– Это ничего не доказывает. Ришар Жандро не давал вам показаний под присягой. У вас не было никакого ордера и права его допрашивать.
– Но сейчас…
– И сейчас – не больше, чем вчера. Вот почему я вам советую…
Мегрэ уже ничего не понимал. Он словно попал под контрастный душ и не знал, как себя вести. Его бросило в жар. Он чувствовал себя униженным оттого, что с ним обращаются как с ребенком.
– У вас уже есть планы на отпуск?
Он чуть было не ответил грубостью.
– Я знаю, что служащие, как правило, заранее составляют графики выходных и отпусков. Однако если пожелаете, то можете взять отпуск прямо сейчас, с сегодняшнего дня. Я даже думаю, что так у меня на душе будет спокойнее. Особенно если вы не собираетесь уезжать из Парижа. Полицейский в отпуске – это уже не полицейский, и он может позволить себе действия, на которые не дала бы разрешения администрация.
Снова надежда. Но Мегрэ все еще боялся. Он готовился к новому повороту событий.
– Все же, смею надеяться, на вас не будет поступать никаких жалоб. Если у вас появится информация для меня или понадобится что-то узнать, звоните мне прямо домой, на бульвар Курсель. Мой номер вы найдете в справочнике.
Мегрэ снова открыл рот, на этот раз, чтобы поблагодарить, но комиссар уже слегка подталкивал его к двери, а затем, словно внезапно вспомнив о незначительной детали, добавил:
– На самом деле вот уже шесть или семь лет Фелисьен Жандро находится под присмотром членов семьи, словно безрассудный юнец. После смерти матери делами управляет Ришар… Как поживает ваша жена? Она уже привыкла к жизни в Париже и к своей новой квартире?
Мегрэ, пожав сухую руку шефа, очутился по другую сторону обитой двери. Он все еще был ошеломлен и машинально прошел к своему черному столу. Вдруг его взгляд случайно упал на одну из фигур, сидевших на скамье по другую сторону балюстрады, которую Мегрэ называл стойкой.
Это был флейтист Жюстен Минар, одетый в черное, но на этот раз без вечернего фрака и серо-бежевого пальто. Он спокойно сидел на скамье между каким-то оборванцем и полной женщиной в зеленой шали, кормившей младенца.
Музыкант подмигнул ему, словно спрашивая, может ли он подойти к балюстраде. Мегрэ в ответ отрицательно покачал головой, затем сложил свои бумаги и передал одному из коллег текущие дела.
– Иду в отпуск! – сообщил он.
– Отпуск в апреле, да еще когда здесь такая суматоха из-за иностранного монарха?
– Да, в отпуск.
И тот, зная, что Мегрэ недавно женился, спросил:
– Ждете ребенка?
– Нет.
– Значит, заболел?
– Нет, не заболел.
Это казалось все более странным, и коллега покачал головой.
– Ну ладно! Дело твое. Хорошо тебе отдохнуть! Бывают же везунчики…
Мегрэ взял свою шляпу, надел манжеты, которые он снимал перед началом рабочего дня, и вышел за балюстраду, отделявшую полицейских от посетителей. Жюстен Минар с непринужденным видом поднялся со своего места и молча последовал за ним.
Получил ли он взбучку от своей жены, как рассказывал Бессон? Светловолосый, щуплый, с розовыми скулами и голубыми глазами, он старался не отставать от Мегрэ, напоминая бездомного пса, увязавшегося за прохожим.
На улице было солнечно, над окнами развевались флаги. Казалось, воздух дрожит от барабанной дроби и гула труб. Люди выглядели оживленно, и многие мужчины, глядя на шагающие друг за другом войска, невольно сами переходили на строевой шаг.
Когда Минар наконец-то поравнялся с Мегрэ, он заботливо спросил, ступая слева от него:
– Вас уволили?
Видимо, он считал, что полицейского можно уволить так же легко, как флейтиста из оркестра, и расстраивался, что послужил этому причиной.
– Меня не уволили. Я в отпуске.
– А!
Это "А!" прозвучало растерянно. В нем чувствовалось беспокойство и в некотором роде даже упрек.
– Вас предпочли убрать на время, да? Полагаю, они хотят замять дело? А как же моя жалоба?
Голос его стал жестче.
– Они ведь не собираются проигнорировать мою жалобу? Сразу предупреждаю, что я этого не позволю.
– Вашей жалобой уже занимаются.
– Это гораздо лучше! Тем более что у меня для вас новости. Во всяком случае одна новость…
Они дошли до площади Сен-Жорж – спокойной, провинциальной, с небольшим бистро, в котором витал аромат белого вина. Мегрэ не раздумывая толкнул дверь. В воздухе словно повеяло отпуском. Оловянная стойка была начищена до блеска, вино "Вувре" в бокалах переливалось зеленоватым светом, вызывая жажду.
– Вы говорили, что видели в доме двух служанок, не так ли?
– Жермен и Мари, – подтвердил Мегрэ. – Не считая мадам Луи, кухарки.
– Так вот! Там была только одна из них.
В глазах музыканта светилась детская радость, и он больше, чем когда-либо, был похож на верного пса, который принес палку своему хозяину.
– Я разговаривал с молочницей, обслуживающей семейство Жандро. Она живет на улице Фонтен, напротив табачного киоска на углу.
Мегрэ смотрел на него с удивлением и некоторой неловкостью, поскольку никак не мог отделаться от мыслей об оплеухах, которые раздает флейтисту его жена.
– Старшая из служанок, Жермен, с субботы находится в Уазе, где ее сестра ждет ребенка. Я свободен целыми днями, вы понимаете?
– Но как же ваша жена?
– Это не имеет значения, – произнес он с равнодушным видом. – Я подумал, что если вы продолжите расследование, то я, возможно, смогу вам чем-нибудь помочь. Люди, как правило, любезны со мной, сам не знаю почему.
А Мегрэ подумал: "Кроме Кармен!"
– Теперь моя очередь платить за выпивку. Да-да! Если я не пью ничего, кроме минералки, это не значит, что я не могу вас угостить. Вы ведь пошутили насчет отпуска?
Если Мегрэ молча моргнул, это же не означает, что он выдал профессиональную тайну?
– Это хорошо, иначе вы бы меня разочаровали. Я не знаком с этими людьми. И ничего против них не имею. Хотя у их Луи физиономия убийцы, а сами они сказали вам неправду.
Девочка в красном платье продавала свежую мимозу, привезенную из Ниццы, и Мегрэ купил букетик для своей жены, которая видела Лазурный Берег лишь на цветных почтовых открытках с изображением залива Ангелов.
– Вы только скажите, что мне делать. И главное, не волнуйтесь, я не доставлю вам хлопот! Я совершенно не болтлив!
Он смотрел на Мегрэ умоляющим взглядом и с удовольствием угостил бы его еще одним бокалом "Вувре", но не решался.
– В таких домах обычно полно скелетов в шкафу, да только шила в мешке не утаишь. Слуги, как правило, много болтают, и торговцы знают больше, чем нужно.
Машинально, не отдавая себе отчета, что он в некотором роде скрепляет свой союз с флейтистом, Мегрэ вполголоса произнес:
– Мадемуазель Жандро вовсе не в Ансевале, как утверждает ее брат.
– А где же она?
– Поскольку горничной Жермен не было в доме, возможно, в ее комнате я видел Лиз Жандро в ночной рубашке.
При этой мысли ему стало неловко. Он провел свои детские годы под сенью замка, которым управлял его отец, и всегда питал невольное уважение к богатым и знатным людям. И самое странное, что флейтист, похоже, разделял его смущение, молча уставившись в свой стакан минералки с клубничным сиропом.
– Вы так считаете? – наконец взволнованно произнес он.
– Во всяком случае в комнате служанки находилась женщина в ночной рубашке. Полная девица, от которой пахло потом.
И это их тоже смутило, словно девушки благородного происхождения, фамилии которых огромными буквами красуются в переходах метро, не могут пахнуть потом, как обычные деревенские девки.
Оба мужчины, задумавшись о чем-то своем, сидели перед бокалами вина и минералки, вдыхая аромат мимозы и греясь в лучах солнца. Мегрэ даже слегка вздрогнул, когда флейтист вернул его к реальности, произнеся самым непринужденным тоном:
– Итак, каковы наши действия?
Глава 3
Угощение папаши Помеля
"Инспекторам рекомендовано иметь в гардеробе черный фрак, смокинг и пиджак, без коих невозможен доступ на некоторые светские мероприятия".
Так значилось в инструкциях, которые были столь же свежи в памяти Мегрэ, как первое причастие. Но, видимо, эти инструкции составлялись людьми, наделенными чрезмерным оптимизмом. В противном случае им следовало бы дать более подробное определение слову "некоторые".
Накануне вечером Мегрэ примерил свой фрак, намереваясь проникнуть в места, которые посещает семейство Жандро, – например, в клуб Оша или Османа, – но короткое замечание жены быстро вернуло его к реальности.
– Какой ты красивый, Жюль! – воскликнула она, когда он смотрелся в зеркало шкафа.
Она бы никогда не позволила себе насмешки. Вне всякого сомнения, она была искренна. И все же в тоне ее голоса, в улыбке было нечто такое, благодаря чему он понял, что ему не следует выдавать себя за молодого завсегдатая клубов.
С площади Бастилии доносились звуки праздничного шествия. Они стояли у раскрытого окна, обволакиваемые ночной прохладой, и Мегрэ было все сложнее сохранять оптимизм.
– Понимаешь, если у меня все получится, я почти наверняка попаду на набережную Орфевр. А уж там…
О чем еще он мог мечтать? Войти в состав сыскной полиции, быть может, даже в знаменитую "бригаду шефа", как тогда называли бригаду, занимающуюся расследованием убийств!
Для этого нужно было удачно провести следствие, то есть, не привлекая к себе внимания, раскрыть самые сокровенные тайны богатого особняка на улице Шапталь.
Спал он беспокойно и, проснувшись в шесть утра, вновь с иронией подумал о злополучных инструкциях.
"Кепка, шарф и поношенный пиджак, как показывает практика, представляют собой очень эффективную маскировку".
На этот раз, когда он разглядывал себя в зеркало, мадам Мегрэ не смеялась. Она произнесла с ноткой нежности в голосе:
– В следующем месяце тебе следует купить новый костюм.
Это было сказано словно невзначай, мимоходом, но свидетельствовало о том, что его старый пиджак был не намного потрепаннее, чем то, что они называли его выходным костюмом. Иными словами, ему необязательно было маскироваться.
Поэтому он пристегнул воротник, повязал галстук и надел шляпу-котелок.
Погода по-прежнему была прекрасной, словно по заказу для высокого гостя, которому предстояла поездка в Версаль. Сотни тысяч парижан уже направились туда, и вечером парки королевской резиденции будут усеяны грязными обертками и пустыми бутылками.
Жюстен Минар отправился на поезде в Конфлан, где должен был встретиться с Жермен, горничной дома Жандро.
– Если только мне удастся ее разыскать, – сказал он со своей обезоруживающей мягкостью, – я уверен, что она расскажет мне все, что знает. Не знаю почему, но люди всегда раскрываются передо мной.
Около семи утра Мегрэ появился на улице Шапталь и лишний раз порадовался, что не надел кепку и шарф, поскольку первым, кого он встретил, был полицейский из того же комиссариата, окликнувший его по имени.
На некоторых улицах легко спрятаться в толпе, в магазинчиках или кафе, но улица Шапталь к таковым не относилась: она была короткой и широкой, без магазинов, а потому совершенно безлюдной.
Все окна особняка Жандро-Бальтазаров были зашторены, как, впрочем, и большинство других окон улицы. Мегрэ постоял сначала на одном углу, затем на другом, чувствуя себя в высшей степени неуютно, и когда первая служанка вышла из какого-то дома, чтобы отправиться за молоком на улицу Фонтен, ему показалось, что она подозрительно взглянула на него и ускорила шаг.
Наступило самое плохое время дня. Несмотря на солнце, воздух еще хранил прохладу ночи, а Мегрэ не надел пальто, поскольку день обещал быть жарким. Тротуары были абсолютно пустынны. Табачная лавка на углу открылась только в половине восьмого, и Мегрэ зашел туда выпить кофе, который оказался таким плохим, что вызвал тяжесть в желудке.
Вышла другая служанка с банкой для молока, потом еще одна. Казалось, они только что поднялись с постели и даже не успели умыться. Потом кое-где начали подниматься жалюзи, в окнах появлялись женщины в папильотках, бросавшие взгляд на улицу и с неизменным подозрением смотревшие на Мегрэ. В особняке Жандро не наблюдалось никакого движения. Лишь в четверть девятого шофер в черном облегающем костюме подошел со стороны улицы Нотр-Дам-де-Лорет и позвонил в дверь.
К счастью, только что открылся "Старый Кальвадос" – единственное заведение на улице, где можно было укрыться, и располагалось оно на углу улицы Эннер, не совсем напротив особняка Жандро. Мегрэ едва успел перешагнуть порог.
Луи в полосатом жилете открыл ворота и обменялся с шофером несколькими фразами. Судя по всему, ворота оставляли открытыми в течение всего дня. За ними виднелся залитый солнцем двор, немного зелени, гараж и слышался стук копыт, свидетельствующий о наличии конюшни.
– Хотите перекусить?
Тучный краснолицый мужчина безмятежно смотрел своими маленькими глазками на вздрогнувшего от неожиданности Мегрэ.
– Могу предложить несколько ломтиков колбасы с сидром. Лучший способ заморить червячка!
Вот так начался этот день, похожий на те, какие Мегрэ не раз придется пережить за свою карьеру, но тогда его не покидало ощущение, что все это ему только снится.
Место само по себе уже было необычным. На этой улице, где располагались богатые особняки, "Старый Кальвадос" походил на деревенский трактир, о котором просто забыли, когда Париж начал расширяться в эту сторону. Само здание было низким и тесным. Спустившись на ступеньку, посетители попадали в довольно темную прохладную комнату, где тускло поблескивала оловянная стойка со стоявшими на ней, казалось, с незапамятных времен рядами бутылок.
Запах также был особенным. Возможно, он шел из люка в полу, ведущего в погреб.
Пахло чем-то острым, сидром и кальвадосом, старыми бочками, плесенью – и все это смешивалось с ароматами, доносившимися с кухни. В глубине комнаты располагалась витая лестница, ведущая на верхний полуэтаж, и вся обстановка напоминала театральные декорации, а хозяин, круглый, на коротких ножках, с упрямым лицом и маленькими блестящими глазками, ходил взад-вперед, словно актер по сцене.
Разве Мегрэ мог отказаться от того, что ему предлагали? Он никогда еще не пил сидр во время завтрака. Это был его первый опыт, и, вопреки его опасениям, в груди разлилось приятное тепло.
– У меня здесь назначена встреча, – почему-то посчитал нужным сообщить он.
– Да мне-то что! – ответил хозяин и с таким видом пожал своими толстыми плечами, словно хотел сказать: "Я знаю, что это неправда!"
И в его взгляде сквозила такая насмешка, что Мегрэ стало не по себе.
Хозяин тоже завтракал, устроившись прямо за стойкой, поглощая толстые куски колбасы и за четверть часа осушив целый кувшин сидра, который он налил из бочки в погребе.
У Жандро во дворе иногда мелькал шофер, который снял пиджак и мыл из шланга автомобиль, передние колеса которого видел Мегрэ. Но это был не "Дион-Бутон", а черный лимузин с большими медными фарами.
Прохожие по-прежнему встречались редко, лишь несколько служащих направлялись к метро, а служанки и домашние хозяйки торопились к магазинам на улице Фонтен.
Никто не заходил в "Старый Кальвадос"; вскоре на винтовой лестнице появилась невероятно полная женщина в красных тапках и молча скрылась на кухне.
"Полицейские, ведущие наблюдение, больше себе не принадлежат: все их действия определяются поступками субъекта, за которым ведется наблюдение".
На втором этаже особняка раздвинулись шторы. Это была комната Ришара Жандро. Часы показывали девять утра. Хозяин "Старого Кальвадоса" медленно передвигался по комнате с тряпкой в руке, и создавалось впечатление, что он намеренно не заговаривает с единственным посетителем.
– Похоже, меня заставляют ждать, – произнес Мегрэ, стараясь выглядеть как можно более непринужденно.
Это был скорее не бар, а ресторан для постоянных клиентов. На столах лежали скатерти в мелкую красную клетку, под цвет занавесок. Запахи еды проникали через дверь в глубине комнаты, и было слышно, как очищенные картофелины плюхаются друг за другом в ведро с водой.
Почему хозяин и его жена не разговаривали друг с другом? С тех пор как женщина спустилась, они оба – а точнее, все трое – словно разыгрывали какую-то странную пантомиму.
Хозяин вытирал стаканы, бутылки, начищал до блеска стойку, потом задумчиво остановился перед несколькими глиняными кувшинами. Выбрав наконец один из них, он молча наполнил два бокала и показал на часы, висевшие на стене рядом с рекламным календарем, сказав при этом:
– Самое время.
Его маленькие глазки следили за реакцией Мегрэ, пока тот пил его кальвадос; затем он прищелкнул языком и снова взял в руку тряпку, которую цеплял к подтяжкам, когда она была ему не нужна.
В половине десятого шофер Жандро надел свой пиджак, после чего послышался шум заведенного мотора. Автомобиль припарковался возле входной двери, несколько минут спустя в него сел Ришар Жандро в сером костюме с гвоздикой в петлице.
Интересно, хозяин ресторана был обычным простаком? Или, напротив, он давно обо всем догадался? Хозяин посмотрел на проезжающий мимо автомобиль, затем на Мегрэ, слегка вздохнул и продолжил свою работу.
Без пятнадцати десять он снова прошел за свою стойку, выбрал другой кувшин, ни слова не говоря, наполнил две рюмки и придвинул одну из них Мегрэ.
Лишь гораздо позже, к исходу дня, Мегрэ поймет, что у хозяина это было нечто вроде ритуала или мании. Каждые полчаса перед ним оказывалась рюмочка кальвадоса, что вполне объясняло красный цвет лица мужчины и его слезящиеся глаза.
– Благодарю вас, но…
Ну и ладно! Отказаться было невозможно. Во взгляде, устремленном на него, была такая непреклонность, что он счел за лучшее проглотить спиртное, которое уже начало на него действовать.
В десять часов Мегрэ спросил:
– У вас есть телефон?
– Наверху, напротив туалета.
Мегрэ поднялся по винтовой лестнице и увидел маленькую комнату, где стояло всего четыре стола с клетчатой скатертью. Потолок был очень низким. Окна начинались прямо от пола.
Магазин "Бальтазар"… Авеню Оперы… Склады… Набережная Вальми… Дирекция… Улица Обер…
Он позвонил на улицу Обер.
– Я хотел бы поговорить с месье Ришаром Жандро.
– Кто его спрашивает?
– Скажите, что это Луи.
Почти сразу же на том конце провода раздался голос Жандро:
– Алло! Луи?
Голос был встревоженным. Мегрэ повесил трубку. В окно он видел дворецкого в полосатом жилете, который вышел на тротуар и безмятежно курил сигарету. Пробыл он там недолго. Должно быть, услышал телефонный звонок.
Похоже, ему звонил обеспокоенный хозяин.
Что ж! Значит, Ришар Жандро находился у себя в конторе, где он, должно быть, проводит большую часть времени. Луи не возвращался, но ворота были по-прежнему открыты.
В окне третьего этажа, где только что раздвинули шторы, показалось совсем юное лицо. Это была Мари, маленькая востроносая служанка с тощей шеей, как у ощипанной птички, и растрепанными волосами, на которых красовался кружевной чепец. На ней было черное платье и передник горничной, какие Мегрэ видел только в театре.