7
Человека, который сидел напротив Феликса Портнова, звали Ричард Слейтон. У руководства Центрального разведывательного управления он был на хорошем счету. И по праву, надо сказать, считался ценным работником, настоящим профессионалом. Он принадлежал к той редкой породе людей, которые вызывали у Феликса Портнова животный страх. Адвокат боялся этого человека.
– Честно говоря, – говорил Слейтон, – поначалу мы не решались предложить вам эту поездку. Нам не хотелось, чтобы вы расценили это как нажим с нашей стороны.
Портнов оценил его деликатность. Рано или поздно они все равно предложили бы это ему, причем в такой форме, что отказаться было бы невозможно. Как говорил дон Корлеоне из знаменитого романа Пуцио "Крестный отец": "Я сделаю вам предложение, от которого вы не сможете отказаться". Замечательная фраза, Портнов любил повторять ее при случае.
Сотрудники ЦРУ – люди цивилизованные. Кто из советского КГБ или ГРУ стал бы так деликатно разговаривать, как этот Слейтон?
Тот тем временем продолжал, внимательно глядя на своего подопечного:
– Наши интересы во многом совпадают. Бизнесу вашему мы мешать не будем, наоборот, будем создавать вам режим наибольшего благоприятствования. В России сейчас для знающего и умелого бизнесмена таятся огромные возможности, а в ваше умение вести дела я верю. Надеюсь, вы заработаете много денег. В том числе и с нашей помощью.
Портнов насторожился. Он не привык доверять по большому счету никому. И не видел причины, почему он может доверять цэрэушникам в таких вопросах, как деньги и бизнес. Что поделаешь – в картишках нет братишек.
Стараясь быть спокойным, Феликс спросил:
– Вы намерены иметь с моих сделок какой-то процент?
Слейтон в удивлении приподнял брови.
– Ни в коем случае, – ответил он. – То, о чем мы вас попросим, конечно, будет требовать некоторых финансовых затрат, но они будут включены в наш бюджет, а не в ваш. Мы, разумеется, возместим вам все расходы.
– И что же от меня потребуется? – спросил Портнов.
Чего же у них нет такого, что есть у русских? Они даже на Луну слетали. А русские – нет. Не потребуют же они атомную подводную лодку угнать, подумал он.
Слейтон ответил:
– Оговорюсь сразу, задание трудное. Боюсь, оно под силу только такому человеку, как вы. Хотя, как это ни парадоксально, вы не являетесь специалистом в этой области, о которой пойдет речь.
Портнов заинтересовался.
– Почему вы считаете, что только я смогу вам помочь? – спросил он.
– Вы уникальный человек, мистер Портнов, – ответил Слейтон. – Это говорится не потому, что я хочу вас приободрить или что-нибудь в этом роде. Вы действительно необычный человек и идеально подходите для выполнения этого задания, и я объясню вам почему. Вы вернетесь в Россию не уголовником. Русская пресса сейчас достаточно подготовлена, чтобы писать все, что ей закажут.
Какой тактичный, усмехнулся про себя Портнов, не говорит прямо, что пресса – продажна.
– Так вот, – продолжал Слейтон. – Несколько публикаций о вас в русской прессе убедят общественность, что вы пострадали от коммунистов в свое время и вынуждены были покинуть родину. А если кого-то это не убедит, большого значения не имеет. Вы будете к тому времени вполне, если так можно выразиться, легитимны. То есть с вашими связями и талантами вы легко обретете социум – тот, который заслуживаете. А если будут шероховатости, мы их устраним. У нас есть такие возможности.
– В Москве? – не удержался Портнов от искреннего удивления.
– Да, – спокойно ответил Слейтон. – У нас есть такие возможности.
На этот раз Портнов посчитал за лучшее промолчать. Пусть базланит, подумал он с неожиданной злостью.
– Насколько мы можем судить, – продолжал Слейтон, – русское правительство сейчас в очень большой степени коррумпировано. Идет слияние правительственных структур с мафиозными. Главное там сейчас – деньги и связи. Всем этим вы в полной мере владеете. Через своих знакомых по прошлой жизни вы сможете выйти на самых высоких покровителей. А ваши деньги и энергия сделают все остальное.
– Что именно? – довольно резко спросил Портнов.
В этот вечер Феликс напился так, что в конце ночи понял: если так пить, то вскоре можно и концы отдать. Головная боль усугублялась тревогой, которая охватила его. Нервы, подумал он, нервы.
Проснулся он днем со все той же головной болью. Вспомнив вчерашний разговор со Слейтоном, он так громко застонал, что Юля, которая давно уже бодрствовала, прибежала к нему с перепуганным лицом.
– Что с тобой, милый? Тебе плохо?
– Нет, мне хорошо! – съязвил он. – Мне очень хорошо! Мне так хорошо, что я сейчас застрелюсь.
– Феликс!
– Пошла вон! – заорал он, и ее словно ветром сдуло.
Они с ума сошли, думал он, морщась от головной боли. Они просто сошли с ума! Им кажется, что он, Феликс Портнов, – Штирлиц. Или этот, как его, – Рихард Зорге. А еще у них был Лоуренс – самый замечательный шпион всех времен и народов. Так вот он – не Лоуренс.
Он всего лишь Портнов.
Да черт с ними, неожиданно поменял он направление своих мыслей. Не расстраивайся раньше времени. Главное – выехать. А там он от них оторвется. На то он и Портнов, чтобы всегда и во всем выходить сухим из воды.
Интересно, пришла ему вдруг в голову опасная мысль, а что мне скажут мои жертвы, которых я ограбил, будучи ночным волком?
Вполне возможно, что некоторые стали большими шишками при новой власти. И встреча с ними наверняка произойдет.
Ничего. Я найду способ договориться с ними. Или уничтожить.
А ЦРУ – что ж... Время покажет. Будет день – будет пища. Нет ничего такого, из чего нельзя было бы найти выход.
Главное – выехать. Развернуться. А там – сам черт мне не брат.
И никакое ЦРУ мне не помешает. Поначалу ведь обещали помочь. А это в наших, черт возьми, правилах – воспользоваться помощью лоха и "кинуть" его.
Все-таки это был большой соблазн – "кинуть" Центральное разведывательное управление Соединенных Штатов Америки.
Кто еще из воров замахнулся бы на такое?
Глава десятая
Кульминация?
1
Как только Сергей Козлов положил трубку, поговорив с шефом МУРа Грязновым, он понял, что в квартире далее оставаться нельзя. Ни в коем случае.
Ни под каким видом!
Он бросился к Алешке и стал будить его.
Пацан спросонья моргал, не понимая, что от него хочет отец.
– Чего? – сонно бормотал он, с трудом просыпаясь.
– Одевайся, Лешка, одевайся.
Сын спросил:
– А мы куда?
Сергей замер. Действительно – куда? К тетке, которую не видел тысячу лет? Никого у него в Москве нет. А далеко уезжать нельзя, нужно поблизости где-то перекантоваться. И Светлану нельзя оставлять. Ее похоронить нужно.
С утра он собирался побывать у тещи, чтобы обговорить, как, когда и где похоронить Светлану. Значит, к ней они и поедут с Алешкой.
Но тут же он отказался от этой мысли. Там их сразу найдут. Можно, конечно, оставить Алешку там, а самому попробовать скрыться. Теща его поймет, он оставит ей деньги, а могилу Светланы он навестит потом, когда все утрясется.
Но и это невозможно. Разве он забыл? "Следующим будет твой сын". Следующим будет Алешка. Они не шутят. Эти люди не умеют шутить. Он виноват в смерти Светланы – тут уж ничего не исправишь. Алешку же он им не отдаст.
Ни за что!
Простой вопрос сына: "Папа, куда мы?" Простой вопрос, а ответа нет.
К родственникам нельзя, а друзей, настоящих друзей, нет. Таких друзей, которые, как известно, познаются в беде.
Но решение, если его настойчиво ищешь, всегда приходит.
Инсаров!
Если кто и сможет помочь ему сейчас, так только он, Алексей Инсаров. Во-первых, эти сволочи не полезут к нему, потому что знают, что Сергей с ним в смертельной ссоре, а во-вторых, прежде чем полезть к Алексею Инсарову, руководителю группы российских каскадеров, нужно очень крепко подумать и хорошенько подготовиться, потому что нахрапом такого человека, как он, не возьмешь.
Они вышли из квартиры и стали спускаться по лестнице. И тут увидели двух незнакомых мужчин.
Разумеется, он заподозрил их сразу. Но была надежда, что это просто поздние гости идут посреди ночи к кому-нибудь из соседей.
На всякий случай Сергей сделал шаг назад и прикрыл собой сына.
Эти двое сделали ошибку, вернее, тот, который шел первым. Увидев Сергея, он инстинктивно дернулся и сунул руку в карман. Сергей не стал ждать, что он вытащит из кармана, и, не задумываясь, начал действовать.
Оттолкнувшись от ступеньки ногой, он сделал в воздухе что-то наподобие ножниц и ногой точно ударил впереди стоящего в то место, где кончается шея и начинается подбородок. Он успел, слава Богу, на его стороне была внезапность.
Алешка вскрикнул:
– Ух ты!
Мужчина вскинул руки, подлетел вверх и помешал тому, кто стоял за ним, вытащить свое оружие. Но второй бандит все-таки успел вытащить пистолет, хотя это и не помогло ему. Первым ударом Сергей выбил у него из рук оружие, а вторым, круто развернувшись, ударил его ногой по лицу. Голова мужчины дернулась, и он рухнул рядом со своим товарищем.
Алешка смотрел на отца широко раскрытыми глазами.
– Папка! Зачем ты их бил? Они плохие?
Сергей не ответил. Он сунул в карман один пистолет, а второй взял в руку – на всякий случай.
– Пошли!
Они вышли из подъезда. Сказать сыну ему было нечего. Жаль, что мальчику пришлось видеть все это. Хорошо, что хоть не восхищается отцом.
Больше всего на свете хотелось сейчас Сергею уберечь сына навсегда от этой черной стороны жизни.
2
Кравцов не понимал, как можно все время жить в гостинице. Как можно в гостинице планировать какие-то операции? Ведь прослушать могут все, до последнего слова. Как же они там обо всем договариваются?
Здесь дома-то ведешь себя так, будто за тобой все время наблюдает невидимый глаз и прослушивает невидимое ухо. Осторожность, осторожность. Всегда, везде и во всем! Только соблюдая осторожность, есть шанс уцелеть.
С Козловым вышло все не так, как хотелось. До этого случая политика кнута и пряника давала свои результаты и осечек не было. После того как у человека погибает кто-то из близких и он знает, что сам в этом виноват – предупреждали же, он старается делать все так, чтобы уменьшить потери. И становится шелковым.
Кравцов немало думал об этом странном феномене. Психологи, наверное, не согласились бы с ним, и, может быть, кто-то доказал бы ему убедительно, что на самом деле должно быть наоборот: человек неминуемо озлобится, почувствует потребность мстить, и жажда мщения вытеснит у него страх, укрепит волю. Именно такие психологи, видимо, консультируют голливудские фильмы: там герой, пока не расправится со всеми своими обидчиками, не остановится. Но это в кино.
В жизни иначе.
Человек, как правило, не хочет множить свою боль. Особенно если он понимает, что сила против него слишком велика. Постепенно страх за близких, страх причинить им боль превращает такого человека в полузомбированное существо, которое сделает для своего хозяина все, что тот прикажет. Страх парализует волю, инстинкт самосохранения начинает управлять всеми поступками. Человек становится рабом. Конечно, любой раб мечтает растоптать своего господина. Ну и пусть мечтает. К делу это не относится.
Система работала без серьезных срывов. Раба, конечно, нужно кормить, причем сытно и вкусно, тогда у него не будет повода роптать. Главное – не давать ему задуматься. Мечтать – да, пусть мечтает. Но думать – это совсем другое. За него уже думают. И тут в действие должен вступать кнут.
В одной руке – кнут, в другой – пряник. Это не он, Кравцов, придумал. Это идет из далеких времен, когда рабство было нормальным явлением.
Будь его воля, Кравцов бы и сейчас узаконил рабство. И их, рабов, не нужно завоевывать, они сами готовы быть рабами, только корми хорошо. Потребность таких людей в твердом, решительном лидере – это их потенциальная готовность стать холуями.
И все-таки почему они живут и работают в гостинице?
Кравцов быстро поднялся из кресла навстречу ослепительно улыбающемуся Алексу Шеру. Его-то он и ждал в вестибюле гостиницы.
– О, Сэм! – весело поприветствовал его Алекс.
Кравцов поморщился едва заметно. Он не любил, когда его называли Сэмом. У него хорошее имя – Семен.
– Очень рад видеть вас, Сэм! – Алекс весь лучился.
Кравцов понял, что его ждет самый настоящий разнос. И он знал, с чем это связано.
– Здравствуйте, – поклонился он Алексу. – Кофе?
Это прозвучало как пароль. В буфете, где они обычно пили кофе, не было прослушивания – в этом они были уверены.
Официантов здесь не было, и Алекс, усадив Кравцова за самый дальний столик, подошел к стойке буфета, расплатился за кофе и собственноручно принес две чашечки, от которых поднимался пар.
Все это не могло обмануть Кравцова. Демократизм Алекса таил в себе ясные угрозы.
Все так же лучезарно улыбаясь, Алекс присел за столик и, отпив из своей чашки глоток, пододвинул вторую Кравцову.
И сразу спросил:
– Что с каскадером?
Кравцов давно понял, что с этими людьми нельзя вести себя опрометчиво, то есть говорить неправду или лукавить, говоря не всю правду. Здесь такое не проходит, он убедился в этом. Помимо него, Кравцова, у них есть такие информаторы, что куда там госбезопасности. Порой Кравцову казалось, что у этих людей информаторы везде: от администрации Президента до какого-нибудь самого захудалого кабака.
Поэтому он всегда говорил им правду. Не было другого выхода.
– Исчез, – выдавил он из себя. – Мы упустили его, и виноват в этом я.
Алекс несколько секунд молча изучал его лицо, словно пытался получить какую-то дополнительную информацию.
– Это хорошо, что вы признаете свою вину, – сказал он. – Насколько целесообразна была ликвидация его жены?
Кравцов пожал плечами.
– Обычная практика, – ответил он. – По-видимому, после того как ему позвонили из милиции, он потерял голову.
– Это не помешало ему вырубить ваших людей, – заметил Алекс. – Как они, кстати?
– Приходят в себя, – кивнул Кравцов. – Обнаружил их наш же водитель. Он заметил, как из подъезда кто-то выбежал, и это насторожило его. Вошел в подъезд и увидел этих двоих, которые пребывали без сознания. Ему ничего не оставалось, как погрузить их в автомобиль и уехать.
– Выбежал, естественно, Козлов, – заключил Алекс.
– Да.
– Печально, – заметил Алекс.
Кравцов промолчал. Сейчас начнется, подумал он. Он мастер стращать, этот Алекс.
Тот сказал:
– Дело осложняется, но все в наших руках. И в ваших. В ваших руках – судьба Козлова. В наших – ваша. Всего хорошего. – Он встал.
Кофе он не допил. К своему Кравцов даже не притронулся.
Он тоже встал. Могло быть и хуже, подумал он. Много хуже.
Портнов был вне себя. Дело, на которое было положено столько усилий, грозило закончиться пшиком.
Не нужно было брать с собой Дмитрия. Чувствовал, что тот напортачит где-нибудь, испортит, но... Слаб человек. Взял. Уж очень просил его Дмитрий.
Дмитрий Дружинин был одним из тех, кто начинал вместе с Феликсом в Америке. Это был человек горячий, не слишком умный, но безусловно преданный. Он был одним из немногих, кому Портнов доверял на девяносто процентов. На сто процентов Феликс Михайлович не доверял никому – даже себе.
И теперь – такая лажа.
Компания "Русские авиалинии" была уже почти у него в кармане. Оставалось последнее усилие. И все. И война выиграна, и жертвы не напрасны. Впрочем, если это жертвы противника, они никогда не напрасны.
Но сейчас срывалась хорошо продуманная, четко выполненная почти до конца операция – и все из-за чего? Из-за дурости Дмитрия. Точнее, из-за его патологической потребности все время доказывать Портнову, что он, Дружинин, самый преданный ему человек во всем его окружении.
И доигрался. "Наехал" на Ветрова...
Для того чтобы "Русские авиалинии" достались Портнову, на Ветрова нельзя было "наезжать". Он единственный был неприкосновенен.
Многие добирались до Ветрова, и у многих были шансы, но Портнов всех устранил. Для Ветрова методы Феликса Михайловича абсолютно не годились. Оставалось последнее: сто тысяч долларов за одну-единственную подпись. И Дмитрий решил сэкономить эту крошечную сумму.
Ветров тут же позвонил по сотовому телефону и сообщил Портнову, что некий господин пригрозил ему: если он, Ветров, будет артачиться, его хладный труп найдут в каком-нибудь не очень людном месте Москвы.
– Это не мой человек, – сказал Портнов. – Я заверяю вас, что это не мой человек.
– У вас нет человека, у которого заячья губа? – поинтересовался Ветров.
– Что? – Портнов был ошеломлен: Дмитрий! – Высокий голос, почти фальцет? – спросил он.
– Совершенно верно, – ответил Ветров. – Вы понимаете, Феликс Михайлович, что в свете новых обстоятельств я не могу с вами сотрудничать. Да и не хочу, откровенно говоря.
Портнов заскрипел зубами. Он понимал, что двигало в эту минуту Ветровым. Очевидно, он так же стремится к личной власти, как и сам Портнов. Дело рушилось на глазах.
Неожиданно Портнов воспрянул. Он спросил себя: что могло бы изменить эту ситуацию, если бы речь шла не о Ветрове, а о нем, Портнове? И он понял, что могло бы спасти положение.
– Это не мой человек, – сказал он. – Если хотите, я пришлю вам его голову.
– Я люблю метафоры, – откликнулся Ветров. – Буду с нетерпением ждать доказательства того, что имею дело с серьезным человеком.
Судьба Дмитрия Дружинина была решена.
Сначала Феликс призвал к себе Алекса. Тот пришел, поигрывая улыбкой, но она вмиг исчезла, когда Портнов сообщил ему, зачем он его позвал.
– Босс! – не хотел верить Алекс тому, что слышит. – Он же с вами с самого начала.
– Алекс, – сказал Портнов, пристально глядя в глаза своего подчиненного, – обычно я не расшифровываю смысл своих приказов. Я имею в виду мотивацию этих приказов. Делаю это в первый и, надеюсь, в последний раз.
Он немного помолчал, словно ему тяжело было говорить о том, о чем он не мог не сказать.
– Дмитрий всегда был моим товарищем и, можно сказать, другом. Во всяком случае, человеком преданным. Но то, что он сделал, грозит нашему делу. Не какой-то отдельной операции, а всему делу. Искупить свою вину он может только смертью. Разумеется, все его близкие получат от нас пенсию. Предательства с его стороны не было. Я далек от мысли расценивать его поступок как злонамеренное деяние с дальним прицелом. Нет. Я уверен, что он руководствовался самыми лучшими намерениями. Но... Как говорит премьер этой страны, "хотели как лучше, а получилось как всегда". Но то, что для них, граждан этой страны, – норма, для нас это должно быть ЧП. Это они любят строить себе светлое будущее. У нас нет для этого времени. Мы должны исходить из реалий нынешнего дня. Поэтому Дружинин должен быть наказан, причем тем способом, каким этого хочет наш клиент.
Он сделал паузу, ожидая реакции Алекса. Но ее не последовало. Алекс молчал и смотрел на него, как удав на кролика.
Портнов продолжал:
– Я знаю, о чем ты думаешь, Алекс. Ты думаешь о том, что на месте Дмитрия может оказаться любой из тех, кто мне служит, в том числе и ты. Правильно?