Я достала из сумочки красную книжечку сотрудника ФСБ и молча протянула ей. В своё время я приобрела её у расторопного юноши метро. С виду она похожа на настоящую, даже фотография есть с печатью. Но это - типа прикола. Профессионал сразу определит фальшивку. А на простых людей действует безотказно. Часто ли они видят настоящие документы? Я тогда себе накупила всяких удостоверений: и сотрудника налоговой инспекции, и работника санстанции, и прочих. В моей работе частного детектива иногда использую. Помогает.
Вера Евстигнеевна внимательно прочитала содержание удостоверения и как-то странно на меня посмотрела. Я даже загордилась. Ещё бы! Пусть себе думает, мол, с виду хрупкая, а - сотрудница таких серьёзных органов.
- И к кому же ты за этим приходила?
- К Петру Грибову.
- Давно пора! А что, заказал кто или вы там сами?
- Вот это я бы и хотела выяснить.
- Опоздала ты, милая. Убили его. Догулялся кобель ненасытный!
Какие-то смутные подозрения родились у меня в голове. Я взяла удостоверение из рук женщины и обомлела! О, Боже! Я всё перепутала! Книжечка, вроде, такая же, но там большими чёрными буквами было напечатано: "Опытный специалист по кастрации".
- Нет, нет, это не то! - я залилась краской и судорожно начала искать в сумочке нужный документ.
Но в ней, как и в голове, царил полный беспорядок. В сумке полно отделений, можно ведь всё аккуратно разложить. Руки не доходят. Вот! В этом наша главная ошибка. Доходить должны ноги, а руки делать. Наконец нашлась нужная книжица. И снова лицо у Веры Евстигнеевны вытянулось. Я на всякий случай ещё раз перепроверила надпись. Нет, теперь всё точно: сотрудник ФСБ.
- Так это… Евстолья… Анатольевна, - проговорила явно испуганная женщина, - я вчера Вашим… милиции… всё рассказала.
- Вера Евстигнеевна, не надо волноваться. Я расследую это дело в несколько ином ракурсе. И мы просто побеседуем с Вами мирно и без протокола. Согласны?
- Да я, собственно говоря, ничего и не знаю. Вчера, как назло, ушла с утра, а когда вернулась, тут уже всё случилось. И глазок тоже был залеплен жвачкой. А когда ты… Вы… сегодня снова замазали мне обзор, я подумала, что явилась его очередная лахудра и не хочет, чтобы ее видели. Еще хотела Вас подлечить, копеечку какую-то заработать.
- Давайте договоримся так, - предложила я, - сегодня мы не будем заниматься моими зубами, а Вы мне расскажите всё, что знаете. А чтобы компенсировать Ваше рабочее время, я внесу небольшой аванс на будущее.
Зелёная бумажка на столе быстро уговорила жаждущую работы стоматологшу принять моё предложение. И вот что я узнала.
Вера Евстигнеевна Дортман прожила в этой квартире всю свою жизнь. Сюда принесли ее счастливые родители, когда ей было всего несколько дней. Отсюда она пошла сначала в садик, затем в школу и институт, и, наконец, на работу. Здесь она жила с двумя своими старшими сёстрами, которые быстро повыходили замуж и разъехались кто куда за своей судьбой. Отсюда отправились в последний путь дорогие её сердцу отец с матерью. Сюда же она привела скромного, застенчивого студента филологического факультета Борю Дортмана, который, как только увидел масштабы и перспективы московской невесты, тут же лишился и скромности, и застенчивости; и влюбился сразу во всё это. Верочка, не очень избалованная мужским вниманием, не смогла устоять перед таким сладостным напором и уступила. И всё началось сначала: дети, садик, школа. Сейчас дочка с семьёй живут хоть и в Москве, но отдельно. Сын же избрал долю военного скитальца. А Боря, Борис Яковлевич, так и остался застенчивым, то есть жил всю жизнь, как за прочной стеной. И этой стеной, женой, нянькой, мамкой была его Верунька. Именно она тащила на себе весь груз семейно-бытовых проблем. А муж очень удачно приспособился быть большим болезненным ребёнком. Вот и сейчас он уехал в свою провинцию отдохнуть от городской суеты, поправить пошатнувшееся здоровье. А Вере Евстигнеевне приходится подрабатывать частным образом, чтобы помочь и себе, и внукам.
Многие соседи, живущие в многоэтажках, в лучшем случае знают друг друга в лицо и здороваются при встречах. На этом их взаимные познания, как правило, и заканчиваются. Но с Грибовыми Дортманы не только дружили, а даже чуть не породнились. Их Яшенька с Петром Грибовым ходили в один класс и проводили вместе большую часть времени. А Лизонька, младшая от них на три года, вначале просто игнорировалась и не допускалась в их компанию. Но с наступлением пубертата, то есть периода полового созревания, с Петюней начало твориться что-то невообразимое. Основным смыслом его существования стало общение с противоположным полом. Этот пубертант подстраивал ситуации, создавал обстоятельства, выдумывал эротические игрища, которые плавно, а то и резко переходили в сексуальные. Не минула сей участи и наивная Лизонька. Однажды их случайно застали в одной постели. На экстренном семейном совете обеих заинтересованных сторон было решено не делать из этого трагедии, а в будущем оформить всё официально. Но к счастью, это не вылилось в какие-то конкретные проблемы. А вскоре половой озорник и вовсе переметнулся на другие соблазнительные субъекты. Лизонька немного погрустила и тоже не осталась без внимания.
Сексуальная энергия бурлила в молодом Грибове крутым кипятком. Он бросался на всё, что только шевелилось. В тот вечер, когда он однажды проходил по парку, в кустах шевелилась Инночка Рисухина. Она присела под кустиком, видимо, с целью сорвать листочек для своего очередного гербария, так как была натурой художественной, открытой для красот окружающего мира. Но Петя, очевидно, открыл ей такие пласты непознанной природы и именно в ней самой, что радостно ошеломлённая девушка не захотела ограничиваться этой случайной встречей в парке. Их отношения продолжились и дальше, но только на этот раз, к сожалению, для дамского соблазнителя, имели соответствующие последствия. Узнав о беременности дочери, отец Инночки, известный художник Александр Иванович Рисухин, сразу взял в оборот метнувшегося было в сторону нашкодившего Донжуана; причём довольно-таки круто. И Грибов понял, что его сексуально беспорядочной жизни настал конец, а его самого насильно втискивают в узкие семейные рамки. Но деваться было некуда. К этому времени он уже окончил институт и работал психологом в одной брачной конторе. Родители его три года назад погибли в автокатастрофе, а сестрёнка Полина, младшая на десять лет, жила у бабушки. Так что молодая жена с сыном поселились в его квартире. Но примерного семьянина из него всё-таки не получилось. И, устав от его постоянных загулов, оскорблённая до глубины души, Инночка забрала сына и ушла в свой мир, полный надежд и радостных ожиданий. А Грибов, как узник, вырвавшийся на свободу, полностью отдался своей стихии. В его квартиру тёк нескончаемый поток желающих насладиться сладостной свободой. Причём, Петруня имел дело исключительно с незамужними особами, не желая, скорее всего, омрачать своё радостное состояние ненужными ему разборками. Но, наверное, всё-таки на кого-то нарвался. И вот, поплатился за это жизнью.
Его сестричка Полина поддерживала с ним родственные отношения, иногда приезжала к нему. Она тоже уже взрослая, работает кондитером в кафе "Сладкий вздох".
"Стоп! - подумала я. - Кондитер. Это уже зацепка".
- Так, значит, она занимается с тестом? - ляпнула я глупость.
- Что значит занимается? Да она ещё в детстве такие торты пекла, что мы с Нинкой, ее матерью, только диву давались, откуда у девчонки такие способности? В то кафе пол-Москвы ездит, чтобы попробовать её сладкие фантазии. Даром, что девчушке чуть больше двадцати, а это уже мастер. Полинка на международные конкурсы ездила. Она - мисс "Взбитые сливки-2000"!
- Скажите, а Петру она привозила что-нибудь с работы?
- А как же! Баловала его. Но он не очень-то был охоч до сладкого. Часто мне отдавал. Возьмите, говорит, тётя Вера, подсластите свою горькую жизнь. Это он шутил так. Только, просил, Полинке ничего не говорите, чтоб не обиделась. А что ж ты девок своих не угощаешь? - спрашивала его. - Им фигуру соблюдать надо, отвечает. А Вам - здоровье подкрепить. Да вот дня три назад тоже кекс принёс. Я про него совсем забыла.
- А у Вас ни кусочка не осталось? - робко выразила я надежду.
- Да говорю же Вам - забыла! Где-то в холодильнике весь и лежит. Сейчас угощу.
В такую удачу я и верить не смела! Полина, если погибшая девушка была именно ею, спрятала драгоценность в кекс и отвезла брату. Зная его нелюбовь к кондитерским изделиям, она, наверное, надеялась, что день-другой кекс полежит нетронутым, а потом она сумеет перепрятать камешек в более надёжное место.
Вера Евстигнеевна порылась в холодильнике и поставила на стол… чудо! Боже, это было настоящее произведение искусства. Неровная поверхность кекса служила ландшафтом удивительного уголка природы, раскрашенного в естественные цвета. А у куста калины с ярко красными ягодами стояли, обнявшись, парень с девушкой. И было во всём этом такое пронзительное чувство нежности, что аж сердце сладко млело в груди. Но самое ценное в нём, конечно же, находилось внутри.
- Вера Евстигнеевна! - воскликнула я. - Отдайте его мне!
- Ну, я не знаю, - замялась хозяйка.
- Продайте, - попросила я. - Детям хочу показать. - И ещё одна зелёная бумажка появилась на столе.
Стоматологша сразу смягчилась, видимо, к малюткам она питала слабость.
- Ну, если только ради детей. Забирайте.
Домой я ехала полная радужных надежд. Еще бы! Наконец-то я утру нос этому задаваке Константину. Теперь я уже у него спрошу: "Ну и как у Вас тесто, не прилипло к одному месту?"
В квартиру я влетела из последних сил. На пороге меня встретила орава радостных собак.
- Подождите, девочки и мальчики! - отмахнулась я. - Тётя Столя сама чуть не присела у подъезда!
И, побросав сумки, ринулась в туалет. Чай, сделавший внутри своё дело, срочно просился наружу. И сейчас эта всегда желанная комнатка была для меня не "уголком для размышлений", а "квадратом для облегчения души". Через минуту, счастливая, я вышла в коридор и… обомлела. О, ужас! Эта наглая свора уткнулась мордами в пакет с кексом!
- Что вы делаете?! А ну прочь! - заорала я и кинулась к ним.
Собаки отпрянули от пакета и посмотрели на меня. Лада то поднимала, то стыдливо опускала глаза, Жуля невинно таращила свои бульки, Стрейчел была в искреннем недоумении, а Тамик, тот вообще гордился собой.
- Ах, вы ж вредители! - Я схватила первую попавшуюся тряпку и начала их стегать. Поджав хвосты и взвизгнув, они испуганно ринулись врассыпную. Но это не спасло положения. Пакет был пуст, и лишь крошки напоминали о том, что кекс действительно существовал в прошлом. Сколько усилий, стараний, денег, наконец, ушло на его добывание. И вот, оказывается, что всё напрасно. И так мне стало обидно. Я опустилась на пол и разревелась. Очнулась я оттого, что кто-то языком лизал мои слёзы. Я открыла глаза. Это была Лада. Остальные с виноватым видом стояли поодаль.
- Ага, - сказала я, - пришли мириться? Ничего не получится! Кекс исчез, но не бесследно. И я знаю, куда ведут следы. И не успокоюсь, пока не получу обратно то, что мне нужно.
Конечно, я не имела в виду пожеванные и начавшие перевариваться куски былого кондитерского изделия, его действительно уже не вернуть. Но за камешек можно ещё будет побороться.
- Так, - сказала я притихшей своре. - Объявляется досадное положение. Гульки отменяются. Всем по рюмочке касторки и - на горшок!
Собаки жалобно завыли.
- Никакой пощады вредителям! - отрезала я.
Вой прекратился. А я уже обдумывала план дальнейших действий. Может, им промыть желудки? Влить по литру воды и - два пальца в пасть! Нет, самой не справиться. Касторка надёжнее. И надо соорудить приёмники для драгоценных какашек.
Первым, как всегда, явился домой Данилка. Я как раз процеживала в ванной первые порции кексо-касторовой смеси. Из прихожей донёсся его радостный хохот.
- Столик! Что это за парад подгузников? Зачем ты их так вырядила?
И снова закатился от смеха. А веселиться было отчего. На мопсих я надела памперсы, сделав внутри отверстия для сбора материала, Стрейчел достались штанишки с подшитым карманом, а Тамик шелестел целлофановым пакетом, натянутым поверх всякого тряпья. Собаки ходили понурые, но покорные своей судьбе. Я вышла к ним.
- Да понимаешь, Даня, положила свои серёжки на тумбочку рядом с пирожными, пока отлучилась на минутку, кто-то из них всё слопал, - изложила я свою легенду.
- А, может, они упали куда-нибудь?
- Да я уже всё обыскала, нету!
- Надо их на рентген свозить, - предложил умный мальчик.
- А какой смысл? Всё равно не достать. Надо ждать, пока сами не выйдут.
- Так из-за кого-то одного все страдают, - пожалел своих любимцев Данька.
- А нечего мои серёжки жрать!
- Вообще-то, да, - согласился со мной рассудительный мальчик.
Мне потом пришлось выслушать ещё немало советов и насмешек от остальных членов семьи. Они даже пытались помочь искать серёжки. Но, естественно, не нашли, потому что перед этим я их надёжно спрятала. Весь следующий день мне пришлось провести дома и, как старателю, тщательно перемывать пахучую массу в надежде обнаружить искомую "крупинку золота". Но всё впустую. Значит, в кексе "цезаря" не было. Вот так всегда. Всё я делаю через одно место, как ещё в самом начале точно подметила Надежда.
ГЛАВА 6
Но я не отчаялась. Сколько раз в своей жизни и новой работе я заходила в тупик. Как говаривал мой папулик: "Тупик для тупых, а для умных - это поворот на 180 градусов".
Итак, надо выяснить принципиальный вопрос: была ли погибшая девушка Полиной Грибовой? Может, она жива, а я напрасно ковыряюсь в собачьем дерьме. Но заманивать Сухожилина на его любимый мясной ужин - это и хлопотно, и непростительно долго. Надо попытаться выудить у него информацию как бы между прочим. Тут мне должна помочь женская хитрость. Я набрала его рабочий номер. На моё счастье Константин оказался на работе.
- Майор Сухожилин, - донёсся из трубки знакомый голос.
- Здравствуй, Костя. Это Столя.
- Добрый день, - нейтрально ответил Константин. Не будет же он при посторонних демонстрировать свою благосклонность ко мне.
- Костя, ты мой самый лучший друг, - начала я, но он меня прервал.
- И что тебе нужно?
- Я хочу тебе помочь.
- И чем же? - насторожился друг.
- Может, ты ещё не знаешь, что девушка, погибшая в метро, была сестрой Петра Грибова - Полиной.
- Знаю.
- Но ты знаешь не всё. Она работала кондитером!
- Знаю. Ну и что?
- А то, что тесто надо искать на работе!
- Уже ищем. А ты откуда это знаешь? - перехватил инициативу профессиональный сыщик.
- Случайно.
- Столя, мы же с тобой договорились, чтобы ты случайно или не случайно не лезла туда, куда тебе не положено!
- Хорошо, хорошо, - радостно согласилась я, потому что главное уже узнала: Поля и та девушка - одно и то же лицо!
Кафе "Сладкий вздох" находилось у чёрта на куличках, то есть на окраине Москвы, но его, как ни странно, многие знали. И я, наконец, добралась до него. Да! Такое изобилие изысканной кондитерской продукции, выставленной в витрине возле барной стойки, могло вполне реально вызвать у посетителей не только сладкий вздох, но и сладчайшую истерику. И в самом кафе было как-то по-домашнему уютно, комфортно. Откуда-то со стен лилась тихая, сладкая для души музыка и не удивительно, что в этот относительно ранний час здесь находилось достаточно много народа. Я подождала пока освободиться барменша и подошла к ней. Её молодое свежее лицо, обрамлённое чёрными блестящими волосами, и белозубая улыбка в окружении красных лепестков губ делали её такой сладко-привлекательной, что куда там было до неё всем этим изощрениям кондитерского искусства. Слева на её белоснежной кофточке красовался бейджик, на котором с завитушками было выведено имя: "Ирина".
- Здравствуйте, Ира, - сказала я.
- Здравствуйте, - ответила она, и столько радостного света хлюпнулось на меня, будто я была её закадычной подругой.
- Вы такая красивая! - не удержалась я.
- Спасибо, - немного смутилась она, но было очевидно, что девушка это и сама прекрасно знает.
- Надеюсь, Вы мне поможете, - скромно сказала я и положила перед ней на прилавок удостоверение сотрудника ФСБ. Как правило, это действует на законопослушных граждан магическим образом. Они сразу вываливают всю нужную мне информацию. Но красная книжечка легла лицевой стороной вниз, и Ира не могла сейчас видеть могущественные три буквы. Она взяла ксиву и развернула её. Наконец, я дождалась нужного мне эффекта. У девушки отвисла нижняя челюсть, а побледневшее лицо покрылось красными пятнами.
- Боюсь, что я не смогу Вам ничем помочь, - выдавила она из себя.
- Мне нужна Полина Грибова, - прямо заявила я. - Вы ведь знали её?
- Так она же мертва! - вытаращила глаза девушка.
- Именно поэтому я и пришла к вам.
Она молчала, лишь её глаза всё увеличивались в размере. Наконец, до меня дошло, и я выхватила из рук так напугавшую её книжицу. Я так и знала! Эти приколисты Данька с Тоськой подложили мне другое удостоверение! На развороте большими буквами было написано: "Покупаю или беру в аренду органы для сексуальных опытов".
- Нет, нет, это не то! - вскрикнула я, судорожно доставая из сумочки первую попавшуюся цветную картонку. "Санэпидемстанция". Это пойдёт.
- Врач по гигиене питания Ламанова Евстолья Анатольевна, - вслух прочитала перепуганная девица.
- Да! - подтвердила я свои полномочия.
- Вам лучше пройти к заведующей, - она махнула в сторону коридора, который открывался из зала.
Я поспешила туда, сопровождаемая подозрительным и ошарашенным взглядом сотрудницы кафе.
"Если она сейчас не вызовет бригаду из психушки, значит, я хорошо отделалась, - подумала я. - Ну, погодите, шутники, я вам устрою!"
Дверь руководителя данного заведения отличалась от остальных, имевшихся тут, благородной темно-коричневой кожей и большой табличкой с золотыми буквами: "Заведующая кафе "Сладкий вздох" Пуздряхина Светлана Ивановна".
Не знаю, сколько у нас, в России, бед, но то, что идиотские, так называемые неблагозвучные фамилии, одна из них, это уж точно! И избавиться от них не так-то просто. Может, сейчас эта проблема не стоит и выеденного яйца, но в советские времена для её решения надо было собрать кучу разных бумажек и всяческих разрешений. Однако и после этого положительный результат вовсе не гарантировался. Могло прозвучать безаппеляционное бюрократическое резюме: "Если каждый захочет менять фамилию, что тогда будет?".
Со мной на курсе училась Валя Гнида. Умная, талантливая, весёлая девушка. Но как только возникала ситуация, где необходимо было назвать свою фамилию, с ней происходила метаморфоза. Она вся сжималась, сморщивалась, превращаясь в несчастное забитое существо. А в школе? Вы же знаете, что дети - самый безжалостный народ. Из фамилии такую кликуху соорудят! А если сама фамилия уже похлеще всякой клички? Да что там говорить, если Пушкина в лицее дразнили Обезьяной. И мучаются дети, страдают. А родители пытаются их урезонить:
- Мы всю жизнь прожили и ничего, не умерли. Вот вырастешь, захочешь - поменяешь.
А есть отцы, которые рьяно стоят на защите своего родового клейма.
- И думать даже не смей! Наши деды носили эту фамилию и нам передали.