Священник расхохотался. Он знал, что разуверять эту публику бессмысленно – все равно не поверят, что работа священника вовсе не так легка. И поэтому он просто похлопал Марину по плечу и повел бомжей за собой назад, в сквер, где их должен был дожидаться мулла.
Но когда они вернулись в сквер, Исмаил совершал намаз. Петя и Марина присели рядом со священником на скамью чуть поодаль и, поглядывая искоса на непривычные манипуляции ушедшего глубоко внутрь себя мусульманина, принялись вполголоса обсуждать сегодняшние провалы и успехи.
– А я тебе говорила, нечего к универсаму соваться. Эти козлы все себе забирают. И участковый там – зверь настоящий. Вот и нарвались…
– Если бы ты меня слушала, – не соглашался Петя, – ничего бы и не случилось.
Когда Исмаил закончил, все трое поднялись. Петя сказал:
– Пошли с нами. Мы с Маринкой отличное место нашли. И сухо, и тепло, и публика приличная живет – не шумит, не ругается и в ментовку не стучит.
* * *
Убежище оказалось большим, действительно сухим и действительно теплым подвалом хрущевской панельки. Где-то далеко хлопали подъездные двери, бегала по лестницам детвора, но здесь, в темной, пронизанной обнаженными кишками водопроводных и отопительных труб утробе дома было уютно и спокойно. Только немного темновато.
– А неплохо вы устроились, – одобрительно покачал головой отец Василий.
– Мы вот картонных ящиков из-под холодильников натаскали. Лежишь, как на диване, гладко, чисто, сухо. И кран здесь есть, даже помыться можно. Петя, приготовь гостям постели, а я пока ужин на стол подам, – сказала Марина.
Священник и мулла переглянулись. Постель и ужин – это круто!
Марина открыла торчащий из трубы кран, демонстративно тщательно помыла руки, потом достала из-за трубы небольшой картонный ящик и вытащила аккуратно упакованные в целлофан две буханки хлеба.
– Вы только не подумайте, это не из контейнера хлебушек. Петя у нас вкуса плесени не переносит, поэтому докупать приходится…
– А вот на этом вы будете спать, – принес целую кипу длинных сложенных картонных ящиков Петя.
– Вы уж простите меня, батюшка, за деньги… – внезапно попросила Марина. – Я как увидела, что столько денег в одном месте лежит, будто разум потеряла. И вернуть их вам уже не смогу – отняли у меня ваши деньги.
– Ладно. Бог, я думаю, простит.
* * *
Они легко перекусили и улеглись на гофрокартон. Марина и Петя заснули быстро и легко, а отец Василий и Исмаил все ворочались на скользкой бумажной поверхности и пытались не думать о будущем.
– Нет, это не жизнь, – вздохнул Исмаил. – Уж пусть меня лучше убьют, чем вот так вот по подвалам от всякой шушеры прятаться.
– Знаешь, Исмаил, я давно уже готов предстать перед всевышним. А с тех пор, как понял, что за все придется ответить, так и вовсе смерти бояться перестал. Меня лично, – он подчеркнул это "лично", – меня лично смерть не пугает и не отвращает. Пугает другое: не успеть и не сделать то, что должен сделать. Пугает не успеть понять что-то важное, что-то такое, что обязательно сделает нашу жизнь более светлой, более осмысленной, а значит, и более доброй.
– Мужики, давайте спать! – заворочалась во сне Марина. – Сколько можно?
* * *
Раздался непонятный треск, и отец Василий открыл и снова закрыл глаза – от яркого света стало невыносимо больно.
– Лежи не дергайся! – жестко предупредили его и, ткнув концом дубинки в лицо, стремительно перевернули спиной вверх, завернули руки за спину и защелкнули на запястьях браслеты.
– Мой готов, – сказали сбоку.
– У меня тоже, – откликнулся тот, что держал отца Василия. – Та-ак… господа бомжи, всем на выход. Поднимайся, жирный, поднимайся! Я тебя на горбу тащить не буду! Смотри, какое брюхо на помоях отъел!
Отец Василий хотел сказать, что он не бомж и что если они хотят, то за документами можно съездить прямо сейчас, но вдруг испугался. Он понял, что как только менты поймут, что задержали в подвале местного священника, они обязательно разболтают об этом каждому встречному и поперечному. А это означает, что не пройдет и нескольких часов, и он обязательно окажется в чьих-нибудь руках – или у Макса, или у Купона.
Устроившие облаву менты ему лично были незнакомы. Значит, в лицо скорее всего не опознают. Документов при себе у него тоже нет. Значит, повезут в область, в приемник-распределитель. Такова служебная технология.
"Да это ж прекрасно! – осознал вдруг священник. – Можно за государственный счет в ментовской машине в область прокатиться и при этом совершенно не рисковать попасть в руки какого-нибудь Купона или Макса. Они-то все будут нас здесь искать, в Усть-Кудеяре! А мы там всплывем! И сразу в областное УВД или даже в Управление ФСБ! Никто и понять ничего не успеет, как я во все инстанции жалобы накатаю! Точно. Так и сделаю".
– Давай шевели костылями! – пребольно ткнули его дубинкой в поясницу. – Если схлопотать не хочешь!
– Мишаня, – шепнул мулла. – Что делать будем?
– Все нормально, Исмаил, – на ходу повернулся к мулле священник. – У тебя документы с собой?
– Не-ет.
– Значит, и тебя в область повезут. Это классно.
– Чего ж тут хорошего? Я лично в область не собираюсь. У меня намаз через пару часов.
– Если мы все правильно сделаем, там до нас ни Купон, ни даже Макс не дотянется! Просек?
До муллы, кажется, начало доходить.
– А что мы должны сделать?
– Главное, не рыпаться, но и правды не говорить. Тогда точно в область отправят, а там и пальчики снимут, и фотографию бесплатную сделают.
– Шире шаг, граждане бичи! Не задерживай! – крикнули сбоку.
– Если только у Макса своих людей в ментовке нет, – вздохнул мулла.
– А даже если и есть? В бумаги нас внесут, а тех, кто по документам в ментовке прошел, достать куда труднее! Ментовка – это тебе не подвал. Сообразил?
Их вывели во двор, подбадривая тычками дубинок, провели к спецмашине и только здесь отца Василия освободили от наручников. Он огляделся и понял, что браслетики надевали только на него и на Исмаила, наверное, потому, что посчитали потенциально опасными.
– Первый поше-ол! – негромко скомандовали сбоку.
Исмаил поднялся по ступенькам и исчез в металлическом чреве машины.
– Второй поше-ол!
Теперь в машину полезла Марина.
– Третий поше-ол!..
* * *
Кроме них, в машине сидели и стояли еще человек десять. И все бомжи.
– Слышь, братан, – обратился священник к соседу с изрядно помятым и пропитым лицом. – Не знаешь, куда везут?
– А ты что, впервые замужем? – усмехнулся сосед. – В ментовку. Куда еще?
– А что потом?
– А паспорт у тебя с собой?
– Нет, – честно признался священник.
– Тогда дальше отправят, в область.
Отец Василий удовлетворенно крякнул. Он был рад, что не ошибся. Теперь его занимало только одно – лишь бы не встретить в этой милицейской смене никого из знакомых. Священник искоса глянул на Исмаила и улыбнулся. Мулла определенно чувствовал себя не в своей тарелке. Бедолага никогда не служил в органах правопорядка, не пил водки, он и русским-то не был… а потому отнестись к происходящему так же легко, как и отец Василий, не мог.
– Расслабься, Исмаилушка, – хлопнул товарища по коленке священник. – Все идет как надо. Обещаю тебе, что не пройдет и пяти часов, как ты будешь строчить очередную жалобу непосредственно начальнику областной ФСБ и вообще будешь чувствовать себя как огурчик.
Отец Василий наклонился к Петру.
– Петя, если что, говори, что мы вместе с тобой на фермера работали, а потом в город подались. А что, да как, да откуда, ты, мол, и не знаешь. Лады?
Машину трясло и кидало на разбитой райцентровской дороге, отчего бомжи валились и хватались друг за дружку, но ни жалоб, ни возмущения это не вызывало – обычное дело, попались так попались, чего уж теперь возмущаться. И как только тряска прекратилась, машина притормозила, затем снова тронулась с места, а потом загремели металлические ворота на улице, заскрежетали замки, и в светлом проеме отворившейся двери показалось розовощекое лицо молодого милиционера.
– По одному на выход!
Все шло как по писаному. Бичей быстро рассортировали по наличию документов, разделили на две неравных группы, и отец Василий с удивлением отметил, что беспаспортных оказалось всего-то ничего – шесть человек: они с муллой, Петька с Маринкой да еще двое нестарых мужиков. Их разделили, и Маринку отправили в женскую камеру, а спустя еще пару часов, уже на рассвете, всех шестерых повезли в область.
* * *
– Что, Марина, сбежала от своего благодетеля? – весело поинтересовался сидящий в окружении более молодых милиционеров седой как лунь капитан из областного приемника-распределителя.
– И что? – с вызовом спросила Марина.
– Как что? – усмехнулся капитан. – Убытки у Тимофеича теперь. Вот и делай людям добро после такого свинства.
– Это когда ты мне добро сделал? Когда Тимофеичу продал? – враждебно поинтересовалась Марина. – Так это ваши дела. Я тебе ничего не должна.
– Не свисти, Маринка. Все ж не объедками из контейнеров у него питалась, да и работа нормальная, на свежем воздухе.
– В жопу себе засунь эту работу! – огрызнулась Марина. – Я человек вольный, у меня бабка цыганкой была.
Менты захохотали.
– Ты дура, Маринка, – продолжил капитан. – И сама без царя в голове, и Петьку на бродяжничество подбила. А чего ради? Чтобы снова грязью по уши зарасти да всякую заразу из контейнеров жрать?
Священник стоял вместе с остальными в сторонке и задумчиво выскребал из бороды присохшую муку.
– А это что за башибузук?! – внезапно посмотрел в сторону Исмаила капитан. – Кто такой? Что-то я раньше тебя в наших краях не видел. И рожа, как я посмотрю, сытая, почти чистая.
– Безработный я, – выдавил мулла. – Временно.
К уху капитана наклонился молодой сержант и что-то прошептал.
– Да помню я! – огрызнулся седой. – Ничего твоему Купону не сделается, если немного подождет!
Отец Василий похолодел. Молодой тихо возразил, но что именно, священник не слышал.
– Если я сказал, найдем, значит, найдем, – уже взял себя в руки седой. – Не суетись под клиентом. – И снова повернулся к Исмаилу: – От кого бегаем? Лучше начистоту говори.
– Мы с Сережей вместе от Тимофеича ушли, – выступил вперед священник.
– Это он-то Сережа?! – хохотнул капитан. – А мама как назвала?
– Сергали, – потупил взгляд Исмаил.
– А чего от Тимофеича ушли?
Мулла молчал, видимо, не знал, что и соврать. А священник с огромным облегчением медленно выдохнул, он и не надеялся, что внимание капитана удастся переключить. Но удалось, и капитан снова забыл о Купоне и вспомнил о Тимофеиче.
– Чего молчишь?! – повысил голос капитан. – Отвечай, когда спрашивают!
– Бил он нас, – снова вставил свои пять копеек многоопытный отец Василий.
– Вас, милые мои, не бить, так вы на шею сядете! – откинулся на спинку стула капитан и повернулся к своему молодому советнику. – Петьку с Маринкой обратно к Тимофеичу, а этих двоих бурлаков придержи. И пузатого, и этого абрека, – он окинул внимательным взглядом щуплую, но гибкую фигуру Исмаила. – Может, он террорист какой. С Кавказа сбежал и теперь только и думает, чего бы учудить.
Молодой милиционер кивнул.
– Да напомни Тимофеичу, что должок растет.
* * *
Бездокументных бомжей снова засунули в переполненную камеру. Мулла с вызовом оглядел своих новых соседей, но никто на него внимания не обращал, и он наклонился к уху священника.
– Что-то мне кажется, ты не то ментам говорил. И вообще, кто мне обещал светлый кабинет и приятную секретаршу? – Исмаил пытался шутить, но в голосе его слышался страх.
– Подожди, Сергали, – назвал Исмаила на ходу придуманным именем священник. – Сейчас у них идет развод, а через полчаса придет новая смена, вот тогда и заявление подадим. И потом, с нас еще пальчики не снимали. Имей терпение, и все будет нормалек.
– Еще раз ловлю на слове, – покачал головой мулла.
Но через полчаса все повернулось иначе. Загрохотали железные засовы, прогремели, гулко отдаваясь от стен, шаги подкованных сапог, и в дверях камеры появился… Тимофеич!
– Встать! – привычно скомандовал старший по камере, и бомжи, хмуро протирая глаза, неторопливо поднялись.
– А эти у тебя как оказались?! – выпучил глаза Тимофеич, увидев старых знакомых.
– Сегодня ночью поступили, – весело отозвался сопровождающий фермера старлей. – Вместе с Петькой и Маринкой.
– Ну, что, гаврики! – потер ладони Тимофеич. – Настал ваш час! – Он повернулся к старлею. – Они мои.
– Ну-у… я не знаю, Тимофеич, – покачал головой старлей. – Мне их придержать велели.
– Для кого это? – подозрительно хмыкнул фермер. – Для Ашота, что ли?
– Я точно не знаю, – пожал плечами старлей. – Я что-то такое слышал, для Купона.
Священник внутренне подобрался.
– На хрена Купону бичи?! – хохотнул Тимофеич. – Он что, ферму решил основать?! "Купон и сыновья"… Хе-хе! Знаешь, Коля, не говори ерунды. Я их беру. Они мне мно-ого чего должны! А Купону других отдашь. У вас этого добра много.
– Как знаешь, – пожал плечами старлей. – Только с капитаном потом сам будешь утрясать.
– Не боись, утрясу, – оскалился Тимофеич.
Старлей повернулся к священнику, затем кинул взгляд на муллу, усмехнулся и хлопнул его дубинкой по плечу.
– Вперед, орлы! Трудоустраивать вас будем.
"Господи, благодарю!" – взмолился отец Василий и почувствовал, что аж взмок от напряжения.
* * *
Тимофеич приехал на потрепанной, обитой жестью "автолавке". Когда старлей при помощи своего сержанта засунул Исмаила и отца Василия внутрь, Петя и Марина были уже там.
– Привет, ребята! – поздоровался священник. – Ну что, на волю?!
– Какая воля, Мишаня? – уныло отозвался Петя из своего угла. – В рабство едем.
Отец Василий рассмеялся.
– Рабом нельзя сделать. Рабство должно быть внутри. А я не раб!
– Это ты сейчас так говоришь, – мрачно произнесла Марина. – А на цепь посадят, да под ружьем, да кормить не будут, пока норму не выполнишь, так совсем по-другому запоешь!
Машина тронулась. Эти люди не знали, какой опасности они с Исмаилом только что избежали. А повернись дело чуть иначе, и не жалобу они бы писали, а стояли перед Купоном и думали, чего бы еще соврать, чтоб хоть немного продлить свою жизнь. А Тимофеич? Да что там Тимофеич! Тимофеич – ребенок, пустое место по сравнению с Купоном да Максом.
Священник еще раз рассмеялся и ткнул Исмаила в бок.
– Что невеселый такой?! Или тебе все еще чистый кабинет и приятная секретарша грезятся?
– Часы отняли, – вздохнул Исмаил. – Как теперь намаз совершать?
– В сердце своем, Исмаилушка, в сердце, – посоветовал священник. – Бог всевидящ, лишь бы ты молился от души.
* * *
Дорога была столь отвратительной, что, когда они прибыли на место, все внутренности от тряски, казалось, съехали со своих мест и почти оторвались. Машина встала, а через некоторое время дверца открылась и внутрь заглянул ствол ружья.
– Первым выходит жирный! – дрожащим от злости и нетерпения голосом распорядился Тимофеич.
"Сейчас я тебе устрою "жирного", – подумал отец Василий. – Век помнить будешь!" Он пружинисто спрыгнул на землю и тут же получил такой удар по затылку, что небо в глазах покачнулось и поменялось местами с землей. Священнику задрали штанину, и через секунду щиколотки коснулся холодный металл. Сознание уходило…
– Вставай! Должок отрабатывать пора! – шлепнули его по щеке, приподняли и потащили прочь от машины.
Единственное, что успел увидеть отец Василий до того, как его завели в сарай, была расстилающаяся вокруг бескрайняя степь. Странно, но он почему-то рассчитывал увидеть знакомую заброшенную ферму.
– Сюда!
Священника втолкнули в темноту помещения. Загремело железо, и он остался один. Пахло навозом и прелой соломой. Отец Василий осмотрелся. От щиколотки тянулась длинная толстая цепь. Он задрал штанину и увидел широченный железный браслет. Он был не замкнут, а просто заклепан. Наглухо. Священник хмыкнул, побрел вдоль цепи и отметил, что крайнее ее кольцо прикреплено огромным амбарным замком к надетому на идущий вдоль стены железный прут кольцу. Чтобы сломать такой замок, нужен был по меньшей мере лом. Священник рассмеялся. Он напоминал себе сторожевого пса.
"Кавказский пленник, – скользнула неясная мысль. – Впрочем, почему кавказский? Поволжский!.. И как мне отсюда бежать? Надо дождаться Исмаила, – решил он. – Вместе мы что-нибудь придумаем. Обязательно придумаем".
Отец Василий тяжело опустился и сел у стены. "Надо помолиться святому Угоднику Николаю, – подумал он. – Должен помочь". Но сил, чтобы встать на колени или просто хотя бы собрать мысли в одно, не было.
Ворота скрипнули, и священник с надеждой уставился на идущую от входа светлую солнечную дорожку. Ему очень не хватало Исмаила. Но это не был мулла. Это был Тимофеич.
– Отдыхаем? – зловеще поинтересовался фермер. – Не рановато?
– Нормально, – расслабился священник. – В самый раз.
Его тошнило. И не только от этой гнусной рожи.
Тимофеич постукал по ладони чем-то, похожим на прут, и вдруг размахнулся. Острая боль пронзила плечо отца Василия.
Фермер опять размахнулся, и вновь всплеск боли! Священник кинулся на Тимофеича, но в метре от него рухнул на землю – дальше цепь не пускала.
– Тимофеич! – сказали от ворот. – Пошли с нами. Там этот коротышка бунтует!
– Иду, – недовольно прошипел фермер и снова взмахнул рукой.
Отец Василий снова охнул и стремительно откатился в сторону. Только теперь он понял, что это был кнут. Обычный пастуший кнут. Простота, с которой Тимофеич возродил в начале третьего тысячелетия уходящее корнями в древнеримскую историю наказание, потрясла его. "Ну, гад! Я тебе это припомню!" – от всего сердца пообещал отец Василий.