* * *
Хотя корпус санатория с уютным генеральским номером в нем уже был рядом, однако входить на его территорию Хейди не торопилась. Усевшись на один из валунов, у края речного обрыва, она забросила ногу на ногу и, обхватив руками колено, долго раскачивалась, словно в кресле-качалке.
"…И все же: как умело и напористо она тебя допрашивала! - вернулся генерал к недавнему разговору с женщиной, которую все еще не мог заставить себя называть невестой. - А что ты хочешь от нее? Вдова эсэсовца! - с нескрываемой неприязнью следил Власов за раскованным поведением германки. - У них это в крови. Впрочем, на фронте, - на том, советском, фронте, - твоих солдат уже успели назвать "власовцами", - неожиданно осадил сам себя. - И произносят в Красной Армии кличку "власовец" с тем же презрением, что и "эсэсовец"".
- Вы не правы, мой генерал генералов, - и в этот раз попыталась прочитать его мысли Хейди, но крайне неудачно. - Не надо торопиться.
- С чем? - раздраженно поинтересовался Власов.
- Я - медик, а не палач, Андре. Можете быть уверены, что если с этой женщиной, Марией Вороновой, что-либо произойдет или уже произошло, то моего участия в этом нет.
- О Марии Вороновой, о штабной поварихе и наших с ней блужданиях волховскими лесами уже все сказано, - постепенно проявлялся у генерал-полковника истинно командирский голос. - Зачем к этому возвращаться, на р-рысях?
- Дело вот в чем: я действительно разыскала эту женщину. Но после нашей короткой встречи с ней…
- Так вы с ней встречались?!
- Разве я не сказала об этом? Странно. Может, вы невнимательно слушали, потому что были слишком возбуждены? Впрочем, это уже не важно. Наша первая встреча длилась всего две-три минуты, в присутствии офицера СД. Мы даже ни о чем не успели поговорить, да, по-моему, Воронова даже не успела понять, кто я такая. На все мои вопросы она отвечала вопросом: "Кто вы такая? Кто вас ко мне прислал?" И поскольку я затруднялась с объяснениями, то она отказалась от беседы со мной.
- Наверное, она все же поняла, кто вы.
- Или кто-то из офицеров подсказал. Как бы там ни было, а сразу же после нашей встречи Марию куда-то перевели. По слухам, ее перебросили в Восточную Пруссию, то ли в лагерь, то ли в разведшколу. Очевидно, командование не хотело, чтобы вы встречались с ней, Андре.
- Боялось, что это осложнит наши с вами отношения.
- Вот об этом я не подумала.
- Подумали, Хейди, подумали. Однако не будем об этом. Итак, что происходило дальше?
- Я попросила своих надежных людей отыскать ее еще раз. Но сделать это очень деликатно. Могу сказать, что заниматься поисками будут друзья моего брата, которые предупреждены и понимают ситуацию.
- Зря вы все это затеяли, зря! - нервно прошелся Власов по самому краю осыпи. Это было настолько опасно, что в какое-то мгновение Хейди приподнялась от напряжения и проследила, как беспечно он марширует по краю гибели.
- До сих пор я ничего не делала зря, - парировала Хейди, - для этого я слишком прагматична.
- Зачем вам это понадобилось, в стремени, да на рыс-сях?
- Только для того, чтобы вы опять могли встретиться с ней, Андре.
- Я? Может быть, вы? Ведь это для вас важно допросить ее точно так же, как только что допрашивали меня.
- Я не настолько безумна, чтобы заставлять вашу окопную жену подтверждать то, в чем и так не сомневаюсь.
- Но зачем-то же она понадобилась вам! - все еще нервничал Власов, продолжая сновать по краю гибели.
- Нет уж, увольте, генерал генералов, я принципиально не пожелаю встретиться с этой вашей фрейлейн Форонофой. Как только ее обнаружат, я добьюсь того, чтобы доставили сюда, или в ту местность, в которой будете находиться вы. И дадут возможность провести с ней как минимум часа два. Если очень пожелаете, то и сутки. Но только если очень, - убийственно улыбнулась Хейди, - пожелаете.
- Я не просил вас организовывать эту встречу.
- Только потому, что не настолько глупы, чтобы приставать ко мне с подобными просьбами. К тому же, насколько мне известно, не склонны к самоубийству.
- Почему это вы решили, что не склонен? - пошарил по карманам в поисках зажигалки.
Хейди вновь иронично взглянула на Власова и отвернулась, нацелив взгляд куда-то в долину.
- Уже объясняла почему. Проанализировала все те возможности и ситуации, пребывая в которых всякий уважающий себя генерал вермахта неминуемо воспользовался бы личным оружием.
- Не так уж много их воспользовалось, - судя по тому, сколько оказалось в плену, - огрызнулся Власов, хотя и понимал, что это не достойно генерала.
- Я подчеркнула: "Уважающий себя", - спокойно уточнила СС-вдова. Ведь воспользовался же личным оружием мой муж, - продолжала хладнокровно мстить Андрею, - предпочтя позору плена благородную смерть.
- Ну, знаете… - поиграл желваками Власов. Последнее замечание СС-вдовы он воспринял так, как воспринял бы на его месте любой другой генерал любой армии мира - как пощечину посреди бала. - Я перешел на сторону Германии, чтобы сражаться за освобождение своей Родины. Пустить себе пулю в лоб я всегда успею.
- За освобождение? - уже откровенно издевалась над ним Хейди. - Как мило! Не забудьте сообщить об этом фюреру - если только он снизойдет до встречи с вами. Он будет счастлив узнать, ради чего, по вашему мнению, на Восточном фронте гибнут лучшие его дивизии.
"Ну и нажил же ты себе врага! - ужаснулся Власов, понимая, что конфликт зашел слишком далеко. - Уж с кем, с кем, а с этой женщиной, у ног которой - весь лечащийся генералитет СС, надо быть поосторожнее".
- Если моя встреча с фюрером состоится, я скажу ему то же самое, что сказал вам.
- И потом, я не уверена, что вы действительно перешли на сторону Германии. Впрочем, я увлеклась, - неожиданно прервала она монолог в самом устрашающем месте. - Вернемся к Марии Форонофой, - когда Хейди волновалась, русский звук "В" давался ей с особым трудом, - и к вам. Согласитесь, у вас богатый опыт общения с женщинами, - уже более мягко заметила Хейди, рассчитывая, что замечание относительно женщин ранит самолюбие генерала генералов не столь больно, как выпад относительно личного оружия. - У вас ведь было две жены. Одна из них имеет от вас двух сыновей и является моим коллегой - военным врачом.
- Разведка поработала основательно, в стремени, да на рыс-сях.
- Да вы же сами рассказали об этом! - возмущенно изумилась Хейди. - По-моему, на первом же допросе. Ну, может быть, на втором. Я всего лишь воспользовалась данными официального "досье генерала Власова", сведения из которого мне любезно предоставили, зная, что никакие ваши особые военные тайны меня не интригуют.
- У меня действительно было две жены. До сих пор меня удивляло, почему вы не спрашивали о моей оставшейся там, в России, жене. Думал, что вас это попросту не интересует.
- Зачем? Все равно вы ведь не сказали бы правды. А если и сказали бы, то не всю.
- Но, оказывается…
- Я и так все знала, - помогла ему выразить свое огорчение Хейди. - Как знаю и то, что эта фрейлейн Форонофа была не просто вашей третьей женой, а как это у вас там называлось: "походно-полевой генеральской баб-пфьонкой".
- Вот именно: "баб-пфьонкой", - грустно улыбнулся Власов, доставая портсигар.
Знал бы он, что Хейди тянет его в горы, на эту святую красоту, ради такого допроса, он, конечно же, попытался бы сбежать в Дабендорф еще вчера. Но кто бы мог предположить, что эта красавица окажется похлеще целого штата присматривающих за ним гестаповцев и СД-эсовцев.
- Вы и сейчас говорите не всю правду. С Форонофой вы были знакомы давно. Это подтвердили пленные солдаты вашей бывшей армии. И в плен решили сдаваться вместе с ней. Чтобы и спасти ее, и затем - уже здесь, в плену, как только это будет позволено, - жениться на ней.
- Чепуха все это, - морщась, покачал головой Власов. - Не собирался я на ней жениться. Ни здесь, ни там, вообще нигде и никогда.
- Что еще предстоит доказать, мой генерал генералов, - мстительно улыбнулась Хейди. - Вам будет предоставлена такая возможность.
Власов так и не закурил. Измяв и выбросив папиросу, генерал несколько раз прошелся мимо кострища, и Хейди казалось, что он вот-вот скажет ей что-то очень резкое и оставит ее здесь одну. Но вместо этого Андрей уселся на один из валунов, и, обхватив голову руками, впал в забытье.
- Наполеон перед Ватерлоо, - с ироничной жалостью к нему прокомментировала Хейди. Налетевший ветер ерошил ее волосы, превращая голову в воронье гнездо. - Он, видите ли, решается!
- Почему не после? Так будет точнее.
- Лучше скажите, что будем делать, - уже совершенно миролюбиво произнесла Хейди.
- Как "что делать"? Спускаться. Туда, вниз, к корпусу санатория.
- Что-то не похоже, чтобы вы рвались туда, - первой поднялась Хейди.
- Куда?
- На встречу с вашей Форонофой.
- Стоп-стоп. Не нравится мне весь этот разговор. Она что, уже здесь?
- Вполне возможно. Я специально увела вас из санатория и морочу вам голову, ожидая, когда ее доставят.
- Позвольте, но ведь несколько минут назад вы говорили, что ее еще только разыскивают.
- Проверяла вашу реакцию. Весь этот разговор в горах - одна сплошная проверка на реакцию. Неужели вы до сих пор не поняли этого? На нервы и реакцию.
В ту же минуту из долины, которая подходила к строениям санатория, донеслись звуки автомобильного мотора.
- Судя по всему, это везут вашу "баб-пфьонку Форонофу", - молвила Хейди, проследив, как легковая машина скрылась по ту сторону здания, где обычно останавливался весь тот транспорт, которым прибывали отдыхающие. Вышел ли кто-либо из нее, этого Хейди и Власов видеть не могли.
- Вот теперь нам уже действительно пора возвращаться в санаторий, - сказал Хейди, решительно направляясь к тропе, ведущей к главному корпусу. - Встретитесь со своей Форонофой, побудете с ней, посоветуетесь, а потом уже будем окончательно решать.
- Странная вы баб-пфьонка, - мрачно и почти оскорбленно ухмыльнулся Власов. - Какого дьявола вы заварили всю эту бурду, да еще после помолвки? Ведь можно было выяснить все это до нее, в стремени, да на рыс-сях.
- Какой смысл выяснять? Ведь до последнего дня у меня не было уверенности, что вы всерьез намерены жениться на мне. Вот теперь, когда вы официально объявили об этом, можно и столь же официально проверить искренность ваших намерений.
- А если я предпочту остаться со своей "баб-пфьонкой Форонофой"? - спросил Андрей, тоже поднимаясь. - Что тогда вы скажете своим Биленбергам, происходящим от грюнвальдских рыцарей?
С минуту Хейди молча ступала по тропинке впереди него. Казалось, она занята только тем, чтобы повнимательнее смотреть себе под ноги, и вообще, передвигалась с такой роковой нерешительностью, словно пребывала на заминированном поле.
- Тогда я, очевидно, буду чувствовать себя столь же неловко, как вы сейчас. С той только разницей, что судьей вашей неловкости являюсь я одна, а судьей моей - окажется добрая половина командного состава войск СС, всех, кто знал и знает меня, моего мужа, весь наш род.
Власов уважительно и в то же время виновато помолчал. Это он, для германцев - человек без рода-племени, мог не волноваться за свою репутацию несостоявшегося жениха. У Хейди все выглядело намного сложнее.
- Ладно, не волнуйтесь, ничего этого не произойдет. Только прошу вас, не сводите вы меня сейчас с этой "баб-пфьонкой". И вообще, оставьте ее в покое. Не ставьте под удар наше с вами будущее.
- А почему вы решили, мой генерал генералов, что я так быстро и так безвольно отступлюсь от вас? - оглянулась Хейди настолько резко, что Власов чуть было не столкнулся с ней. - Почему вы решили, что я отступлюсь, даже если бы ваш выбор падал не на меня? Недооцениваете вы моей хватки, генерал Власов.
7
- Прекрасная конурка, не правда ли? - первое, о чем спросила секс-баронесса Юлиша, едва Фройнштаг вошла вслед за ней в небольшую пятиугольную комнатку, один из углов которой занимал камин, по размерам своим и пышности лепнины напоминавший карликовый римский храм, с жертвенным костром посреди главного зала.
- Вполне приемлемо, - сдержанно подтвердила унтерштурмфюрер, обращая внимания на то, что в комнате просматриваются еще двое дверей. И ей это не понравилось. Но только это.
Что же касается общего убранства зала, то в своей жизни она знала лишь скромную городскую квартиру в предместье, самым большим украшением которой оставался старый, источенный жучком сервант; да еще казарму. Поэтому любая роскошь в какой-то степени угнетала ее.
Фройнштаг была солдатом и гордилась этим, не стремясь ни к какому иному способу жизни, кроме бивуачного. Она никогда не страдала от неустроенности лагерно-казарменного быта, как страдали другие эсэсовки.
Обшитые темно-синей тканью стены комнаты показались Фройнштаг слишком мрачноватыми. Кожаные кресла и диван - слишком массивными, а огонь в камине слишком слабым. Лилия основательно продрогла, и ей хотелось не аристократического уюта гостиной, а собачьего тепла конуры - коль уж баронесса решилась назвать это прибежище прекрасной конуркой.
Зато вино оказалось изумительным. Красное вино, налитое в красные бокалы, освещаемые пламенем камина… Стоит ли ворчать по поводу погоды и войны, видя на столе перед собой две бутылки такого вина и целую гору жареного мяса?
Фройнштаг никогда не отрицала, что война - дело сугубо мужское. Но коль уж она решила прожить свою жизнь по-солдатски, то и мыслить, воспринимать мир приучала себя тоже по-мужски - этот грубый мужской мир, со всеми его непритязательными телесными усладами.
- Насколько мне известно, вам очень хотелось видеть меня, баронесса фон Шемберг.
Юлиша с удивлением взглянула на гостью и тоже взялась за бокал. Она прекрасно помнила, что встреча состоялась по дипломатическому настоянию самой фрау Вольф. И не сомневалась, что движима была германка вовсе не женским любопытством и не желанием сблизиться с "полуофициальной" - как ее уже почти в открытую называли в некоторых будапештских кругах, - любовницей Салаши.
За интересом фрау Вольф четко прослеживался интерес разведотдела СД. У Юлиши были достаточно серьезные консультанты, сумевшие объяснить кое-какие нюансы до того, как фрау Вольф назвала дату встречи.
- Было бы странно, если бы я не воспользовалась возможностью увидеться с вами, - не стала разочаровывать ее баронесса.
Пышные, слегка вьющиеся волосы окаймляли лицо Юлиши и спадали на плечи, словно траурная накидка; толстоватые, как показалось Лилии, но тем не менее нежно очерченные губы, почти не смыкались, постоянно демонстрируя два ряда ровных серебристо-белых зубов. Ну а высокая грудь, туго налитая талия и беспардонно широкие бедра способны были опьянить сознание любого мужчины. Правда, не более чем на вечер, как хотелось надеяться Фройнштаг.
- Будем считать это деловой встречей двух леди?
- Считайте, что наносите мне визит вежливости, - подсказала Шемберг.
- Вечер двух знающих себе цену женщин, не отягощенный присутствием мужчин. И будем считать эти слова тостом.
Они сделали по несколько глотков и, не ставя бокалы на стол, умиленно посмотрели в глаза друг дружке.
В общем-то австро-венгерская аристократка представлялась Фройнштаг кукольно-некрасивой и напыщенно-глупой. Тем не менее, Лилия благодарила Бога, что у Скорцени хватило ума направить на переговоры ее, а не ринуться в это дипломатическое сражение самому. В его полном сердечном поражении на этом фронте Фройнштаг ни на минутку не сомневалась.
- Признаться, в Берлине у меня до сих пор так и не появилось сколько-нибудь влиятельных - при нынешнем режиме - покровителей или просто знакомых, - жеманно сощурилась баронесса.
- Очевидно, вы слишком преувеличиваете мое влияние в берлинских кругах, - заметила "фрау Вольф".
- Наоборот, побаиваюсь недооценивать их.
Как бы унтерштурмфюрер ни относилась к этой "комнатной кошечке", забывать о деле, ради которого прибыла сюда, не стоило. Вопрос заключался в том, как к нему подступиться.
- Конечно, я могла бы оказать вам кое-какую услугу, если бы речь шла, скажем, о постройке виллы. Ну, где-нибудь на Балатоне или на берегу Дуная. Мои связи в архитектурном мире…
- У нас и своих архитекторов хватает, - грубовато прервала ее Юлиша. - Даже после того, как одна часть их, в еврействе сущих, была загнана в концлагеря, а другая бежала за пределы Венгрии. Мы действительно решили строить, но не виллу, а Венгрию. И не сомневаюсь, что уж в этом-то вы способны помочь нам.
- И как же вы представляете себе помощь германских архитекторов при строительстве новой Венгрии? В чем она должна заключаться?
- А причем здесь архитекторы? - резковато поинтересовалась баронесса.
- К кому же вы тогда обращаетесь за помощью, если не ко мне, архитектору?
- Возможно, вы действительно имеете какое-то отношение к архитектуре, в чем я тоже очень сомневаюсь, но обращаемся-то мы не к вам, фрау Вольф, а к прибывшему вместе с вами начальнику отдела диверсий Главного управления имперской безопасности Германии, штурмбаннфюреру Отто Скорцени.
Фройнштаг залпом допила свое вино и, закусив бутербродом с говядиной, вновь уставилась на баронессу.
- Не спорю, произнеся здесь, всуе, имя Скорцени, вы значительно упростили ритуал нашего знакомства.
- Если штурмбаннфюреру Скорцени, вашему "венцу", нравятся маскарады с переодеванием и переименованием, - то это личное дело. Но, согласитесь, когда человек с такими шрамами и такой известностью, как у штурмбаннфюрера Скорцени, пытается выдавать себя за доктора архитектуры, это выглядит наивно.
Пламя камина разгоралось с той же медлительностью, с какой где-то в груди у Фройнштаг разгорался хмельной пожар. Вино, выпитое после второго тоста, показалось еще прелестнее, нежели после первого, а мясо с острой приправой - настолько вкусным, что Лилия готова была забыть о каких-либо разумных пределах своего солдатского обжорства.
- Вы сказали: "Мы обращаемся". Я должна воспринимать это так, что под "мы" подразумевается Ференц Салаши?
- "Мы" - это партия "Скрещенные стрелы", объединяющая, кроме всего прочего, почти всех австро-венгров этой страны, которые еще сохранили свое имперское самосознание. Австрийцев, австро-венгров и национал-социалистически настроенных угров.
- Но вы опять не упомянули Салаши, баронесса.
- Это в любом случае подразумевается.
- Мне бы все же хотелось, чтобы впредь, при выяснении наиболее важных деталей и позиций, имя Салаши не "подразумевалось", - пошла в яростное наступление "фрау Вольф", - а называлось. Если мне не изменяет память, именно господин Салаши возглавляет сейчас вашу партию?
- Несомненно, - пялилась на немку баронесса Елена фон Шемберг.
- Следовательно, он является вождем партии и мечтает стать вождем возрожденной Венгрии.
- В этом можете не сомневаться.
- Вот и давайте исходить из того, что есть Салаши-вождь и есть его партия. Говорить о партии и не говорить о вожде - у нас так не принято.
Фройнштаг не раз была свидетельницей того, как подобные "полудопросные" беседы ведет сам Скорцени. Сейчас она явно подражала первому диверсанту рейха и нисколечко не стеснялась этого: кто только не подражает ему теперь из куда более опытных и известных!
- Если я скажу, что встретилась с вами по просьбе вождя партии господина Салаши - этого будет достаточно?