– Ура, – спокойно сказал Костя Белый. – А теперь, может быть, мы перейдем к делу?
– Перейдем, – согласился Кривоносов. – Первое, что мы должны сделать...
Договорить он не успел. Снаружи, со стороны двери, послышались вдруг крики и топот бегущих ног.
– Что такое? – насторожился Кривоносов.
Словно в ответ ему прозвучал выстрел. И сразу – второй, третий...
В руке Твердохлебова моментально появился пистолет, который он тут же направил на Кривоносова.
– Ах ты, сука, – процедил он. – Купил нас, падло...
– Нет! – крикнул что было сил Кривоносов. – Я понятия не имею, что это...
В бильярдной негромко прозвучал выстрел, будто кто-то хлопнул в ладоши. На лбу Михаила Яковлевича появилась аккуратная дырочка, и он плашмя упал на спину.
Иван перевел взгляд с Рубинчика на Костю.
– Стволы есть? – спросил он.
Те утвердительно кивнули. И тут же в их руках появилось по пистолету. Иван ухмыльнулся.
– Ну, волки... – проговорил он.
Рубинчик подскочил к двери и прислушался. Шум, крики, стоны раненых... Сказал Ивану, кивнув на распростертое тело:
– Зря ты его. Не его это делишки. Не стал бы он...
– Все равно виноват, – отрезал Иван. – Раз не мог обеспечить...
– Заткнитесь, пожалуйста, – попросил их Костя Белый. – Нашли время о воровской чести говорить. Кажется, это Портнов. Но как он дознался?
– У него везде люди, – сказал Рубинчик и выругался: – Черт! Твою мать...
– Спокойней! – сказал Белый. – Дергать надо отсюда. Вы не возражаете?
– Как? – спросил Рубинчик. – Там, кажется, уже никого нет из наших людей.
– Очень просто, – ответил Костя. – Как в американских боевиках: на три-четыре выскакиваем из двери и палим во все стороны, во все, что движется. Свой, не свой – к Бениной маме. Прорвемся!
– Если выйдем, – подал голос Иван, – собираемся завтра у меня. За безопасность зуб даю.
– Идет, – согласился Костя. – Мы тебе – жизнь, а ты нам – зуб. А если серьезно – согласен.
– Я тоже, – сказал Рубинчик. – Главное сейчас – уйти отсюда. Короче, приготовились. Три-четыре!!!
Все трое одновременно навалились на дверь, взяв оружие на изготовку, но...
Дверь осталась там же, где была.
– Еще раз! – скомандовал Костя Белый. – Три-четыре!!!
И снова неудавшаяся попытка. Дверь не поддавалась.
– Что за черт! – заорал Рубинчик.
– Спокойно! – заорал Иван. – Выскочим!
– Бля!!! – вслед за ним заорал Костя Белый. – Дым!!!
Он истошно закричал и с новой силой бросился на дверь. Дым лез из всех щелей – густой, черный, удушливый.
– Суки! – орал Рубинчик. – Откройте, твари!!!
Иван молча ломился в дверь, но, что бы они не предпринимали, та не поддавалась.
Дыма уже было так много, что все трое кашляли и задыхались.
– Откройте! – в голос орали все трое.
Иван сломался первым. Самый здоровый, самый сильный, он первым решил, что все – напрасно.
– Конец, – сказал он. – Нас заперли. Мы не выйдем отсюда...
– Нет, – хрипел Рубинчик. – Кривонос, сука, что ж ты зовешь, если падлами себя окружил?..
– Конец, – повторил Иван. – Нам не выйти...
– Что ты предлагаешь, – задыхаясь, спросил Костя Белый. – Застрелиться?
– Могу, – сказал Иван.
– Ну и стреляйся! – заорал на него Рубинчик. – Стреляйся, дурак. А я достану его, я достану эту падлу, я ему в глотку вцеплюсь, я разорву его, суку... – Он поперхнулся дымом и закашлялся.
– Кот! – дым щипал глаза, и они слезились. Иван задыхался. – Кот, – говорил он Белому. – Давай на три-четыре кокнем друг друга. Самоубийство – грех. А убийство – это другое...
– Не могу, – ответил ему Костя.
– Кот, – повторил Иван. – Они не выпустят нас. Они будут там стоять и ждать. Сейчас огонь здесь будет. Я прошу тебя.
И тут действительно вспыхнуло пламя. Им показалось, что оно появилось сразу и везде – со всех сторон.
– Кот! – заорал Иван.
– Давай! – тоже заорал Белый. – Давай, Ванька, мать твою наперекосяк! Давай!
Они встали друг против друга, раскрыли рты и каждый из них сунул свой ствол в рот другому.
– Идиоты! – заорал на них Миша Рубинчик. – Идиоты!
– Три!
В следующее мгновение два выстрела слились в один, и с развороченными черепами Белый и Твердохлебов рухнули на пол.
Рубинчик продолжал кидаться на дверь. Огонь обступал его со всех сторон.
– Я доберусь до тебя! – хрипел он. – Адвокат, сука, я доберусь до тебя! Где ты, Адвокат, гнида?
Когда он в очередной раз бросился на дверь, та вдруг вспыхнула. Огонь перекинулся на его одежду и волосы. Страшная боль пронзила все тело Рубинчика. Уже не было сил в очередной раз броситься на дверь. Он превратился в живой факел. Бегал и кричал от невыносимой боли по бильярдной, пока не упал.
И больше не поднимался.
Еще четверо противников Феликса Портнова прекратили свое существование.
Война продолжалась.
3
В два часа дня в ресторане Дома журналиста народу было немного.
За угловым столиком, находившимся возле маленькой эстрады, сидели трое хорошо одетых мужчин. То, что они хорошо одеты, бросалось в глаза. Остальные, что сидели за другими столиками, были самыми настоящими журналистами и одеты соответственно – в джинсы и свитера.
Костюмы этих троих были куплены явно не на распродаже. Никакой дешевизны. Было видно, что люди это состоятельные, а тот факт, что собрались они в недорогом ресторане Дома журналиста, говорил о том, что хотя бы один из них принадлежит к писательскому клану. Впрочем, это не на сто процентов.
Разговор не клеился.
Проворный официант обслужил их довольно быстро. Вообще-то подобные гости в этом ресторане были редкостью: официант опытным взглядом определил, что гости эти, пожалуй, здесь впервые. Ему было, разумеется, все равно, зачем они сюда пожаловали. Мало ли причуд у богатых людей. Может, им захотелось посмотреть на какую-нибудь телезвезду, те частенько сюда захаживали.
Хотя для телеведущих время было раннее. Если они появляются, то вечером. Впрочем, будут ли такие господа гоняться за телезвездами, как же... Как будто у них других дел нет!
А у этих дела наверняка были.
Все трое были членами одной из самых крупных и сильных московских группировок. Криминальных, естественно.
Разговор не клеился, потому что настроение у них было подавленным. В Москве творилось черт-те что. Полный беспредел.
В последние месяцы преступность в столице пошла на убыль. Но не потому, что милиция, РУОП и остальные службы стали работать лучше. Отнюдь.
Просто пришло время – и "авторитеты" поняли, что лучше жить в упорядоченном пространстве, чем в условиях преступной вакханалии. Порядок этот, естественно, они устанавливали сами.
А недавно все вдруг полетело в тартарары. Все уходило из-под контроля. И это настораживало, пугало, лишало уверенности.
Молчали они довольно долго. Наконец один из них посмотрел на часы и, кашлянув, обратился к тому, что сидел напротив:
– Я все-таки не понимаю: почему здесь? Мало в Москве других мест?
Тот ответил:
– Я назначил встречу в месте, о котором сам еще утром не думал. Оно внезапно пришло мне в голову. По крайней мере, я уверен, что никто не знает о нем.
– Неужели все так плохо?
– Куда уж хуже. Какой-то полный облом. Везде. Куда ни сунься. Что-то происходит, а что – понять не могу. Вернее, понимаю, что обложили со всех сторон, но ведь не менты же. Эти повязаны и вот где у меня сидят. – Он похлопал себя по карману. – А кто тогда?
Третьим был седовласый человек. Он вмешался в беседу коротким отрывистым словом:
– Адвокат.
– Адвокат! – взметнулся тот, кто пригласил этих двоих на встречу. – Он у меня уже в печенках сидит, этот Адвокат.
– Не только у тебя, – заметил Седой. – Другие тоже жалуются. Про бильярдную слышал?
Тот, кто организовал эту встречу, был Сергей Арбатов – молодой, но очень авторитетный в соответствующих кругах человек. Во главе своей группировки он оказался сравнительно недавно, после того как собственноручно застрелил бывшего главаря Семена Зотова, по кличке Зуб. После этого убийства судьба Арбатова какое-то время висела на волоске, еще немного – и свои же удавили бы его, но тут на выручку ему пришел Седой. Именно он первым признал авторитет Арбатова, и остальным не оставалось ничего другого, как последовать его примеру.
Полжизни Седой провел в зоне. Вором в законе он стал очень давно, еще в середине семидесятых, и ему были хорошо известны воровские правила. То, что творил Портнов-Адвокат, не влезало ни в какие рамки. Это был не вор, а какая-то озверевшая капиталистическая акула, плавающая в океане первоначального накопления капитала.
Да и при чем тут капиталисты, думал Седой. Те выполняют писаные и неписаные законы бизнеса. А этот? А этому всегда будет мало любых денег, хоть собери все золото мира и отдай ему. Черная дыра, а не человек.
Несмотря на то, что большую часть своей сознательной жизни Седой провел в зоне, образование он получил приличное. Там же. Время зря не терял. Большие знания рождают большие печали только у лохов. А он никогда лохом себя не считал.
Когда наступили перемены, он быстро разобрался в проблемах нового времени. Быстро понял, что казавшийся вечным воровской кодекс чести быстро идет на убыль, и принял новые правила игры.
Очень скоро он стал для Зотова незаменимым человеком. На его место он никогда не метил, прекрасно отдавая себе отчет в том, что не сможет держать в руках такую организацию. Слишком энергичным оказалось новое время. Думал так: приспособиться к нему я смогу, а вот двигать его вперед – это уж пусть молодые.
Он видел, что Зуб во многих делах зря рискует, и рано или поздно добром это не кончится. Однажды он попытался поговорить с ним об этом, но тот резко его оборвал, и Седой отступился. Черт с тобой, думал он, мир твоему праху.
И не ошибся. Когда Сергей Арбатов "завалил" своего босса, Седой тут же употребил весь свой авторитет, все свое влияние, чтобы успокоить разбушевавшиеся страсти, чтобы власть в банде плавно и спокойно перешла в руки Арбатова. Арбата, как его звали свои.
Теперь он – правая рука Арбатова, и это его устраивает. Стар он уже для борьбы фракций в одной отдельно взятой банде. Молодые пусть тешатся, а ему много не надо. Немного "алтушек" и чуть-чуть уважения. И все.
Третий участник их разговора – Юрий – был родным братом Сергея Арбатова. Несмотря на такое близкое родство с главарем, он в банду пришел недавно. Новое поколение "деловых", усмехался про себя Седой. Юрий учился в Англии, кажется, в Кембридже или Оксфорде, вернулся на родину и сразу – в бандиты! Хотя какие они бандиты. Так они не считали. Экономисты...
Юрий, слушая разговор старших, заметно нервничал.
– Послушай, – сказал он брату. – Что такое? Почему мы не можем поговорить дома? У тебя или у меня. У Седого. Что происходит?
– Сегодня утром я обнаружил "жучок" в своем кабинете, – нарочито спокойным голосом ответил ему Сергей. – Мой кабинет – это крепость. Ни один посторонний человек не пройдет туда. Откуда, по-твоему, он мог там взяться?
– Черт знает что! – возмутился Юрий. – Это что же значит? Что и меня могут прослушивать?
– Разумеется.
– Черт знает что, – повторил Юрий. – Седой! Это менты, по-твоему?
Седой усмехнулся.
– У ментов на это денег нет, – сказал он. – Нет, Юрий, это не менты. Это Адвокат.
– И чего он хочет?
– Он хочет быть первым, – ответил Седой. – Во всем.
– Ну так в чем дело? – разгорячился Юрий. – Надо "мочить" его, и все дела.
– Фу, – сказал Арбат. – Что за словечки? "Мочить"... В каком английском хлеву вас обучали манерам?
– Перестань! – огрызнулся Юрий. – О деле говорить надо, а не языком болтать. Не он первый, не он последний. Что, киллеров у нас нет?
Седой покачал головой: эх, молодо-зелено...
– До Адвоката трудно добраться, – задумчиво проговорил он. – Кое-кто уже обломал на нем зубы. Причем люди эти были не последними в своем деле. Тут подумать надо.
– Для этого я и собрал вас, – сказал Арбат. – Везде "жучки" мерещатся.
– Думаю, я знаю, что можно сделать, – сказал Седой.
– Что?
Седой замолчал, собираясь с мыслями. Налил в рюмку водки и залпом ее выпил, потом зацепил вилкой лист салата и неторопливо отправил его в рот. Братья внимательно наблюдали, как он жует.
– Ну? – не выдержал Юрий. – Ты сюда что – жрать пришел?
– А чего добру пропадать, – мирно отозвался Седой. – Вы, как я посмотрю, аппетит совсем потеряли.
– Седой, – сказал Арбат. – Говори!
Седой доел все, что у него было на тарелке, вытер салфеткой рот и только после этого поведал:
– Мы с ним знакомы некоторым образом, с Адвокатом. Я был одним из тех, кто короновал его на зоне. Потом нас развели по разным местам, а лет через пять я узнал, что он свалил за бугор. Ну и потерял его из вида. А теперь он вот появился. Как Чингисхан какой.
– Ну и что? – нетерпеливо спросил Юрий.
– Должен он меня вспомнить, – ответил Седой. – Приду к нему и попрошусь на работу. Возьмет. Я найду способ, как прикончить эту гниду. Этот гондон слишком много на себя взял. Ишь чего удумал. Тоже мне, Ленька Пантелеев конца двадцатого века!
– Кто? – заинтересовался Сергей.
– В двадцатых годах гремел этот Ленька Пантелеев. Знатный был бандит и большевикам солил соответственно. Знаменитая личность.
– Да знаем, знаем, читали, – сказал Юрий. – Давай ближе к делу. Как ты к нему придешь? Ты думаешь, он не знает, на кого ты работаешь? Да если и не знает – проверить всегда сможет. В петлю залезешь, Седой.
– Юрка прав, – согласился Сергей. – Это опасно.
– Дураком надо быть, чтобы скрывать, на кого я работаю, – успокоил их Седой. – Я ему сразу скажу, что на тебя, Арбат, работаю.
– И получишь пулю, – сказал Сергей.
Седой вдруг рассмеялся.
– Ты чего? Что смешного?
– У вас, ребята, просто мания величия, – посмеиваясь, ответил Седой. – Как вы себе все это представляете? Я ему говорю, значит, что работаю на Арбата, а он, значит, от страха тут же в меня и стреляет, так?
Арбат слегка побледнел – так с ним всегда бывало, когда ему казалось, что его унижают. Седой это заметил.
– Нет, родные мои, – сказал он. – Я приду и скажу Адвокату, что работаю у одного глупого мелкого жулика, который считает себя крупным вором. А на самом деле он так – мелкая сошка. Вот мне и надоело работать у этого Арбата, хочу настоящего, живого дела. Он помнит меня и знает, что Седой его никогда не подведет, он должен это помнить – так я буду говорить. И он поверит мне. Знаете почему?
– Почему? – страдая от унижения, спросил Арбат.
– Потому что у него тоже мания величия. А главный недостаток такой мании – это слепота. Он поверит каждому моему слову. И возьмет меня к себе. А там уже будет просто. Дело, так сказать, техники.
– Да, – пересилив себя, сказал Арбат. – Это может получиться. Хотя насчет моей мании величия ты перегнул.
– Значит, получится, – заключил Седой.
За столом воцарилась тишина. Каждый из братьев, видимо, обдумывал услышанное и рисовал в своем воображении возможные перспективы.
Они не заметили, как в это время в зал вошли два молодых человека. Вид их ничем не привлекал к себе внимания.
Они спокойно подошли к их столу и, широко расставив ноги, не суетясь, достали из карманов пистолеты. Седой вскочил на ноги.
Поэтому первая пуля досталась ему. Она попала Седому в лоб, а сразу последовавшая за ней вторая разворотила ему все лицо. Опрокинув стул, Седой, стремительно рухнул на пол. Навзничь. Смерть была мгновенной.
Второй юноша расстрелял братьев Арбато-вых. Сначала он выстрелил в спину Сергею и, когда тот стал валиться на бок, выстрелил в голову Юрию. Все выстрелы были точны. Контрольный выстрел достался только Сергею.
Все произошло почти мгновенно. Молодые люди пробыли в зале ресторана меньше минуты.
Портнов-Адвокат никому не объявлял войны. Он просто ее вел.
И выигрывал.
Глава восьмая
Из записок Турецкого
1
Ночевать в родном кабинете мне приходилось не раз. И в том, что сегодня я здесь обосновался на ночлег, не было ничего особенного. Моя следственная работа предполагает такую бездомность. Сплю там, где работаю.
Ирина Генриховна не раз и не два предъявляла мне вполне законные претензии по поводу того, что я забросил, как она выражается, свой дом. Ей, видите ли, надоело все и в первую очередь моя работа, которая мне дороже семьи. Она права, но от этой правоты мне не легче.
Удивляюсь я одному: как только наша дочь Ниночка нас терпит, таких родителей? Придет время, и она нас рассудит и все поймет. Впрочем, на это надеются все родители. И нечего расстраиваться раньше времени. Что это изменит?
А тут еще эти несчастья на мою голову. Как можно ночевать дома, когда в Москве творится такое? Будто какой-то монстр сошел с ума и крушит все направо и налево, пожирая людей со всей немыслимой жестокостью. Будто бес вселился в это чудовище, оно убивает, убивает, убивает.
Но это не монстр. И маньяком его назвать нельзя. Те, кого он убивает, не безвинные граждане. Это подчас такие же гориллы, у которых руки по локоть в крови. Безумие какое-то.
Если это американец Портнов так разгулялся, то приходится признать его исключительную силу и изворотливость.
Сейчас приедет Грязнов и расскажет все криминальные новости. Я люблю этого мужика. В братском смысле слова. Сейчас стало опасно признаваться в таких симпатиях: однополая любовь стала популярна в наше смутное время. В фойе театра, к примеру, украдкой поглядываешь на роскошную женщину, а в это время кто-то оценивающе глядит на тебя, причем не прячась особенно. И смотрит вовсе не женщина. Хотя и мужчиной такого типа не назовешь.
О чем ты думаешь, Турецкий?
Кажется, ты элементарно заработался. Возьми отпуск.
Самое время. Отдохнешь где-нибудь в Юрмале или еще у какого-нибудь моря, наберешься сил, загоришь, а товарищи твои пока в это время всех бандитов переловят. Что плохого? Подумай, Турецкий.
Да кто тебе даст отпуск? Да тебя даже пинками никуда не выпроводишь. Будешь ведь отбиваться.
Ну вот. Дождался, слава тебе Господи! Шаги. Знакомые шаги. Это Грязнов.
Дверь открылась, и без стука вошел Грязнов.
– Не спишь? – осведомился он. – Все бодрствуешь?
Вот за что я его особенно люблю, так это за умение задавать своевременные вопросы.
– А что ты не стучишь? А вдруг я здесь не один?
– Кому ты нужен! – усмехнулся он.
Я чуть не задохнулся от этой наглости. На себя бы посмотрел!
Но нужно было как-то отвечать, и поэтому я сказал:
– Тебе-то уж, во всяком случае, понадобился. Что это ты приперся посреди ночи?
– Соскучился, – ответил Грязнов. – Ситуацию обсудить надо.