- Видишь, как плохо обиженной-то быть? - спросил, ухмыльнувшись, лежавшую ничком Таньку, когда перевел дыхание. Она не ответила и спустя десять минут, когда он вернулся из душа и плюхнулся, обмотанный полотенцем, в кресло, лежала в той же позе и молчала. Ждала, видно, что он что-нибудь скажет, забыв или не зная, что играть в молчанку он умеет куда лучше.
- Ладно, решим чего-нибудь с твоим "поло", - произнес наконец, тут же получив ожидаемый эффект. Танька перевернулась, в мгновение ока стерев с лица обиду, превратив ее в восторг, в котором была доля наигранности. - Не сейчас - есть проблемы кое-какие. Попозже порешаем, о'кей?
- О'кей, сэр! - В четкой английской фразе слышался энтузиазм и прежняя готовность служить, тут же сменившиеся заботой. - Серьезные проблемы, да, Андрюш?
- Да так, - отмахнулся он, никогда с женщиной ничего не обсуждавший и уж ради Таньки ни в коем случае не планировавший делать исключение. Она, конечно, знала, кто он, - примерно знала, да он и не скрывал, самая престижная профессия, между прочим. - Время нужно - все решим…
И, почувствовав, что фраза звучит для него, Андрея Семенова, как-то уныло, добавил: - У меня нерешаемых проблем нет…
- Ты такой… - Танька опустилась на колени, чуть поморщившись от последствий только что завершившегося акта, льстиво заглянула в глаза. - Ты ведь все можешь, правда, Андрюш?..
Он вдруг подумал, что, скажи она это еще пару недель назад, в прошлую встречу, например, фраза бы его купила, только так, - может, даже получила бы, сучка, все, что просит. Но сейчас…
- Да могу кое-что - не последний человек в этом городе…
Танька посидела еще перед ним, опустив подбородок на его колено и преданно смотря в лицо. И хотя ему показалось, что ей неудобно так вот сидеть, она застыла в этой позе на какое-то время, то ли изучая его, то ли пытаясь понять, правду ли он сказал насчет машины, то ли желая закрепить производимый эффект.
- Ты еще не торопишься?
Он не ответил и, только когда она вышла - выпорхнула, точнее, - из комнаты, ощутил, что настроение довольно поганое. Это редкость для него была - для всегда самоуверенного и оптимистичного в силу убежденности в собственном могуществе и в собственной значимости. И уж тем более сейчас такое вот настроение было неуместно - после того как поимел Таньку, к тому же после долгого для него воздержания. Без кайфа, правда, поимел - так, дурную сперму сбросил, потому и не хотелось больше, хотя в другой ситуации не торопился бы, растянул бы удовольствие и задержался бы еще, чтобы продолжить после перерыва. А сейчас решительно встал и начал одеваться. И, уже накинув пальто, приоткрыл дверь ванной.
- Ты уже? - Танька, выглянувшая из густо повисшего пара, не выглядела огорченной. - А я тебе совсем забыла сказать - этот "поло" из рекламы, там две подушки безопасности, и кондиционер, и даже вроде коробка автоматическая. Представляешь?
- Солидно. - Он изобразил на лице понимание и задумчивость. - Ну ладно, я позвоню, на днях позвоню.
И закрыл за собой дверь, не услышав преданного:
- Только надолго не пропадай, пожалуйста…
И на площадке уже, дожидаясь лифта, вспомнил, как, лежа в постели, сравнил Таньку с этой Аллой - и сравнение оказалось не в Танькину пользу, хотя, кажется, и в пользу Аллы доводов никаких не было.
"Да уж, Андрей Юрьевич, не хватало вам только сорокалетних трахать, - заметил самому себе с веселой укоризной, выходя из подъезда и садясь в работающий теплый "мерседес", прогретый по его указанию Лехой, которому позвонил, собираясь выходить от Таньки. - Для полного счастья только этого и не хватало…"
- В Переделкино, Андрей Юрьевич? - почтительно поинтересовался Леха, прежде чем вылезти из "мерса" и пересесть в джип к пацанам.
- Сейчас в одно место заскочим, - сказал, не объясняя, что надо пополнить запасы кокса, который нюхал в последний раз в тот день, когда ранили Корейца. - Короче, сейчас за мной, а оттуда в Переделкино…
Он посмотрел в зеркало заднего вида на собственное отражение, подмигнув самому себе. Мысль о кокаине подняла настроение - хотя ясно было, что если и удастся сегодня нюхнуть, то только после того, как Кореец заснет. И тут же вспомнил, что сегодня Рождество - надо взять чего-нибудь, Генку порадовать в его американский праздник, да и себя заодно. Надо оттянуться - давно пора, а то засиделись, вот и внутри херня какая-то, даже траханье толком не пошло.
"И ни при чем здесь Танька, - подумал напоследок, посмотрев на ее подъезд. - Ну стерва, ну хитрая - так зато в койке хороша, а в кабак с ней придешь, так все таращатся. А то, что бабок хочет за койку, - так они все такие…"
"Мерседес" нерешительно заерзал колесами по раскатанному льду и несколько секунд спустя плавно тронулся с места. Словно после короткого размышления - повиноваться или нет - признав в этом задумавшемся человеке того самого Лешего, которого вез сюда пару часов назад и который управлял им, тяжелым и величественным автомобилем, жестко и без колебаний и раздумий. И его сейчас надо было как можно быстрее и надежнее доставить туда, где его ждет удовольствие, которое не испортят никакие лишние и ненужные мысли…
Она вздрогнула, услышав звяканье ключа в замке, и поспешно выскочила в коридор, глядя на вошедшего Сергея - как всегда, молчаливого, как всегда, устало кивнувшего.
- Привет. Долго ты сегодня, я уж тебя заждалась.
Он посмотрел на нее немного удивленно - фраза действительно была странноватой, потому что он часто приходил поздно и слово "заждалась" могло бы относиться к самому началу совместной жизни, но уж никак не к сегодняшнему дню.
- Давай, быстро переодевайся - и за стол.
- Да ты что, мать! - Он, с тех пор как родилась Светка, начал ее так называть, матерью, и ей это не нравилось поначалу, но давно привыкла. - Времени-то уже. Чайку сделай - и хватит. Я на работе поел, да и поздно уже ужинать…
- Да никакого ужина. Просто посидим, выпьем немного. Все готово уже.
В голосе звучала не просьба, но смягченная категоричность, и он смотрел на нее с прежним удивлением. Но она смоделировала разговор заранее и отклоняться от плана не собиралась. Она знала, что он удивится тому, что она так себя ведет, и тому, что ждала. И ее настойчивому желанию отметить ничего для него не значащий праздник - хотя в принципе все праздники, кроме, может быть, собственного дня рождения и присвоения очередного звания, для него ничего не значили. Она знала и рассчитывала, что он сразу заметит, что она какая-то другая, - и оценит, и скажет что-нибудь, и… Вот что "и" - она не определилась.
Сергей стащил кожаную куртку, потоптался, снимая туфли. Ему, невысокому и достаточно массивному, лет пять назад начавшему полнеть и прилично прибавившему в весе, в крошечной прихожей было тесно, потому и процесс раздевания проходил долго.
- Что за событие?
- Рождество, между прочим. - Она почувствовала, что голос ее звучит неестественно весело. И тут же заметила, что он не понимает, о каком Рождестве речь. - Католическое. Разве не повод?
- Ты, мать, католичество приняла, что ли? - Он покачал головой, будто изумляясь ее причуде, и тут же спохватился: - Все понятно, на работе небось отмечали? То-то я смотрю, странная ты какая-то сегодня - хорошо отметили, видно…
Они едва разминулись в длинном и узком, суженном книжной стенкой коридоре, когда он прошел мимо нее в их спальню, служившую ему по совместительству кабинетом, стаскивая на ходу галстук. Она смотрела ему вслед, ожидая, что он обернется, чтобы еще раз посмотреть на непривычно ведущую себя жену, - но он не оглядывался. Она не огорчилась - слишком хорошее было настроение, чтобы обращать внимание на пустяки.
Она еще по пути из института специально купила в палатке у остановки шампанского, решив, что они вполне могли бы посидеть вдвоем вечером - все же праздник, да и состояние было такое приподнятое весь день, что жалко было его терять. Сергей, правда, к любителям шампанского не относился, но в доме имелся значительный запас подаренных ему водок, коньяков и виски - и не меньший запас даримых ей учениками шоколадных конфет.
Она еще подумала, не купить ли чего-нибудь вкусненького из еды, но предвидела, что он появится поздно и есть уже не станет. К тому же красная икра была в холодильнике, пара банок, и мясо копченое, купленное по бестолковости еще три дня назад. Так нередко с ней случалось - готовить некогда и неохота, проще заскочить в магазин и купить каких-нибудь копченостей. Вот и выходило, что часто покупала бессмысленно дорогие продукты, в итоге равнодушно съедаемые Сергеем, а чаще чуть менее равнодушной к еде Светкой. Так что в холодильнике при желании всегда можно было отыскать что-нибудь праздничное.
Так засиделись с девчонками, что еле к шести домой успела. Только вошла, как ученик позвонил в дверь. Всегда жутко непунктуальный, а тут вовремя заявился. Второго она отменила, с кафедры еще позвонила и перенесла на завтра, а этому не дозвонилась просто. И потому с ходу дала ему кучу заданий, а сама, не в силах сидеть на одном месте, бродила по комнате.
Хороший выдался день, давно таких не было. Начался, правда, не очень - с того, что заявился этот тип со своими цветами. Но с другой стороны, она не могла не признать, что день получился таким во многом благодаря ему. То есть он ее смутил, конечно, и цветы эти смутили, целая охапка, и в троллейбус она с ними еле влезла. И в метро на нее смотрели так, словно обладательница таких букетов должна ездить как минимум на такси, но уж никак не на общественном транспорте.
И девчонки надоели немного - и Ольга, и Наталья, и другие. То есть Ольга во всем была виновата - сначала один на один допытывалась, от кого цветы и не образумилась ли она наконец, не завела ли любовника, а потом при всех заявила, что цветы и мужчины делают женщину моложе лет на двадцать и Алла тому примером. Ну и началось. Сначала комплиментов наговорили, якобы и вправду помолодела в один день. А потом пошло - да кто, да откуда, да расскажи, и все такое. Все ж свои, чего стесняешься? Все и вправду свои - кафедра маленькая, коллектив тесный, ни одного мужика и восемь женщин от тридцати до пятидесяти, работают вместе сто лет, Наталья последней появилась, в девяносто втором, а после нее никого.
Ей почему-то это льстило поначалу - раньше отмахивалась от таких разговоров, а тут опять вела себя как дура. Примерно так же, как утром с этим. Только с ним она терялась и не знала, как себя вести, а тут начала улыбаться загадочно, словно Джоконда, и даже покраснела, кажется. Надо было что-то придумать, что-то сказать, пошутить как-нибудь, но ничего в голову не лезло. Ольга молодец все-таки - хоть и начала этот разговор, потом заметила, что ей не по себе, и громко предложила выпить, и тост произнесла в своем духе, про мужиков, и внимание от нее отвлекла. Она, правда, наконец промямлила, что цветы преподнес отец одного ученика, но неубедительно это было - ну с какой стати отцу ученика делать это ранним утром, да к тому же в Рождество? На Новый год - понятно, но тут-то?
В общем, слава Богу, от нее отстали - хотя тема осталась той же. Только на студентов перекинулись, - третий-четвертый курсы были у их кафедры, так что все знали, о ком речь, - кто с кем сидит на лекциях, кто по-прежнему ходит парой, а кто пару сменил, кто женился или вышел замуж, и на кого смотрит нагло тот или иной студент. В каждой группе попадался, как правило, какой-нибудь один, уверенный по молодости в своей неотразимости и посматривавший на преподавателей, особенно на более-менее молодых, этак со значением.
Тема, неоднократно обсуждавшаяся и раньше, ей, как правило, не очень нравилась - ей, вышедшей в двадцать четыре года замуж и других мужчин не знавшей, в таких ситуациях говорить было не о чем, разве что кивать да поддакивать. А тут она себя почувствовала в самой что ни на есть своей тарелке - и тема не смущала, и в разговоре участвовала, и от шампанского не отказывалась, тем более что опьянение, которого обычно опасалась, боясь утратить контроль, оказалось легким и ужасно приятным.
Она еще задумалась потом, по пути к метро, - шампанское шампанским, а привычка анализировать была сильнее, - с чего вдруг такой подъем? И ответила себе, поразмыслив, что праздник как-никак. И Новый год близко, и традиционное ожидание каких-то неясных перемен к лучшему - этим все и объясняется. Именно поэтому и оторвалась от повседневных проблем, от серых будней, и в самом деле почувствовав себя моложе. Так что тип этот надоедливый все же ее отблагодарил - сам о том не догадываясь.
А цветы она забрала с собой. Когда уже начала собираться домой, вспомнила, что, еще придя в институт, сказала Ольге, что пусть возьмет букет себе, если хочет, - и вдруг так жалко их стало. Уходили все вместе, и она все ждала, когда Ольга спросит еще раз, правда ли может их забрать, и останется только кивнуть, - и, уже одевшись, топталась у дверей, дожидаясь, пока все оденутся, и с тоской думая о том, что, даже если Ольга не вспомнит, ничего не изменится. Потому что в этом случае цветы придется просто оставить. Но та вспомнила.
- Ал, розы-то!
Она отмахнулась вяло, показывая, что они ей абсолютно неинтересны.
- Ал, прекрати, разве можно такую красоту оставлять?! Представьте, девчонки, - ей посреди зимы розы дарят, гигантскую охапку, на пару моих зарплат тянет, а она…
В общем, взяла - сделав вид, что просто уступает, притом неохотно, и тем самым, кажется, усилив Ольгины подозрения по поводу наличия любовника, да и у других вызвав, возможно, такие же мысли. Но даже не хотелось ругать себя за неестественное поведение, за то, что дала о себе повод подумать такое - это она-то! И дома, пока бестолковый Пашка - счастливый тем, что репетиторша его сегодня особенно не мучает, - что-то там писал, она быстро поставила их в огромную хрустальную вазу. А потом, внезапно испугавшись, что Сергей может поинтересоваться, откуда это взялось, поспешно унесла на кухню. А потом снова вернула в комнату, потому что ей захотелось, чтобы он их увидел - и не просто увидел, а спросил, откуда они. И тогда…
Она испытала сильное желание услышать от него то же, что слышала сегодня от девчонок, - что она так молодо выглядит, что она красивая, сексуальная, что… Она толком сама не знала, что хотела услышать, и даже забыла, - то ли сознательно, то ли от шампанского, - что муж никогда ничего такого ей не говорил. Ну может быть, давно, когда познакомились, когда только начали жить вместе, да и то не слишком часто - он всегда был сдержан на комплименты. Ее это обижало, ей казалось, что он постоянно должен говорить ей что-то приятное, - так, теоретические выкладки, потому что опыт общения с мужчинами отсутствовал, если не считать одного поклонника, который был недолгое время до Сергея, но с которым дальше пары десятков встреч и десятка поцелуев не зашло. А потом привыкла, что он именно такой, тем более что знала, что он ее любит, и искренне считала, что лучше мужа быть не может.
Вон ту же Ольгу послушаешь - она вечно мужиков меняет, опыт есть, - появился кто-то новый, наговорил кучу всего, остался на ночь-другую, а потом выясняется, что он любитель выпить, или за душой ничего нет, или же женат, или еще что-нибудь в таком роде. Вот недавно был у нее какой-то военный - она все восхищалась, что красавец мужчина, молодой седой полковник, будущий генерал, прошедший Афганистан и прочие горячие точки, вдовец опять же. И в постели якобы фантастичен - хотя, что это может означать, Алла себе слабо представляла, - и главное, восхищается ею, каждый раз заявляет, что без ума от нее, что такой женщины не встречал. А потом оказывается, что у него двое детей - живут у его матери в глубинке где-то, - и однокомнатная квартира в Подмосковье, и зарплата такая, что на еду не хватит, тем более он еще половину матери отсылает. Ну и что толку от его красивых слов?
За вечер она носила цветы из кухню в гостиную, наверное, раз десять, все никак не могла успокоиться. Хорошо, что Светка уселась перед телевизором - очередной сериал показывали, ее от них за уши не оттащишь - и сидела себе тихонько, не выходя, и там и заснула, прямо перед экраном. А она все металась, накрывала на стол - шампанское, водка для Сергея, рюмка и бокал, ножи и вилки, коробка конфет, - заранее нарезала хлеб, открыла банку икры и выложила в розетку масло, оставив его в холодильнике. Даже халат сняла - надев потертые синие джинсы и застиранную, белую почти джинсовую рубашку. И, прекрасно представляя, что Сергей придет уставший и с единственным желанием - посмотреть телевизор полчаса, может сделать пару звонков и лечь спать - составляла свой коварный, непонятно зачем, но почему-то очень нужный и важный план.
Она даже задумалась над тем, что сказать ему, когда он спросит про цветы. К ней приезжали периодически отцы учеников - некоторые так себе, черт знает кто, детям таких в престижном вузе вроде и делать нечего, а некоторые все из себя, хорошо одетые, явно богатые. У Ленки, которая ходила к ней по средам, такой был папаша - явно немаленький человек, при этом молодой, ее возраста примерно, под сорок, подтянутый, очень симпатичный, вежливый, внимательный.
Даже говорил как-то двусмысленно, словно хотел бы встретиться с ней в другой обстановке, хотя ей это совершенно не надо, да и ему, наверное, тоже. Но все же кучу комплиментов сделал - почти искренне удивился, что в Инязе такие молодые преподаватели, и заявил, что и сам бы не прочь вернуться в абитуриентский возраст, чтобы к такой "англичанке" походить, и все такое. За те десять с лишним лет, что она занималась репетиторством, несколько было таких папаш, и, хотя приезжали они редко, на первое занятие, как правило, и потом, чтобы отблагодарить, пару раз случалось так, что Сергей во время визита был дома. Но даже из комнаты не выходил, никакого интереса к визитерам не проявляя.
Короче, не ревновал совсем. Хотя, будь она другой, поводы бы были, еще сколько. Но она не была другой, и он тоже - и ее даже радовало, что он не ревнив, а то бы еще устраивал допросы через день, она про таких мужей слышала. Но вот сейчас ей хотелось легкого проявления ревности с его стороны - необъяснимо, но хотелось.
Может, рассказать ему про этого? Она представила, как улыбается в ответ на его вопрос - улыбка должна быть многозначительная и непонятная - и признается, что несколько дней назад произошла с ней такая вот история и сегодня этот парень приперся к дому с цветами. Идея показалась заманчивой, но, к счастью, быстро поняла, что лучше о нем не говорить. "Ты что, мать? Он же бандит наверняка, он бы тут взял вас со Светкой в заложники или черт знает чего натворил бы. Ну надо ж додуматься!"
Так бы и сказал - и слушать бы не стал, что она боялась закричать и позвать на помощь, испугалась за Светку. Заявил бы, что она обязана была заорать на весь подъезд - тот бы убежал; твердил бы, что она могла его карьеру загубить своим поступком, и в итоге вместо приятного вечера получилась бы такая ерунда. А это ей совсем не было надо.