- Рад был встретиться с вами, - в свою очередь, ответил я.
После этих фраз российско-украинский саммит в подъезде можно
было считать завершившимся. Устное коммюнике согласовано, а бумажки в таких делах не нужны и даже вредны.
- Всего вам доброго, Болеслав Янович. - Козицкий отвесил мне церемониальный поклон. Он уже освоился с обстановкой и сумел не испачкать рукав. - Если желаете, я могу выделить вам одного из своих охранников.
- Благодарю вас. - Я тоже освоился и больше не наступал на яичную скорлупу. В принципе, не такая уж здесь помойка, решил я. Сюда бы пару кресел, кондиционер, и обстановка будет почти сносной. - Вы очень любезны, Василий Павлович. Но, думаю, мои референты давно прибыли...
Так и оказалось.
Когда мы вышли, Паша с Петей уже маячили у подъезда. Чтобы не умножать количество посвященных, я распорядился не привлекать лишних секьюрити для моей охраны, а справляться собственными силами. Выполняя приказ, мои референты исправно бдили возле входа. То и дело они искоса поглядывали на подозрительного типчика в кожаной куртке, стоящего поодаль, и были слегка разочарованы, поняв, что это водитель "чайки" премьер-министра Украины, тоже поставленный здесь на страже.
- Автомобиль за углом, - объявил помощник Петя.
- Дорога свободна, - добавил помощник Паша, провожая глазами свиту украинского премьера и оглядывая окрестности.
Пробка в Большом Афанасьевском переулке сама собой рассосалась. Лишь посольская "чайка" с желто-голубым флажком на капоте стояла метрах в двадцати от подъезда, да еще темно-серый приплюснутый "рафик", которого я раньше не видел, жался к бордюру на противоположной стороне. Боковая дверца фургончика была чуть приотворена.
- Болеслав Янович, - вдруг шепнул мне Паша, чуть заметно кивая на фургончик. - Пожалуйста, вернитесь в подъезд!
Сначала я даже не понял, что его так насторожило. "Рафик" как "рафик", удобный транспорт, на них пол-Москвы ездит... И лишь когда "чайка" Козицкого неторопливо тронулась с места, я вдруг тоже сообразил: солнечный зайчик.
В ясную погоду любимым развлечением моих великовозрастных балбесов в школе номер 307 были зеркальца. Когда я отнимал их на уроке, балбесы ухитрялись пускать зайчики в глаза друг другу с помощью обычных стекляшек...
Бинокль? Нет, видеокамера!
Кто-то, сидя в "рафике", исправно фиксировал на пленку наш совместный выход из подъезда - мой и Козицкого. Теперь я ясно различал в щели ободок объектива.
Референты Паша с Петей в свое время прошли спецподготовку, но за месяцы административной работы в предвыборном штабе подрастеряли важные навыки. Их резкий бросок к фургончику не достиг цели. Почувствовав опасность, "рафик" неожиданно сорвался с места и, хлопая открывшейся боковой дверцей, пустился наутек. Я хорошо рассмотрел долговязого типа с видеокамерой на плече. И еще кое-что я заметил...
- Павел! Петр! - позвал я референтов, которые бросились было следом за машиной.
Оба моих помощника, красные, злые и виноватые, с полдороги вернулись ко мне. Им было ужасно стыдно своего непростительного недогляда. За такие промахи положено объявлять о неполном служебном соответствии, оба про это знают. Когда все закончится, каждому лично влеплю по выговору. И себе заодно.
- Погоня отменяется, - сурово объявил я обоим. - Пешком вам их все равно не догнать, а на автомобиле - уже опоздали. Дайте мне телефон.
- Вызываем вертолет, Болеслав Янович? - догадался Паша, протягивая мне трубку с антенной.
Он наверняка заподозрил, что его начальник вошел во вкус и отныне станет перемещаться в Москве исключительно по воздуху. Картинка: Глава администрации Президента на ручном "Белом Аллигаторе" совершает ежедневный облет своих владений. Да еще под музыку Вагнера, как в знаменитом американском фильме. Вот маразм-то будет!
Я помотал головой, взял мобильник и стал набирать номер. На этот раз вместо вертолета можно обойтись обычным телефоном. Судя по эмблеме, замеченной мною в последний момент, фургончик был не бесхозный.
Он принадлежал телецентру "Останкино".
Ну, Полковников!.. - мрачно думал я, прислушиваясь к гудкам.
29. ДИРЕКТОР "ОСТАНКИНО" ПОЛКОВНИКОВ
После второго раза я про себя загадал: если смогу три раза подряд, то сегодня на работе больше не будет никаких происшествий. Ни маленьких, ни больших.
Откровенно говоря, я при этом немного смухлевал, сыграл с Фортуной в поддавки. Аглая оказалась такой идеальной партнершей, что с нею я смог бы и трижды, и четырежды без всяких усилий. Мысленно я поздравил себя с замечательным приобретением, а экс-начальнику Александру Яковлевичу принес глубокие соболезнования по случаю безвозвратной потери. Я припомнил, с какой скорбью в глазах наш старик расставался с рабочим кабинетом. Да уж, ему было что терять помимо руководящего кресла...
К примеру, он лишился вот этого руководящего стола рядом с креслом - просторного, как взлетно-посадочная площадка, и гладкого, как каток. На столе, представьте, бывает уютно не только телефонам, папкам с бумагами и вазой с букетом цветов. Если убрать все ненужное, то здесь найдется много свободного места и для другого. Сколько ритмичных телодвижений мы тут уже насовершали - и хоть бы одна заноза! Умели у нас в былые времена полировать рабочие столы, грех жаловаться.
- Вам так удобно, Аркадий Николаевич? - предупредительно шепнула Аглая. Два горных отрога ее безупречного бюста, нависшего надо мною, были самым заманчивым пейзажем, какой мне когда-либо доводилось видеть. Теперь понимаю чувства альпинистов у подножья Памира. Хочется скорее лезть вверх и водружать древко.
- Удобно-удобно, - отозвался я, обеими руками неторопливо взбираясь по склонам. - Ты прелесть. Ты лучше всех.
В мыслях я уже произвел кадровые перестановки среди своих женщин. Алла сдвинулась на второе место, Вика - на третье, а Наталью я и вовсе отправил в отставку. Все равно мне в ней никогда не нравились три золотых передних зуба. Известно ведь, что золото вкупе с цифрой "3" приносит удачу лишь Тельцам, рожденным в Год Дракона, а я даже не Телец. К тому же это выглядело довольно глупо: как будто целуешься с открытым банковским сейфом. Всякий раз мне чудилось, что после каждого нашего свидания Наталья тайком проверяет сохранность золотого запаса... Все, никаких драгметаллов!
- Вы мне тоже очень нравитесь, Аркадий Николаевич, - нежно прошептала Аглая, и я почувствовал, как напряглись обе Джомолунгмы в моих альпинистских ладонях. Ясно, что программу-минимум я выполню и перевыполню. Пару минут передышки - а затем я вновь, как пионер, готов буду водрузить свой стяг еще раз. И еще много-много раз.
- Ты великолепна, - сказал я, пробуя на ощупь склоны гор и собираясь с силами для нового победного восхождения.
- Вы неистощимы, Аркадий Николаевич, - по-кошачьи замурлыкала в ответ Аглая.
Из всех возможных комплиментов это был сейчас самый своевременный. Умная Аглая словно бы догадывалась о моем интимном пари с госпожой Фортуной...
- Постой, а почему ты еще со мной на "вы"? - вдруг удивился я. - Правда, мы на брудершафт не пили, но после этого сам Бог велел перейти на "ты".
- Как тебе больше нравится, - нежно отозвалась Аглая и погладила меня по щеке. От руки ее пахло молоком и медом. То есть, конечно, французскими духами с тонким запахом молока и меда. - Я просто подумала, что, может быть, вы... что ты захочешь соблюдать дистанцию...
- Вздор! - решительно возразил я, вдыхая библейский аромат. - Никаких дистанций. Чем ближе к телу, тем толще карма. Так говорил Заратустра.
- Поняла, - голосом послушной гимназистки произнесла Аглая. Без очков она выглядела лет на пять моложе: уже не девочкой, но еще не мадам. Самое то. - Как же вас... как тебя лучше называть? Аркашей? Ариком?
Я попробовал на вкус оба слова, особенно последнее. Ни одна из моих прежних женщин не звала меня Ариком. Свежо и оригинально. Жаль, что это сокращение от Арона или Арнольда, а не от Аркадия. Будь я Шварценеггер, мне бы подошло.
- А как ты называла нашего Александра Яковлевича? - вместо ответа поинтересовался я. - Наверное, Аликом?
- Не совсем, - засмущалась секретарша.
- И как же? - не отставал я.
- Хомячком, - потупив взор, сообщила Аглая. - Ему нравилось.
Меня позабавило, что экс-начальник "Останкино" откликался на такое фамильярное прозвище секретарши. Но сам я, пожалуй, остановлюсь на более традиционном варианте. Луиза, моя первая неверная пассия, надежно отучила меня от всех этих рыбок, птичек, заек, крокодильчиков и прочего зоопарка в постели. К сожалению, от хомяка до рогатого оленя - расстояние всего в полшага.
- Знаешь что? - предложил я, поразмыслив. - Зови меня запросто Аркадием... Николаевичем. Тебе и самой будет легче запомнить, и при подчиненных не собьешься.
- Гениально, Аркадий Николаевич. - Секретарша покрепче прижала двух моих альпинистов к своим Альпам, рискуя раньше времени вызвать в горах снежную лавину.
Я почувствовал острый прилив сил. С этаким ее темпераментом я даже могу не донести флаг до вершины и водрузить его где-нибудь на пол пути.
- Оверкиль! - спешно скомандовал я, чтобы не потерять инициативу. - Играем классику.
Сообразительная Аглая уже знала эти выражения и вместе со своим богатым ландшафтом перекатилась на мою позицию: ноги шире плеч, глаза в потолок. Я сразу очутился наверху. Вид сверху вниз был еще более выразительным, чем снизу. Теперь мне предстояло стать шахтером и добывать полезные ископаемые полуоткрытым способом. Отбойный молоток в чехле, уже готовый к работе, ждал только команды "Даешь стране угля!".
- Ой... - внезапно пискнула Аглая, и ее ландшафт дрогнул.
Это скоропостижное ойканье не было похоже на призывное "Даешь!". Неужели все-таки заноза? Как некстати!
- Ты в порядке, радость моя? - с легкой досадой спросил я. В предвкушении глубины сибирских руд любому порядочному шахтеру не так-то просто хранить гордое терпенье.
- Что-то колет в бок, - пожаловалась эта принцесса на горошине и, поерзав, извлекла из-под себя предмет беспокойства.
Вовсе не горошину, а мой пластмассовый кубик.
С верхней грани кубика на меня издевательски поглядывала все та же четвёрка - явная примета сегодняшних неудач. Ехидная Фортуна давала мне понять, что список неприятностей пока не закрыт.
Я отпрянул. Пакостный кубик мгновенно выбил меня из седла. Третья моя попытка сразу кончилась, еще не начавшись.
- Аркадий Николаевич, что с тобой? - осторожно подала голос чуткая секретарша. Она уже наверняка успела заметить, как притих отбойный молоток, внезапно оставшийся без компрессора.
- Ничего, - еле выдавил я. В конце концов, Фортуна могла ведь просто пошутить. Черный юмор ей не чужд, заразе. - Ничего страшного, Аглая. Чепуха...
И сразу же, вслед за моими словами, в кабинете немелодично зазвякало. Раз, другой, третий. Требовательный колокольчик надрывался где-то у меня под столом, куда мы свалили все, что нам мешало.
У меня похолодело в животе. Будильников в моем кабинете не водилось. Значит, телефон. Или у меня просто в ухе звенит? Господи, лучше бы в ухе!
- Разве наши аппараты... не отключены? - Я ухватился за последнюю соломинку.
- Я все отключила, Аркадий Николаевич, - торопливо подтвердила мне секретарша. - Кроме АТС-1.
Вот оно! - со страхом понял я, кубарем скатываясь под стол и хватая скользкую, как змея, трубку "кремлевки". По этой линии со мною могут связаться только два человека в стране. И ни с тем, ни с другим никому не рекомендую связываться. Затопчут.
- Полковников слушает... - Я постарался, по возможности, унять дрожь и говорить нормальным тоном.
- Нет, это я вас слушаю, Полковников, - из трубки ощутимо потянуло ледяным ветерком. Голос руководителя президентской администрации не сулил ничего хорошего. - Вы, наверно, не знаете, что контрольный пакет Акционерного общества "Останкино" по-прежнему принадлежит государству?
- Что вы, Болеслав Янович, - забормотал я, - я знаю...
В Железном Болеке до сих пор не умер школьный педагог. С каждой секундой разговора по "кремлевке" я все сильнее ощущал себя малолетним хулиганом, вызванным в учительскую, но пока не сообразившим, за какое из своих безобразий он сейчас получает по башке.
- Ах, знаете, - процедил Железный Болек. - Тогда вы должны еще и помнить, что можете быть отставлены от должности в пять минут, простым президентским указом. И никакая кроличья лапка вам не поможет...
От таких слов я едва не потерял сознание. Заметил! Тогда, на приеме, он все-таки углядел мой талисман! Как будто у Главы президентской администрации не два глаза, а, по меньшей мере, дюжина. Мне показалось, что он и сейчас меня видит: потного, испуганного, дрожащего под столом и вдобавок скудно одетого - в одних швейцарских часах и индийском презервативе.
- За что?.. - жалобно спросил я у всеведущего Болека. Я бы совсем не удивился, услышав в ответ: "За разврат в рабочее время и на рабочем столе, кобель ты паршивый".
Но вместо этого Глава администрации загадочно произнес:
- За дурацкое любопытство, Аркадий Николаевич. Ненавижу, понимаете ли, перебежчиков и шпионов.
Я испытал краткий приступ непонятного облегчения. То, чем мы только что занимались с Аглаей, никаким боком не походило на шпионаж. Дотянувшись пальцами до подлокотника кресла, я нащупал заветную подковку и со всей искренностью, на которую был способен, простонал в трубку:
- Не понимаю, Болеслав Янович! Ей-Богу, не понимаю, клянусь вам! Я бы никогда...
- А кто заслал ваш "рафик" с оператором в Большой Афанасьевский? - гневно оборвал мои стоны Железный Болек. - Директор Си-Эн-Эн, да?
Я судорожно попытался припомнить, какой же секретный объект находится в Большом Афанасьевском переулке. По-моему, там вообще нет объектов, достойных хоть какого-нибудь внимания, - если не считать ресторана "Три поросенка".
- Я никого не засылал, - чистосердечно выдохнул я, одной рукой сжимая трубку, а другой цепляясь за серебряную подковку. - Этого быть не может. У меня под контролем все операторские бригады...
И в этот миг я с ужасом осознал, что не все. Утренние негодники, двое похмельных сынов эфира, мною самим же были отправлены на "рафике" в свободный поиск: за мелким криминалом для вечерних новостей. Мельников и Печерский никогда не считались в "Останкино" вольнодумцами. Но кто знает, куда их потянуло после утреннего бодуна!
- ... Почти все бригады, - упавшим голосом поправился я.
- Конкретнее, - приказал Железный Болек.
Торопясь и комкая фразы, я начал излагать главному администратору Президента историю поездки двух ослов с "Бетакамом" в колхоз "Заря". Сперва я еще старался подыскивать более-менее официальные формулировки, но потом, увлекшись, незаметно для себя перешел на обычную человеческую речь. В итоге получилось довольно складное повествование о пагубности пьянства на производстве - готовый сюжет для утренней программы "За трезвость!". Страх лишиться кресла вместе с Аглаей прибавил мне красноречия, и к концу рассказа трубка в руках стала немного оттаивать. По коротким репликам, которые Железный Болек по ходу бросал мне, я понял, что подозрение в предательстве и злостном саботаже с меня вот-вот будет снято. Останется, правда, обвинение в нерадивости... Господи, да что такого эти ханыги умудрились наснимать? Секретное испытание новой баллистической ракеты? Или какого-нибудь вице-премьера, которого вытащили из ресторана на бровях? А может, не дай Бог, самого пана Болека в компании звезды стриптиза? Задавать вопросы я, естественно, не рискнул.
- У вас что, все операторы такие... любители? - недовольно поинтересовался Глава администрации, стоило мне замолчать.
Пока я объяснялся по "кремлевке", моя секретарша успела одеться, навести марафет и приволочь для меня из приемной охапку ромашек. Придерживая трубку плечом, я оборвал три цветка подряд. Два раза из трех мне выпало "Не выгонят". Я воспрянул духом.
- Нет-нет, Болеслав Янович! - с воодушевлением ответил я. - Не все такие! Эта парочка - две паршивые овцы в здоровом стаде. Развели самодеятельность!
Выгоню паршивых овец с волчьими билетами, в сердцах подумал я. Пусть только явятся! А их начальничку Шустову - на вид, и двадцать процентов премии срежу. Нет, двадцати мало: пятьдесят!.. Положа руку на сердце, следовало признать, что абсолютных трезвенников у нас среди операторов не водится: даже Мокеич из команды Журавлева по выходным налегает на коньячок. Но до нынешнего дня никто не позволял себе по пьянке запороть новостной сюжет. И, тем более, - так подставить своего директора. Даже при хомяке, при Александре нашем Яковлевиче, подобного бардака, кажется, не было. Может, меня сглазили? Но если сглазили, то когда - в день назначения или только сегодня? А если сегодня, то кто?
- Выходит, умысла вы тут не видите... - уже почти спокойным тоном проговорил Железный Болек.
- Ни боже мой, - откликнулся я и оборвал еще две ромашки. "Не выгонят"! Опять "Не выгонят"!
- Стало быть, это самодеятельность, с похмелья...
- С бодуна! - уверил я, любовно глядя на облысевшие цветочки в руке. - С него, Болеслав Янович! Я их, придурков, сегодня же, по стенке размажу... по статье...
- Значит, так, - перебил меня Железный Болек. - Никаких увольнений накануне выборов. Просто тихо заберите у них кассету, тихо отдайте моему референту, а этих двух идиотов отправьте подальше из Москвы, с глаз долой...
- Сделаем, Болеслав Янович, - истово пообещал я. - Отправим. И, если надо...
- В течение часа ждите референта, - не дослушав, сказал мне Главный президентский администратор, после чего из трубки кремлевского телефона донеслись прерывистые гудки.
- Ждем, - ответил я гудкам. Неужели пронесло?
Следующие четверть часа я потратил на то, чтобы одеться, отдышаться, привести кабинет в порядок, допить остывший кофе, сгонять Аглаю за Шустовым и - пока зам не пришел - немного порепетировать у зеркала суровейшую гримасу (после накачки Железного Болека зверский оскал дался мне с первой попытки). Едва мой заместитель Юра появился в дверях, как я обрушил на его бедную голову весь ледник, который остался в кабинете после разговора по "кремлевке". Напуганный моими лицом и голосом, Шустов посинел и стал беспрерывно шмыгать носом. Он не догадывался, в чем снова виноват, но боялся переспросить начальника; поэтому он лишь кивал и соглашался со всем. В конце концов совершенно уже синий Юра дал мне клятву лично доставить материал, отснятый Мельниковым и Печерским: сразу же, как только как "рафик" с двумя ханыгами въедет в ворота "Останкино". Буквально через пять минут.
- Через три минуты, - грозно уточнил я и жестом выпроводил зама за дверь. Раз уж мне сегодня устроили нагоняй, я тоже обязан отметелить ближайшего подчиненного. Отрицательную энергию нельзя копить в себе, это дурная примета.
Дожидаясь результата, я оборвал еще десятка два ромашек. Потом выпил еще кофе, изучил кофейную гущу на блюдечке. Потом стал раскладывать на столе простенький пасьянс "Голова Медузы". Обычно я не пользовался "Медузой" для гадания, но в этот раз разворачивать "Гробницу Наполеона" было долго, хлопотно, да и небезопасно: вдруг не раскроется?
Как я и надеялся, примитивный пасьянс сошелся без хлопот, и тотчас же в кабинете вновь объявился мой зам с кассетой в вытянутой руке.
- Отсматривали? - строго спросил я, кивая на кассету.