- Василь Палыч! - с чувством произнес он. Похоже, личный мой гэбэшник был натуральным образом взволнован. - Да ни за что!.. Да мы за вас сдохнем, если надо!.. Ну, скажи, Яшка, нет, что ли?
- Це правда, - коротко кивнул наш серьезный водитель. - Можете на нас покластыся.
- Могила, - звенящими от волнения голосами повторили оба охранника. - Могила. - Никаких других слов им почему-то в голову не пришло.
Глядя на преданные лица свиты, я сам едва не расчувствовался и не пустил слезу, что никак не отвечало бы моему высокому рангу. Положение невольно спас поросенок-официант. Он очень вовремя ввалился к нам с тяжелым подносом в руках. Патетическая пауза исчерпалась сама собой.
- Вот ваш заказ, - хмуро сказал официант, выгружая с подноса тарелки и разливая минералку по бокалам. Сделав свое дело, поросенок задержался у стола. Опасные борцовские габариты Сердюка все еще не давали ему покоя.
- Ну, чего ты на нас уставился? - с недовольством спросил его мой референт. В присутствии соглядатая даже родная киевская котлета застревала в горле. - Никогда раньше не видел, как обедает официальная делегация?
- Делега-а-а-ция... - пробурчал поросенок, уходя. - Те вон тоже говорили, что кандидат в президенты. Сожрали на триста баксов...
Смысла этих загадочных слов работника общепита никто из нас толком не понял. Когда официант вышел, Сердюк покрутил пальцем у виска.
Дальнейший обед проходил в молчании и без свидетелей. Котлеты оказались вполне пристойными, овощной гарнир - средним, а вот выбранная патриотом Сердюком минеральная вода - просто несусветной дрянью. Горькая, почти не газированная, какая-то маслянистая, вода эта имела, должно быть, привкус калийной соли - единственного в Крыму полезного ископаемого, запасы которого более-менее приближались к промышленным. И чего мы так вцепились в этот полуостров? - внезапно осенило меня, но я тут же устыдился своих малодушных мыслей. Крым - наша территория, да будет земля пухом Никите Сергеичу. Дареное не дарят обратно. Премьер-министру Украины даже думать о подобных вещах было строго противопоказано. Стараясь больше не думать ни о чем, кроме котлет и минералки, я закончил трапезу и в сопровождении свиты покинул негостеприимные стены "Трех поросят".
Среди достоинств старой машины "чайки" главными были ее мягкие амортизаторы. Уже на обратном пути в посольство меня стало сильно клонить ко сну. Зевая, я добрался до гостевых апартаментов, не раздеваясь рухнул на ближайший диванчик...
И был разбужен деликатным похлопыванием по коленке.
Кое-как я протер глаза: надо мною наклонялся Устиченко - хозяин особняка в Гагаринском переулке, мой преемник на посту Чрезвычайного и Полномочного посла Украины в России.
- Вас к телефону, пан Козицкий, - зашептал Устиченко. - Это Макар Давыдович, по прямому проводу.
Я вздрогнул и мгновенно проснулся. Во время моих визитов за рубеж Макар звонил мне из Киева крайне редко. И лишь в том случае, когда решение вопроса не терпело отлагательств.
- Обязательно надо было меня будить? - сварливым тоном сказал я, делая вид, будто еще только выкарабкиваюсь из объятий сна.
- Извините, пан Козицкий. - Посол явно нервничал. - Макар Давыдович говорит, что разговор срочный. Он говорит, что дело касается обстоятельств встречи с Президентом России...
Макар уже знает ! - пронзила меня страшная догадка. - Господи, но откуда ?
Путаясь в шнурках, я с грехом пополам надел ботинки и, невежливо оттолкнув посла Устиченко, чуть ли не бегом бросился в комнату, где стоял прямой международный телефон.
Кто же меня все-таки продал? - соображал я на бегу, перебирая в памяти просветленные физиономии свиты. - Кто же из них? Кто, черт побери? кто ?!
32. БОЛЕСЛАВ
Едва я вошел в приемную, как секретарша Ксения протянула мне пухлый серый пакет с грифом "ДСП".
- Рейтинги на сегодня, Болеслав Янович, - сказала она. - Только что получены.
- Э-э, спасибо, Ксения... - пробормотал я, взял пакет и укрылся у себя в рабочем кабинете.
Служба профессора Виноградова славилась тем, что ее прогнозы всегда сбывались. Это было личное изобретение профессора - так называемый веерный метод. Древние пифии лопнули бы от зависти, узнав, каким простым способом виноградовские парни обманывали судьбу. Насколько я понял, расчеты велись по трем-четырем различным коэффициентам, и результатов всегда было несколько: сам выбирай, какой захочешь. При любом раскладе хотя бы один из вариантов оказывался правильным. Какие могут быть претензии? Никаких. Судя по тому, что социологическая служба процветала, а сам профессор разъезжал на иномарке, услугами Виноградова в период выборов активно пользовались все основные кандидаты. Ну, и на здоровье.
Даже не распечатывая пакет, я привычно выбросил его в пластмассовое мусорное ведерко под столом.
Времени оставалось впритык. Через час с небольшим Президенту надо было уже быть в "Останкино" и в прямом эфире вести дискуссию с остальными претендентами, а я еще не выдумал повод, из-за которого наш кандидат откажется выступать по ТВ. Ладно, для формулировок у нас имеется пресс-секретарь, господин Баландин Иван Алексеевич.
Я поднял трубку черного телефона.
- Ксения, Пашу быстренько ко мне, - распорядился я. - И, кстати, где у нас Баландин?
- В пресс-центре, Болеслав Янович, - сообщила секретарша. - Вызвать его?
От пресс-центра до моего кабинета добираться минут пять-десять.
На разговор же с Пашей мне хватит десяти-пятнадцати.
- Скажи, чтобы поднимался сюда, - велел я. - Как только освобожусь, я его приму. Но если раньше объявится Петр, запустишь его ко мне без очереди... - Отправив Петю на телевидение, к Полковникову, я теперь ждал его обратно вместе с кассетой. - Кто-нибудь мне звонил?
- Дважды звонила Анна, - ответила секретарша. - Опять искала отца или вас. Я сказала, что у вас выездное совещание. Как вы и просили.
- Правильно, Ксения, - одобрил я и положил трубку. Пока я так и не придумал, что говорить президентской дочери. Сказка о наших совещаниях с папой не может быть вечной, а что потом? Я предпочел бы десяток сложнейших саммитов одному объяснению с Анной...
Помощник Паша материализовался в кабинете, держа в руках три разноцветных папки - красную, зеленую и голубую. За ними я и посылал его к аналитикам из штабной Группы наблюдения. Аналитикам полагалось тщательно отслеживать каждый шаг наших основных конкурентов и, в случае чего, предлагать контрмеры. На каждый вражеский чих - наше железное "будь здоров!"
- Есть новости? - спросил я.
- В целом, затишье, - доложил Паша, заглядывая в красную папку. - Кандидат от левых сил Товарищ Зубатов сегодня выступал в колхозе "Заря", это километрах в семидесяти по Волоколамскому шоссе. Обычный набор аргументов: спад рождаемости, высокие цены, коррупция, проблема Крыма... Да, вот еще что! Со ссылкой на западное радио прошла довольно странная информация. Будто бы во время этого выступления Зубатов обратился за поддержкой к еврейским интеллектуалам...
- В колхозе "Заря" много еврейских интеллектуалов? - удивился я.
Паша пожал плечами:
- Не думаю, Болеслав Янович. Два-три человека максимум. Но в любом случае такая игра на чужом поле выйдет ему боком. Аналитики уже предсказывают трения левых с карташовцами, их временными союзниками.
- Милые бранятся - только тешатся, - заметил я. - Однако нам сейчас и это на руку... А как там бравый вояка?
Мой помощник сунул нос в папку цвета бильярдного сукна.
- Тоже ничего оригинального, - сказал он. - Все еще разыгрывает "кавказскую карту". Такое впечатление, что решил баллотироваться не в президенты, а в имамы Кавказа. Наши аналитики считают, что предвыборная эффективность его нынешней поездки по горным районам - ноль целых тринадцать сотых...
Мне стало жалко Генерала, выбравшего столь неблагодарное поле для агитации. На предприятиях "оборонки" средней полосы России ему бы повезло больше. Вот что значит - направить вектор своих усилий в неверную сторону, да еще упорствовать в ошибках. Кажется, я здорово переоценил таланты его полковника Панина. Нам же легче.
Между тем помощник Паша уже раскрывал третью - голубую - папку, намереваясь поведать мне заодно и об Изюмове. Раньше меня даже забавляли дурацкие выходки этого типа. Но теперь я отрицательно помотал головой: не до клоунов нам сейчас. Некогда. Когда твой собственный кандидат накануне выборов оказывается в реанимации, начисто пропадает всякая охота смеяться - даже над болванчиком Фердинандом. Тут впору бы не заплакать.
Спокойнее, Болек, приструнил я самого себя. Спокойнее, милый. Все у нас получится.
Коротко звякнул черный телефон.
- Прибыл Петр, - отрапортовала Ксения.
Деловитый помощник Петя, размахивая портфелем, влетел в мой кабинет. Для полного сходства с голубем, принесшим Благую Весть, помощнику не хватало только оливковой ветви в зубах. Ее заменила долгожданная кассета в портфеле.
- Он опять извинялся, Болеслав Янович! - без предисловий начал Петя. - Говорил, что не виноват. Что те снимали сами, по собственной инициативе, без команды, а сам он - ни сном, ни духом...
Нечто похожее главный телевизионщик лепетал и мне в телефонной беседе. И, наверное, не врал. Полковников слишком осторожен, чтобы так в открытую подставлять шею. Хороший компромат добывается тайно и отлеживается в загашнике до поры.
- Ладно, поглядим, - сказал я.
Петя воспринял последнее мое слово как руководство к действию. Он придвинул поближе японскую видеодвойку, вложил кассету в паз. В отличие от компьютера, видеотехника в моем кабинете обычно простаивает без дела, но тут неожиданно пригодилась.
Пошла запись. Несколько минут мы с помощниками добросовестно взирали на экран, пытаясь понять, что же там творится. В первый момент я даже решил, будто Полковникова обуял бес непослушания, и он втихомолку подсунул Пете совсем другую пленку. Лишь опознав на экране край собственного уха и сегмент аккуратного пробора премьер-министра Украины Козицкого, я убедился: кассета та самая. Однако наш с Козицким выход из подъезда снят был в какой-то вызывающе авангардной манере. Как если бы вокзальную публику из знаменитого "Прибытия поезда" перед самым прибытием покрошили в мелкую вермишель, а после эту вермишель кое-как собрали и высыпали на перрон. На трезвую голову так изгаляться было просто немыслимо. Да-а, алкоголизм есть великий двигатель культуры, понял я. Телерепортаж хмельных операторов из "Останкино" - настоящий кладезь новаций мирового кинематографа.
- Эффектно сделано, - оценил помощник Паша. - Здорово же приняли эти орлы. Тарковский тут просто отдыхает.
- Это называется "параллельное кино", - задумчиво произнес помощник Петя. - По-научному, некрореализм. Когда я еще жил в Питере, то ходил в киноклуб при "Ленфильме". Однажды нам показывали нечто подобное. Кажется, та картина называлась "Конструктор Деда-Мороза"...
- Да ну? - живо заинтересовался Паша. - Там что, Деда-Мороза резали на кусочки?
- Наоборот, - помотал головой Петя. - Это Дед-Мороз всех там резал на куски, включая Снегурочку. Маникюрными ножницами, собака.
Я громко откашлялся и выразительно посмотрел на часы. Видеопленка с русско-украинской лапшой перестала быть для меня объектом повышенной опасности. А вот продолжение дискуссии об авангардном кино грозило загнать нас в цейтнот. Мои помощники образумились и разом примолкли.
- Вопрос закрыт, - объявил я. - С таким высокохудожественным компроматом шантаж невозможен. Даже если бы гражданин начальник первого канала и захотел поиграть на наших нервах... Как там, в "Останкино", - обратился я к Пете, - идут уже приготовления к теледебатам? Ждут Президента?
- Вовсю, - подтвердил Петя. - Драют паркет, отмывают стены шампунем, восьмую студию просто вылизали. Сам Полковников вертится, как уж на сковородке. При мне две ромашки подряд оборвал. Может, стоило ему хоть намекнуть, что Президент к ним не приедет?
- Обойдется! - жестко возразил я. - Раз он нам сегодня попортил крови, то и мы устроим ему неприятный сюрприз. Минут эдак за двадцать до эфира, никак не раньше. Заодно и остальных кандидатов неплохо умоем, пусть знают свое место...
Черный аппарат на столе опять звякнул.
- Баландин ожидает в приемной, - напомнила Ксения.
- Может войти, - разрешил я. - А вы, братцы, - я строго взглянул на Петю с Пашей, - возвращайтесь в штаб и думайте, что еще можно сделать. Помните: никакой суеты, никакой нервозности. Тогда противник ничего не заподозрит.
Мои помощники согласно закивали, развернулись и повалили к выходу. В дверях они столкнулись с входящим ко мне пресс-секретарем; волей-неволей им пришлось обменяться приветствиями. В сложной иерархии Кремля команда референтов и пресс-служба находились примерно на одной горизонтали, но каждое из подразделений считало себя главнее. Паша с Петей затянули свое "Здра-а-асьте!" вполне по-свойски, даже чуть насмешливо - как и подобает приближенным к верхам чиновникам-работягам при встрече с лощеным кабинетным спичрайтером. В ответ им прямой, как шлагбаум, пресс-секретарь холодно процедил "Очень рад!" и стал в упор рассматривать разностильный гардероб моих помощников. Сам Баландин, пребывая в ранге Визитной Карточки Кремля, всегда и везде носил профессионально-безукоризненную черную тройку.
- Садитесь, Иван Алексеевич, - пригласил я, когда мы остались одни. - Извините, что вам пришлось две минуты подождать.
Пресс-секретарь опустился в кресло, тщательно оберегая линию стрелок на брюках. После чего вымолвил:
- Какие пустяки, Болеслав Янович. Я весь внимание.
Я недолюбливал Баландина. Пресс-секретарь слишком уж хорошо сработался с прежним Главой администрации, воспитав в себе неприятное свойство: в каждом втором слове шефа видеть тайный смысл и дальний умысел. Ту же привычку, да еще помноженную на два, Иван Алексеевич с ходу распространил на меня. Меня это почему-то дико раздражало. Я, безусловно, ценю свою репутацию сверхинтригана, но пресс-секретарь сильно перебарщивал. Поэтому после выборов я собирался тихо передвинуть Баландина в МИД и осчастливить им какую-нибудь африканскую страну. А пока держал его на расстоянии.
Впрочем, сегодня Баландину будет пожива. Сегодня я приобщу его к свежим тайнам. Доставлю человеку удовольствие.
- Иван Алексеевич, - доверительным тоном произнес я, - у нас ЧП. Президент должен участвовать в вечерних теледебатах, но он вдруг взял и... - я сделал красноречивую паузу, -... приболел. Вы понимаете меня?
Баландин был бы последним, кому я рискнул сказать правду о состоянии здоровья Президента. Просто я ничуть не сомневался, что пресс-секретарь истолкует мои правдивые слова совершенно превратно. Не зря же я посылал Макина потренькать пустыми бутылками к ним на второй этаж.
- Ах, какая неприятность, Болеслав Янович! - со скорбной миной ответил мне Баландин. - Как же его угораздило так невовремя... м-м... разболеться?
Судя по нарочитой паузе, пресс-секретарь уже расшифровал подаренный ему намек и наслаждался своею понятливостью.
- Внезапно, Иван Алексеевич, внезапно. - Я издал лицемерный вздох. - Сердце, знаете ли, прихватило. Прямо во время обеда с украинским премьером...
Теперь у Баландина не должно было остаться никаких сомнений: Президент на банкете просто упился по самые брови.
- ...Однако накануне выборов, - продолжал я, - обнародование подобных сведений крайне нежелательно. Это может отпугнуть часть электората. Поэтому нам надо озвучить сугубо нейтральную версию.
Пресс-секретарь поджал губы и закатил глазки, словно медитируя. Под черепом его беззвучно застрекотал аппаратик для придумывания нужных формулировок. Только из-за этого хитрого устройства организма Баландина я не отправил его в Африку еще три месяца назад.
- "Пресс-служба Президента Российской Федерации уполномочена сообщить, что Президент принял решение отказаться от участия в сегодняшних теледебатах", - выдал наконец первую фразу аппаратик пресс-секретаря.
- А причины? - спросил я.
- "Не принадлежа ни к какой партии и будучи кандидатом от всех россиян, глава государства счел нецелесообразным вступать в полемику с лидерами партий и движений, выражающих интересы лишь небольшой части населения", - родил Баландин вторую, заключительную фразу.
В целом получилось красиво. Убедительно.
- То, что надо, - односложно похвалил я. - Через сорок минут соберете в пресс-центре брифинг и объявите. Будьте предельно кратки. Если никто из журналистов не спросит о министре финансов, то и вы промолчите. А если вдруг спросят, сдержанно ответьте, что господин Алексей Гурвич госпитализирован в ЦКБ. Состояние удовлетворительное.
- Гурвич? С ним-то что? - полюбопытствовал Баландин. Я уже чувствовал, как в мозгу его начинается сложнейшая работа по дешифровке моих намеков. Если "приболел" означает "напился", то как понять слово "госпитализирован"?
- Гипертония, - грустным голосом уточнил я.
"Белая горячка", - наверняка подумал пресс-секретарь.
Я поскорее отпустил Баландина, чтобы тот к началу брифинга успел вернуть своему лицу привычное выражение невозмутимости. Неловко было, конечно, подставлять Лелика. Но, с другой стороны, я сказал только то, что сказал. За больное воображение Ивана Алексеевича пусть отвечают он сам и его личный психоаналитик.
Едва я распрощался с пресс-секретарем, как меня вновь потревожил черный телефон. Ксения.
- Лорд Максвелл звонит с проходной у Боровицких ворот, - раздался в трубке ее голос. - Он выражает надежду на встречу с Главой администрации Президента России.
- Какой лорд? - устало переспросил я, вороша бумаги на столе. Так и есть: никакого англичанина на сегодня не запланировано!
Оказалось, что член Палаты лордов проявил личную инициативу и прибыл в Москву в качестве эксперта-наблюдателя от ОБСЕ. Из Лондона уже пришло подтверждение его полномочий. Сэр Бертран Максвелл и еще герр Карл фон Вестфален от Совета Европы очень интересуются нашими предвыборными технологиями.
- Немец тоже там, на проходной? - совсем затосковал я.
Варяжские гости всегда сваливаются, как кирпич на голову. И не вздумай просто отмахнуться от такого визитера! Себе дороже обойдется, знаю по опыту. У нас можно легко выпроводить вон соотечественника, типа редактора "Свободной газеты", - пусть себе злобствует, хуже не будет. Но попробуй неаккуратно обойтись с пришельцем из-за рубежа - и хлопот не оберешься. Обструкции, санкции, шум в западной прессе. И вот уже кто-то публично сомневается в легитимности наших выборов, а кто-то другой предлагает заморозить кредитную линию... Психология капризных детей обеспеченных родителей. Если выгоняешь такого из класса, папа не дает денег на ремонт кабинета ботаники.
- Там только англичанин, - немного успокоила меня секретарша. - Герр Карл фон Вестфален вместе с переводчицей ушли в народ.
- А этот лорд - он тоже с переводчицей? - осведомился я. Мысленно я уже прикидывал, нельзя ли как-нибудь тактично перенацелить сэра Максвелла на осмотр Оружейной палаты.
- Один-одинешенек, - доложила Ксения.
- Прекрасно! - сказал я. - Извинись от моего имени. Скажи, что я приму его на пять минут. Скажи, на больший срок моего английского элементарно не хватит...
- Лорд Бертран прилично владеет русским, - заметила секретарша. - Он говорит, у него даже вышла в Англии книга о жертвах советской психиатрии.
- Тогда десять минут, - вздохнул я.