- Всем мерещатся заговоры. А ловить шпионов никто не умеет. Государь распорядился создать в каждой армии Высшую воинскую полицию. Но из этого ничего не вышло. Работает лишь Высшая воинская полиция Первой Западной армии во главе с де Сангленом. Но что это за работа, если штаб полиции находится здесь, а не при Главной квартире? Лучше всех устроился Барклай. - Федор Васильевич невесело усмехнулся. - Он попросту всех подозреваемых отсылает ко мне. Они приезжают с секретными донесениями в качестве курьеров, а в письмах от Барклая содержатся просьбы задержать их в Москве и по возможности проверить.
Я застыл с чашечкой кофия. Выходит, в окружении генерал-губернатора полным-полно шпионов.
- И много у вас таких… подозреваемых?
- Полковник Влодек Михаил Федорович, майор барон фон Леверштерн, Браницкий с Потоцким, Любомирский, - перечислил граф Ростопчин.
- Вы не могли бы уточнить, в каких числах прибыл каждый из них? - попросил я.
- Первым был князь Любомирский. Его я переправил в Петербург. А подозрение на него пало после сражения при Молевом болоте двадцать седьмого июля…
- Двадцать седьмого июля, - повторил я. - Отпадает! Значит, к моему делу они отношения не имеют.
- Отчего же ты так решил? - спросил генерал-губернатор.
- Донесение Роберта Вилсона появилось намного раньше. И касалось оно шпиона, уже тогда собиравшего сведения в Москве, - объяснил я.
- Я вот думаю, а не скрывается ли этот твой шпион в московском почтамте?
- Вы имеете в виду дело Верещагина? - спросил я. - О нем наслышаны даже в Петербурге.
Федор Васильевич уловил скептические нотки в моем голосе и серьезным тоном ответил:
- Да, я имею в виду дело Михайлы Верещагина.
Голос графа прозвучал с некоторым вызовом. Я вспомнил де Санглена, одержимого страстью изловить какую-то блудливую графиню, а теперь еще и генерал-губернатор с навязчивой идеей о шпионе в лице несчастного купеческого недоросля.
- Федор Васильевич, я не имею представления об этом деле. Знаю лишь, что в Петербурге к нему относятся с большим сомнением… - промолвил я осторожно
- А я думаю, напрасно! - Голос его прозвучал резко.
- Говорят, попался какой-то молодой глупец, вся вина которого лишь в том, что он из ребячества переписал запрещенную газетенку и хвастался этим в кофейне.
- И все? - с возмущением спросил генерал-губернатор.
Я только руками развел в ответ. Федор Васильевич вздохнул, опустошил единым глотком кофейную чашечку и, смягчившись, сказал:
- Вижу, ты многого не знаешь. Тогда послушай меня. Михайла Верещагин конечно же недоросль, переписал запрещенную газетенку, похвастался товарищам, делов-то. Не был бы купеческим сыном - кнута ему! А раз купеческий сын - отдать родителям, отцу наказать, чтобы ремня ему всыпал! Уж отец-то его Николай Гаврилович постарался бы, тут будь уверен.
- Выходит, дело не в нем? - спросил я.
- Дело не в нем - дело в почт-директоре Ключареве, - ответил граф Ростопчин. - Его поведение представляется крайне подозрительным. Вот послушай. Я отправил на почтамт полицеймейстера Егора Александровича Дурасова вместе с этим Верещагиным. Сперва его, полицеймейстера, не впускает какой-то надворный советник Дружинин, экзекутор почтамта. Затем Дурасов добился того, чтобы навстречу к нему вышел сам почт-директор Ключарев. Тот забрал Верещагина у полицеймейстера и несколько минут беседовал с арестованным с глазу на глаз! Вопрос: о чем они говорили? Чего так испугался почт-директор?!
Я молчал, ожидая, что Федор Васильевич выскажет собственные предположения.
- Знаю, что говорят в Петербурге, - продолжил он. - Дескать, граф Ростопчин ненавидит Федора Петровича за то, что тот масон. Да, он масон и, между прочим, не простой масон, а мастер ложи "Святого Моисея", член ложи "К мертвой голове", один из членов директории восьмой провинции! И такого человека держат на посту почт- директора!
Я вздохнул, развел руками и произнес:
- Но ведь и князь Кутузов - масон…
- Однако я настаивал на том, что именно он должен встать во главе русской армии! - подхватил граф Ростопчин.
- А Ключарев…
- А вот теперь послушай, - перебил меня граф. - Ты знаешь, что делают французы, когда занимают города? - Не дожидаясь ответа, он продолжил: - В покоренный город входит авангард Иоахима Мюрата. И первое, что делает кавалерия Мюрата… - граф Ростопчин выдержал театральную паузу. - …она захватывает почту. Почту! А затем французская разведка - сплошь поляки, знающие французский и русский - изучает письма!
Я шумно выдохнул. Федор Васильевич, довольный произведенным эффектом, немного помолчав, сказал:
- А теперь я тебя еще раз спрашиваю: чего так испугался почт-директор? А? Может, у них там в порядке вещей - переписывать корреспонденцию. А мы удивляемся, отчего так долго письма идут. А они держат, пока с нужных писем копии не снимут. И вдруг нашелся студент-недоучка - еще и гамбургскую газетенку по ошибке переписал. Ну, получил по шапке от своего начальства за то, что время впустую потратил, а ему потраченного труда жалко стало, вот он и пошел по кофейням хвастаться.
И тут меня осенило. А что, если слова о "жене Цезаря" и впрямь нарочно сказаны были, чтобы бросить тень на самого московского генерал-губернатора и отвлечь внимание и силы от противника, к которому он подступил слишком близко!
Но, с другой стороны, агенты Роберта Вилсона даже отъехать далеко не смогли - их убили. А тех, кто добрался до Санкт-Петербурга, убийцы достали и там. Вряд ли для того, чтобы распространить слухи о супруге Ростопчина.
- Федор Васильевич, но вы же произвели обыск в почтамте, - сказал я.
- Нет, к сожалению, нет. Из Санкт-Петербурга разрешения так и не поступило, - с досадой ответил он.
- А мне государь император ничего не сказал о границах моих полномочий, и я бы завтра же утром нагрянул в московский почтамт.
Граф Ростопчин взглянул на меня с одобрением.
- Но одному справиться будет нелегко, - промолвил я.
- Я дам тебе помощников. Завтра утром приходи ко мне на Лубянку.
- Во сколько вы начинаете?
- В восемь?! - Я вытащил луковицу часов: был второй час ночи. - Но когда же вы спите?
- По пути отсюда и отосплюсь, - улыбнулся граф Ростопчин.
Глава 9
К восьми утра я прибыл на Лубянку. Генерал-губернатор уже проводил совещание с полицейскими чинами.
- Познакомьтесь с графом Воленским, - сказал Федор Васильевич и представил мне присутствующих. - Первый полицеймейстер генерал Воейков, полицейские чиновники Волков и Вороненко Петр Иванович…
- Похоже, в московскую полицию на службу брали из списков только на букву "В", - сказал я вполголоса генерал- губернатору.
Федор Васильевич взглянул на четвертого господина, улыбнулся мне и ответил:
- Не только. Вот познакомься - второй полицеймейстер полковник Дурасов Егор Александрович, третий полицеймейстер полковник Брокер Адам Фомич и полицеймейстер генерал-майор Ивашкин Петр Алексеевич.
- Честь имею, - кивнул я.
Дурасову на вид было лет тридцать, это его упоминал накануне граф Ростопчин, когда рассказывал, как полицеймейстера не пустили на почтамт. Федор Васильевич обратил мое внимание на другого господина.
- Адам Фомич раньше работал на почтамте. Его помощь при обыске будет незаменима. Если они там снимают копии и готовят их для передачи французам, Адам Фомич быстро это обнаружит.
- Превосходно! - Я ответил ему благодарным взглядом.
- И еще, - продолжил граф Ростопчин, - я подписал приказ об аресте Федора Петровича Ключарева.
От удивления я вскинул брови.
- Я подумал, что генерал-губернатору не пристало прятаться за твою спину, - вполголоса пояснил мне Федор Васильевич и добавил: - Этим займутся Петр Алексеевич и Волков. Арестуете Ключарева и отправите со всей семьей в Воронеж.
Три экипажа проехали до Мясницких ворот. Каменное ограждение почтамта напоминало крепостную фортификацию. Кажется, светлейший князь Александр Данилович Меншиков начинал строительство здесь одновременно с Кронштадской крепостью и не мог отделаться от мысли, что придется обороняться от шведов.
Ворота выходили на Чистые пруды. Все три экипажа беспрепятственно въехали во двор. Внутри обнаружилась дюжина почтовых кибиток. Одни разгружались, к другим, наоборот, рабочие вереницей подносили свертки, а почтари принимали и укладывали их.
Полковник Брокер повел нас к центральному зданию. Вход преградил какой-то чиновник с пышными бакенбардами и крайне надменной физиономией. Нисколько не смутившись присутствием полицеймейстеров, он поучительным тоном объявил:
- Вы не имеете права переступать порог почтамта без разрешения директора. А почт-директора назначает его императорское величество, а не генерал-губернатор.
Мы вежливо выслушали чиновника, я сделал шаг вперед и сказал:
- Позвольте, милостивый государь, я покажу вам разрешение.
Я сделал вид, что намереваюсь добыть из-под сюртука бумагу. Чиновник равнодушно наблюдал за моими действиями. Я вытащил пустую руку - он хмыкнул. Я двинул ему кулаком в зубы, и он бесформенным кулем свалился на пороге.
- Прошу вас, господа, - пригласил я полицеймейстеров внутрь.
Мои действия придали уверенности и остальным. Они ринулись вперед, распугав почтовых служащих одним только топотом.
Полковник Брокер проводил меня к кабинету почт- директора. Я отшвырнул в сторону секретаря и вошел внутрь. Шестидесятилетний старик поднялся мне навстречу. На лице его отразилось изумление. Заметив за моей спиной полковника Брокера, он побагровел от гнева.
-Займитесь обыском, - шепнул я Адаму Фомичу, - а я побеседую с почт-директором.
Я прикрыл дверь и остался тет-а-тет с действительным тайным советником господином Ключаревым.
- Кто вы такой? - смерил он меня возмущенным взглядом.
- Действительный статский советник граф Воленский. Имею особое поручение его императорского величества.
-Покажите бумаги, - потребовал господин Ключарев.
-Их изучает ваш сотрудник на входе. Такой, с пышными бакенбардами, - сказал я. - А я пока хотел бы побеседовать с вами о ваших сношениях с иностранцами, с французами в особенности.
-Не скажу ничего, пока не увижу рескрипт его величества! - Федор Петрович произнес эти слова с непоколебимой решительностью.
Губы его сомкнулись напряженной линией, ноздри раздувались от сдерживаемого гнева, однако же глаза беспокойно бегали.
- Он вам не понравится! - сказал я, решительно подошел к столу и подался вперед так, что Федор Петрович плюхнулся в кресло.
-Что вы? Что?! - вскрикнул он и застыл с разинутым ртом, с безвольно повисшим подбородком.
- Я должен знать, что говорилось о базе в Тарасовке?! - повышенным тоном произнес я.
-О какой базе? О чем вы? - он смотрел на меня как на умалишенного.
- Мне приказано сформировать группу, чтобы убить императора французов, - произнес я сквозь зубы.
-Но я! При чем здесь я?! Я впервые слышу об этом! - вскрикнул господин Ключарев.
- Что значит - впервые?! - прогремел я. - А что же мы, по-вашему, тут делаем?
-Я не знаю, - пролепетал почт-директор. - Я думал, это происки Брокера!
-При чем здесь Брокер? - спросил я, чуточку смягчившись.
- Я думал, вы пришли по приказу генерал-губернатора, - промолвил господин Ключарев, и в его голосе прозвучала надежда на то, что ему удастся объясниться. - А графа Ростопчина науськивает полковник Брокер.
-Зачем Брокеру науськивать генерал-губернатора? Какой ему в этом толк?
- Отвратительный он человек, - понизив голос, промолвил почт-директор. - Он служил когда-то здесь на почтамте, был нечист на руку и попался на контрабанде. Ему удалось выкрутиться, дело ограничилось отставкой. А теперь он нашел покровителя в лице самого генерал-губерна- тора и решил отомстить!
Я прошелся взад-вперед по кабинету. Господин Ключарев выпрямился и несколько поерзал в кресле, принимая приличествующую его сану позу.
- Генерал-губернатор, признаться, с подозрением относится к вашей деятельности, - произнес я с небольшим оттенком сомнения. - Особенно после этой истории… с купеческим сыном. Как там бишь его?! С Верещагиным?
- Господи! - выдохнул почт-директор. - Да какое же это дело?! Глупый недоросль похвастался газетенкой…
-Но вы как-то очень деятельно вступились за него, - сказал я.
-Помилуйте! Ну мальчишка же! Что ж ему, из-за глупости жизнь калечить?! И потом, поймите отцовские чувства! У вас есть дети?
Я повернулся и посмотрел на него в упор. Хотелось выкрикнуть в лицо этому, годившемуся мне в отцы, господину: "Есть у меня дети, есть! две маленькие дочки! два ангела! которые останутся здесь, в Москве, когда ты поедешь в Воронеж, в безопасное место!"
Он стушевался под моим взглядом и пролепетал:
- Я испугался… я испугался, что Верещагин впутает в это дело моего сына…
-Послушайте, - резко произнес я, - будет лучше, если вы расскажете о своих сношениях с французами и вообще с иностранцами.
Господин Ключарев поднял на меня умоляющие глаза и развел руками:
-Я даже не знаю, что и сказать. По долгу службы через мои руки проходит множество корреспонденции, в том числе и иностранной. Среди моих знакомых и друзей есть таковые. Но поверьте, в наших отношениях нет ничего предосудительного…
Я всматривался в его глаза. Пару минут назад он казался мне вполне искренним человеком. Но теперь я подумал, что отцовские чувства, беспокойство за семью вполне могли вдохновить его на роль невинного агнца.
Приоткрылась дверь, и заглянул полковник Брокер. Вид он имел сильно разочарованный. За спиною его маячили генерал-майор Ивашкин и Волков. Я приблизился к ним вплотную, и Адам Фомич шепнул:
- Обыск ничего не дал. Никаких следов подозрительной деятельности на почтамте не обнаружено.
Я окинул полковника взглядом. Только что почт-директор обвинял полицеймейстера Брокера в предвзятости. Но если б Адам Фомич действовал из мести, мог бы и подбросить что-нибудь, что сошло бы за улики преступления.
-Это не отменяет приказа генерал-губернатора, - сказал я.
- Какого приказа? - взволнованным голосом спросил господин Ключарев, уловивший мои слова.
Не ответив, я вышел и услышал за спиною голос полицеймейстера Ивашкина:
-Вы арестованы и будете сосланы с семьей в Воронеж.
Вместе с Адамом Фомичем мы вышли на улицу. Чиновник, которому давеча я дал по зубам, сидел на крыльце. Увидев нас, он отодвинулся на самый край ступеньки и уткнулся лицом в пропитанный кровью платок.
-Почт-директор либо ни в чем не виновен, либо успел предпринять меры и обвел нас вокруг пальца, - сказал полковник Брокер.
Господина Ключарева вывели на улицу, он перекрестился на Меншикову башню, обвел окружавших его офицеров обреченным взглядом, уставился на меня и произнес:
-Рескрипт его величества вы так и не предъявили.
Я схватил за шиворот чиновника с разбитой физиономией, заставил его приподняться и сказал:
-Вот мое разрешение. Не нравится - напишите жалобу его величеству! Из Воронежа!
Почт-директор отвернулся и сел в коляску.
-Шпион он или нет? - негромко промолвил я. - Извините за каламбур, но если Ключарев играл ключевую роль в агентской сети, кто-то из агентов должен будет установить сношения с ним. Так что нужно вести за бывшим теперь уже почт-директором наблюдение. А если он чист, - я вздохнул, глядя на скорбную фигуру арестованного, - что ж, принесем ему искренние извинения. После войны.
Адам Фомич только саркастически хмыкнул.
- Но совсем плохо, если он ожидал подобного поворота и успел подготовить себе замену, - рассуждал я. - Тогда зловредная деятельность продолжится и без его участия. А мы, выходит, только удружили ему, послав на покой в безопасное место.
Глава10
Перед обедом у графа Ростопчина я заехал домой.
-Тут к тебе посетитель пришел, - сообщил Сергей Михайлович. - Вот только что проводили его в гостиную с камином.
-Кто таков? - удивился я.
- Где-то я его видел. - Мартемьяныч почесал затылок. - Коллежский советник Мохов, так он представился.
- Что за Мохов? - пробормотал я и спросил: - А дети где?
-В саду, - ответил тесть.
-Ладно, пусть этот Мохов обождет, - сказал я и прошел на задний двор.
Я заметил в кресле под ясенем прелестную фигурку. Солнце струилось через листву, и Жаклин держала на свету книгу, стараясь сама оставаться в тени. Однако неверный ясень дрожал от легчайших дуновений, и солнечные лучи приплясывали на ее макушке.
Аннетт и Катрин играли, предоставленные сами себе.
На веранде столярничал Федька. Он снял старые перила, и открытые балясины выглядели клыками дикого зверя.
- Что это ты затеял? - спросил я.
- Барин, Сергей Михайлович, велели-с перила обновить, - объяснил мужик.
"Что их обновлять, когда через пару недель весь дом сжечь придется?" - с грустью подумал я, а вслух сказал:
-Ладно, старайся. Смотри только, девочек не пускай на веранду: не ровен час, о твои балясины поранятся.
-Как можно, барин, - отозвался мужик.
Аннетт и Катрин потребовали играть в догонялки, мы немного побегали по двору. Жаклин, щурясь от солнца, следила за нами. На губах ее играла счастливая улыбка.
-Будешь обедать с нами? - спросила она, впрочем, без надежды в голосе.
- Увы, генерал-губернатор ждет, - ответил я.
Жаклин опустила книгу на колени, в ее глазах появился упрек.
-Знаешь, говорят, память похожа на сарай, в котором хранится много лишнего, - промолвила она.
- Жаклин, - вздохнул я.
- Жаклин, - с вызовом повторила она.
Я хотел было попрекнуть ее за ревность, для которой не существовало ни малейшего повода. Но вспомнил о грядущих событиях, о том, что вскоре помимо нашей воли придется избавиться от многих вещей, и сказал:
- Потерпи чуть-чуть, скоро, совсем скоро я решу, куда деть этот хлам.
-Хорошо, - ответила Жаклин с сожалением и перевела разговор на другую тему: - Там к тебе еще какой-то невнятный субъект пришел.
-Невнятный? - удивился я.
- Вид у него такой, словно он сам не знает, чего ему нужно. По-моему, если ты чуть-чуть подождешь, он передумает и уйдет.
Во двор вышел Сергей Михайлович. Он потрепал за волосы Катрин, добродушно кивнул на сарай с высокой крышей и так, чтобы не слышала Жаклин, сказал:
-Твое сокровище уж десять лет здесь хранится, место занимает…
- Мартемьяныч! И тебя Жаклин накрутила! - вполголоса ответил я. - Столько терпели - теперь немного осталось.