Она обернулась и, заметив его, смертельно побледнела.
– Простите меня, – продолжал он, – видит Бог, я не хотел вас испугать; да и что же может быть пугающего в присутствии человека, который желает вам только добра? Поверьте – я поступил так скорее по необходимости, чем по доброй воле. У нас с вами много общего, а я блуждаю в полном мраке. Мне бы следовало действовать, но у меня связаны руки. Я даже не знаю, что мне думать, кто мои друзья и кто враги?
Девушка с трудом проговорила:
– Я не знаю, кто вы такой.
– Ах, нет, знаете, мисс Венделер, – возразил Фрэнсис. – Обо мне вам известно больше, чем мне самому. Именно о себе я жду от вас разъяснений. Расскажите все, что знаете! – умоляюще воскликнул он. – Объясните мне, кто я и кто вы, и почему пересеклись наши судьбы. Помогите мне разобраться, мисс Венделер, скажите хоть одно слово, чтобы направить меня, назовите хотя бы имя моего отца – и этого мне будет вполне достаточно, я буду вам вечно благодарен…
– Я не стану лгать вам, – ответила девушка. – Я знаю, кто вы такой, но не имею права сказать вам это.
– Ну тогда скажите хотя бы, что вы простили мне мою смелость, и я буду терпеливо ждать, – сказал он. – Если мне не суждено это узнать, я проживу и так. Жестоко, конечно, но я справлюсь. Но только не прибавляйте мне новых горестей и не говорите, что вы мне враг!
– Ваш поступок вполне понятен, – сказала она, – вы ни в чем не виноваты передо мной. Прощайте.
– Прощайте? Неужели навсегда? – спросил он.
– Этого я и сама не знаю, – пожала плечами девушка. – Если вам угодно, то до свиданья.
С этими словами мисс Венделер поспешно ушла.
Фрэнсис вернулся к себе с полной путаницей в голове. В то утро он не слишком продвинулся в геометрии и провел больше времени у окна, чем за своим импровизированным письменным столом. Но увидел он только то, как вернулась мисс Венделер и встретилась с отцом, курившим на веранде. Вплоть до обеденного времени в саду у дома с зелеными ставнями ничего не происходило. Молодой человек наспех перекусил в соседнем ресторане и вернулся продолжать наблюдение. На обратном пути перед калиткой дома Венделера он увидел слугу, который держал под уздцы разгоряченную верховую лошадь, а портье из дома, где поселился Фрэнсис, прислонившись к дверному косяку, курил трубку, любуясь ливреей слуги и породистым скакуном.
– Взгляните-ка, – сказал он, – что за чудная лошадь, что за ливрея! Владелец всего этого – брат мистера Венделера, он только что прибыл с визитом. Он генерал, и у вас на родине человек известный; вам, должно быть, доводилось слышать о нем.
– Признаюсь, – небрежно ответил Фрэнсис, – что никогда прежде не слыхал о генерале Венделере. Военных у нас много, а я человек штатский.
– Так ведь это же тот самый генерал, у которого пропал громадный индийский алмаз! – сказал портье. – Ну, об этом-то вы наверняка читали в газетах!
Отделавшись от привратника, Фрэнсис тотчас помчался к себе в комнату и припал к окну. Прямо под ним, на открытой площадке, сидели, беседуя и покуривая сигары, оба брата. У генерала, краснолицего человека с кавалерийской осанкой, имелось некоторое семейное сходство с братом: что-то общее в чертах лица и фигуре, но сходство это казалось почти карикатурным – настолько мощным, свободным и естественным выглядел экс-диктатор.
Мужчины говорили так тихо, наклоняясь друг к другу через стол, что до Фрэнсиса долетали лишь отдельные слова. Но даже из этого юноша сделал вывод, что речь идет не о ком-нибудь, а о нем самом и его карьере: несколько раз прозвучала фамилия Скримджер, но еще чаще упоминалось имя Фрэнсис.
Наконец, генерал, как бы окончательно разгневавшись, во всеуслышание рявкнул:
– Фрэнсис Венделер! Говорят тебе – Фрэнсис Венделер!
Экс-диктатор пожал плечами, не то утвердительно, не то презрительно, но его ответа молодой человек не услышал.
Неужели это его они называли Фрэнсисом Венделером? Может быть, спор шел об имени, под которым ему предстояло венчаться? Или все это только пустое наваждение, дурной сон, порожденный его тщеславием и самомнением? Некоторое время ему опять не удавалось расслышать их речи. Затем между собеседниками под каштаном снова возникло разногласие, генерал сердито повысил голос, и до Фрэнсиса долетели его слова:
– Моя жена? Я навсегда порвал с моей женой. Я о ней даже слышать не желаю! Мне противно это имя.
Он грязно выругался и ударил кулаком по столу.
Экс-диктатор отечески успокоил его, затем поднялся и пошел проводить брата до калитки. Они пожали друг другу руки; но как только калитка за генералом захлопнулась, Джон Венделер разразился хохотом, который показался Фрэнсису дьявольски злобным.
Так прошел еще один день, принесший мало нового. Впрочем, молодой человек помнил, что завтра вторник, и ожидал необычных открытий. Хорошо ли, плохо ли для него обернется дело, он, во всяком случае, узнает что-нибудь любопытное, а если повезет, то доберется и до разгадки тайны, окружавшей его отца и всю семью.
Близился час обеда, и в саду позади дома с зелеными ставнями шли приготовления: на небольшом столике, который был виден сквозь ветви каштана, стояли тарелки для перемены и все необходимое для салата. Стол для обедающих располагался в стороне, густая листва почти полностью скрывала его, и Фрэнсис мог разглядеть лишь накрахмаленную скатерть и столовое серебро.
Мистер Роллз явился минута в минуту. Он все время держался настороже, говорил тихо и скупо ронял слова. Экс-диктатора, наоборот, охватила необычайная жизнерадостность – в саду то и дело звучал его по-юношески несдержанный смех. Судя по интонациям, он, вероятно, рассказывал забавные истории. И не успели они с молодым священником прикончить бутылку вермута, как недоверие гостя испарилось, и они уже болтали, словно два старых школьных товарища.
Наконец появилась и мисс Венделер с супницей в руках. Мистер Роллз вскочил, чтобы помочь ей, но она, смеясь, отказалась. Последовал обмен шутками – обедающих словно забавляло, что одному из них приходится подавать на стол.
– Зато без прислуги чувствуешь себя как-то свободнее, – заявил господин Венделер.
Вслед за тем они втроем сели за стол, и Фрэнсис потерял их из виду. Но обед проходил, очевидно, весело, потому что под каштаном слышались бодрые голоса и звяканье ножей и вилок. Одно блюдо сменялось другим, затем был подан десерт и бутылка старого вина, которую откупорил сам экс-диктатор. С наступлением темноты на столе зажгли лампу и несколько свечей, вечер был тихий, звездный и теплый. На веранде также горела лампа, так что в саду было видно все до мелочей.
Мисс Венделер уже несколько раз входила в дом и тотчас возвращалась. В последний раз она появилась с подносом, на котором стоял кофейник и чашки, и поставила его на маленький столик. Ее отец тут же поднялся из-за стола.
– Кофе – моя специальность, – услышал Фрэнсис.
Затем он увидел, как его предполагаемый отец приблизился к маленькому столику, освещенному свечой.
Продолжая беседовать как бы через плечо, мистер Венделер нацедил две чашки густого темно-коричневого напитка, а затем движением фокусника опорожнил в одну из чашек крохотный флакончик с неизвестным содержимым. Фрэнсис не успел опомниться, как дело было сделано. В следующее мгновение, продолжая посмеиваться, мистер Венделер вернулся к обеденному столу, держа в руках две чашки.
– Не успеем мы допить кофе, – произнес он, – как появится наш ростовщик!
Трудно описать смятение и отчаяние, охватившие Фрэнсиса. На его глазах совершалось преступление, и он понимал, что обязан вмешаться, но не знал, как это сделать. Что, если это окажется просто шуткой? Как он будет выглядеть, ни с того ни с сего подняв тревогу? Сущая пытка – пассивно наблюдать за событиями, когда в душе борются столь противоречивые чувства!
Он схватился за подоконник, сердце его страшно билось, холодный пот бисером осыпал лоб.
Прошло несколько минут.
Он заметил, что разговор становится все более вялым, но пока ничего тревожного не происходило. Внезапно послышался звон разбитого бокала, а вслед за этим негромкий глухой звук, словно кто-то уронил голову на стол. И тотчас под каштаном прозвучал пронзительный крик мисс Венделер:
– Что ты наделал?! Он умер!
Экс-диктатор ответил яростным свистящим шепотом, но так, что до Фрэнсиса донеслось каждое слово.
– Молчать! Он не менее здоров, чем я. Бери его за ноги, а я возьму под мышки…
Фрэнсис слышал, как мисс Венделер разрыдалась.
– Ты слышала, что я сказал? – тем же шепотом продолжал мистер Венделер. – Или хочешь окончательно рассориться со мной? У тебя есть выбор, мисс Венделер!
Повисло недолгое молчание, затем послышался голос экс-диктатора:
– Надо внести его в дом. Будь я чуть помоложе, справился бы сам. Но годы дают о себе знать, и без тебя мне не обойтись.
– Но ведь это же преступление! – проговорила девушка.
– Я твой отец, – возразил мистер Венделер.
Эти слова, по-видимому, возымели действие. Захрустел гравий дорожки, послышался стук опрокинутого стула, затем Фрэнсис увидал, как отец и дочь вместе с бесчувственным телом мистера Роллза, которого они несли, поднялись на веранду, и дверь за ними захлопнулась. Молодой священник был неподвижен и мертвенно-бледен, голова его болталась, как у тряпичной куклы.
Жив он или мертв? Несмотря на утверждения мистера Венделера, Фрэнсис предполагал худшее. Свершилось тяжкое преступление, и теперь обитателям дома с зелеными ставнями грозили страшные беды. Юноша неожиданно почувствовал, что сочувствие к девушке и старику, стоявшим, по его мнению, на краю погибели, вытесняет из его души ужас перед случившимся. Волна великодушия затопила его сердце. Он тоже готов защищать и поддерживать своего отца, даже если судьба и закон ополчатся на него!
Фрэнсис распахнул окно, взобрался на подоконник, зажмурился и, широко расставив руки, прыгнул прямо в гущу листвы старого каштана. Одна ветка за другой вырывались у него из пальцев или ломались под его тяжестью. Наконец он вцепился в толстый сук, секунду провисел в воздухе и, отпустив ветку, рухнул прямо на стол. Тревожный возглас, раздавшийся в доме, дал знать, что его вторжение не осталось незамеченным. Фрэнсис вскочил, пошатнулся, в три прыжка преодолел расстояние, отделявшее его от дома, и остановился, распахнув дверь веранды.
Он увидел небольшую комнату, устланную циновками. Вдоль стен выстроились застекленные шкафы, полные редкостных и ценных предметов, а посреди комнаты, склонившись над телом Роллза, стоял мистер Венделер. При появлении Фрэнсиса старик выпрямился и сделал неуловимое движение рукой. Оно заняло не более секунды, все произошло почти мгновенно, и хотя молодой человек не мог бы присягнуть, но ему показалось, что экс-диктатор успел вынуть из внутреннего кармана сюртука священника какой-то предмет, взглянуть на него и поспешно передать дочери.
Все это произошло, пока Фрэнсис медлил на пороге. В следующую секунду он бросился к ногам мистера Венделера.
– Отец, – вскричал он, – позвольте и мне помочь вам! Я сделаю все, что вам необходимо, и ни о чем не стану спрашивать; я отдам свою жизнь за вас – только отнеситесь ко мне как к сыну, и вы найдете во мне самую глубокую преданность!
Экс-диктатор встретил эти излияния взрывом проклятий.
– Сын и отец? – вскричал он. – Отец и сын? Что за пошлая комедия! Как вы попали в мой сад? Что вам надо? И кто вы, черт побери, такой?
Фрэнсис, потрясенный и до крайности сконфуженный, поднялся с колен, но не трогался с места.
Тут мистер Венделер что-то сообразил и бешено расхохотался.
– Теперь я понимаю, – отдышавшись, проговорил он. – Это же наш мистер Скримджер! Отлично, мистер Скримджер, сейчас я в двух словах все вам растолкую. Вы проникли в мой дом силой или обманом и уж во всяком случае, без моего приглашения. Вы попали не ко времени – моему гостю внезапно сделалось стало дурно за обеденным столом, а вы суетесь ко мне со своими идиотскими излияниями. Запомните: я вам не отец. Если хотите знать, вы – внебрачный сын моего брата и какой-то торговки рыбой. Лично мне вы безразличны, скорее неприятны, а ваше поведение доказывает, что ваши умственные способности вполне соответствуют вашей внешности. Советую вам на досуге обдумать эти факты, а пока покорнейше прошу избавить нас от вашего присутствия. Не будь я так занят, – тут он добавил нечто столь богохульственное, что бумага этого не выдержит, – я бы как следует всыпал вам на дорогу!
– Отец, – внезапно подала голос мисс Венделер, – вы говорите все это сгоряча. Мистер Скримджер, возможно, поступил опрометчиво, но из самых лучших побуждений.
– Премного благодарен! – фыркнул экс-диктатор. – Вы напомнили мне о некоторых вещах, которые я считаю своим долгом сообщить мистеру Скримджеру. Мой брат, – продолжил он, обращаясь к молодому человеку, – был настолько глуп, что назначил вам солидное содержание, и настолько самонадеян, что даже предложил заключить брак между вами и вот этой молодой особой! Два дня назад вы были ей предъявлены в театре, и я с удовольствием заявляю вам, что она с отвращением отвергла эту нелепую мысль. Прибавлю только, что я имею серьезное влияние на вашего отца, и, полагаю, вы будете лишены содержания и отправлены обратно в вашу затхлую контору!
Тон старика был даже более оскорбителен, чем его слова. Фрэнсиса буквально погребла под собой волна презрения. Голова его закружилась, и он, закрыв лицо руками, застонал от стыда. Но мисс Венделер снова вмешалась в разговор.
– Мистер Скримджер, – с вызовом произнесла она, – не обращайте внимания на слова моего отца. Я вовсе не испытываю к вам отвращения, наоборот – я просила дать мне возможность познакомиться с вами и узнать вас ближе. А то, что произошло сегодня, поверьте, заставляет меня проникнуться к вам сочувствием и уважением.
Как раз в эту минуту по телу мистера Роллза пробежала судорога, и он пошевелил рукой. Это окончательно убедило Фрэнсиса, что он находился под воздействием наркотика и теперь начинает приходить в себя. Мистер Венделер приблизился к священнику и пристально вгляделся в его лицо.
– Ну хватит! – воскликнул он, поднимая голову. – Пора с этим кончать. И раз уж вы так очарованы поведением этого бастарда, мисс Венделер, возьмите свечу и проводите его к калитке.
Девушка тотчас повиновалась.
– Благодарю вас, – сказал Фрэнсис, как только они оказались одни в саду. – Благодарю вас от всей души. Это самый горестный час в моей жизни, но с ним навсегда будет связано одно счастливое воспоминание.
– Я сказала то, что думала, – ответила девушка, – и вы это заслужили. Мне больно, что с вами обошлись так несправедливо.
У калитки мисс Венделер поставила свечу на землю и принялась отодвигать засов.
– Всего одно слово, – проговорил Фрэнсис. – Ведь мы прощаемся не навсегда? Я еще увижу вас, не правда ли?
– Увы! – ответила она. – Вы слышали слова отца. Как я могу противиться ему?
– Скажите хотя бы, что все это происходит без вашего согласия, – воскликнул Фрэнсис. – Скажите, что вы не хотите распрощаться со мной навсегда.
– Конечно, нет, – ответила она. – Вы, по-моему, человек храбрый и честный.
– Тогда, – сказал Фрэнсис, – подарите мне что-нибудь на память.
Уже взявшись за ключ, девушка задумалась; все засовы и задвижки уже были открыты, оставалось только отпереть замок.
– Если я подарю вам это, – спросила она, – обещаете ли вы сделать все в точности так, как я вам велю?
– И вы еще спрашиваете? – сказал Фрэнсис. – Я охотно сделаю все, что угодно, по первому вашему слову.
Мисс Венделер повернула ключ и распахнула калитку.
– Значит, так тому и быть, – задумчиво произнесла она. – Вы не знаете, о чем просите, но так тому и быть. А теперь – слушайте. Что бы ни случилось, ни за что не возвращайтесь к этому дому. Бегите изо всех сил, пока не доберетесь до освещенных и многолюдных улиц, но и там все время будьте начеку. Вы просто не представляете, какой опасности подвергаетесь. И еще обещайте мне, что даже не взглянете на мой подарок, пока не окажетесь в совершенно безопасном месте.
– Клянусь! – горячо проговорил Фрэнсис.
Девушка тут же сунула ему в руку что-то завернутое в носовой платок и вытолкнула за калитку.
– А теперь – бегите! – крикнула она.
Калитка захлопнулась, загремели запоры.
– Ну, – сказал он себе, – раз уж я обещал…
И он со всех ног помчался по переулку, ведущему к улице Равиньян.
Но не сделал Фрэнсис и пятидесяти шагов, как в доме с зелеными ставнями прозвучал неистовый вопль, далеко разнесшийся в ночной тиши. Юноша невольно остановился; еще какой-то запоздалый прохожий последовал его примеру, в окнах соседних домов показались любопытные лица. Прямо скажем: в пустынном квартале этот вопль произвел сильное впечатление: в нем звучали не меньшие ярость и отчаяние, чем в реве львицы, у которой отняли ее потомство. Затем Фрэнсис с удивлением и страхом услышал, как вперемешку с грязными английскими ругательствами кто-то выкрикивает его собственное имя.
Он уже хотел было вернуться, но затем вспомнил совет мисс Венделер и снова заторопился. И в ту минуту, когда он остановился за углом, чтобы перевести дух, мимо него, продолжая неистово кричать, пронесся экс-диктатор. Без шляпы, с развевающимися седыми волосами, он несся вдоль улицы, как ядро, только что вылетевшее из пушечного ствола.
"Повезло, – подумал Фрэнсис. – Но почему мистер Венделер в таком расстройстве? Ума не приложу, что ему от меня нужно и чего он так разволновался. Однако сейчас с ним явно не стоит встречаться".
Размышляя таким образом, он двинулся обратно, решив, что преследователь будет продолжать свой путь в том же направлении, тогда как сам он пойдет по улице Лепик совсем в другую сторону. План был не слишком удачен: на самом деле, ему следовало бы засесть в ближайшем кабачке и дождаться, чтобы первая горячка погони миновала.
Но у Фрэнсиса не было опыта в инцидентах такого рода. Кроме того, будучи уверенным, что ничего плохого он не сделал, он мог опасаться только неприятной встречи. Однако неприятных встреч за этот вечер было более чем достаточно для него. Молодой человек и в самом деле чувствовал себя довольно скверно: тело его ныло от ушибов о сучья каштана, а душа все еще была уязвлена словами мистера Венделера, у которого, прямо скажем, был на редкость ядовитый язык.
Мысль об ушибах напомнила Фрэнсису, что у него нет шляпы, а его одежда основательно пострадала при падении. В первой же попавшейся лавчонке Фрэнсис купил себе дешевую широкополую шляпу и попросил привести в порядок сюртук. Подаренную на память вещицу он, не разворачивая, сунул в карман брюк.
Но не успел он выйти из лавки и пройти несколько шагов, как кто-то схватил его за горло. В сумраке перед юношей возникло разъяренное лицо, посыпалась зверская брань. Экс-диктатор, возвращаясь, буквально наткнулся на него.
Фрэнсис был крепким молодым человеком; но ни силой, ни ловкостью он не мог соперничать со своим противником, и после нескольких бесполезных попыток вырваться сдался.