Операция Цитадель - Богдан Сушинский 43 стр.


42

Положив трубку, Скорцени поднялся, прошелся по кабинету и вновь вернулся за стол.

Он никак не комментировал свой разговор с рейхсфюрером, но и так всем было ясно, что только что "доктор Вольф" получил разрешение действовать по своему усмотрению, привлекая к этому все имеющиеся в Будапеште германские силы. Поняв это, бригаденфюрер Везенмайер почувствовал себя слегка ущемленным уже хотя бы тем, что руководство операцией поручено не ему, генерал-майору войск СС, а этому тридцатишестилетнему штурмбаннфюреру-майору. Но понимал он и то, что сейчас не время ударяться в амбиции.

- Насколько я понял, рейхсфюрер торопит нас с выступлением? - спросил Везенмайер.

- Меня все торопят. Сам я тоже понимаю, что нельзя упускать время, но и преждевременное, неподготовленное выступление неуместно.

- И когда же вы намерены протрубить сигнал к штурму Цитадели?

- Выдвижение начнем завтра ночью, а на приступ пойдем послезавтра на рассвете.

Везенмайер и Хёттль многозначительно переглянулись.

- Благоразумно, - выразил их общее мнение бригаденфюрер. - Хотя мне показалось, что вы отложите наступление еще на сутки. То есть попытаетесь максимально использовать силы и методы повстанцев-нилашистов.

- Было бы слишком наивно предполагать, что Салаши сам поведет своих сторонников на штурм, - заметил Хёттль.

- Даже если бы он был в состоянии предпринять этот штурм, мои парни сделали бы все возможное, чтобы не допустить этого.

- Но почему? - удивился Хёттль. - Фюрер венгров облегчил бы нам задачу.

- Считаю, что власть в стране Салаши должен получить из наших рук, из рук фюрера.

- А ведь это действительно имеет принципиальное политическое значение, - согласился бригаденфюрер, после чего в кабинете вновь воцарилось многозначительное молчание…

- Общий сбор командиров намечен был на шестнадцать ноль-ноль завтрашнего дня, - вновь вернулся за свой стол Скорцени. - Но коль уж вы здесь, должен сообщить следующее: вам, штурмбаннфюрер Крунге, вверяется общее командование армейской группой "Бронированный кулак".

- Благодарю за честь, штурмбаннфюрер.

- Как уже было сказано, вы приведете эту группу послезавтра, к пяти утра, под стены крепости.

- К пяти утра? Впрочем, ночью наше передвижение будет менее заметным.

- Позаботьтесь о том, чтобы все офицеры, и даже унтер-офицеры, ознакомились с планом крепости, расположением в ней правительственных зданий и расположением охраны. Эти планы уже размножены, и завтра они будут доставлены в батальоны.

- Все будут ознакомлены, штурмбаннфюрер, - заверил его Крунге, никогда не отличавшийся многословием.

- К тому времени моя диверсионная группа в составе ста десяти человек уже будет сосредоточена в районе крепости. Все должно происходить спокойно и желательно без пальбы.

- Ну, без пальбы, допустим, не обойтись, - проворчал Хёттль.

- Вы невнимательны, Хеттль, я сказал: "желательно".

- Прошу прощения, но я стремлюсь быть реалистом и не преувеличивать свои силы и возможности.

Для Скорцени не было секретом, что Хёттль все еще ревниво относится и к его появлению в Будапеште, и к его решительным акциям. В конце концов, находясь в этой стране, опытный диверсант Хёттль имел не меньше полномочий, чем обер-диверсант рейха. И тоже в принципе мог бы добиться у фюрера благословения на штурм крепости. Но… не добился.

Конечно, храбрость, жесткость и решительность Скорцени не только шокировали, но и поражали воображение каждого, кто имел возможность наблюдать за его действиями. Однако тень его славы на Хёттля не падала. Ему отводилась роль статиста, в лучшем случае помощника режиссера всего этого трагидиверсионного спектакля. Хотя казалось бы…

"Возможно, ты и добился бы от фюрера такого благословения, - остановил себя Хёттль в самый решительный момент ревнивых грез. - Но скажи себе честно: разве ты сумел достичь того положения в рейхе, того уровня известности, когда фюрер вынужден вызывать тебя в "Вольфшанце" и говорить: "Вся надежда на вас, Хёттль. Возглавьте операцию. Езжайте в Рим, Вену, Будапешт, ибо навести там настоящий порядок способны только вы"? Разве он написал бы в выданном тебе письменном приказе "во исполнение личного, строго секретного приказа… идти навстречу его пожеланиям. Адольф Гитлер". А Скорцени он вызвал и наделил неограниченными полномочиями. Следовательно, он выделил его из среды всех прочих возможных кандидатов, всех прочих диверсантов. В этом-то и состоит разница между тобой и Скорцени. Так что в настоящее время тебе выгоднее быть "человеком Скорцени", нежели его неудачливым соперником. Пока что выгоднее. И смирись с этим".

- Вам, бригаденфюрер, надлежит позаботиться о Салаши, - пробился через его раздумья голос Скорцени. - Уже через час-другой после свержения Хорти он со своими людьми должен осваиваться в апартаментах регента и формировать новое правительство Венгрии.

""Надлежит", - заметил про себя Хёттль. - Получается, что штурмбаннфюрер приказывает бригаденфюреру, то есть майор - генерал-майору! Все прусские генералы должны перевернуться в своих гробах".

- Вряд ли это удастся. Еще неизвестно, где он находится.

- Удастся. Мои люди водят Салаши с самого утра. И будут охранять всю ночь. В семь утра вы получите точную информацию. В восемь он уже должен находиться под вашим попечительством. Побритый и протрезвевший.

- Разумеется, - смирился со своей ролью Везенмайер.

- И только от вас с Хёттлем будет зависеть, как поведут себя правительство Венгрии во главе с Ференцем Салаши и "лучники" из партии "Скрещенные стрелы" в ближайшие недели и месяцы. Только от вас. Мы со Штубером, Гольвегом и другими коммандос из моей группы сделаем свое дело и отбудем в рейх, а вам оставаться здесь, отстаивая интересы Германии и готовя Венгрию к нападению русских.

43

Миновав усиленную внешнюю охрану отеля "Берлин" и войдя в хорошо охраняемый вестибюль, Скорцени заметил про себя, что теперь отель охраняется, как королевская резиденция. Хотя на самом деле он успел превратиться в казарму германских офицеров, а также всевозможных германских чиновников.

Человек, направившийся к нему от стоявшего в углу журнального столика, сначала показался одним из таких чиновников. На самом же деле это был сотрудник службы безопасности германского посольства в Венгрии, прибывший к нему с документами, только что доставленными из Берлина, из Министерства иностранных дел Германии, по личному приказу министра фон Риббентропа.

- Простите, вы - штурмбаннфюрер СС Отто Скорцени? - с вежливостью банковского клерка поинтересовался он, а, получив утвердительный ответ, попросил предъявить удостоверение личности, предварительно предъявив свое собственное удостоверение, выданное на имя секретаря посольства Тиммермана. - Вы просили предоставить вам документы, которые бы изобличали попытки Хорти вести переговоры с правительствами наших противников о заключении сепаратного мира и выходе Венгрии из войны? Это соответствует действительности?

- Соответствует.

- Наши агенты сумели передать в Берлин фотокопии двух очень важных документов.

- Давайте их сюда.

- Мы поднимемся к вам в номер, и вы ознакомитесь с ними в моем присутствии. Если о появлении фотокопий этих документов станет известно в США и СССР, контрразведки этих стран смогут выйти на наших агентов, а это крайне нежелательно.

- Но какой смысл в документах, на которые невозможно ссылаться? Зачем они нужны в идеологической подготовке нашей операции?

- Ссылаться можно на содержащиеся в них факты, не ссылаясь при этом на источники информации, то есть на сами документы, - объяснил агент службы безопасности, удивляясь тому, что даже обер-диверсанту рейха приходится разжевывать такие простые истины.

Когда Скорцени и Тиммерман направились к широкой мраморной лестнице, вслед за ними потянулись еще два типа в гражданской одежде. Штурмбаннфюрер насторожился, однако секретарь посольства успокоил его:

- Моя охрана. Времена нынче, сами знаете, тревожные.

В номере Скорцени и секретарь посольства прежде всего осушили по бокалу вина, и только после этого принялись за изучение документов.

Первым секретарь вручил Скорцени письмо американского посла в Москве У. Гарримана, адресованное народному комиссару иностранных дел этой страны Молотову.

"Мое правительство, - писал посол Гарриман, - поручило мне уведомить Вас о том, что государственный департамент получил от своих представителей в столицах различных нейтральных стран сообщения, касающиеся обращений, имеющих своей целью начать переговоры об условиях капитуляции для Венгрии, и которые были предприняты венгерскими официальными лицами или другими венгерскими гражданами, якобы имеющими связь с Хорти и другими венгерскими руководителями, - с трудом постигал Скорцени витиеватый стиль американской дипломатии. - Государственный департамент поручил своим дипломатическим и консульским представителям заявить в связи с такими обращениями, что любое предложение о капитуляции Венгрии должно быть адресовано трем главным союзникам и что если венгерское правительство искренне желает заключить перемирие с союзниками, то оно должно назначить представителя или миссию с полномочиями для подписания такого перемирия.

Британское посольство в Вашингтоне уведомило государственный департамент о том, что британскому послу в Москве даны указания - в связи с аналогичным обращением, предпринятым в Берне к находящемуся там британскому представителю, - получить согласие Советского правительства с предложением о том, чтобы венгры были уведомлены о готовности трех союзных правительств представить условия капитуляции любому полномочному лицу, назначенному регентом Венгрии. И что совещания с этой целью должны иметь место в Италии.

Государственный департамент согласен с предложением британского министерства иностранных дел, чтобы венгры были уведомлены о том, что Советское, британское и американское правительства готовы представить условия капитуляции для Венгрии любому полномочному лицу, назначенному регентом. Хотя департамент не желает выдвигать какое-либо особое возражение в отношении Италии как места для переговоров о перемирии с венграми, он, однако, считает, что Анкара была бы более подходящим местом по географическим и другим причинам.

Предложения госдепартамента в отношении условий капитуляции для Венгрии были одобрены Объединенным штабом главнокомандующих и были направлены в Лондон 15 августа для рассмотрения Европейской консультативной комиссией. Госдепартамент выражает надежду, что советское и британское правительства разделят его мнение о том, что условия капитуляции для Венгрии должны быть срочно рассмотрены комиссией".

- Теперь вы понимаете, насколько активными являются действия регента Хорти, направленные на установление контактов с нашими врагами, - вкрадчиво заговорил секретарь посольства, позволив перед этим Скорцени прийти в себя от негодования. Хотя на самом деле обер-диверсант рейха оставался невозмутимым. - Уже даже имея в запасе только этот документ, вы можете поставить Хорти условие: или он уходит со своего поста, или же мы публикуем документ, но тогда уже предаем его народному трибуналу Венгрии под председательством Салаши.

- Согласен, уже самого этого письма было бы достаточно, что предъявить Хорти обвинение по всем возможным пунктам. Но у вас имеется еще один документ.

Как оказалось, это была "Памятная записка Народного комиссариата иностранных дел СССР посольству США в СССР", датированная уже 6 октября нынешнего года. Этот документ по настоящему заинтриговал обер-диверсанта рейха.

"На днях, - говорилось в нем, - была доставлена в Москву пропущенная через линию фронта венгерская миссия, заявившая, что она имеет полномочия венгерского регента Хорти для ведения переговоров о перемирии.

Эта миссия состоит из следующих лиц: инспектора венгерской королевской жандармерии, генерал-полковника Фараго Габора, главы миссии; чрезвычайного посланника и полномочного министра, доктора Сент-Ивани Домокош и графа Текели Геза, профессора Коложварского университета, сына бывшего венгерского премьера.

5 октября венгерскую миссию принял заместитель начальника Генерального штаба Красной Армии генерал Антонов, которому она вручила личное послание регента Хорти на имя маршала Сталина. Копия этого послания прилагается к настоящей памятной записке".

Далее шли условия перемирия, предложенные Хорти, а также те условия, которые были выдвинуты кремлевскими правителями. Однако Скорцени это уже мало интересовало.

- А вы уверены, что эти документы - не подделка, в стиле "Дела о предательстве Тухачевского", которое мы в свое время подбросили коммунистам? - сурово поинтересовался Скорцени, возвращая секретарю посольства и этот документ.

- Все изложенные здесь факты находят косвенные подтверждения в ряде других документов, а также в высказываниях дипломатов и политической элиты Москвы и Вашингтона, - заверил тот.

- Значит, послание регента Хорти маршалу Сталину все же существует?

- Это уже непреложный факт.

- В таком случае пусть только Хорти попытается уверять меня, что все разговоры о его предательстве союзнических обязательств - всего лишь слухи недоброжелателей! Я ведь могу и не довезти его до Берлина.

- Только не это! - нервно замахал руками Тиммерман. - Вы даже не представляете себе, сколько сведений мы получим после того, как душещипательные беседы с Хорти и его окружением начнут вести наши специалисты по Венгрии и международным вопросам.

- В мастерстве ваших специалистов по беседам Хорти разочароваться не посмеет, - заверил его обер-диверсант.

- Поэтому его следует самым бережным образом извлечь из Цитадели и столь же бережным образом доставить туда, куда прикажет фюрер. И Боже упаси, чтобы под руку ему случайно попался пистолет с "патроном чести"! Если же он станет ударяться в излишнюю патетику, свяжетесь с нами по известному вам телефону посольства, а ровно через полчаса мы предъявим ему эти вот, - потряс он коричневой, с тисненным на ней золотым орлом папкой, - документы.

- Но уже как обвинительный акт. И в этом случае в Германию он прибудет не просто в наручниках, а в средневековых кандалах.

- Вы всегда отличались определенной, порой излишней, жесткостью, штурмбаннфюрер, - смиренно склонив голову, признал "секретарь посольства от СД".

- Ладно, Тиммерман, - пообещал Скорцени, вальяжно раскинувшись в безмерно широком, приземистом кресле, - только ради вас я стану изымать регента Хорти из Цитадели, как младенца - из крещенской купели. И доставлю его фюреру, как будапештский сувенир, - перевязанным розовой ленточкой.

- Что еще раз подтверждает, - смиренно склонив голову, признал Тиммерман, - что христианская добродетель в вашей душе всегда преобладала.

44

Проснувшись ранним утром, Скорцени прежде всего поинтересовался у адъютанта, который разбудил его, какая сегодня дата на календаре.

- Шестнадцатое октября тысяча девятьсот сорок четвертого года! - с армейской безупречностью доложил Родль.

- Ну, с годом я бы как-нибудь и сам разобрался, - проворчал Скорцени, позволяя себе несколько глотков из стоявшей рядом с прикроватной тумбочкой бутылки вина. Обычно во время подготовок к операциям он старался не злоупотреблять спиртным, но вчерашний вечер они с Фройнштаг провели в объятиях друг друга, а Лилия в такие часы обходиться без пары бутылок хорошего вина не могла. - Значит, когда-нибудь историки Венгрии так и запишут в своих "дворцовых хрониках", что правление регента Хорти прервалось шестнадцатого октября. Хотя мы с вами, Родль, вряд ли запомним эту скромную дату.

- Я давно намекал, что пора бы завести своего собственного хрониста. Мир видел множество всевозможных королевских, рыцарских, монастырских и прочих "хроник", но впервые в истории цивилизации могла бы появиться "диверсионная хроника".

Исключительно для прояснения ума Скорцени сделал еще несколько глотков, однако ясно стало только то, что о вине следует забыть и как можно скорее появиться в штабе операции, в будапештском отделении гестапо.

Предчувствие первого диверсанта рейха не подвело. Едва он прибыл в свою штаб-квартиру, как из Берлина поступила шифровка, в которой говорилось, что Венгрия заключила сепаратный мир с Советским Союзом и что операцию по захвату Цитадели и отстранению Хорти от власти следует ускорить.

- Какой сепаратный мир?! - изумился Скорцени, вопросительно уставившись на офицера-связиста, словно бы предполагал, что ему известно нечто такое, о чем не сообщается в шифрограмме. - Кто из венгров и когда мог заключить его?!

- Подробности еще следует выяснить, - пожал плечами обер-лейтенант. - Если позволите, я запрошу отдел внешней разведки Главного управления имперской безопасности. От вашего имени, естественно.

- Я не просто позволяю, но и приказываю. Родль, срочно составьте текст радиограммы. Пусть свяжутся с нашими посольствами и представительствами, пусть потрясут агентуру не только в России и Венгрии, но и в США, ведь советы теперь делятся такой информацией со своими союзниками.

- Обязаны делиться, - решительно покачал головой Родль, заранее подозревая русских в нежелании выполнять свои союзнические обязательства.

- Причем нужно не просто подтверждение этого факта. Нужен текст договора или хотя бы его изложение. Чтобы я мог положить его на стол перед Хорти вместо приговора и вынудить его добровольно уйти в отставку.

Пока Родль занимался шифрограммой, Хёттль уже созывал в штаб Скорцени командиров всех батальонов, а также командиров двух танковых рот, которые должны участвовать в штурме Цитадели. Поручив ему эту организаторскую работу, обер-диверсант рейха вместе с Фёлькерсамом колдовал над планом крепости, отмечая опорные пункты обороны венгров и намечая рубежи, которые следовало добыть штурмом тому или иному германскому подразделению.

Когда все были в сборе, Скорцени попросил подойти к прикрепленной к стене схеме крепости.

- Итак, к штурму крепости мы приступаем завтра, в шесть утра. Первыми на позиции выходят полки 22-й дивизии СС, которые берут крепость в плотное оцепление, перекрывая доступ к ней и вступая в бой с любой венгерской частью, которая попытается прийти на помощь гарнизону Цитадели. Кроме того, подразделения этой же дивизии берут под свой контроль аэропорт, железнодорожную станцию, речной вокзал и несколько других объектов, список которых уже согласован с командованием части. У вас возникли какие-то вопросы? - обратился он к прибывшему на совещание заместителю начальника штаба дивизии штурмбаннфюреру Даковски.

- Батальоны дивизии будут действовать, исходя из утвержденного командованием плана, который с вами уже согласован, - отчеканил худощавый молодой эсэсовец с лицом и осанкой конторского служащего.

Скорцени уже знал, что Даковски принадлежал к той партии офицеров, которую надергали из обычных армейских частей, а точнее, из госпиталей, чтобы как-то пополнить элитную дивизию Ваффен-СС более или менее опытными офицерами. И что почти два года этот майор прослужил начальником штаба какого-то несуществующего ныне полка, сражавшегося на Восточном фронте.

Назад Дальше