кабинет. Руки тряслись от перенапряжения. Столько обид, унижений… А ради чего? За что?
Сел к столу. Голову на руки уронил. Впервые расхотелось жить.
Неудачник, так его снова назовут сослуживцы и сотрудники. Начальник - и того хуже… Потребует, чтоб добровольно рапорт подал. Хорошо, если только этим обойдется. "Но нет, нет, ведь воры сбежали по моей вине, - размышляет Балов, разглядывая наган, вытащенный из кобуры. - Все сдать надо. И его - тоже. Кто поверит, что по глупости, из-за доверчивости погорел? Никто. Даже дети…"
- Ты чего тут впотьмах сидишь? - внезапно открыл дверь кабинета и включил свет начальник горотдела. Он скользнул взглядом по лицу следователя, рукам, нагану.
- Почистить решил? Дай гляну, - забрал оружие. И, сев рядом, заговорил спокойно: - Не ты первый просчитался. "Малины" и не таких облапошивали. И я ошибался. И меня надували. Пока опыта набрался - жизни в запасе осталось совсем мало. И сегодня я не гарантирован от ошибок. И не только я, а все мы, до единого. Нет в жизни ничего более трудного, чем умение выжить, исправить ошибку. На это лишь мужики способны. Легко только умереть. Это удел слюнтяев. Пока мы живы - надо учиться, опыта набираться.
- Они с неделю вокруг нас кружили. Но не было у меня оснований к их задержанию. Все свои сроки отсидели. Ни за одним криминал не ходит. Вот и подойди, возьми их голыми руками! Чувствовал, ждал беду, а прозевал, когда она пришла…
- Беда? Где беда? Все живы, здоровы, это главное. А ворье поймаем. Они никуда не денутся. Дальше Шанхая не уйдут. И наших рук не минуют. Лишь бы здоровье не подвело да нервы не подкачали. И оружие осечку не дало. Не подвело бы… Ты голову береги. Не рискуй ею. Одна она у тебя. Знаю, уж очень хотелось поймать Лешего. Но ты нужнее нам. Успокойся. И через пару дней обдумаем с тобой, как поймать дьявола. В молодости и я этим увлекался. С уголовного розыска начал карьеру. И теперь хочется стариной тряхнуть. Может, пригодится где-то мой совет.
- Как теперь работать? Сотрудники не станут доверять…
- У них ошибок не меньше твоего. Гораздо больше. Не им в тебе сомневаться. Я тебе доверяю. И успокойся. Не ты первый начинаешь розыск сначала. Этим многие отмечены. То не беда, очередной урок, его запомнить надо. Но не зарекаться от повторений и ошибок. Они естественны. И выигрывает сообразительность и терпенье. Понял? Иди отдыхай. Съезди на рыбалку. Ведь впереди выходные. Отвлекись. Очень помогает. По себе знаю.
Балов уходил с работы успокоенный.
Начальник милиции, едва за следователем закрылась дверь, вызвал дежурных оперативников. И, назначив старшим лейтенанта Лаврова, послал на Шанхай.
- Возьмете дежурную машину. Они не успели уйти далеко. Всем постам, на всех трассах дано указание проверять транспорт и пассажиров самым тщательным образом. Но этот наш шаг предполагают и воры. Особо беглецы. Потому у них есть три выхода из ситуации: переждать шумиху вокруг их побега где-либо в городе - в глухом притоне - на Сезонке или Шанхае, либо, переодетыми в баб, попытаться вырваться из Охи или воспользоваться чужими документами, нацепив "маскарад". Самое сложное - последнее. И все же нельзя сидеть сложа руки. На Шанхае появятся двое из вас. Остальные по двое охраняйте выходы. Оружие обязательно взять. Возможно, успеете прихватить сбежавших.
Оперотряд, вскочив в машину, умчался на Шанхай. А начальник горотдела связался по телефону с милициями ближних поселков, предупредил, потребовал усилить наблюдение за каждым приезжим.
Время шло к полуночи. Оперативники еще не вернулись с Шанхая. Зато вернувшийся из командировки заместитель начальника горотдела, увидев свет в кабинетах, завернул узнать, что случилось.
Услышав о побеге, не удивился. А по поводу отправленных на Шанхай оперативников сказал:
Пустая затея. Напрасно ребята поехали. Лишний шум ни к чему. На Шанхае не то что беглецов, ни одного вора не сыщете. И на Сезонке их не будет. В городе никто не останется. Кому захочется попадать к нам, чтобы из него вытряхивали сведения о "малине"? Фартовые знают, скажи они о ворах - свои же убьют. А и оперативники под горячую руку чертей вкинуть могут, попади им нынче на пути любой из законников.
- Что ж, по-твоему, нам теперь делать? - перебил начальник.
- По рации свяжитесь с Лавровым, верните ребят.
- Вызывал уже. Не отвечают.
- Не с того начали. Лобовые ходы не для этой ситуации. Кавалерийская атака оперативников лишь навредит.
- А что ты предлагаешь?
- Связника, - улыбнулся заместитель и попросил список воров, давно отколовшихся от "малин" и работающих под негласным надзором милиции.
Читая список, вдруг просиял:
- Вот этот! Бывший законник. Все фартовые его, как облупленного, знают. И хотя не фартует - в чести до сих пор. Но и нам кое-чем обязан. И помнит должок…
- Да кто же это?
- Старый знакомый - Кроншпиль. Помните?
- Еще бы! Он мне столько поднасолил по молодости! Дважды из-за него в звании понижали! А разве он жив?
- Конечно. В начальники пошел. Он теперь важное лицо - заведует городской свалкой, отвечает за санитарное состояние экологической среды вокруг города! И неплохо справляется!
- А станет ли он с нами сотрудничать, этот паразит с помойки? Ведь он с ворами и теперь, верно, контачит?
- Да нет, разошлись их тропинки. Это проверено. Не сорвался ни разу. А мне - в одном деле помог. Советом. Но очень кстати и вовремя.
- Выходит, ты предлагаешь снова его к ворам сунуть, своими руками?
- Мы поговорим с ним. А уж как он подскажет, обдумаем…
Едва обговорили место встречи с бывшим фартовым, в кабинет вошли вернувшиеся с Шанхая оперативники:
- Пусто. Ни одного мужика во всех бараках. Будто пропили их бабы. Все, как барбоски, пьяные. Лыка не вяжут. От старой до малой. Вонища, грязь. И ни слова не могли добиться. Впервые весь Шанхай обошли и нас никто не обозвал легавыми, не остановил. Такого еще ни разу не было. Не только бараки - каждую камору, чердаки проверили. Все напрасно…
И тогда, отправив оперативников дежурить у телефонов, решили сегодня же навестить старого вора.
Кроншпиль теперь жил на широкую ногу. В своем доме. Обветшалом, как и сам хозяин, но крепком, надежном.
Заместитель начальника горотдела брякнул металлическим кольцом по калитке, и со двора послышался сиплый лай свирепой, цепной овчарки. А вскоре и шаги послышались. Семенящие, усталые, шаркающие. И сонный голос спросил сердито:
- Чего надо?
- Открой, Афанасий!
Руки уверенно сняли с калитки крючок. Глянув на гостей, Кроншпиль бурчал недовольно:
- Носит вас нелегкая по ночам, ровно дня нет. Сами не спите, другим на даете.
- Заботы мешают. Не дают уснуть.
- Ну чего топчетесь, идите в избу. Я - за вами, - выглянул за калитку, огляделся, нет ли кого, и, торопливо набросив крючок, шмыгнул в дом следом за гостями.
- Ты, Герасим, от окна подальше сядь, чтоб не высмотрели ненароком, - попросил заместителя. И, глянув на второго гостя, усмехнулся: - Тебе, Петро, тоже по ночам не спится? А я думал, что, сделавшись начальником мусоров, вовсе бока отлежал. Ведь раньше ты грозой был. Жизни не давал никому. Эх-хе-хе. Сколько за тобой охотились. И я, грешным делом, тоже припутать хотел. Ан, твоя взяла… Ты меня накрыл. На целый червонец. В Воркуте я его отбывал. От звонка до звонка. Тебе ни разу не икалось?
- Не за тем мы к тебе, - перебил хозяина Петр, не удержавшись, добавил: - У меня против тебя тоже хватало каленых орехов.
- Знаю, знаю! Наказывали! Ну, считай, квиты! - перебил хозяин. И, оглядев гостей, спросил: - Чем обязан визиту?
- За помощью к тебе пришли. Как ты когда-то. Помоги, - сказал Герасим и вкратце сообщил о случившемся.
Афанасий слушал, не перебивая. Когда Герасим умолк, Кроншпиль сказал глухо:
- Не там вы искали. То и параше понятно. Себе заследили все. Теперь уж никто вам не сумеет помочь.
- Никто другой… Но хоть подскажи, где искать их стоит? - спросил Петр.
- Я с ними не кентуюсь давно. Но и закладывать, если б знал, не стал бы. Мне мой колган еще не помеха. Не держу его за парашу.
- Хватит, Афанасий, мне пустое говорить. Что с ними не связан - знаем, но куда исчезли - можешь предположить. И помочь сумеешь, если захочешь. Кстати, пробил я для тебя в исполкоме дело одно. Отдают под твой контроль подвалы многоэтажек возле горсада. Хозяйствуй вместе с санэпидемстанцией. Заодно и в горсаду наведете порядок, - вспомнил Герасим.
- На том - спасибо тебе.
- Благодарностью не отделаешься. Я знаю, какой навар возьмешь ты с каждого ханыги, прижившегося в подвале. Да и в горсаду будешь иметь немало. Даром такое не дают, теперь и ты нам помоги.
- Пойми, Герасим, я не свечусь на Шанхае много лет. Нарисуйся, враз заподозрят неладное. Хвост пришьют. Это, как два пальца. Да и не трехнут мне нынче, где кенты. Отколовшемуся ботать про фартовых - западло. О том и шмары секут.
- А сам где б искать стал, если б приперло? - спросил Петр.
- Сейчас безнадюга. Дело швах. За город - не сунутся. Там они слишком приметны.
- А в маскараде? - перебил Герасим.
- Бабьи тряпки - на миг. В них долго дышать не смогут.
- По фальшивкам?
- Их, эти липовые ксивы, в день не нарисуешь. А сам трехнул - слиняли все. Сколько транспорта надо? Да такую ораву всяк приметит. Им не то хаза - тюряга мала. Секешь, начальник? - глянул на Петра, усмехнувшись.
- Верно подметил. Таким табором из Охи поедут - любой увидит. Значит, на Сезонку ушли.
- И там не шмонай! Своим хреново. Кто лажанутых отмазывать станет? На Сезонке их нет. Это верняк.
- Но в Охе им и вовсе нельзя оставаться!
- Да не в Охе они!
- А где же? - растерялись сбитые с толку Петр и Герасим.
- Неподалеку, конечно. А ну, вспомните, какой нынче месяц? То-то! Все ханыги, проходимцы, забулдыги и шмары не без вашей помощи общественно полезным трудом заняты. В тайге стланниковый орех заготавливают, для птицефабрики. С начала сентября вы их в добровольно-принудительном порядке из города выметаете. И там они - до самого ноября. Никто их не дергает, не проверяет, не шпыняет. Дышат вольно. И польза от того великая. В городе спокойно люд живет, а перхоть - тоже дышит не тужа. Никто им в мурло не плюнет - почему ужрался с утра? Иль на чьи набрался? Там они, сявок - за орехами, сами за карты иль выпивон. Там их не шмонали ни разу за все годы. И эта принудиловка - сущий санаторий, рай для ханыг охинских. Если б не зимние холода, они оттуда век бы не возникали. Вот только туда могла смотаться шанхайская "малина". Дух перевести подальше от ваших глаз. За эти пару месяцев многое изменится. Устанут постовые, оперативники. Измотаетесь, поверите, что удалось им на материк слинять, и смиритесь с очередной "висячкой". А они, к зиме поближе, отдохнув и успокоившись, вернутся в Оху. Вас к тому времени другие дела и заботы отвлекут, - рассмеялся Кроншпиль.
Возможно, ты прав, - подумав, ответил Герасим.
- Почему я уверен, так вы сами меня надоумили. Коль по лажовым ксивам иль под маскарадом, слиняли бы трое. Ну, пятеро кентов. Тут же - все. Конечно, иные вот-вот вернутся. Чтоб не оставлять Шанхай без глазу. Но нарисуются уверенные, что с фартовыми все на мази. Шанхай им не просто хаза, а и прикрытие, и большая кодла. А Шанхай фартовым - всем обязан. Воры его держат. Вот и секи.
- Но как найти их там, в тайге? Мы их в городе, под охраной прозевали. А там они без стремачей не живут. Половину шанхайцев на шухер поставят, - задумался Герасим.
- Если б хоть раз их там накрыли бы, понятно, не дышали б без атаса. А коль не случалось в тайге вашего брата, чего им дергаться? Дышат, как в своей хазе, даже файнее, - смеялся Кроншпиль.
- Но как их найти? - не унимался Петр, уставясь в лицо Афанасия.
- Это плево. Надо только засечь, где кайфуют фартовые. За них в тайге - шпана пашет. Законники - бухают днями.
- Наших ребят они знают. Каждого, в лицо. Это все равно, что на верную смерть их в тайгу послать. "Малина" быстро смекнет.
- Да и как мы узнаем, на каком участке приклеились законники?
- А у вас глаза на что? На стланниковые заготовки из Охи в тайгу ведут три дороги. Поставьте на каждой своих стукачей. Пусть приметят, по какой из них в тайгу водяру сявки возят на велосипедах. И хамовку. Там и есть. Фартовые нигде без водяры не дышат. Хавают не ровня ханыгам. Разницу эту и хорьку видно. Как засекут тропу, тогда и решайте, как брать станете фартовых. Здесь уж вам я - не хевра. И так лишку ботал. Грех на душу взял, своих засветил. Но большего из меня не давите.
- Спасибо вам за совет и помощь. Когда это дело завершим, встретимся в спокойной обстановке. Нам будет о чем поговорить, - пообещал Петр.
- Глаза б мои вас не видели, - вырвалось невольное у Кроншпиля. И, спохватившись за невежливость, извинился, отвернувшись.
Гости вскоре ушли. Хозяин закрыл калитку на крючок.
- Как думаешь, не предупредит он фартовых о нашем визите? - спросил Петр заместителя.
Герасим, улыбаясь, уверенно ответил:
- Исключено. Он "на крючке" уже давно. Не первый раз мне помогает. Знает, не на халяву советы дает. Иметь за них будет. А с фартовых что получит, кроме неприятностей. К тому ж совет - не личное участие в деле. Шпаргалка. Ею можно воспользоваться, можно и забыть. Но я не гордый. И Кроншпиль меня ни разу не подводил.
А утром из Охи отправились в тайгу с кошелками и корзинами пожилые люди. За грибами и ягодами, за орехами - внучатам на зиму.
Шли не торопясь. На отдых - не на работу, спешить не стоит.
Шли, отдыхая на пеньках и полянах.
Вон и почтальон с Фебралитки, тоже маслят собирает. Уселся на поляне старой кикиморой, порыжелую шляпу на самую макушку сбил. Вспотел. Много грибов. Хороший год на них удался. Корзина доверху наберется. Старик радуется. Неподалеку от него бабка куст кишмиша обирает. Ягоды от сладости к рукам липнут. Перезрели. Совсем фиолетовыми стали. Хоть теперь в пироги клади. Внучата чай с ними пить будут.
Почтальон по сторонам озирается. В тайге он - нечастый гость. Потому и побаивается ее, от всякого шороха вздрагивает.
Вон ветка дрогнула, уж не рысь ли проклятущая за дедом следит. Их, как слышал, нынче видимо-невидимо в глухомани объявилось на беду людскую.
- Подале от древ надоть. Не то изорвут в куски, - отодвигается старик на середину поляны. И успокаивает себя тем, что проезжая дорога рядом, по какой из города в тайгу люд ходит. Зверь такие места не уважает. От них подальше, в чащу уходит, от шума и выстрелов.
Дед смотрит на ветку березы. На ней бурундук уселся рыжим комком. Будто солнечная искра, потерянная по нечаянности.
Зверек, приметив старика, засвистел тревожно, предупреждая собратьев о появлении чужака.