- Но может быть он и в самом деле загружен работой, - заметила Адела.
- В любом случае это не играет никакой роли, - махнула рукой я. - Жизнь на разных континентах, и, вдобавок, в разных полушариях, не слишком способствует поддержанию романтических чувств. У Луиса до меня было немало женщин, и после меня будет не меньше, так что нечего вообще об этом думать. Всё было очень приятно и красиво, но всё закончилось.
- Но если с Луисом у тебя всё закончилось, то почему ты не хочешь закрутить роман с этим американцем?
- А почему я должна этого хотеть? - поинтересовалась я.
- Ну вот. Теперь ты заговорила совсем, как тот робот из Интернета, - покачала головой Адела. - В любом случае ты согласилась, чтобы сегодня вечером он показал нам Лиму. И вообще, на мой взгляд, Фрэнк гораздо симпатичнее Луиса. Ты обратила внимание, какие у него мускулы? Да и глаза у него выразительнее.
- Подумай лучше о том, как ты будешь искать золото инков, - проворчала я. - В конце концов мы приехали сюда в поисках сокровищ.
- Об этом не беспокойся, - усмехнулась подруга. - Я уже знаю, что делать!
Фрэнк был пунктуален. Он подъехал к отелю в девятнадцать пятьдесят семь, а ровно в восемь он уже стучался в мой номер. Он переоделся в элегантный белый костюм, который, надо признать, сидел на нём просто великолепно.
Я тоже не ударила лицом в грязь. На мне было короткое серебристое платье от Амайа Арсуага, которое я купила в Мадриде, и изящные белые босоножки.
- Минуточку, - прощебетала Адела, когда мы зашли за ней и Бобчиком. - Дамам срочно требуется припудрить носик.
Окинув Даунфолла восхищённым взглядом, она схватила меня за руку и чуть ли не силой поволокла в туалетную комнату.
- Что с тобой? - удивилась я. - Что ещё за секреты?
- Ты не представляешь, что я сделала! - с придыханием произнесла она.
Что-то в её взгляде заставило меня насторожиться.
- У меня возникает предчувствие, что лучше бы мне об этом не знать, - заметила я.
Но Адела не обратила внимания на мои слова.
- Я позвонила Луису! - необычайно гордясь собой, сообщила она.
- Зачем? - возмутилась я. - Что ты ему сказала? Я же просила тебя не лезть в мою личную жизнь!
- Я не могу смотреть на то, как этот негодяй разбивает тебе сердце! - драматично воскликнула Адела.
- Но он ничего мне не разбивает, - возразила я.
- Мне лучше знать, уж поверь мне, - безапеляционно заявила подруга. - Вот я и решила - пусть он тоже помучается. Я ему всё выложила, начистоту. Я сказала ему, что тебе глубоко наплевать на то, что он не захотел с тобой увидеться, и что ты уже успела познакомиться в самолёте с совершенно потрясающим американцем, богатым, элегантным и обалденно красивым. Я даже упомянула, что его зовут Фрэнк Даунфолл, и тут Луис не выдержал и что-то завопил, но я не стала его слушать и повесила трубку. Пусть он теперь пострадает. Никто не умеет так терзаться от ревности, как латиноамериканцы.
- Ты что, совсем спятила? Зачем ты это сделала? - рявкнула я. - Я вовсе не хочу, чтобы Луис от чего-нибудь терзался!
- Зато я хочу! - упрямо сказала Адела. - Он не имеет права так с тобой обращаться. Ну ничего, теперь пусть помучается. Если бы ты слышала, как он орал! Как будто его резали!
- Странно, - заметила я. - Луис по натуре достаточно уравновешенный человек. За всё время нашего знакомства он кричал всего один раз, да и то из-за того, что на него упал паук-птицеед, а у Луиса с детства арахнофобия. А ты не можешь повторить, что именно он кричал?
- Понятия не имею! - пожала плечами Адела. - Да, честно говоря, я и не вслушивалась. Мне просто хотелось разозлить его, а когда я поняла, что он завёлся, как сумасшедший, я просто повесила трубку. Когда люди орут, их больше всего раздражает, если никто не хочет их слушать.
- О господи, - покачала головой я. - Что же мне теперь делать? Может быть, снова позвонить Луису?
- И сказать ему, что ты, надев своё лучшее вечернее платье, отправляешься развлекаться с Фрэнком? - с невинным видом поинтересовалась Адела.
Я бросила на подругу убийственный взгляд.
- Ну, ты змея, - покачала головой я.
- Не спорю, - усмехнулась она.
Арендованный Фрэнком "крайслер" мягко катил по узким грязноватым улицам столицы Перу. Лима оказалась совсем не такой, как я ожидала. Ещё из окна самолёта, пробившего на спуске слой тяжёлых серых облаков, земля Перу показалась мне безжизненной каменистой пустыней. Столица, раскинувшаяся под громадой нависающих над ней туч, казалась унылой, приземистой и какой-то придавленной. Воздух был влажным и затхлым, как в тропическом лесу.
- Для города, лежащего почти посередине между Экватором и Южным тропиком, здесь не слишком-то жарко, - заметила я.
- Во всём виновато холодное течение Гумбольта, - объяснил Даунфолл. - Оно приходит сюда из Атлантики, и поэтому даже в самые жаркие дни температура в Лиме не поднимается выше двадцати семи градусов.
- В Лиме всегда такие туманы? - поинтересовалась Адела. - Здесь же в двадцати метрах ничего толком не разглядишь.
- Не всегда, но, к сожалению, слишком часто, - усмехнулся Фрэнк. - Это гаруа - знаменитая лимская мгла. Иногда туман, сеющий тонкую водяную пыль, бывает настолько плотным, что водителям приходится включать "дворники", как во время дождя.
- А вы хорошо знаете Лиму, - заметил Бобчик. - Наверное, вам часто приходилось здесь бывать.
- Это связано с моей работой, - сказал Даунфолл. - Кроме того, меня увлекает история Перу, так что я могу быть для вас почти профессиональным гидом. Сейчас мы повернём направо и выедем на Площадь Оружия или Гербовую площадь. На ней расположены кафедральный собор и президентский дворец.
Машина затормозила на светофоре. Мы высовывали головы из окошек, с любопытством оглядывая размытые туманом силуэты пешеходов и очертания зданий.
- В 1535 году Франциско Писарро основал Лиму, очертив концом своей пики круг в том месте, где сейчас находится центр Оружейной площади и повелев заложить здесь "город волхвов", - продолжал свою лекцию Фрэнк. - Лиму объявили столицей испанских владений в Южной Америке и вице-королевства Перу. Именно отсюда отправляли в Мадрид легендарное золото инков.
"Крайслер" миновал ряд однотипных, как братья-близнецы, вытянутых малоэтажных строений с плоскими крышами и типичными для испанской архитектуры закрытыми двориками - патио, и выехал на небольшую прямоугольную площадь. Перед помпезным белоснежным зданием, архитектура которого вызывала ассоциации со штраусовской Веной, высоко задирая ноги, вышагивали гвардейцы в сверкающих металлических касках и затянутых поясом чёрных мундирах с красными эполетами. Даже без объяснений мы догадались, что это и был перуанский "Белый дом".
Центр площади был украшен круглым фонтаном незатейливой формы, в котором плескались смуглые босоногие ребятишки.
- А это ещё что за архитектурное извращение? - поинтересовался Бобчик, кивнув на причудливое здание, примыкающее кафедральному собору, украшенному двумя башенками колониального стиля.
- Это архиепископский дворец, - объяснил Даунфолл. - Можете полюбоваться главными лимскими достопримечательностями - резными деревянными балконами.
- Жуткое зрелище, - покачал головой Бобчик. - Можно подумать, что кто-то взял здоровенный старинный шкаф и через крышу безуспешно пытается втащить его на верхний этаж.
Я вполне понимала Бобчика. К зрелищу небольших аккуратных белоснежных домиков, из тела которых на уровне второго этажа, как огромная чёрно-коричневая опухоль, выдвигаются плохо обтёсанные толстенные прямоугольные балки, поддерживающие грубое почти чёрное от времени туловище балкона, действительно трудно привыкнуть, но наглядевшись на них в Андалузии, я со временем притерпелась к этому зрелищу, и даже стала находить в нём определённое очарование.
Покрытые причудливой резьбой, перуанские балконы были ещё шире испанских. Они казались тёмной и грубой холщовой заплаткой, налепленной на вечернее платье из тонкого белого шёлка.
Попетляв по старым кварталам колониальной Лимы, мы выбрались на вторую по значению площадь Святого Мартина с её знаменитым собором Святого Франциска и потемневшей от времени бронзовой статуей восседающего на боевом коне конкистадора Франциско Писарро. Экскурсия закончилась у бывшего дворца де ла Торре Тагле, в котором сейчас располагалось Министерство иностранных дел. Более узкие, чем обычно, резные балконы довольно гармонично вписывались в архитектуру этого своеобразного ассиметричного здания.
В сгущающихся сумерках и тумане становилось трудно что-либо разглядеть. Свет фонарей вибрировал, отражаясь во взвеси водяных капель, и воздух казался живым и тяжёлым.
- Вот и всё. Больше в Лиме смотреть нечего, - сказал Фрэнк. - Новая Лима - это типовые многоэтажки с балконами из унылого серого железобетона. Теперь, если нет возражений, мы можем познакомиться с перуанской кухней. Вы знаете, что такое себиче?
- Нет, - заинтересованно откликнулась Адела. - А что это?
- Сырая рыба, пояснил Даунфолл. - Самое знаменитое местное блюдо, нечто вроде японского суши или сацими. Только что пойманную рыбу нарезают тонкими ломтиками, посыпают перцем и рубленным луком, а затем в изобилии поливают соком лимонов. Минут через двадцать рыба основательно промариновывается и меняет цвет, становясь белой, как будто её долго и основательно варили, а сочетание лимонного сока, лука и перца гарантирует полную дезинфекцию. Кстати, в России вы едите сырую рыбу?
- В Сибири, - сказала я. - Она называется строганина. Только за неимением лимонов для вымачивания там обычно используется клюквенный сок, а иногда добавляется алкоголь.
- Ну так как насчёт себиче? - поинтересовался Фрэнк. - Отважитесь попробовать?
- С удовольствием, - ответила я. - Мне вообще нравятся экзотические блюда. - Я даже кенгурятину ела, не говоря уж о лягушачьих лапках, улитках и змеях. Один раз я даже проглотила паука, правда это я сделала на спор.
- Ужас какой! - возмутилась Адела. - Змея - это ещё куда ни шло, но есть пауков - это уже настоящее извращение.
- Но устрицы-то тебе нравятся, - возразила я. - А ведь их вообще едят живыми. Иногда они даже пищат при этом!
- Знаете что, - решительно заявила Адела. - Вы отправляйтесь в ресторан есть сырую рыбу, а мы с Бобчиком решили для начала посетить местное казино.
- Да неужели? Впервые об этом слышу! - удивлённо сказал Бобчик.
Сзади послышался приглушённый звук удара, и я догадалась, что подруга заехала ему локтем в бок. Я посмотрела в зеркальце заднего обзора. Отражающееся в нём лицо Аделы живописно-зверской мимикой пыталось что-то внушить её загрустившему возлюбленному.
- Адела, ради бога! - сказала я по-русски. - Только не надо специально оставлять нас наедине! Кончай устраивать мою личную жизнь. Я уже объяснила тебе всё, что думаю по этому поводу.
На губах подруги заиграла маккиавелиевская улыбка.
- Так вы подбросите нас к казино "Шератон Лима отеля"? - медовым голоском спросила она у Фрэнка по-английски.
- С превеликим удовольствием, - усмехнулся тот.
- Я тебе это припомню, - пообещала я.
- С тебя причитается, - шепнула мне на ушко Адела.
Рыбный ресторан "Исла Бонита" располагался совсем недалеко от Пасео де ла Република, где, перед входом в казино "Шератон Лима отеля", мы высадили Аделу и Бобчика. Мы с Фрэнком разместились под навесом в квадратном внутреннем дворике, украшенном неизменными арками.
Тёмные грубо сколоченные деревянные столы чем-то неуловимо напоминали балконы Лимы. Маленький оливковый официант с припухшими миндалевидными глазками имел типично индейские черты лица. Он постелил передо мной и Фрэнком большие прямоугольные салфетки, на которых была воспроизведена репродукция картины Гогена с пышнотелой гологрудой таитянкой, бёдра которой были обмотаны куском красной материи, а волосы украшала большая белая орхидея.
На салфетки он поставил плоские керамические блюда цвета охры, ловко разложил вокруг них приборы и расставил бокалы для вина и воды.
Себиче действительно оказалось превосходным, хотя на мой вкус в нём было слишком много перца.
Даунфолл щедро подливал мне лёгкое белое вино, и с каждым бокалом и ресторан, и Лима, и обаятельный сероглазый американец казались мне всё более привлекательными.
Действительно, чего я так расстраиваюсь из-за того, что Луис не приехал? Даже если бы он приехал, что бы от этого изменилось? Нас ожидало ещё одно болезненное расставание. Не знаю, было бы оно болезненным для него, но для меня уж точно. В нашей ситуации ничего нельзя было изменить. Он жил и работал в Боготе, а я в Москве.
Не то, чтобы я была против того, чтобы перебраться в другую страну, но только не в Колумбию. Для этого у меня был слишком развит инстинкт самосохранения. Кроме того, Луис и не предлагал мне переехать к нему. Конечно, он приглашал меня в гости, но в его устах это прозвучало скорее, как вежливая фраза при расставании.
Задумавшись, я совсем не слушала, что говорит Фрэнк.
- Эй, очнись! - он поводил рукой у меня перед глазами. - Ты опять заснула?
- Это от вина, - сказала я. - Я не привыкла так много пить.
- Пара бокалов вина - это для тебя много? - удивился Даунфолл.
- Их было больше, чем два, - с пьяной убеждённостью сказала я. - Когда-то я изучала математику.
- Представь себе, я тоже, - усмехнулся Фрэнк. - Я даже умею считать до тысячи.
- Да ну! - восхитилась я. - Я бы сейчас до тысячи точно не досчитала.
- А зачем тебе считать до тысячи? - удивился американец.
- И в самом деле, зачем? - согласилась я. - Пусть бухгалтеры считают.
Небольшой букетик романтичных лазорево-фиолетовых цветов, стоящий в центре стола в испещрённой сеткой причудливых трещинок керамической вазочке, закрывал от меня подбородок Фрэнка. Отблеск цветов превращал светло-серый оттенок его глаз в небесно-голубой.
Сейчас Даунфолл казался мне совсем не таким, как в самолёте. Его самоуверенность, самовлюблённость и внутренняя жёсткость сменились мягким юмором и внутренним покоем. Или таким его сделали мои воспоминания о Луисе?
Решительно, вино и лирические воспоминания настраивали меня на философский лад. Впрочем, точно так же на меня действовали визиты к дантисту. Каждый раз перед посещением зубного врача я всерьёз задумывалась о смысле бытия.
"Объективная реальность не существует", - подумала я. "Есть только наше представление о ней. Сейчас его глаза кажутся голубыми, но лишь потому, что в них отражаются лазоревые цветы. Проецируя на него воспоминания об ушедшим из моей жизни колумбийском полицейском, я занимаюсь самообманом. И что из того? Именно невинный самообман придаёт особую прелесть этой влажной летней ночи, этому маленькому рыбному ресторанчику, затерявшемуся на самом краю Южноамериканского континента. Сознательный самообман не опасен, если уметь, насладившись им, вовремя возвратиться к действительности."
- Хочешь, я отвезу тебя на дискотеку? - предложил Фрэнк. - Тебе нравится танцевать?
- Я обожаю танцевать, - сказала я. - Но только не в пьяном виде. Я отдавлю тебе все ноги.
- Думаю, что я это переживу, - улыбнулся Даунфолл.
- Туман исчез, или мне это только кажется? - спросила я. - И облака, вроде, рассеиваются.
- Погода здесь изменчива, - объяснил Фрэнк. - Бывает так, что в городе тихо, но ветер, дующий в верхних слоях атмосферы, разгоняет облака.
- Давай поедем на побережье, - попросила я. - Я ещё ни разу не гуляла по берегу Тихого океана.
- В Лиме нет океана. Если хочешь, я отвезу тебя в Кальяо. Это портовый город примерно в пятнадцати километрах отсюда. Там красивая набережная. Ты сможешь посмотреть на океанский прибой.
- Здорово, - обрадовалась я.
Вставая из-за стола, я пошатнулась.
- Э-ээ, да ты действительно пьяна, - усмехнулся Даунфолл, поддерживая меня под локоть.
Его прикосновение не было мне неприятно.
Набережная Кальяо тянулась на юг от старого порта, заполненного рыбачьими баркасами. На сером бетоне мола сушились сети, откуда-то из чёрных далей океана ритмично подмигивали рубиновые огни. Фрэнк объяснил, что это светит маяк на острове святого Лоренсо.
Вдоль берега раскинули пышные кроны столь обожаемые мною пальмы. Берег был каменистым, и в разноцветные плиты набережной глубоко врезались живописные остовы скал. Вздымая фонтаны белой кружевной пены, океанские волны с глухим шумом разбивались о бетон мола. В просветы между тучами выглядывала круглая мордочка луны.
Меня всё ещё пошатывало. Наверное, в этом было виновато не только вино. Сказалась и усталость после перелёта, и недосып, и смена часовых поясов.
Даунфолл поддерживал меня за талию, и мне было приятно чувствовать тепло его тела сквозь тонкую серебристую ткань платья. Оно странно и возбуждающе контрастировало с влажностью и прохладой ночного морского воздуха.
Вино в сочетании с переутомлением вызывали у меня волшебное обострение восприятия. Казалось, я чувствовала кожей ритмичное биение океанского прибоя. Оно было монотонным и ласкало, как руки опытного массажиста. Лунный свет окутывал меня прозрачной таинственной аурой. Ноздри подрагивали от ароматов растений и моря, и в этом пряном коктейле запахов я чётко выделяла уже почти выветрившийся тонкий букет дорогого одеколона и пряный запах гибкого натренированного тела американца. Он кружил мне голову и в то же время успокаивал.
- Ты не устала? Если хочешь, мы можем посидеть на скамейке, - предложил Фрэнк.
- Но они каменные, - возразила я. - Мне холодно сидеть на камне.
- Ничего. С этим мы как-нибудь справимся, - усмехнулся американец.
Я почувствовала, как его сильные руки поднимают меня в воздух. Он опустился на скамейку, и я оказалась у него на коленях, в уютном кольце его рук. Это было приятно, но начинало слегка меня беспокоить. Наши отношения как-то чересчур быстро переходили на излишне интимный уровень. Это меньше всего входило в мои планы.
Видимо уловив перемену моего настроения, Даунфолл внимательно посмотрел мне в глаза. Я тоже, быстро трезвея, уставилась на него. Его лицо неуловимо изменилось и стало таким же, каким оно было в самолёте - лицом охотника, привыкшего рассчитывать свои шаги и не допускать ненужных ошибок.
Я отражала его внутреннее состояние, как зеркало. У меня возникло специфическое ощущение, как перед рукопашной схваткой, когда одинаково подготовленные противники, не зная техники и тактики соперника, ещё не начав действовать, интуитивно оценивают друг друга, пытаясь угадать по почти незаметным движениям зрачков и подрагиваниям мышц, куда будет направлен первый удар.
Молчание слишком затягивалось. Я не хотела делать ход первой. Зрачки Фрэнка подрагивали, расширяясь. Губы слегка приоткрылись. За ними блеснула полоска ровных и крепких, ослепительно белых зубов. Я знала, что это означает, и продолжала ждать, сама не понимая, какого чёрта я начинаю вести себя, почти как Адела. С другой стороны меня терзало любопытство. По тому, как поведёт себя мужчина в подобной ситуации, можно очень многое сказать о его характере. На факты я полагалась больше, чем на интуицию. Интуиция могла подвести, факты - никогда.
- Ты думаешь о том же, о чём и я? - спросил Даунфолл.