В следующее мгновение она покатилась кубарем по земле. Потом внезапно вздыбившаяся волнами земля ударила ее по голове – раз и еще раз, Саша несколько раз еще перекувыркнулась и растянулась на успокоившейся почве.
Темнота наступала постепенно – сначала Саша пыталась с ней бороться, но глаза закрывались сами собой. От яростных приступов тошноты она не могла закричать – только замычала тихонько и замерла на земле.
А потом темнота наползла на нее, как наползает на землю черный дым, склонившийся от порывов ветра, и Саша перестала чувствовать тошноту, боль в расшибленном теле, горячую пыль под собой, собственное тело.
Кабина грузовика Игната со стороны водительского сиденья была смята, как будто ее сжал зубами голодный великан. Вниз – на осколки стекла – капала кровь, и непонятно было, откуда ее столько взялось в кабине.
Автофургон, развернувшись от удара, ворчал, пуская из выхлопной трубы комья черной гари. Передний бампер и часть кабины, соприкоснувшиеся с грузовиком в момент столкновения, помяты были немного.
Створки кузова автофургона, судя по всему, закрыты были весьма небрежно – сейчас они распахнулись. На дороге и на земле валялись скверно одетые люди. Лежали они в крайне неудобных позах – руки и ноги их были так перекручены, что казались резиновыми.
Впрочем, люди этого не замечали и ни на что, конечно, не жаловались – они давно были мертвы.
* * *
Паша сначала ходил вокруг своей машины. Потом снова открыл капот и долго смотрел туда, задумчиво поглаживая подбородок.
Захлопнув капот, он вздохнул и вернулся в машину – солнце здорово припекало. Паша опустил все стекла и, удобно устроившись на кресле, закрыл глаза.
Должно быть, он задремал, потому что не услышал, как подъехала машина и остановилась рядом с его "шестеркой" у обочины – черный "Мерседес" какого-то очень давнего года выпуска, с изъеденными ржавчиной бортами.
– Успели! – услышал Паша и проснулся.
– А я думал – опоздали, – проговорил тот же голос, – проваландались, мать их, столько времени – вполне могли опоздать.
Паша сладко потянулся и поднял голову. И вздрогнул от неожиданности на полузевке – у его машины стояли двое мужчин.
Паша оглянулся и увидел старинный черный "Мерседес", похожий на пиратский корабль.
– Проблемы, братан? – спросил один из мужчин, и Паша узнал голос, тот самый, который он слышал сквозь сон. – Сломался, что ли?
– Ага, – радостно вскинулся Паша, – я и сам не пойму, что у меня там случилось... Сейчас покажу. Вот, короче, с утра выезжаю из гостиницы, а там стоянка рядом и автосервис. Ну, я на техосмотр и отдал тачку. Выехал из города, она встала... Что случилось – не пойму...
Паша выбрался из машины, резво подскочил к капоту и, открыв его, продолжал говорить, перебирая в руках сочленения шлангов и трубочек:
– Все вроде в порядке – по отдельности. А ничего не работает. Молчит и все. Не заводится. Прямо мистика какая-то... – Паша посмеялся, но мужчины не разделили его веселья. – Я, конечно, и сам не большой специалист по этой части – по машинам, но все равно мне кажется, что это какая-то заводская поломка. Машина у меня новая. Не может же так быть – шла-шла – все было нормально... а то вдруг встала и ни в какую...
– Ты один, что ли, едешь? – прервал Пашу один из мужчин.
Паша осекся и поднял глаза на говорившего. Перед ним стоял, почесывая массивную челюсть, высокий мускулистый мужчина – что мускулистый, хорошо было видно: одет он был в тесные джинсы и джинсовую жилетку, совсем не прикрывающую отлично тренированного торса.
Через всю левую щеку мускулистого тянулась длинная багровая царапина со следами спекшейся крови – совсем еще свежая.
Паша судорожно сглотнул.
– Чего? – неприязненно проговорил мускулистый. – Чего уставился, падла?
– Борисы-ыч, – предостерегающе протянул второй мужчина – низенький толстяк в засаленной клетчатой рубашке, – не заводись.
От толстяка настойчиво тянуло запахами кухни, как будто он провел ночь в огромной нечищеной кастрюле.
– Не заводиться?! – зарычал тот, кого назвали Борисычем. – Да пошел ты, понял? Где она? – он схватил Пашу за грудки.
– К-кто она? – пролепетал Паша, чувствуя, какие крепкие руки у этого Борисыча.
Эта царапина на его щеке так и лезла в глаза Паше.
– А то ты не знаешь, сучара! Где девчонка, с которой ты в машине ехал?
– Я один ехал...
Борисыч перехватил ворот рубашки у самого горла Паши левой рукой. Правую руку Борисыча Паша выпустил из своего поля зрения – и немедленно получил сильнейший удар в подвздошье.
– Борисыч... – толстяк двумя лапами ухватился за рукав Борисыча и попытался оттащить его от Паши. Борисыч отмахнулся от своего осторожного приятеля, и тот отлетел на несколько шагов.
Борисыч еще несколько раз ударил ногой опустившегося на колени Пашу, а когда тот повалился на асфальт рядом со своей машиной, Борисыч присел напротив него на корточки.
– Мало я тебе, сука, ночью приложил?! – прошипел он. – За то, что ты мне всю рожу расцарапал... Так тебя сейчас вообще убью! Говори, падаль, где девчонка, которая с тобой ехала?
Паша открыл рот, но вместо слов из его глотки вырвался только удушливый кашель.
Борисыч угрожающе поднял костистый кулак, и Паша быстро заговорил, откашлявшись:
– Она... поехала в авторемонтную мастерскую... С попутной машиной... Все нутро мне отбил, гад...
– Когда уехала?
– Не помню... Ай, да не бей ты, я правда не помню – я задремал... Минут пятнадцать назад. Может... двадцать... Она... "Она сейчас должна вернуться", – готов был уже добавить Паша, но прикусил язык.
Однако Борисыч разбирался в ситуации не хуже него.
– Значит, она сейчас вернется. С ремонтниками, – пробормотал он себе под нос, – ну что ж... Имеет смысл подождать ее...
– А ты говорил, что мы опоздаем! – повернулся он к толстяку.
– Это ты говорил, что мы опоздаем... – раздался голос толстяка.
– Заткнись! Все равно – лучше было бы, если б мы ее сразу на месте перехватили. Бабки наверняка при ней...
– Да я ж не виноват! – взвился голос толстяка. – Меня менты задержали. Насчет Витька Циклопа расспрашивали. Которого гаишник застрелил вчера на дороге...
Паша уже мог дышать совсем почти свободно. Он отодвинулся немного от опасного Борисыча – и приподнялся на локтях.
– Что вы хотите от Саши? – спросил он.
Борисыч размышлял над чем-то. Он не сразу-то и расслышал Пашин вопрос.
– От кого?.. А, от этой шлюхи... Да ничего особенного. Бабки у нее есть. Много. Наши.
– Нет у нее денег, – заявил Паша.
– Как это?! – в один голос спросили Борисыч и толстяк.
– Так, – подтвердил Паша и, морщась от боли, передвинул свое тело, чтобы присесть поудобнее, – где бы она их держала? У нее ни сумки, ничего не было...
Борисыч и толстяк несколько минут ошарашенно молчали.
– Врет, – предположил толстяк и погладил клетчатое брюхо.
– Может быть, – отозвался Борисыч, – а может быть, и не врет. Вполне возможно, что она бабки куда-то заныкала. Спрятала...
– А вдруг она их и не снимала вовсе? – испуганно проговорил толстяк.
– Откуда я-то знаю! – раздраженно отлаял Борисыч. – Кто теперь скажет? Витька Циклоп знал, но... Но он теперь уже ничего никому не скажет... С-сука, сколько дерьма наделала...
– Убить мало, – поддакнул толстяк, – а все-таки, может, этот пидор врет?..
Паша, открыв рот, прослушал малопонятный ему разговор до конца. Потом он, опираясь на капот "шестерки", поднялся. И поднявшись, разогнулся с трудом – удары, полученные от Борисыча, здорово мешали ему двигаться.
"До кабины бы добраться, – подумал он, страдая от боли даже в мыслях, – там у меня под сиденьем... монтировка... Очень она мне может пригодиться..."
Борисыч только мельком глянул на оживающего Пашу и снова отвернулся.
– В любом случае она вернется сюда, – сказал Борисыч толстяку, – нужно дождаться ее и... поговорить. Все, сука, выложит... Да взяла она бабки, я уверен. Иначе Циклоп бы ее прямо там пришиб – у банка. Ты что – его нрава не знаешь, что ли?
– Точно, – повеселел толстяк, – а я и не подумал, дурак...
Вдруг его лоснящееся от жира лицо снова исказила гримаса беспокойства.
– А если она не вернется? Почует чего-нибудь... и свалит? – проговорил он. – Она же такая... Никогда не знаешь, что ей в голову придет. Одни только неприятности с ней...
Борисыч погрузился в размышления.
– Где здесь ближайшая автомастерская? – прогудел он, задумчиво поглаживая нижнюю челюсть. – Ага... На сто пятом километре... Больше, кажется, нет нигде... Если новой не построили. Да не построили – я бы знал. А до сто пятого километра – минут пятнадцать-двадцать туда, обратно столько же... Ее нет уже полчаса. Имеет смысл подождать еще полчасика. Только... Как бы нам половчее спрятаться, чтобы не спугнуть... Хм...
За то время, пока он молчал, Паша успел незаметно переместиться к закрытой дверце своего автомобиля.
– Вот что! – очнулся Борисыч. Паша тут же замер. – Ты поедешь... Отъедешь назад, – он ткнул пальцем в толстяка, – так, чтобы тебя не особенно было заметно отсюда. А сам чтобы видел, что здесь происходит. Понял?
– Понял! – с готовностью кивнул толстяк и без лишних разговоров направился к притаившемуся за "шестеркой" "Мерседесу".
"Отлично, – подумал Паша, – он отъедет, а я пока... Разберусь с этим козлом. Пока толстый поймет из своего укрытия, что происходит, я монтировкой этого Борисыча так отделаю, что он собственное имя забудет... Надо подождать, пока толстый отъедет..."
Взревел мотор "Мерседеса" – и старинный пиратский корабль тяжело развернулся и величаво покатил по дороге, слегка погромыхивая какими-то своими особенно изветшавшими частями.
Борисыч закурил, прилепив сигаретку с отвисшей нижней губе.
Потом повернулся к Паше.
– А ты, придурок, встань вот сюда, – приказал он, – вот у капота встань... А я сюда – в твою тень... Не понял? – угрожающе произнес Борисыч, когда Паша, вместо того чтобы выполнить приказание, остался на месте. – Ты чего, сявка, выдрючиваешься?
"Сейчас невыгодно драться с ним, – подумал Паша, – до монтировки я дотянуться на успею – следовательно, я безоружный. А Борисыч, как я уже понял, драться умеет. И толстяк придет ему на помощь – увидит..."
Паша вздохнул и отошел на указанное ему Борисычем место.
Борисыч встал в его тени, опершись спиной о борт "шестерки".
– Ну вот, – удовлетворенно проговорил он, – теперь издали меня видно не будет. Как, кстати, и моего товарища, – он, обернувшись, посмотрел на далеко отъехавший "Мерседес". Машина, стоящая на таком большом расстоянии, подозрений не вызовет – не видно же, кто там сидит...
"Дурак, – обругал себя Паша, – надо было раньше действовать – быстрее ухватил бы монтировку, и все... А как теперь быть?"
* * *
Ваня по прозвищу Фофан поднял голову и понял, что жив; секунду спустя он ощутил, что все еще пьян, что называется, мертвецки.
Он сел на пыльную землю и осмотрелся.
Прямо над ним возвышалась кабина его автофургона с покрытым непрозрачной сетью мельчайших трещин лобовым стеклом. На расстоянии метра от смятого рыла автофургона как-то по особенному криво стоял изрядно покалеченный грузовик. Переднее колесо грузовика было сплошь залито кровью, сочившийся сквозь щель под дверцей из кабины.
– Ни хрена себе, – пробормотал Ваня и попытался подняться.
Ничего у него не получилось. Жаркий воздух словно сгустился в плотный ватный ком, и, натолкнувшись на него, Ваня снова осел на землю.
Ваня помотал головой, но прояснить сознание ему не удалось. Опустив глаза вниз, он вдруг обнаружил, что, несмотря на жару, одет в драную телогрейку и ватные штаны. Валенок, которые прекрасно дополняли бы весь ансамбль, на Ване не оказалось – он свободно пошевелил пальцами на ногах.
После еще двух бесплодных попыток подняться он понял, что принять вертикальное положение ему ни в коем случае не удастся, Ваня поудобнее уселся на землю и попытался восстановить в своей памяти последние события сегодняшнего дня.
– Нажрался я с утра – это точно... – хрипло бормотал Ваня, – помню, что пил... А с кем и сколько – не помню ни в какую... Вот помню, что пили из глубоких тарелок – стаканов не было... А с кем же пил-то? Бля-я... Нет, надо завязывать. А то так, в натуре, и вообще можно с катушек съехать...
Он снова огляделся. Покореженные машины, кровь, осколки стекол – все это прошло мимо его сознания либо показалось частью чудовищного кавардака, творившегося у него в голове.
– Так... Нужно вспомнить, где я пил, – морщась от мыслительных усилий, напрягся снова Ваня, – тогда все пойдет быстрее... Так... Я на работу пошел с утра. Значит, там и напился. О! – вспомнил Ваня. – Точно – у Петровича день рождения был... С ним и пил. Так... Нам поручили жмуриков отвезти в крематорий. К обеду жмуриков оформили и нам велели ехать...
Ваня закрыл глаза, потом снова открыл, потом закрыл опять.
– Это что же? – прошептал он, оглядываясь. – Мы все-таки поехали?.. А... А... Авария. Мама моя, как это получилось?.. Кровь на колесе... Мама моя... А Петрович-то где?
Ваня попытался подняться на ноги. На этот раз у него получилось. Он утвердился на босых подгибающихся ногах, покачиваясь от страха и непроходящего пьяного гула в голове.
– Петрович! – тихонько позвал Ваня, – Петрови-ич, ты где-е?..
Из-за неподвижного автофургона показался невысокий худой мужик, сияющий ленинской лысиной и голыми коленками – из одежды на мужике были только грязные семейные трусы. На выступающих его ребрах расплывался совсем еще свежий кровоподтек, а на лбу запеклась кровавая ссадина.
– А... – сипло выговорил мужик, увидев Ваню, – Фофан... Живой. А ты чего так одет-то?
– Н-не помню, – ответил Ваня, – а ты – чего так одет, Петрович?
– Жарко, – объяснил Петрович, – как бухали, я так и поехал – в таком виде... Ух и нажрались. Хорошо еще, что по дороге нигде ментов нет. А то бы влипли по полной программе...
– Т-ты... Видел? – Ваня ткнул рукой по направлению разбитого грузовика с окровавленным колесом.
– Видел, – хмуро отозвался Петрович и, нетвердо ступая, подошел ближе к Ване.
– И что нам теперь делать? – проскулил Ваня. – Там... кровь... Убился кто-то. Посадят же...
– Не пыли, Фофан, – проговорил Петрович, – чего обосрался раньше времени... Кто тебя посадит?
– Ну... Милиция...
– А где она? Где ты ее тут видишь?
– Н-нет.
– Вот именно. Пустырь тут. Дорога-то заброшенная – по ней мало кто ездит. А с трассы нас не видно. Этот крендель на грузовике еще долго тут простоит, пока его найдут. Свалим отсюда, и все. А фургон наш одному моему знакомому отвезем, он его за неделю исправит – никто ничего и не узнает. – Петрович говорил так разумно и осмысленно, что и не сказать было по нему, что он пьяный, только по размашистым неуклюжим движениям можно было определить и по тусклым глазам. Да по запаху перегара.
– А... это... Может, "Скорую помощь" вызвать? – неуверенно предложил Ваня.
– На хрена?
– Там, в кабине... Может, он живой?
– Ты совсем, Фофан, охуел? – осведомился грубый Петрович. – Да тебе молиться надо, чтобы он помер. Тогда свидетелей не останется. Короче – хватит трепаться, пойдем, поможешь мне...
– А чего... делать-то?
– Жмурики из фургона высыпались, падлы, – сказал Петрович, – сильный удар был, должно быть. А створки сзади мы плохо закрыли... Давай, быстрее. А то вдруг кто здесь поедет...
– Ага, ага, – согласно закивал перепуганный Ваня, вытер вспотевшее лицо мокрыми трясущимися ладонями и потрусил вслед за Петровичем, который, договорив, тут же развернулся и пошел к задней стенке автофургона.
* * *
– Все! – сплюнул сквозь зубы Борисыч, в очередной раз посмотрев на часы. – Сорок минут уже прошло, а этой суки все еще нет...
– Значит, и не приедет, – резюмировал переминавшийся с ноги на ногу Паша – ему уже поднадоело стоять на одном месте.
– Заткнись! – бросил ему Борисыч и повернулся к видневшемуся вдали "Мерседесу". – Давай сюда! – заорал он и замахал руками, сигнализируя.
"Мерседес" медленно стронулся с места.
"Вот он – момент, – мелькнуло вдруг в голове у Паши, – пока не подъехал этот толстый, кинуться на Борисыча, хоть на несколько секунд вывести его из строя – добраться до монтировки... А тогда уж и толстый пусть подъезжает. И тачку им всю разукрашу..."
Паша вспомнил, как он перепугался – от неожиданности больше, – когда Борисыч схватил его за грудки, а потом сшиб его с ног.
"Все выложил про Сашу, – подумал он, кусая губы со стыда, – а мог бы просто сказать, что... Куда-нибудь отправить их – обмануть. А – испугался и ничего не соображал... Придурок..."
– Поедем к автосервису тому потихоньку, – не оборачиваясь, проговорил Борисыч. Он крепко стоял, расставив ноги и уперев кулаки в бока, – поищем эту тварь. Не могла же она сквозь землю провалиться. Найдем – никуда она от нас не денется. А когда найдем – прибью ее на хрен. Столько дерьма из-за нее...
Паша и сам не успел отметить тот момент, когда он бросился на Борисыча. Очнулся он тогда, когда ощутил себя на поверженном враге.
Паша быстро вскочил на ноги и, пока разъяренный Борисыч поднимался, несколько раз от души вмазал его ботинком по ребрам.
Борисыч задохнулся и перекатился на спину.
"Мерседес", неторопливо кативший по трассе, рванул почти на полную скорость. Секунд через десять он был бы у "шестерки".
Паша рывком открыл дверцу своего автомобиля и выхватил из-под сиденья монтировку.
Он едва успел обернуться – Борисыч вполне успел оправиться от ударов и уже поднимался с асфальта.
Подскочив к нему, Паша двинул его монтировкой в открытую грудь – как копьем. Борисыч отлетел на несколько шагов, тогда Паша решился и, изрядно размахнувшись, ударил монтировкой в полную силу.
По всей видимости, Паша целил в голову, но Борисыч успел пригнуться – удар пришелся ему в плечо. Борисыч взвыл от боли.
Переложив монтировку в левую руку, правой Паша от души засветил Борисычу в морду, разбив одним ударом ему нос и губы.
– Отвяжись от Саши!! – заорал Паша, размахивая перед носом Борисыча монтировкой. – Понял, что сказал?! Иначе я тебе все мозги вышибу!! Понял?
– Су-ука... – простонал Борисыч, – я до тебя... доберусь...
Паша, ощерясь, отпрыгнул от Борисыча – чтобы было место для размаха – и впечатал свою монтировку Борисычу в живот.
– Понял, я спрашиваю?! – взревел он, когда Борисыч перегнулся пополам и, надув щеки, рухнул на колени. – Понял, козел? Отвечай!!
Ответить Борисыч не мог при всем желании – монтировка вышибла из него весь воздух, находившийся в легких, а тот воздух, что в неисчерпаемых количествах находился снаружи тела Борисыча – никак не мог заглотить окровавленный рот. Борисыч только хрипел, стоя на коленях, низко опустив голову – касаясь лбом асфальта.
– Не хочешь отвечать?! – зловеще проговорил вовсю раздухарившийся Паша. – Так я тебе еще раз тогда...
– Эй! – окликнули его сзади.
Паша обернулся.