Обнадеженный Дуся взял с места в карьер и быстро домчал меня до телецентра. Перед главными его воротами на улице Академика Королева плотно выстроилось с полдюжины милицейских "фордов" с мигалками и человек тридцать пеших ментов с автоматами. За решетчатой оградой видны были приземистые силуэты двух бронетранспортеров. Однажды это богоугодное заведение уже пытались взять штурмом. С тех пор всякой охраны здесь держали не меньше, чем в Форт-Ноксе. А сегодня вечером, ожидая кремлевского дедушку, начальство почти наверняка еще утроило караул. Знали бы "останкинские" менты, что именно я, безоружный Фердинанд Изюмов, - первейшая угроза для старика. Забью его своим красноречием, уверенно подумал я, и никакие бэтээры вам не помогут. Только направьте на меня камеру, только дайте микрофон. Дальше уж я один справлюсь.
В бюро пропусков меня встретило несколько охранных рож, которые по очереди вытаращились на мое золоченое удостоверение кандидата в президенты России и долго сверяли фотку с физией. Как назло, изображения совпали.
- Проходите, - угрюмо сказал молоденький мент, вручая мне пропуск. - Главный корпус, восьмая студия, второй этаж. Идите прямо по аллее, потом...
- Спасибо, о юный Цербер. - Я сложил губы бантиком и помахал менту ручкой. - Не буду вас отвлекать. Несите дальше свою нелегкую службу.
Мне и так было известно, куда идти. Уж главный-то корпус я мог найти без поводыря. Даром, что ли, я четырежды участвовал в "Корриде" Илюшки Милова и вдоволь нашвырялся тут овощами, фруктами и яйцами? Я был настоящим чемпионом по быстроте и красоте швыряния. Чертовски обидно, что классное шоу прикрыли до того, как я научился попадать в цель. Форменная невезуха.
Дойдя до главного корпуса, я показал пропуск двум очередным ментам, но не стал подниматься по лестнице наверх. Вначале я совершил прогулку по коридору первого этажа, до рабочего кабинета Илюшки. После закрытия "Корриды" ему стали поручать всякие разговорные шоу с крупными шишками. Вчера он вдоволь натрепался мне по телефону, что сегодня опять будет ведущим и, по старой дружбе, мне подыграет.
Дверь кабинета с табличкой "И. К. Милов" была открыта. Но внутри я застал только дряхлую ворону в линялом синем халате. Мокрой шваброй она неторопливо размазывала грязь по полу. В свободной руке эта птичка божия держала какую-то брошюру, с черным пистолетом на обложке.
- Илья Кимыч? - Ворона вполглаза оторвалась от своего криминального чтива. - Нет их давно, домой они укатили. Им нонче дали выходной. Дей оф, по-вашему.
Вот хреновость! Вероломный сучонок дезертировал с поля брани. Поматросил и бросил. Сперва зажал, потом сбежал. Интересно, что за крендель оставлен тут вместо него? Бабуся, птичка моя, не томи: кто сегодня командир?
- Теперича Позднышев будет в эфире, наш Вадим Вадимыч, - важно ответила ворона. После чего вернулась к мокрой швабре и детективной дребедени.
Плохо дело, думал я, бегом поднимаясь по ближайшей лестнице на второй этаж. Очень погано. Позднышев - говнюк матерый, опытный, он еще при Брежневе вещал на Африку. У него особо не разгуляешься, мигом загасит. Ну зачем я обозвал его на днях старой вонючей галошей? Подумаешь, сделал мне замечание в цэдээловском буфете! Я ведь тоже был хорош, разбавляя воду водкой. Чего-то мне показалось, будто их аквариум ужасно обмелел. Рыбок вздумал спасать, идиот. Ну и доспасался. Э-эх, знать бы, где падать придется, - соломки бы маковой подстелил...
У входа в восьмую студию у меня опять потребовали пропуск и долго не пропускали вглубь. Моя мордашка с голубыми разводами вселяла в ментов безотчетную тревогу. Как будто они раньше не видели побитых кандидатов в президенты! Дубье. Я уже истомился, боясь, что ведущий запросто начнет программу без меня. Однако стоило мне прорваться сквозь кордоны, как выяснилось: я пришел раньше всех. Несколько сильных прожекторов заливали кипящим светом низенький помост, на котором плавились четыре пустых кожаных кресла - белое, красное, зеленое, голубое - и плюс одна проволочная табуретка. Табуретку занимал сосредоточенный Позднышев. Склонив голову набок, он рассматривал циферблат своего ручного хронометра.
- Вадим Вади-и-имыч! - воскликнул я и взошел на помост. Я надеялся обнять старую галошу в знак примиренья. Цэдээловские рыбки сдохли, чего же нам делить?
Наверное, при виде меня Позднышев вспомнил Экклезиаста и вообразил, будто сейчас самое время уклоняться от объятий. В одно касание он приколол на мой лацкан микрофончик, а затем ловко выскользнул у меня из рук.
- Пожалуйста, сядьте вон туда, господин Изюмов, - попросил он, указывая на голубое кресло. Голос его был вежлив, но без малейших признаков сердечности. Злопамятный гад явно не забыл про аквариум.
Я послушно сел. Один из ярких софитов немедленно повернул свой зев точно в мою сторону и принялся обливать меня жаром. Я и это вынес без ругани. Когда надо, я могу целых три часа кряду выглядеть умненьким-благоразумненьким, прямо выпускником Института благородных девиц. Но на четвертом часу лучше уводить от меня подальше женщин и детей.
- Любезный Вадим Вадимыч, - кротким тоном обратился я к ведущему, который вновь предпочел мне свой хронометр, - я уже могу узнать план мероприятия или это еще государственная тайна?
- План обычный, - сдержанно ответил Позднышев. - Никаких новаций. Вначале я задаю всем по четыре вопроса, а затем... Погодите-ка минутку! - В животе у него внезапно запищало, словно он поужинал детскими шариками "уйди-уйди".
Вадим Вадимыч извлек из внутреннего кармана пикающий сотовый телефон. Поднес к уху, немного послушал, потом сказал в трубку:
- Ясно... Понимаю, Аркадий Николаевич... Ну, и Бог с ним, таким сурьезным... Да, вы правы, ха-ха, колхоз - дело добровольное... Угу, сейчас скорректируем...
Привстав с табуретки, ведущий подал кому-то знак рукой. Из-за софитов вынырнули двое парней в комбинезонах и начали деловито стаскивать с помоста красное кресло.
- Куда это его уносят? - забеспокоился я. - Почему уносят?
- Директору только что позвонили из штаба Товарища Зубатова, - бесстрастным голосом объяснил мне Позднышев. - Генеральный секретарь ЦК отказался от участия в дебатах. У него нашлись на вечер дела поважнее. Кроме того, наш телеканал необъективно освещает его избирательную кампанию. В ЦК имеются претензии...
Я искренне подивился совковой дурости товарищей. Им дарят бесплатный эфир, а эти остолопы встают в позу и не поступаются принципами. Или, может, струсили? Хитрый лысый смекнул, что со мной ему влом связываться. Реакция не та. Пока он дожует свою розовую жвачку, я его раз десять успею обвалять в задницах. Будет сидеть в них по уши и наливаться свекольным соком. Ему-то самому пустить меня вдоль по матушке - ни-ни. Низ-зя! Кырла-Мырла не позволяет. У них, у товарищей, узаконены только два ругательства - ренегат и политическая проститутка. И все. Смелый Горби-реформатор целую перестройку затеял, чтобы ввести в партийный лексикон слово "мудак". Шесть лет бился и в итоге сам вылетел из партии. А вот осторожный папаша Зуб остался и пошел в гору.
- Очень жаль. - Я состроил на лице огорченную мину. - Генсека нам будет чертовски не хватать. Я бы славно подискутировал с ним в прямом эфире, ей-Богу. О коммунизме, о Жан-Поль Сартре, о минете... Нашлись бы общие темы. Пирожным бы его угостил, в конце концов...
Тут меня озарила мысль. Раз не будет лысого, то у меня есть лишний комплект подарочков: дрянных, зато под рукой. Попробую-ка наладить отношения с рулевым программы. Вдруг он не такой сучий потрох, каким выглядит?
- Вадим Вадимыч, - предложил я, открывая свою крокодиловую сумку, - не угодно ли пока пирожное? Вот, "сатурн", с ореховой начинкой. Молодежь от них просто тащится.
Даже не взглянув на пакет, Позднышев покачал головой:
- Извините, я не ем сахара. У меня диабет.
- Берите-берите, нет там никакого сахара! - поспешил я обрадовать ведущего. - Я-то знаю. Они туда кладут какое-то химическое дерьмо, вроде сахарина. Сладко и дешево. Говорят, эта фигня немножко канцерогенная, однако...
- Спасибо, что-то не хочется, - твердо заявила старая галоша и вознамерилась отодвинуться от меня подальше вместе с плетеной табуреткой.
- Может, покурите? - не сдавался я. - Вот "Московские крепкие", с фильтром. По вкусу - копия французского "Житана", даже крепче глотку дерет. Рекомендации лучших табаководов.
- Простите, я не курю, - сухо произнес Вадим Вадимыч. - У меня астма.
Я немного приуныл. Обе мои попытки контакта Позднышев отверг. С презервативами тоже наверняка выйдет облом. Сучий потрох скорее признается в импотенции, чем возьмет у меня хоть одну упаковку. И чего, спрашивается, он на меня взъелся? Можно подумать, он единственный, кто пострадал от моих выражений. Да таких мильон! Из обложенных мной можно составить город. И два города - из тех, кто хоть раз обкладывал меня.
- Вадим Вадимыч, - начал я, собираясь рассказать галоше о своем трудном детстве. - Если вы полагаете...
Внутри Позднышева снова пискнул шарик "уйди-уйди". И вновь на свет был извлечен сотовый телефон.
- ...Да, - сказал ведущий в трубку. Лицо его поскучнело. - Понимаю, Аркадий Николаевич... Сожалеет?.. Ну да, причина уважительная... Хорошо...
Позднышев спрятал трубку и вторично за сегодняшний вечер дал отмашку парням в комбинезонах. Не прошло и минуты, как зеленое кресло было унесено с помоста. Остались белое и мое.
- Что, и Генерал не придет? - догадался я. Конкуренты таяли, как сосульки в Африке. - Он тоже обиделся на ваш телеканал?
- Генерал задерживается на Кавказе. - Вадим Вадимыч опять уткнулся в циферблат своих часов. - Он никак не успевает вылететь в Москву. Полковник Панин крайне сожалеет...
Не успевает он, так я и поверил! Говорящий сапог взял пример с лысого: просто решил не связываться с Изюмовым. Сдрейфил, вояка, радостно подумал я. Скис, миротворец. Это тебе не брынзу кушать на высоте пяти тысяч метров от уровня моря... Меня охватили сразу два противоположных чувства - досада и восторг. Обидно, что улизнули два кандидата из трех. Но уж третий, самый сочный клиент от меня не уйдет! Я обгажу его не торопясь, по полной программе и на все буквы алфавита. А уж под конец засыплю его пирожными, сигаретами и презервативами. По знакомству.
- А вы знаете, господин Позднышев, - осведомился я, - что мы с нашим Президентом один раз уже встречались?
- Нет, не знаю, - без всякого любопытства ответил Вадим Вадимыч, по-прежнему косясь на циферблат. Вне эфира сучий потрох упорно не хотел поддерживать со мной беседу.
- Это было в Большом театре, - принялся рассказывать я, - на балете "Спартак". Наши места в восьмом ряду оказались рядом... Вы представляете?
- Признаться, нет, - с бесстрастной рожей произнес Позднышев. - Не думал, что наш Президент увлекается балетом...
- Так ведь и я не увлекаюсь, - заметил я. - Встреча была подстроена... Впрочем, - спохватился я, - это пока большой секрет. Еще не пришло время его обнародовать в деталях. На склоне лет я напишу мемуары, а пока коротенько, в двух словах...
- Я лучше подожду мемуаров, - вежливо прервал меня Вадим Вадимыч и поднялся со своей плетеной табуретки кому-то навстречу.
Из-за софитов показался хороший двубортный костюм. Из костюма выглядывал сам Аркаша Полковников, директор всей этой конторы. Раньше Полковников был ведущим одной вшивенькой телепередачки, но потом ловко подсидел шефа и угодил на его место. Пару раз я случайно сталкивался с Аркашей на светских тусовках: вечно он таскал с собой пригоршню каких-то идиотских амулетов. Сейчас, например, директор нервно теребил кроличью лапку.
Кивком поприветствовав меня, Аркаша стал шептаться с Вадимом Вадимычем. Я вытянул шею и сделал уши топориком, но кроме слова "пресс-секретарь" ни хрена не разобрал.
- ... Это меняет дело, - уже громко произнес Позднышев. Как мне показалось, с радостью. - А я-то боялся... - Он сделал знак рукой.
Все те же парни в комбинезонах трудолюбиво потащили с помоста белое кресло. Я почувствовал себя одураченным пацаном, которому вместо конфеты подсунули фантик. Где прямой эфир? Где Президент?
- Господин Президент России тоже решил не участвовать в теледебатах, - сообщил мне Вадим Вадимыч. - Телекомпания "Останкино" приносит вам искренние извинения, господин Изюмов. Право же, нам очень неловко... - Никакого раскаяния на морде этой старой галоши я между тем не увидел.
Разом погасли все софиты в студии. Позднышев легко, одним движением, отцепил от меня микрофончик. Деловитые комбинезоны в четвертый раз взошли на помост и остановились возле моего кресла, с явным намерением убрать и его.
- Эй, подождите! - закричал я, хватаясь за подлокотники. - Но я же здесь! Я ведь тоже кандидат в президенты, а не погулять вышел! Давайте, проводите прямой эфир со мною! Задавайте свои вопросы!
- Не орите тут, Изюмов. - Теперь, когда потухли прожектора, сучий потрох Позднышев даже не старался казаться вежливым. - По правилам, "круглый стол" может проводиться лишь при наличии двух или более кандидатов. Вы до двух считать умеете? Или вы умеете только рыбок аквариумных травить?.. Ребята, берите кресло, господин Изюмов нас покидает...
Когда я приехал домой, горя желанием отыграться на Сашке за все, то застал в квартире жуткий бардак. По комнатам были разбросаны мои шмотки, причем самые любимые - изрезаны ножницами и вымазаны клеем. В центре зеркала красной помадой было выведено короткое слово из трех огромных букв. Маленькое оконце под потолком сортира оказалось выбито, а в толчке застрял ком сашкиной униформы.
Дрянь вырвалась, напакостила и сбежала.
35. МАКС ЛАПТЕВ
Поступки делятся на умные и глупые. Умный поступок - это довериться логике, прийти по нужному адресу, подняться на нужный этаж и долго звонить в дверь опустевшей квартиры. Глупый поступок - это довериться внутреннему голосу и, никуда не поднимаясь, просто окликнуть у подъезда незнакомый затылок.
В затылке, между прочим, ничего подозрительного не было. И в сиреневом рюкзаке за спиною - тоже: самый заурядный, с кармашком, на коротких лямках. Вот только спина немного подкачала. Такой вынужденной сутулостью чаще всего страдают люди, которые что-то бережно несут под полою пиджака или куртки. Скажем, букет цветов.
- Исаев? - почти наобум спросил я уходящую спину.
У меня не было никакой уверенности, что крепкий затылок и сиреневый рюкзак принадлежат человеку из моего списка. В подъезде пятиэтажки не менее двух десятков квартир, в каждой квартире могут уместиться по пять граждан. Итого имеем сотню. Единица против девяносто девяти - маловато будет. Хотя...
Человек с рюкзаком не обернулся на зов, но чуть дрогнул и прибавил шагу.
Неужели я все-таки угадал? Ну, Лаптев, ну, молодец! Редкий случай, когда всего лишь по походке удается вычислить паспортные данные. Если я прав, методу Макса Лаптева надлежит войти в анналы мировой криминалистики, под громким названьем "Спина выдает с головой". Сокращенно - макс-фактор.
- Исаев! Стой! - крикнул я вслед убегающему вдаль затылку. Крикнул больше по инерции. Я пока не думал, что Исаев - именно тот, кого я так долго ищу. Мне только хотелось поскорее проверить внезапную догадку. Макс-фактор - совсем ведь недурно звучит. Одноименной фирме косметики придется потесниться. - Стой, кому говорят! - Я бросился вдогонку за сомнительной спиной.
И чуть не нарвался на пулю.
Букет под полою куртки оказался заряженным карабином. Его ствол черной безголовой змейкой выглянул из-за плеча и плюнул в меня огнем.
- Пфф! - По тихому звуку выстрела я сразу опознал КС-23, крайне неприятную машинку. Три патрона в магазине, и каждый из них свалит быка за полтораста метров. Не успей я плашмя броситься на асфальт, мой вклад в мировую криминалистику оброс бы черной траурной рамкой.
А так я просто испачкал брюки. Мелочь, пустяк. У нашей профессии есть крупное преимущество и махонький недостаток: первое - большая государственная пенсия, второе - риск до нее не дотянуть.
Обманув пулю-дуру, я вскочил с асфальта и вжался в шершавый кирпич стены. Я не стрелял. Вести ответный огонь мне было просто нечем. Свою единственную обойму я истратил еще на пустыре у почтового ящика, сражаясь с вражеским десантом. В неравном бою я победил, а толку-то? Цирк уехал, клоунов навалом. Теперь табельный пистолет бесполезным железом утыкался в мою селезенку: полкило лишнего веса вместо боевого оружия.
- Пфф! - Беглый Исаев выпустил вторую пулю, метко поразив при этом стену. Кирпич брызнул сантиметрах в тридцати от моего уха.
Бывают же такие веселенькие дни, сердито думал я, короткими перебежками следуя за удирающей спиной. Приключений выше крыши. Который же раз за сегодня меня пытаются убить? Третий? Если считать инвалида с торшером, то четвертый. Берегись, Макс, слишком долгого везения не бывает. Когда-нибудь твой ангел-хранитель отлучится в туалет - и тебе каюк.
Тем не менее придется рискнуть, решил я. Вооруженный Исаев явно мчится в сторону метро. А в метро есть люди. Правда, и на улице есть люди, но они-то уже попрятались кто куда. За тех я спокоен. Прохожий у нас пошел опытный: он давно переболел бытовым героизмом и научился бояться человека с ружьем.
- Стой, стрелять буду! - опять завопил я.
Я и не надеялся, что меня послушают. Я рассчитывал, что в меня пальнут. Главный недостаток таких карабинов - очень маленький магазинчик. Пусть он только изведет последний патрон, мысленно попросил я ангела. Перезаряжать КС на бегу еще никому не удавалось.
- Пфф! - Пуля свистнула над моей макушкой и растворилась в теплом вечернем воздухе. Третий из трех патронов тоже сгорел зазря.
Все! Сразу отпала необходимость вжиматься в стены и прятаться за телефонными будками. Перестав осторожничать, я резко рванулся вдогонку за Исаевым, с каждым мгновением сокращая наш разрыв. Красная буква "М" возле станции "Каширская" вспыхнула уже совсем рядом. Буква приманивала к себе беглеца, словно ночник - безрассудного мотылька.
Хочешь в метро покататься? Теперь пожалуйста. Там-то внутри я тебя и возьму.
Нас уже разделяло всего метров двенадцать. Не-ет, теперь не больше десяти. Метра два парень потерял у самого спуска в метро, возвращая бесполезный карабин обратно под мышку. Надо было ему выбросить оружие на ходу, подумал я. Не сообразил, бедолага. Или пожадничал. Сиреневый рюкзак болтался на его спине туда-сюда, и беглецу приходилось поддерживать рукою одну из лямок. Тоже проигрыш в скорости.
Я точно рассчитал: возьму его прямо за турникетом. Вернее, за узким горлышком прохода от турникета к эскалатору. Еще издали, сквозь стекло двери, я заранее высмотрел местечко, удобное для маневра. Там свободное пространство и уже чисто вымытый розовый квадрат мраморного пола. Если буду прыгать, то, по крайней мере, больше не испачкаю брюки. Хотя уж куда больше...
Тряся рюкзаком, беглая спина метнулась к стеклянной двери. Я - следом.
Спина перескочила через турникет. Я - следом, уже примериваясь к последнему прыжку.
Спина нырнула в горлышко прохода. Я - сле... Что за чертовщина?
Над моей головою ошалело взвыла сирена. К ее резкому звуку немедленно прибавился гулкий топот множества ног. Неужто воздушная тревога? - поразился я. - Но еще утром мы ни с кем не воевали.
- На месте! Стоять! Руки! - вразнобой проорало сзади несколько зычных голосов. Перекрыть их не смогла даже сирена под потолком, а потому она смущенно кашлянула и заткнулась.