В конце концов этот тип ей сказал тогда, что она прекрасно выглядит - он бы не пошел с ней никуда, если бы она была похожа на оборванку. А значит, и в этом магазине она уместна. И в конце концов, если ей захотелось сделать мужу подарок, она может себе это позволить. И, расплатившись, гордо взяла в руки длинный картонный футляр, черный с белой гордой надписью, - и даже не стала убирать его в пакет, а продефилировала с ним в руках по всему "Пассажу", показывая всем, кому интересно, что вот она делает здесь покупки. И чуть свысока поглядывая на тех, кто бродил тут с пустыми руками.
Еще через три часа она была у матери - чмокнув ее в щеку, расцеловав удивленную проявлением чувств Светку, гордо всучив им огромный торт, что-то говоря без конца, беспрестанно смеясь, не в силах стоять на месте. Не замечая, что обе удивлены ее поведением. Мать спросила даже, все ли в порядке - "Что-то ты какая-то странная, Ал, - и щеки прям горят, и глаза блестят, ты простыла вдобавок, может?" - но она только отмахнулась.
- Выздоровела, а ты говоришь - простыла. Выздоровела - вот и радуюсь. Так, мам, ставь чай, я торт нарежу. Повод? Мало поводов, что ли? Старый Новый год скоро, у Светки каникулы кончаются, а у меня, наоборот, скоро начинаются - разве мало?
Она не умолкала за столом - ни на секунду. Ее и вправду лихорадило, даже сиделось с трудом после такого дня. По дому, куда заскочила после "Пассажа", она пронеслась смерчем, кладя на стол в гостиной галстук, не забыв полюбоваться им еще раз, предвкушая восторг Сергея - она не сомневалась, что он, обычно равнодушный к вещам, тут придет в самый настоящий восторг. Запихивая в холодильник закупленные по пути деликатесы и коробку с тортом. Снова извлекая с полки Кортасара и вынимая из него еще сто долларов, даже не обращая внимания на то, что от запасов осталось всего пять бумажек, - решив внезапно, что коль скоро она отдала столько за галстук, то просто обязана купить Светке то, что она так хотела.
Чуть ли не бегом, не замечая слякоти под ногами, добралась до сберкассы - наплевав на низкий курс и отстояв большую очередь. Задыхаясь, влетела в "Детский мир", за пять минут оставив там пятьсот тысяч. На обратном пути с улыбкой вспоминая, что Светка весь позапрошлый год просила у нее эту Барби - да и весь прошлый, хотя уже не просила, но регулярно намекала, рассказывая прозрачные истории о том, как у кого-то из девчонок есть не только сама кукла, но и мебель для нее, и даже машина. Но раньше рука не поднималась отдать кучу денег за какую-то куклу - а вот теперь отдала.
Они заслужили это - и Сергей, и Светка, и она сама. Она была виновата перед ними - они не знали, но она знала - и сегодня вечером собиралась искупить эту вину, и на это не было жалко никаких денег. Она уже решила, что дочка свой подарок получит сегодня, а Сергей - тринадцатого, что они посидят сегодня вечером, попьют чай с тортом, а тринадцатого она устроит им такое… Такое, что будет лучше, чем в Новый год. И она не отпустит Сергея спать, и они посидят с ним подольше. А потом…
Сейчас она говорила себе, что ей следует быть благодарной тому типу - вот так. За то, что она по-новому ощутила близость и какую-то трогательно-нежную любовь к своей семье. За то, что заново почувствовала, какое счастье иметь хорошего порядочного мужа, умную красивую дочь, заботливую мать, за то, что теперь она знала точно, что совершила ошибку. Но стала более чистой морально, как Мария Магдалина, падшая и восставшая из грязи, чтобы служить преданно своему Богу и своей религии. Ведь семья - это и вправду святое. И это не банальным ей показалось - она остро это ощущала, свою любовь к близким и преданность им. Единожды нарушенную по ошибке верность - но верность физическую, не моральную, и только один раз.
…Она чуть не охнула, увидев то, что лежало перед ним на столе. Вскрытые упаковки тонко нарезанной осетрины и бастурмы, распотрошенный рулет из курицы, надрезанный батон сырокопченой колбасы. Она так обрадовалась, что он уже дома, - всего семь было, когда они со Светкой вышли от бабушки, чтобы через пятнадцать минут прийти к себе, - и, сняв сапоги, сразу заглянула в кухню, широко улыбаясь, и тут увидела, что он жует то, что она закупила на праздник. Равнодушно жует, механически, явно не ощущая вкуса - толком ничего не съев, но все надрезав, вскрыв, надкусив.
- Господи, Сереж. Это ведь я на праздник купила… - только и произнесла, застывая в дверях, чувствуя, как все холодеет внутри, как съеживается вмиг та радостная волна, которая бурлила в ней весь день. - Я думала… Старый Новый год…
- А… - Он оглядел стол, кажется, впервые заметив, что именно ел. - Ну ты даешь! А все говоришь, денег нет. Так жрать - откуда деньги будут?
- Так ведь праздник…
- Да ну, мать, ну что это за праздник. - Он отмахнулся от нее лениво. - Да и улетаю я рано утром - командировка у меня, Дагестан, оттуда в Ингушетию, неделя минимум. Рубашки погладь, я там положил. Ладно, пойду собираться…
Он протиснулся мимо, потрепал по голове Светку, что-то спросив. Она не слышала - она смотрела на то, что осталось после него на столе, чувствуя, как возвращается депрессия, пытаясь загнать ее обратно.
- Ну, раз так - тогда отметим сегодня, - констатировала категорично, заставляя его обернуться. - Никаких возражений - через полчаса все за столом. Верно, Свет, папа уезжает, значит, посидим сегодня?
- За мной машина в пять утра придет - куда там сидеть…
Он не сказал больше ничего, скрываясь в спальне, заставляя ее почувствовать себя глубоко несчастной и потерянной, вызывая желание пойти в гостиную, выключить свет и лечь на диван, накрывшись пледом, - и лежать так, как лежала позавчера и вчера.
- Так, Свет, иди к себе, - скомандовала ласково, предпринимая последнее усилие. - Там я тебе положила кое-что - посмотри. А я сейчас с папой поговорю и приду…
Быстрый взгляд на себя в зеркало с прикосновением помады к губам, потом обратно в комнату за галстуком с попутным опрыскиванием себя духами, теми самыми, - и через минуту она уже входила к Сергею, старясь смотреть на него так, как смотрела давно, до свадьбы.
- Между прочим, я тебе купила подарок - хотела на праздник, но раз ты уезжаешь… - Она протянула ему длинный плоский футляр. - Может, все-таки посидим сегодня - я тебя очень прошу…
Она добавила в голос кокетства и обещания - но Сергей, естественно, не понял. Нехотя распечатал футляр, извлекая так понравившийся ей галстук, глядя на нее нарочито долгим недоуменным взглядом, держа его презрительно двумя пальцами, словно это было грязное кухонное полотенце. И, комкая потускневшие враз солнышки, запихивая их обратно.
- Мать, с тобой не то что-то творится - то ли зима на тебя так действует, то ли возрастное, не пойму. То праздники на фиг не нужные пытаешься устраивать, то спишь днем, то тряпки детские покупаешь. Я солидный человек, генерал, между прочим, а ты хочешь из меня шута какого-то сделать. Если я в этом на телевидении появлюсь или на работе, меня ж уволят. Решат, что в детство впал, на диспансеризацию отправят - и по состоянию здоровья. Лучше Светке это отдай - кому-нибудь в классе подарит, ее ж зовут там на всякие дни рождения…
Она чуть не выкрикнула, что это, между прочим, Версаче и стоит столько, что… Но потухла, успев подумать, что Сергей скорее всего и не знает эту фамилию. А скажи она ему цену, он точно покрутит пальцем у виска. Повернулась, успев заметить, что он уже уставился в телевизор, словно ее здесь не было, и вышла. И, придя на кухню, достала из холодильника торт-мороженое, безжалостно разорвала красочную упаковку, отрезала огромный кусок, переложила на тарелку и пошла к Светке.
- Ой, мамочка! - Светка, сидевшая у себя за закрытой дверью, ждавшая, видно, окончания разговора между родителями, засуетилась, запрыгала, выхватывая у нее тарелку. - Все мне? Здорово! А Барби - Барби вообще… Отпад!
Дочь продолжала тараторить, запихивая в рот огромные куски торта, роняя капли и крошки, - но она видела отчетливо, что Светка кривит душой. Подари она ей эту Барби, когда дочь просила, - да Светка про торт бы забыла, возилась бы с ней сейчас и матери бы не заметила. А тут все стояло точно так, как она расставила пару часов назад, - потому что с покупкой она опоздала минимум на год.
- Правда, мам, полный отпад! Я так хотела, так мечтала. У Таньки есть, и у Людки Порошиной, а у Алинки еще и Кен есть, представляешь? Ну я им завтра расскажу…
Светка не сводила с нее глаз с показной преданностью и благодарностью - точно великий психолог, но недостаточно великий, чтобы обмануть ее.
- Ну, тогда играй, - улыбнулась в ответ так же деланно. - Захочешь еще торта - скажешь. Только не торопись, ладно? Из холодильника все же…
…А еще через полчаса, сидя в полутемной гостиной, освещенной лишь торшером, и глядя в окно, она сказала себе, что во всем виноват Сергей. Именно он - и только он. Немного она - а так он.
Ей даже не хотелось ни в чем винить этого. Вчера и позавчера она его обвиняла - в периоды между самобичеванием и просмотром картинок с собственным изображением в непристойном виде, - она ненавидела его просто. За то, что он все рассчитал, и заманил ее, и получил, что хотел. Но сейчас она не видела за ним никакой вины. Он понял, что ей не хватает внимания, комплиментов и выходов в люди, - и этим воспользовался. Компенсировав то, чего ей не хватало, то, что не давал ей Сергей, - и заодно получив свое. Он же сам подчеркивал все время, что бизнесмен, - вот и совершил очередную сделку. Правда, забыв поставить ее в известность. И пропал - по крайней мере ни вчера, ни сегодня машины его под окнами не было, и хотя в институт она не ходила, но не сомневалась, что и там он ее не ждал.
Вечер не удался - совсем не удался, - но вопреки логике ей стало не хуже, а легче. Потому что она поняла, почему все произошло, - и поняла, кто в этом виноват. Ольга как-то сказала ей, что лучшая месть невнимательному мужу - это измены, про себя говорила, про один из своих браков. Может быть, для Ольги это было лучшее решение - но не для нее. Она не мстила - и оказалась единственным пострадавшим во всей этой истории. И сама все пережила - и надеялась только когда-нибудь свыкнуться с тем, что так омерзительна под одеждой.
Она уже не сомневалась, что Сергей ничего не узнает, а сама она не забеременеет. А то, что случилось, - об этом больше не стоило думать. Это случилось один раз, все предпосылки давно сложились, вот и произошло - но это не для нее. А дальше будет как прежде: работа - дом, дом - работа, Светка, ученики, редкие скучные праздники, нечастые минуты отдыха с чашкой кофе у окна в гостиной. А потом придет пугающая дата - сорок лет, - и уже точно ничего нового в ее жизни не будет. И не надо.
Она вышла в коридор, вернулась на свое любимое место, держа в руке его визитку. "Семенов Андрей Юрьевич, совместное предприятие "Венчер", директор". Разорвала ее медленно и бесстрастно, а потом открыла окно, и мелкие кусочки плотной бумаги пустились вплавь, теряясь в холодной темноте, удаляясь от нее тусклыми негреющими светлячками…
* * *
- Ты не подумай, что я лезу в твои дела, Андрей, но все же. Тридцать три уже будет, возраст Христа, давно пора бы семьей обзавестись, а ты несерьезно как-то к этому подходишь… Что ты все один да один - семья нужна, дети. И не смейся - нам с отцом так хотелось бы. Что нам делать еще в нашем-то возрасте, на старости лет…
- Лена, перестань, ты молодая совсем. Пятьдесят два - какая там старость…
Мать и в самом деле выглядела классно - невысокая, худенькая, подтянутая, накрашенная. Вся в золоте, в красивом черном платье. Породистая, ухоженная, наверняка и сейчас привлекающая внимание мужчин. Конечно - всегда жила богато, отец дипломат, с детства по заграницам моталась, а потом муж обеспеченный, постоянно в загранкомандировках, квартира большая в престижном районе, машина, чеки в "Березку". Потом, конечно, изменилось все с перестройкой этой херовой, но отец до сих пор работает, хотя получает копейки по сравнению с прошлым, да и старого добра осталось еще достаточно, одежды, украшений.
Зато сын обеспечивает - вот в Испанию отправлял на пару недель, вчера только вернулись. В прошлом году "вольво" им купил восемьсот пятидесятую, вагон, - до этого "мерс" у них был, отдал им свой сто девяностый, но состарился он, - отец уже не водит, мать сама за рулем. Дачу помог отремонтировать - считай, заново построить. Дом из кирпича, гараж, камины - без особых понтов, но солидно все равно. Раз в полгода минимум маму возит по бутикам, чтобы выбирала все что хочет - минимум на трешку баксов. Ну и так подкидывает - пятерку в месяц. Так что не бедствуют - по крайней мере сегодня, в материн день рождения, стол такой был, не хуже, чем в ресторане.
- Андрей, не меняй тему…
Она его всегда так звала - Андрей, - с тех пор как он себя помнил. Никогда никаких сюсюканий, строго все, официально - отец даже помягче всегда был. А она типичная такая англичанка из высшего света - в меру чопорная, презрительная, снобистская, вся в бабушку, в свою мать. В спецшколу отдала, где все сынки неслабеньких папаш, всегда указывала, с кем надо дружить, а с кем нет, - и какой ужас был на ее лице, когда он как-то, лет тринадцать ему было, пригласил домой парня из соседней школы. Так мать его буквально заставила парня выставить, придумав, правда, какой-то благовидный предлог типа приезда бабушки. А потом выговаривала, поджав губы, что он общается со всякими оборванцами.
Так что слово "сын" он от нее вроде бы ни разу и не слышал - только Андрей. А он ее звал Леной - она так требовала. Потом уже догадался, что это для того, чтобы никто не подумал, что он ее ребенок, чтобы за младшего брата принимали. А сейчас подумал, что внук или внучка, наверное, нужны ей затем, чтобы все думали, что это ее дети, - потому что совсем не в ее стиле были слова насчет того, что ему пора жениться. Она с сыном-то не сидела - и вряд ли планировала сидеть с возможными внуками.
Она закурила, затянулась, далеко отставляя руку с сигаретой - красивую руку с тремя кольцами и ярко-красными ногтями, в тон губам. Так и не говоря, зачем привела его сюда, в спальню, оставив отца с гостями. Поправляя ярко-рыжие, чуть вьющиеся волосы - собранные и приподнятые кверху, образующие вечернюю прическу. Теребя тяжелую сережку с тремя бриллиантиками, огненно сверкнувшими и тут же угасшими, проиграв в яркости огню ее волос. Она всегда красилась в этот цвет и одежду подбирала в тон волосам - черную, темно-зеленую, только летом иногда белую.
- Да, хотела тебя спросить - тебе понравилась Ирина? Приятная девушка, из приличной семьи - ты ведь знаешь, мы с ее матерью еще в институте вместе учились. Окончила университет в прошлом году, юрист, в солидной фирме работает. Красивая, молодая…
- Лена, ты ее специально пригласила, что ли?
Он ухмыльнулся, вспоминая, сколько раз она хотела его женить, как бы случайно кого-то приглашала на праздники, когда знала, что он приедет. Вроде отстала потом - и вот опять взялась за старое. Ирина эта - телка ничего, можно было бы трахнуть, если бы больше никого не было, но не более того.
- Лена, ты же знаешь - у меня такая работа нервная, мотаюсь туда-сюда, дома-то не бываю. Ну куда мне жена еще?
- А что? - Она не сдавалась, как всегда проявляя упорство, она и мужем руководила, хотя внешне подчеркивала, что он глава семьи. - Мы и с отцом твоим так жили. Он все время на работе, в командировках, а я с тобой. И очень хорошо, что не бываешь дома, - и она тебе не надоест, и ты ей. Ты занимайся делами, а она ребенка будет воспитывать - разве тебя это не устраивает?
Он подавил улыбку, вспомнив внезапно, как, когда отец уезжал, мать постоянно отвозила его к бабушке - а сама занималась своими делами. Могла, например, уехать на дачу на пару дней - и, видимо, не одна. Как-то, ему лет четырнадцать было, отец куда-то улетел на пару недель, и ей какой-то мужик позвонил - а потом приехал, якобы по делу, якобы с ее работы. Высокий такой, темный, на иномарке - по тем-то временам. И она как бы невзначай попросила его завезти Андрея к бабушке, их "Жигули" барахлят что-то - и он, отлично знавший, что машина в порядке, потому что всю ее знал наизусть, стал задавать ей вопросы, что случилось с "семеркой", но ответа не получил.
Он сразу подумал, что это ее любовник, - потому что они завезли его к бабушке, а сами поехали куда-то. Разозлился жутко - за отца обиделся, мужская солидарность. И когда вернулся домой через два дня, старался с ней не разговаривать. А потом отошел - сказал себе, что такого быть не может.
А лет через шесть, в историко-архивном он тогда учился, завалился с девицей на дачу поздно вечером - хотелось ее, и она "за", а больше негде было. Взял шампанского, тачку поймал и на дачу, хер с ним, что ключей нет, делов-то всего - перелезть через забор да открыть окно, проделывал уже такое. Приехали, а там свет горит. Оказалось, мать на даче - и не одна. Она его, правда, не пустила - сказала, чтобы уматывал вместе со своей подругой, - но он, еще когда в окно заглянул, увидел мужика. Молодого, помладше матери. А на столе вино, коньяк - гуляют, короче. Он под кайфом уже был приличным, ну и ляпнул: "Тебе можно, а мне нельзя, что ли? На всех места хватит!" - и получил такую пощечину, что протрезвел…
- Я поеду, Лен, пора мне…
Она пожала плечами, как всегда не уговаривая задержаться, сминая в пепельнице окровавленный помадой окурок. Встала, на мгновение блеснув белизной стройных ног из-под задравшейся короткой юбки. Поправила чулок и отошла к окну, сняв с тяжелого кресла черную накидку от Фенди, он ей сам покупал. Глядя на отражающийся в стекле свет массивной лампы, стоящей на столе, кутая плечи в тонкую дорогую шерсть.
- Что ж… Может, завезешь Ирину - у нее своя квартира, в центре где-то…
Он покачал головой, улыбаясь. Ну Лена, ну натуральный бизнесмен, товар свой продает так, что позавидуешь. Он отбивается, а она ему все равно ее подсовывает - да еще и дает понять, что может у нее остаться, если будет желание.
- Да нет, мне в Переделкино - отсюда два шага. Да и не один я - люди меня у дома ждут…
- А, ты с этими. - В голосе ее было неодобрение. Она видела как-то его команду - когда провожал родителей в Испанию, Голубь с пацанами с ним был, и Лена покосилась на них так, что пришлось сказать, что это охрана. Мать даже не спросила, угрожает ли ему что, - она никогда не спрашивала, чем он занимается. Как-то пыталась - он ей сказал абстрактно, что бизнесом, дал визитку, на которой Вадюхина фирма была, на этом все и закончилось.
- Ну что ж. А у Ирины я телефон возьму, будет время - позвонишь…
"Будет время!" - подумал со злой иронией, выходя из квартиры. Времени хоть отбавляй - настолько отбавляй, что бесит уже. Делать что-то надо - а все откладывается. Сам виноват - так и не решился позвонить Трубе. Надумал вроде - после разговора с Корейцем - и, как раз когда Наташка зашла, сказал себе, что утром ему позвонит. Но утром не получилось - слишком затянулась ночь. Недотрахался днем, одного раза маловато, однако, - а Наташка сама голодная, не траханная с Нового года, хотя он не сомневался, что она Генке минет делает ежедневно.