- В-третьих, - продолжил я, - в нашем уставе смерть нигде не названа среди причин, мешающих генсеку исполнять свои обязанности. Болезнь - да, аморалка - да, ревизионизм - трижды да, но про смерть ничего не сказано. И наконец...
По лицам бодигардов я понял, что они почти прониклись моей логикой. Требовалось забить последний гвоздь.
- И, наконец, - произнес я. - Вспомните: кто до сих пор остается вождем всего мирового пролетариата? Вот именно! А ведь живым он перестал быть много десятилетий назад. Но мировой пролетариат, в отличие от вас, не задает идиотских вопросов... Чем же вам не угодили имя и тело Товарища Зубатова? Вы все еще против?
- Нет-нет, мы за! Мы поняли! - с чувством ответил Иванов.
Остальная троица поддержала его дружным мычанием. Вот что такое несокрушимая логика, порадовался я. И почему я сам не пошел в генсеки? Скромность заела.
- Если поняли, то проваливайте, - велел я. - И помните, что я вам сказал. Ни звука.
Четверка гуськом направилась к выходу.
- Погодите! - внезапно спохватился я. За разговором с дуболомами я забыл кое-что важное. - А ну-ка вытаскивайте его назад! На минуту.
Бодигарды вернулись с полпути и безропотно исполнили приказ. Товарищ Зубатов в морозильной камере уже покрылся инеем, но еще не успел толком слежаться. Извлечь его пока не составляло труда.
- Теперь можете положить на место, - распорядился я, складируя на столе добытые трофеи: три банки пива "Монарх". Как здорово, что я вспомнил о них. Холодильник здесь мощный. Через час-другой пробиться к пиву удалось бы только ломом...
Когда телохранители все-таки свалили из моего кабинета, я накрепко запер шкаф с холодильником внутри. Потом вскрыл одну банку "Монарха", перелил пиво в объемистую кружку с партийной символикой и стал неторопливо ждать отстоя пены.
Я заслужил эту кружку. Канифолить мозги идейным лохам все-таки ужасно утомительно. Пока гонишь туфту про нетленного вождя и коллективное руководство, больше всего боишься потерять непроницаемость морды и выпустить на волю истинное ее выражение. А это делать не надо. Пусть себе охранники не знают, что товарищу Сыроежкину уже начхать на вождя, партию и выборы: главное чтобы дуболомы заткнулись до понедельника.
Проиграет наш жмурик послезавтра или даже победит - уже не имеет значения: дольше трех дней кандидата в президенты в холодильнике не удержать. Скоро народ что-то прочухает, заведет гнилой базар. А это значит, что в понедельник я должен буду слинять из страны.
Я отпил ледяного пива. Слинять, факт. Готовясь к выборам, я немного увлекся и набрал под Зубатика избыток краткосрочных кредитов. Будь генсек жив, мы погасили бы часть процентов по вкладам думскими законопроектами, но под покойника мне не дадут люфта. Вкладчики нынче нервные, в непонятках сидеть не любят. Пригласят на арбитраж, вложат в тебя пару свинцовых инвестиций из "ТТ" - и будь здоров. Такой вариант меня не устраивал.
Я сделал еще глоток-другой. Смерть Зубатика поломала мои расчеты, факт. Но деловой человек никогда не станет рвать на себе волосы и долго сыпать проклятиями. Сопли и вопли нерентабельны. Надо брать пример с кошек. Даже падая с десятого этажа, умное животное не мяукает бестолково, а группируется в воздухе и тормозит хвостом, чтобы слететь помедленней и мягко упасть на все четыре лапки.
Я тоже знал, куда мне лететь и где падать. План отступления у меня готов был заблаговременно. В тайнике уже лежали авиабилет с открытой датой вылета и паспорт с открытой визой. Я предполагал, что инвесторы станут искать меня в оффшорной зоне на Кипре: я нарочно засветился там с Зубатиком и даже прикупил кое-какую мелочь. Пусть ищут.
Но я-то буду не на Кипре. Я приземлюсь в желтой жаркой Африке, в южной ее части. В портовом городе Кейптауне у господина Ван дер Сыроежкина есть не только яхта "Жаннетта", но и недвижимость на три миллиона рандов. И еще пять процентов акций процветающей алмазной компании "Ди Берс". Этого хватит, чтобы ни в чем не нуждаться.
В принципе, сказал себя я, можно смыться из страны хоть сегодня. Однако это было бы финансовой глупостью. Дела плохи не настолько, чтобы сбежать, бросая лакомые кусочки. Новоявленному бизнесмену из ЮАР совсем не помешает вкусная добавка. Раз генеральный секретарь официально жив, жива и генеральная доверенность, выданная мне как его первому заму. Перед отъездом я смогу обнулить наши партийные счета и кое-что забрать из банковских сейфов.
Я допил свое пиво и посмотрел на стенной календарь с красной датой. Как ни печально, в субботу и воскресенье коммерческие банки закрыты. Поэтому раньше, чем в понедельник утром, к сейфам и счетам никак не подобраться.
Решено: еще два дня поиграем в выборы. Игра стоит свеч.
41. "МСТИТЕЛЬ"
Не размыкая глаз, я протянул руку к тумбочке - и нащупал пустоту. Тумбочки возле кровати не было. Рука моя метнулась вниз, к телефону - но не было и телефона! Тьфу ты, зараза! Куда они все подевались?
Я приоткрыл один глаз и уперся взглядом во что-то огромное, цветастое и мохнатое вместо стены. А это еще что за чудище? Откуда? Ткнув видение вялым со сна кулаком, я выбил из чудища только столб пыли. Бог ты мой, ковер! Откуда у меня взялся ковер? Вчера у меня его точно не было. Может, он пророс сквозь стену, от соседей? Но домашние ковры не растут так быстро. И как он сумел запылиться, за одну-то ночь?..
Что-то здесь было неладно.
Я снова зажмурился, а затем резко открыл оба глаза и направил взгляд к потолку - к моей лучшей подруге лампочке. Но и лампочки вверху тоже не было! Исчезла! На ее месте нагло раскачивалась гроздь желтых плафончиков, похожих на стреляные гильзы снарядов для Т-80.
Это сон, успокоил я себя и поскорее закрыл глаза ладонью. Нормальный ночной ужас городского чморика. Надо быстро вздремнуть - и быстро пробудиться. На фронте эта уловка здорово помогала, когда за мною гонялись два прилипчивых страха: я в плену у духов, а у меня почему-то удостоверение контрактника, или я горю в бэтээре, а верхний люк намертво заклинило.
Мой способ борьбы с кошмарами меня обычно не подводил. Однако теперь вышла осечка. Не успел я снова вынырнуть из забытья и повернуться на другой бок, как щека моя больно уперлась в колючий ворс. Опять ковер! Опять!
Я кое-как продрал глаза и сел на скрипучей кровати, которая оказалась скрипучим диваном. Кошмар не исчез. За ночь всю мою обстановку повымело из комнаты, зато на свободное место набежала чертова пропасть чужих вещей. Кроме дивана и ковра, здесь объявились еще стол, два мягких полукресла, книжный шкаф, телевизор и в углу какой-то допотопный пуфик на гнутых ножках. Вся пришлая мебель упорно делала вид, будто стояла здесь всю жизнь, и это я, наоборот, здесь гость, захватчик, случайный поселенец...
Тряхнув головой, я проснулся. В голове моей все стало медленно укладываться по местам.
Я не дома. Верно. Я и не должен быть дома. Верно. После вчерашнего звонка Друга я быстро сдернул из своей квартиры. По пути я удачно оторвался от погони, затем целый час запутывал следы и к полуночи объявился здесь, на Мясницкой. На диване у чужого ковра. Здесь мне надо будет перекантоваться до воскресенья... Стойте-ка, а сегодня какой у нас день?
В мозгах еще шумело, и я стал рассуждать по порядку. Вчера была пятница. Получается, что сегодня - уже суббота. Значит, воскресенье завтра. Выходит, у меня в заначке еще пять с половиной папирос. Должно было остаться шесть, но вчера я нарушил режим на одну половинку. Не утерпел после бега.
Я сполз с дивана и, пошатываясь, приблизился к столу. Вот они, родимые, умильно подумал я. Лежат себе возле телефона. Лежат и молчат. Раз папироска, два папироска, еще одна, еще...
Телефонный звонок прервал мои подсчеты.
- Ну! - сердито сказал я, отрываясь от своего богатства. Сбили! Теперь придется начинать заново.
В трубке было тихо. На том конце провода кто-то внимательно слушал мой голос.
- Ну! - свирепея, повторил я. - Молчишь, зараза? Язык проглотил? Скажи что-нибудь, чмо паршивое!
- Ты в норме? - Голос Друга утихомирил меня. Я сразу почувствовал себя дурак-дураком с холодными ушами. Ясное дело: кто же, кроме Друга, станет сюда звонить?..
- Все в лучшем виде, - торопливо проговорил я. - Прости, что вызверился на тебя. Я думал, это пацаны балуются.
- Ничего. - Друг хмыкнул в трубку. - Поорал, выпустил пар, разрядил нервы - и то хорошо. Даже врачи рекомендуют снимать стресс... Так тебя не зацепило вчера? - Теперь его голос стал озабоченным. Никто, кроме Друга, не принимал мои хлопоты близко к сердцу.
- He-а, не зацепило, - сказал я. - Все просто зашибись, честное слово. Я от бабушки удрал, я от дедушки удрал. По-моему, в меня даже не пульнули ни разу, только грозились... - В двух словах я рассказал про вчерашнюю погоню и свой отрыв. - Слушай, а кто же это был?
- Почти никто, - рассеянно произнес Друг. Кажется, моя история его успокоила. - Один ретивый капитанчик. Наткнулся на тебя по письму, через комитет по инвалидам... Значит, он не видел твоего лица?
- Только спину, - подтвердил я. Мне стало совсем уж неловко перед заботливым Другом. - Считаешь, я зря это письмо писал? Дешевый понт, да?
- Не бери в голову, - ответил мой великодушный Друг. - Написал и написал, плюнь да разотри. Подумаешь, беда! Все утрясется, слово даю. С инвалидами я уже разбираюсь. А капитанчик тебя здесь не достанет, слабо ему... В общем, отдыхай себе спокойно. Покури, посмотри телевизор или книжку почитай. Есть захочешь, возьми вон в холодильнике...
"Спасибо", - хотел ответить я, но опоздал. Трубка уже стала детской погремушкой, в которой весело пересыпались короткие гудки. Друг не захотел дожидаться моей слюнявой благодарности. Как обычно, он помог и тут же скрылся, ничего не выпросив себе взамен. За все время знакомства я ни разу не увидел своего таинственного благодетеля - только слышал его. Иногда мне даже казалось, что его вообще невозможно увидеть: будто он живет в переплетении проводов и состоит из одного телефонного голоса. А почему бы нет? В любом телефоне давно завелись мелкие полезные дружки, объявляющие время, погоду или расписание поездов. Просто мой Друг по сравнению с ними - словно генерал-полковник в компании безусых прапоров.
- Спасибо, - все-таки сказал я погремушке с гудками, а потом дал отбой.
Настала пора еще раз пересчитать свой капитал. Раз папироска, неспешно начал я и откатил белую торпеду в сторону. Два папироска - туда же. Три. Четыре. Половинка...
Четыре с половиной! Меня как обожгло. Одной не хватало !
Я еще раз проверил рассчет, но сумма осталась прежней. Четыре с половиной! Встав на четвереньки, я обшарил весь пол возле стола, посмотрел под диваном и за пуфиком, заглянул за ковер, дважды проверил свои карманы - задний, верхний, боковой, нарукавный - а в конце обхлопал каждую складку рубашки и даже дунул в ствол карабина...
Все равно было четыре с половиной !
Четыре длинных торпедки и краткий, слегка подзамусоленный бычок.
Либо я вчера, впав в транс, умудрился выкурить одну лишнюю. Либо я просто потерял одну на бегу, когда прыгал из вагона в вагон, а вечером не заметил пропажи. Что в лоб, что по лбу. Никакой разницы нет. Завтра с утра я исчерпаю свой боезапас травки, и тогда боль-паскуда вернется раньше времени.
Стоило мне вспомнить про поганку, как она очнулась и стала медленно вскарабкиваться по внутренней стороне черепа. Пока это был лишь маленький разведвзвод боли, посланный для наблюдения. Пока приказа атаковать не было. Поганка в бинокль изучала плацдарм, примериваясь к моим флангам. Как только она обнаружит, что оборона снята, - сейчас же начнет долбить лопаткой землю и сооружать бруствер...
Только не это! Я жадно взглянул на бычок, словно надеясь, что он уже подрос до размеров целой папиросы. Ничуть не бывало: замусоленная вчерашняя половинка осталась точно такой же, маленькой и грязно-белой. Если я не утерплю и искурю этот бычок, мой боезапас уменьшится до четырех единиц. На них трудно продержаться сутки и еще одно утро.
Вернись к дедовским способам, приказал себе я. Вчера они уже не помогли, но вдруг сейчас сработают? Боль сегодня битая, дерганая, трусливая. Попробуй отпугнуть ее без дыма. Для начала полей ее проливным дождем, потом пристукни градом. Если враг слаб, в такую погоду атака непременно захлебнется. Даже духам не нравились ливни с градом, а тебе-то, милая, и подавно... Я двинулся в ванную, отвернул кран и сунул башку под струю холодной воды. Ага! Сегодня я начальник! Боль вжалась в грунт и застыла, не решаясь двинуться к макушке. Но и отступать назад паршивка тоже не хотела. Смотри же, я предупредил.
Я отжал дождевую влагу, вытер голову бумажной салфеткой и привычно отправился на кухню. По планировке эта кухня здорово отличалась от моей. Она была длиннее раза в полтора, а раковина с газовой плитой располагались в другом углу. Впрочем, и здесь нашелся ничем не занятый кусок белой стены шириною почти в метр. Мне хватит. Я прицелился и тюкнул своим теменем в метровый кафельный промежуток. Разик. Еще разик. Еще один. И повторим.
Тук-тук-тук! Звук от ударов получался громким и сочным: то ли моя вчерашняя шишка так отвердела за ночь, то ли здешний кафель настолько мелодичен.
Тук-тук-тук-тук! Я возобновил суворовскую атаку, чувствуя, как боль-паршивка замерла на полдороге к макушке. Я догадался, чего она так боится: вчера после фронтальной долбежки я применил дымовую завесу. Вдруг я и сегодня сделаю то же самое?
Тук-тук-тук! Каждый удар эхом разносился по всей кухне. Боль, застигнутая врасплох, пока еще не сдала позиций, однако и сопротивлялась еле-еле. Возможно, ее саперную лопатку уже смыло потоками дождя или присыпало развороченным дерном.
Тук-тук-тук! Дзынь!
Я замер. Звенело явно не в моей голове. И не телефон.
Дзынь-дзынь! Это дважды звенькнуло из коридора. Может, это Друг? Никто ведь не знает, что я здесь. Но Друг не сказал, что придет, и у него должен быть запасной ключ...
Стараясь не шуметь, я прокрался из кухни в комнату, зарядил карабин и, пронеся его в коридор, поставил у стенки, в метре от двери. Покойный сержант научил нас кое-каким полезным штучкам. Если за дверью неприятель, я успею броситься на пол и подхватить оружие во время броска.
Резким рывком я распахнул входную дверь - и тотчас же отпрянул назад, готовый совершить свой военно-спортивный маневр.
Мои прыжки не понадобились. За дверью стоял сердитый гном и таращил на меня маленькие злые глазки. У гнома были здоровущие седые усы, которые свисали едва ли не до плеч, и огромный седой чуб, выросший прямо из середины яйцеобразной головы. Это низкорослое - мне по грудь - пугало было наряжено в длинную вышитую рубаху. Из-под хохляцкой рубахи еле-еле выглядывали волосатые ножки в шлепанцах с помпонами.
- Я прошу вас немедленно прекратить! - сварливым голосом объявил мне чубатый гном. - Я - иностранный подданный, я пишу тезисы ! - Пугало вытянуло вверх лапку и потрясло передо мной свернутыми бумажными листками.
- Пиши хоть романы, мне не жалко, - позволил я. Боль, пользуясь затишьем, успела немного продвинуться к макушке. Глупо было тратить время на пререкания с явным полудурком.
- Что значит "не жалко"! - вскинулся гном, заглядывая ко мне в дверь. - Я живу за стенкой, в отдельной квартире. Квартира приватизирована, между прочим. Частная собственность... И пока вы забиваете гвозди, я не могу сосредоточиться. А через час мне выступать с докладом...
Боль, обретя неожиданного союзника, удвоила скорость передвижения. Сейчас она была уже на пути к темечку. Я не мог воевать на два фронта.
- Уйди, дядя, подальше от греха. - Мне очень захотелось намотать на палец вислые усы гнома-скандалиста. - И без тебя башка раскалывается. Брысь!
Захлопнув дверь, я обхватил руками голову. Ччерт! Боль уже почти достигла темени и расчехляла саперную лопатку. Ни дождь, ни град ее уже не смогут остановить. Есть лишь одно верное средство. Но его мало.
Я старался не смотреть на папиросную половинку, хотя знал, что этот огрызок торпеды лежит на том же месте. На столе у телефона, слева. Маленький спасительный бычок. Два сантиметра радости и спокойствия. Оружие против боли, бьющее точно в цель. Взять его сейчас со стола и... Не-ет, не надо, попробую потерпеть. Если перетерпишь, она как-нибудь да пропадет сама. Сгинет. Как сон, как утренний туман... О-ох, зараза ненасытная!
Боком-боком я обогнул стол и оказался у телевизора, на который кто-то заботливый положил свежую телепрограмму. (Спасибо, Друг!) Что у нас сегодня утром по ящику? (Хоть бы американский боевик!) Будем оттягиваться по-другому... Так, суббота...
Лопатка, выбрав место на макушке, начала углублять вчерашний недостроенный окоп. Пока штык только корябал слежавшийся грунт, но в любую секунду могла начаться капитальная долбежка.
"Утренние новости"... Не то! Шоу "Кураре по-русски"... Ну и названьице! Опять "Новости", какая-то "Сувенирная лавка", "Ешьте с нами"... Сами ешьте, чморики! Где же кино? Скорее дайте мне кино!
Вот, наконец. Художественный фильм. "День Шакала". Тьфу ты!
Когда я лежал в госпитале в Ялыш-Мартане, то до рвоты насмотрелся по телеку всякой лабуды про разных дельфинов, кошечек, собак колли и прочих шимпанзе из мира животных - какие они умные и какие мы ослы. Теперь уже до шакалов добрались, паскуды. Такое и со здоровой-то башкой смотреть опасно...
Саперная лопатка нанесла первую серию серьезных ударов. И все в одну точку. Словно паршивка не окоп рыла, а бездонный колодец в самую глубину. Я понял: моя боль просто хочет отыграться за вчерашнее. Врезать посильнее, поувесистей. Она, наверное, подумала, что у меня кончилась вся травка и я перед ней безоружен... А вот те хрен, голуба! Есть у меня запас!
Больше я не колебался. Надо ответить ударом на удар, все остальное после. Схватив со стола драгоценную половинку, я чиркнул спичкой. Первая затяжка - проверочная, вторая - разведочная, третья - атакующая, четвертая и пятая - боевая и огневая. Боль не ожидала от меня контрудара и, смешав строй, стала откатываться назад, вниз по склону. Мой десантный Т-80 уже был в горько-сладком дыму по самые траки. Первым делом я проутюжил гусеницами ее окопы, а потом начал расстреливать ее дымовыми снарядами... Попадание! Еще попадание! Да я сегодня просто снайпер! Бежит, бежит паршивка, улепетывает во все лопатки! Шестая и седьмая затяжки - победные... Та-тах! Та-тах! Дзынь!
Дзынь-дзынь!
Это в коридоре, догадался я сквозь победный ликующий дым и неторопливо поплыл к двери.
На лестничной площадке стояло все то же сердитое маленькое пугало. Теперь, кроме белой вышитой рубахи, на пугале красовались широченные шаровары цвета десантных беретов. Я вообразил этого длинноусого гнома в полной экипировке десантника - и чуть не заржал. Комедия.
- Вот, возьмите. - Гном с брюзгливой миной держал двумя пальчиками какие-то таблетки. - Это вам анальгин, от головы. Только не стучите в стенку, умоляю...